Жизнь точки на карте

У худосочной Мэриен вытянулось лицо:

– Я не знала…

– Отпусти меня, болван! – шипела Хилари, пытаясь оцарапать пленившего её человека. Кольцо рук Джека сжалось ещё сильнее.

– Хилари, почему ты не вернулась в гостиницу?

– На расправу журналистам? Спасибо! – огрызнулась его «жена». – Кому, как не тебе, знать, что для меня это верная гибель? Пусти! – она пнула его в колено.

– О, Джек! – секретарша сразу же захлопотала над пострадавшим героем её грёз.

Глаза Хилари сузились и загорелись недобрыми огоньками:

– Оставьте моего мужа в покое, истеричка.

– Ревнивая эгоистка! – не осталась в долгу Мэриен.

– Миссис Строумер, Мэриен, прекратите.

Хилари развернулась к подавшему голос:

– Мистер Вильямс, прошу прощения – в самом деле, это выглядит нетактично: я невольно подслушала вашу беседу.

– Невольно? Да вы впились в эту щель, как в кусок мяса! – снова не выдержала секретарь.

– Мэриен! Разве вам не известно, что я требую от своих сотрудников безупречной вежливости? Вам придётся извиниться перед миссис Строумер.

Секретарша побледнела, потом залилась румянцем – Фрэнк Вильямс был неумолим. Хилари махнула рукой:

– Пустяки, Фрэнк. Не унижайте девочку, не надо. Разве она виновата, что родители не смогли научить её элементарному уважению к старшим? Вы закончили, Джордж? Мы можем идти, да?

– Конечно, Хилари, – выражение лица Строумера не предвещало ничего лучшего, чем объяснение в отеле. Его такие по-мужски соблазнительные губы были плотно сжаты, глаза опущены вниз, чтобы никто не смог заметить, какое раздражение вызвала у него очередная выходка Хилари Орти.

– Фрэнк… спасибо тебе. Я помню всё, что ты сказал об Элио… но ты слишком жесток. Вы с Хилари, – быстрый взгляд на жену, – были бы отличной парой друг другу. Мэриен, – он лучезарно улыбнулся затрепетавшей под его страстным взором секретарше, – ты славная девочка, спасибо тебе за заботу, – приподняв одним пальцем её подбородок вверх, он поцеловал Мэриен в самую середину губ. Хилари пробормотала что-то неразборчивое.

– Что случилось, дорогая? – приторно-вежливо осведомился Джек.

Хилари улыбнулась, взяла его босса за руку.

– Фрэнк, Джек и Мэриен подали нам отличный пример. Мы ведь друзья, не правда ли?

– Конечно, Хилари, – мистер Вильямс нежно привлек её к себе за талию – губы Строумера побелели – и неожиданно ласково коснулся губами щеки. – Всё остальное принадлежит вашему мужу, Хилари, не обделяйте его своей любовью.

Фрэнк поднял телефонную трубку, неразборчиво проговорил в неё несколько слов.

– Карл отвезёт вас в отель, детки. Погуляйте, займитесь приятными делами… На четыре часа назначена итоговая пресс-конференция, Джек, не забудь. Идите, у нас с Мэриен ещё есть дела.

Чёрный лимузин с пуленепробиваемыми стёклами и покрышками ждал их у въезда на трассу «Монте-Карло». Высокий и хорошо сложенный, светловолосый скандинав Карл, личный шофёр Вильямса, услужливо приоткрыл перед Хилари дверь, окинув женщину восхищённым взором. Глаза Строумера сразу же загорелись, он сел рядом с «женой» на заднее сидение и опустил перегородку между пассажирами и шофёром. Хилари попыталась взять его за руку:

– Сердишься, Крис? Прости. Не надо было оставлять меня одну, любимый… Я не имела в виду ничего плохого, когда подслушивала ваш с Фрэнком разговор об Элио д'Анжелисе… Ты слушаешь меня, Крис? А, какая разница! Мне не нравится отчитываться перед тобой. Если хочешь, я могу за десять минут собрать свои вещи и вернуться домой. Уж один-то человек меня там ждёт точно.

Во время всей её длинной тирады лицо Строумера сохраняло отчуждённое, далёкое выражение. Взглянув на него, Хилари прекратила свои бесплодные попытки.

Едва машина затормозила у «Отель де Пари», Джек, не дожидаясь помощи Карла, сам распахнул дверь, крепко сжав руку «жены», повлёк её за собой. При таком мелодраматическом их появлении Фелипе выскочил из-за стойки:

– Синьор, синьора, добрый день! Служба безопасности отеля принимает все возможные меры, чтобы поскорее избавиться от них.

– От кого, Фелипе? Что произошло?

– Журналисты, синьор. Они пронюхали о вашей amorissima… о, простите, о синьоре Строумер.

– Пора кончать с этой комедией, Джек! – Хилари сильно ударила его по руке, за что была вознаграждена хлёстким взглядом, по силе сравнимым разве что с застывшим бетоном, если получить им по голове.

– Синьора Строумер имеет в виду мою работу, Фелипе, – словно извиняясь, объяснил он.

– Конечно, синьор.

– Как мы можем попасть в наш номер, Фелипе? Журналисты сторожат и там?

– Если синьор и, – лёгкий поклон в сторону Хилари, – синьора не возражают, я предложил бы им подняться на грузовом лифте и войти через смежный номер – его двери располагаются за углом. Да, кстати, синьор, – Фелипе чуть помедлил, – я едва не забыл, на ваше имя пришёл пакет, довольно тяжёлый. Из Индианы.

– У тебя там живут друзья, Джек? – тут же встряла со своим любопытством «жена».

Ответ был короток:

– Да, в некотором роде.

В лифте, предназначенном для крупногабаритных грузов, было, тем не менее, тесно, и Хилари пришлось плотно прижаться к своему «мужу», обхватив его за талию обеими руками спереди. Женщина, весьма раскрепощённая в сексуальной жизни, она не теряла времени даром; и хотя сначала её «муж» веселился, отпуская замечания типа: «Грузовые лифты – участь звёзд, моя дорогая», к концу их совместной полутораминутной поездки наверх он только часто дышал, издавая низкие стонущие звуки:

– Хилари, что ты делаешь со мной…

– Но ты же искусный любовник, caro mio, – возбуждающе шептала она, нежно покусывая его ухо. – И я хочу заняться этим с тобой сейчас.

– Наши отношения как будто начались заново… Меня так тянет к тебе, Хилари… Ты могла бы выйти за меня замуж – по-настоящему?

У неё давно был готов ответ:

– Безусловно.

Строумер вздохнул:

– Но я не сумею быть комнатной собачкой.

– Я никогда не просила этого от мужчин. Только однажды меня одолело такое желание… оно кончилось очень скверно.

– Ты говоришь о безвременно почившем Линдоне Кене?

– На самом деле его звали Джеффри Йорк, и он оказался племянником моего злейшего врага на то время.

– Я думаю, это ты наказала его.

Хилари пожала плечами.

– Ещё не истёк срок давности – двадцать лет. Я не желаю говорить об этом.

– Тем более, что у нас есть о чём поговорить, не так ли, мисс Марианна-Хилари Орти-Хилари Строумер?

– Дорогой! Дорогой, – она осторожно потрясла за плечо спящего мужчину – во сне его жёсткие черты смягчились и сильные руки выглядели не способными причинить боль.

– Ну что ещё, мама? – заворчал он, просыпаясь.

Хилари рассмеялась, пощекотала щёку прядью своих волос, поцеловала в недовольно искривившиеся губы.

– Разве я похожа на твою мать, Крис, милый?

– О, Хил, – он загородился рукой от света и ответил на её поцелуй, – привет. Что случилось?

– Уже три часа. А в четыре начинается твоя пресс-конференция.

– Я не хочу.

– Ты готов заплатить штраф в пять тысяч долларов? Лучше потрать больше денег на меня.

– Я уже это сделал, – в дверь постучали.

– Uno momento! – отозвалась Хилари, накинула на себя халат, расшитый драконами в китайском стиле. – Входите.

Улыбающийся курьер внёс огромную корзину насыщенно-алых роз – не менее десяти дюжин; благоухал этот цветник умопомрачительно.

– Благодарю вас, – движением головы Строумер выслал курьера из номера.

Хилари восторженно перечитывала послание, вложенное в цветы: «Моей замечательной Хил, соединившей в себе стольких женщин. Мы похожи, не правда ли? Всё время играем чью-то роль. Человек со многими именами».

– Какая странная любовная записка, Крис. Цветы замечательные, спасибо. Значит ли это, что ты собираешься повернуться ко мне очередной своей стороной?

– Ну… может быть. Знаешь, я хочу попросить тебя провести со мной какое-то время.

– Всю жизнь? – с ответной улыбкой предположила Хилари.

Джек Строумер закатил глаза.

– Не мешай, я готовлюсь сделать тебе предложение. А для начала давай уедем вдвоём.

– Куда? – всем своим видом Хилари выражала готовность последовать за возлюбленным, даже если он предложит самое невероятное место на земле.

Строумер вздохнул.

– Поедем в Индиану?

– А что мы там забыли? – изумилась Хилари, выходя из роли библейской жены.

– Там мой дом. Настоящий, единственный дом. «Шелтер оф лав».

– «Приют любви»?

– Да, – Кристофер-Джек предпринял ещё одну попытку объяснить, – это мой дом. В том смысле, что это дом Ли Лоуренса Торнтона. Он находится близ городка под названием Ренселер. Ты поедешь со мной? Я очень хочу, чтобы ты познакомилась с моей матерью, леди Марджори. Она необыкновенный человек.

– Да ты и вправду настроен решительно! – в голосе Хил слышалось благоговение.

– Прекрати издеваться! – Строумер выпрыгнул из постели. – Иначе я тебя укушу. Кстати, Хилари… – он немного помедлил на пороге ванной. – Я хочу заранее ответить на вопрос, который ты ещё не придумала, как задать: Дайана умерла. Не хочу, чтобы у тебя создавалось впечатление, будто я – безнравственный двоеженец. Но траур по жене я носил слишком долго, надев его ещё при жизни Дайаны. Я не хочу больше быть один. Надеюсь, что ты найдёшь общий язык с моими девочками… И, кстати, любимая: я не умею изменять жене. Тебе тоже придётся отказаться от этой привычки.

– Обязательно учту твоё предупреждение, – фыркнула Хилари Орти, влезая в фирменные джинсы и розовый свитер. – Но… после свадьбы. А сейчас поторапливайся, иначе мы опоздаем на твою конференцию.

– Ты будешь со мной?

– Может быть, не всё время. На шесть часов у меня назначена встреча в ресторане. Буду рада, если ты сумеешь присоединиться к нам. Скажем, в половине седьмого.

Глава 40

– Я жду ответа, мсье, – напомнила она своему собеседнику, отвернувшись к стене, чтобы он не заметил, как дрожат от горькой обиды её губы.

– Изумительная еда в этом ресторане, не правда ли? – Жан-Марк Альйо благодушно оглядел заполненные столики и негромко рыгнул. – Прошу прощения… Дорогая моя мадемуазель Хилари Орти, – начал он снисходительным тоном, словно давая понять, что она ему совсем не дорога, – моя дорогая мадемуазель Хилари, я никогда не отказывался сотрудничать с «Орти Энтерпрайсиз инкорпорейтед», а ваш отец всегда пользовался моим заслуженным уважением. Но…

– Вы не желаете продлять контракт на поставку электроники только потому, что управление корпорацией перешло в женские руки? – словно не веря услышанному, переспросила мисс Орти. – Уж не противник ли вы эмансипации, господин Альйо?

Жан-Марк Альйо почувствовал себя неуютно.

– Я никогда не доверял женскому уму, – защищаясь, пробормотал он.

Улыбка Хилари приобрела чуть ироничный оттенок.

– Ум уму рознь, господин Альйо. Мой отец всегда утверждал, что моё мышление построено по маккиавеллиевскому типу.

– Неужели, очаровательная мадемуазель Хилари, вы из тех женщин, которые всю свою жизнь посвятили бизнесу и карьере? Ни за что не поверю, при вашей-то красоте.

– Благодарю, господин Альйо, если это комплимент. Но я умею сочетать приятное с полезным. Кстати, если вы не возражаете, мой будущий муж присоединится к нам чуть позже. Его зовут Джек… Ах, вот и заказ, мсье Альйо. Поговорим о приятном. Как вам понравились автогонки?

Полное лицо Жан-Марка засияло от удовольствия – разговор коснулся его любимой темы.

– О, вы тоже были там, мадемуазель Хилари? Изумительно, просто изумительно. Словами этого состояния не передашь, надо чувствовать самому, как играет в крови адреналин! По мере сил я стараюсь ездить на все этапы сезона – сюда я прилетел прямо из Барселоны, с Гран-при Испании. Честно говоря, я очень боялся, что после этой трагедии Джек Строумер вообще бросит гонки, но вчера на пресс-конференции – ах, если бы вы знали, дорогая, с каким трудом я туда попал! – так вот, вчера он сказал журналистам, что закончит этот сезон. Но он потрясён, несомненно.

– Гибелью Элио д'Анжелиса?

– Вы знаете, дорогая?

– Конечно. Элио был его другом.

– Да, но Жак говорил с Фрэнком Вильямсом…

– Жак?

– Жак Балестр, президент международной федерации автоспорта. Мы с ним учились вместе, встречаемся и сейчас. Хороший парень. Фрэнк утверждает, что Найджел Мэнселл заменит Строумера без особых потерь. Но нет, я не верю! Без Джека Строумера «Формула-1» уже никогда не будет прежней.

– Так говорили, когда уходил Джеки Стюарт и Грэхем Хилл, – пожала плечами Хилари. – Сейчас уходит Никки Лауда, и ребята из «Рено» рвут на себе волосы. Но и он, и Джек скоро станут лишь воспоминанием. Я не хочу, чтобы Джек разделил судьбу д'Анжелиса5*.

– Вы разбираетесь в автогонках, дорогая моя, – Альйо смотрел на неё с одобрением, – это хорошо. Но я заболтался, – спохватился он.

– Нет, нет! Мне интересно, мне, правда, интересно, господин…

– Зовите меня Жан-Марк.

– Жан-Марк, – она заинтересованно опёрлась кулачками о подбородок, – пожалуйста, расскажите ещё о гонках. Куда вы поедете потом?

– О, теперь новый сезон начнётся только весной. Первый этап пройдет в Бельгии. Автодром в Спа. Я был там в прошлом году. 150 километров от Льежа, изумительный вид, прекрасная трасса. Строумеру в этом году там сопутствовала удача, как и на всех этапах. Жаль, что в Сан-Марино он получил только шесть очков.

– Это второе место, Жан-Марк.

– Джек Строумер всегда должен быть первым… О боже! – случайно, привлечённый шумом и фотовспышками, Альйо бросил взгляд в сторону входа – арки готического типа, обвитой живым плющом. – Эти звёзды, – заворчал он, – никакого уединения.

– Думаю, Джеку Строумеру это можно простить, – спокойно заметила Хилари, скучающе глядя на прорвавшуюся внутрь ресторана орду репортёров. Чемпион мира, одетый в светло-серые брюки и фисташкового цвета свитер, из-под которого выглядывал воротничок безупречно отглаженной белой рубашки, был на голову выше любого из них. Ослепительная улыбка, с которой он отбивался от назойливых вопросов, была неотразимой, гладкая смуглая кожа сияла после бритья, синие глаза бросали на женщин по сторонам из-под ресниц коварные взгляды. Он получал в ответ улыбки, от которых закипела бы кровь любого мужчины, улыбки, полные обещания страсти в течение долгих, долгих ночей… Жан-Марк Альйо глазел на него – кумира, приоткрыв рот.

– Что он здесь делает?

– Что делают люди в ресторане, Жан-Марк?

– Нет, вы не понимаете, Хилари. За всю свою карьеру он не менее двадцати раз заявлял, что не выносит «мест для звёзд» и предпочитает уединённость. Его ни разу не встречали в подобном заведении. Почему же он изменил своим привычкам?

– Проголодался, – с сарказмом Хилари наблюдала за мсье Альйо, с упоением подростка созерцающим своего кумира. – Просто я попросила его.

– Вы… что сделали, Хилари?

– Разве я не упоминала о том, что через полчаса прибудет мой будущий муж? – протянув вперёд руку, она осторожно закрыла его рот. Жан-Марк Альйо негромко щёлкнул челюстями и через силу пробормотал:

– Вы не говорили, что Джек Строумер – ваш муж.

– Будущий. Мы пока не зарегистрировали наш брак, – усмехнувшись смятению бизнесмена, она весело подбодрила его. – Спокойнее, Жан-Марк, Джек такой же человек из плоти и крови, как вы и я. Привет дорогой, – она поднялась навстречу человеку, ставшему в Монако едва ли не более знаменитым и узнаваемым, чем сам князь Ренье, и подставила ему щёку для поцелуя. С очаровательной улыбкой, от которой у него появлялись ямочки на щеках и выразительные глаза начинали лучиться особым тёплым синим светом, он проигнорировал её молчаливый намёк и, невзирая на присутствие примолкшей прессы, захватил губы Хилари в сладкий плен. «Ещё до вечера я стану тайной номер один, спасибо Крису», – мелькнуло в её голове, пока она отдавалась нежному поцелую. Вспышки камер фоторепортёров, теснимых охраной ресторана к выходу, засверкали вновь. «Если Майкл увидит…» – пробежала огненной искрой новая мысль. Джек отпустил её и потёрся щекой о её щёку.

– Мм, от тебя вкусно пахнет, любимая.

– Сегодня я надушилась «Опиумом».

– Сладкий яд… Добрый день, я Джек Строумер, – он непринуждённо протянул собеседнику Хилари узкую сильную ладонь. Потея от волнения, тот пожал его руку.

– Жан-Марк Альйо всегда к вашим услугам, мсье Строумер, – по-английски Альйо говорил медленно, с сильным акцентом.

Джек отодвинул для Хилари стул.

– Мне кажется, разговор шёл на французском до моего появления, дорогая? Продолжайте, языковой барьер – нe проблема.

– Где же ты изучил этот язык, Джеки, милый? Судя по твоему досье…

– Ш-ш, любовь моя, – он мягко коснулся пальцем её губ, – в досье почти всё было правдой.

– Почти?

– Какое-то время я жил в Новом Орлеане и, чтобы не выделяться своим плохим акцентом, предпочёл заговорить на их языке.

Жан-Марк прислушивался к их беседе, откровенно ликуя при мысли о новостях, которые он преподнесёт госпоже Альйо несколько дней спустя.

– Мне очень неудобно просить вас об этом в самом начале, мсье Строумер, но… и госпожа Альйо, моя супруга, и четверо наших детей являются преданнейшими поклонниками вашего таланта. Моя дочь, Мари-Луиза, работает спортивным комментатором «Антенн-2», а мой младший сын Шарль собирает все вырезки из газет и журналов о вас. Когда нет возможности поехать на очередное гран-при, гонку мы смотрим по телевизору всей семьёй. Не могли бы вы, мсье Строумер…

– Вы говорите об автографе, мсье Альйо?

– Д-да, – от волнения Жан-Марк начал заикаться.

– Разумеется, я надпишу вам плакат, если вы окажете нам с Хилари честь, – он обвил рукой плечи своей невесты, привлёк её к себе, – и посетите нас завтра вечером в «Отель де Пари». В семь часов, время подходит вам?

– Раз… разумеется, мсье Строумер.

– Зовите меня просто Джек.

– Если вы в свою очередь согласитесь именовать меня Жан-Марком.

– Почему бы и нет, Жан-Марк? Что касается вашего сына… Сколько Шарю лет?

– Одиннадцать, – с вполне понятной отеческой гордостью отозвался Альйо, – и уже три года он занимается картингом. Мой дом находится недалеко от трассы Маникур.

– Вот как… Конечно, имей я какое-то влияние на мальчика, я посоветовал бы ему не связывать своих жизненных планов с такой возможностью прославиться в мире спорта. Пилот «Формулы-1» – самая неблагодарная из всех существующих на свете профессий. Сегодня ты на вершине, а завтра, стоит тебе проиграть пару этапов, ты уже осуждён без права на пересмотр дела. Автогонки – это большая и грязная игра.

– То же говорит и Мари-Луиза.

– Она, безусловно, права. Если ваш сын сумеет перенести все несправедливости, помыкания, обиды, найдёт стартовый капитал, чтобы оплатить место пилота, переживёт все аварии и травмы без последствий для себя, тогда – при большой удаче – он сможет стать кем-то в «королевском классе»… В ста метрах на «Ле-Кастелле» от того места, где погиб мой хороший друг, – Хилари участливо погладила его по руке, но занятый своими воспоминаниями Джек едва ли заметил это, – моя машина врезалась в ограждение, и меня выбросило из неё. Отделался сотрясением мозга и переломом обеих ног. Мы встретились с Хилари спустя четыре месяца после этого, я был уже в норме. Несколько лет назад я горел на Хунгароринге и в Имоле, на повороте под названием «Тамбурелла».

– Да, я помню, – зачарованный рассказом знаменитого гонщика, Жан-Марк Альйо боялся вздохнуть, – статью. Она называлась «Живой факел в Имоле». Вы горели 50 секунд.

– Слава Богу, что я этого не видела. Милый мой, милый, ты никогда не говорил, откуда у тебя эти шрамы…

– Пришлось пойти на частичную пересадку кожи. К счастью, я этого тоже не видел – сразу после удара я потерял сознание. Многие гонщики были жертвами коварной «Тамбуреллы», однако я по молодости был убеждён, что неуязвим. Я был глуп и фаталистичен, хотя опыта уже хватало… Я не сумел познакомить тебя с Айртоном, дорогая, Айртоном Сенной из Бразилии. Это замечательный человек, гордость «Формулы». Его любят все. Человек дождя – в дождь он становится королём трассы… Говорят, гадалка предсказала ему когда-то, что однажды он так и уйдёт в дождь.

– Он лучше Герхарда?

– Они с Бергером разные люди, – Джек приподнял плечи, обтянутые свитером, на дюйм. – Но их роднит одно – они оба сумасшедшие. «Формула» для них – центр Вселенной. А я ухожу после этого сезона, потому что садиться за руль по принуждению нельзя.

– В восемьдесят четвёртом вы столкнулись с д'Анжелисом на трассе в Сильверстоуне, – осторожно напомнил Жан-Марк, не в силах сдержать своего любопытства. – Вы прекратили гонку, а Элио поехал дальше и занял четвёртое место в Гран-при Великобритании.

– Верно, – задумчиво кивнул Джек. – Я тогда ездил на «Эрроусе», а Элио – на «Лотус Рено». Но ничего серьёзного не случилось, я отделался царапинами. А после гонки Элио пришёл в боксы «Эрроуса» узнать, как у меня дела. Наша дружба продлилась всего два года, и это было лучшее время в моей жизни… Расскажите своему сыну обо всём, что я говорил вам, Жан-Марк, и пусть он ещё дважды подумает, прежде чем подаваться к нам. А если решил окончательно – что ж, милости просим, Шарль Альйо! Я подпишу ему отдельную фотографию, если вы не против, Жан-Марк…

Спустя два часа Хилари решительно оперлась о плечо своего спутника:

– Мы изумительно провели с вами время, Жан-Марк, благодарю вас. Приходите к нам завтра в семь, я лично предупрежу портье – иначе не пропустят, нас охраняют от репортёров. Это позволяет хоть иногда нам с Джеком побыть вдвоём, – сдержанно и одновременно страстно она прильнула грудью к руке возлюбленного. – Хотя вы и не подписали со мной контракта, Жан-Марк, я не в обиде на вас. Поездка в Монако стала великолепным предлогом для проведения потрясающего медового месяца с Джеком. Спасибо вам.

– Не спешите, Хилари, дорогая моя, – господин Альйо покровительственно похлопал её по руке. – На этих документах не хватает только вашей подписи.

Хилари выпорхнула из ресторана в полном восторге:

– Ты помог мне получить двадцатимиллиардный контракт. Я люблю тебя! – ликовала она. Потом вдруг остановилась, прильнула к нему, обхватив обеими руками за шею, и нежно поцеловала в нос. – Я люблю тебя безо всяких контрактов, дьявол.

Глава 41

Последний раз оглядывая себя в зеркале, Крис откровенно наслаждался раздражением женщины.

– Ты точно не хочешь поехать со мной, Хилари?

– Пошёл к чёрту, – любовница даже не подняла взгляда от страницы финансового журнала, который читала, лёжа поперёк широкой кровати.

Такой реакции Крису было недостаточно, когда он хотел – да и время позволяло – позабавиться.

– Ты уверена? – подойдя к кровати, чемпион уселся рядом, по-хозяйски положил руку на спину женщине. – Не будешь жалеть?

Хилари Орти раздражённо закрыла глаза, словно прося всех известных богов послать ей терпения.

– Уверена. Будь доволен, что я без скандала отпускаю тебя, где все эти ненасытные бабы будут тебя ощупывать и хватать, как им вздумается. А насчёт жалости… Жалеть буду не я.

– А кто? – ответ был Крису известен. Ему просто нравилась эта пикировка.

– Угадай, любимый! – сладко пропела Хилари. – Итак, загадка Сфинкса: кто же будет жалеть, если позволит себе вернуться со следами чужой помады, запахом чужих духов или, скажем, таким вот милым синячком на шее, – женщина отогнула высокий ворот свитера, – какой ты оставил мне на память вчера.

Крис ухмыльнулся – он был удовлетворён.

– Мне нравится, что ты считаешь меня своей собственностью. Только не обижайся, если так же буду поступать и я.

– Договорились, – Хилари глянула на него с внезапным интересом и промурлыкала, обхватывая руками бёдра любовника. – А знаешь, милый, у меня возникло встречное предложение. Давай забудем о том, что тебе надо ехать в этот магазин. Подумаешь, занятие – подписывать майки и бейсболки…

Крис смотрел на неё сверху вниз с широкой улыбкой:

– А мне кажется, тебя больше всего раздражает то, что вокруг меня будет уйма хорошеньких девчонок и… – он поднял руки, защищаясь от яростных ударов подушкой.

– Ты жалкий слизняк! – рычала Хилари Орти, пытаясь перехватить импровизированное оружие поудобнее.

Крис с хохотом захлопнул за собой дверь. Хилари сразу растеряла боевой задор, она легла на спину и, глядя в потолок, мечтательно улыбалась. Стук в дверь заставил её подпрыгнуть, женщина радостно засмеялась:

– A, герой, не смог уйти!

Подбежав к двери, она распахнула её настежь.

– Ты не пожалеешь, что вернулся!

– Я и сейчас не жалею, – опираясь о стену, темноволосый мужчина смотрел на обитательницу номера, и ленивая улыбка блуждала по его губам.

Хилари Орти пронзительно вскрикнула. Но это был единственный короткий звук, который ей удалось издать до того, как сильный толчок в грудь вернул её в номер. Дверь мягко закрылась без лишнего шума.