Смерть – только начало

– Наверное, нравится. Но он должен нравиться и тебе, ведь он станет твоим папой.

– Филипп не захочет меня, – Джой совсем по-взрослому вздохнула. – Все мужчины хотят собственных детей. У тебя будет ребенок от Филиппа?

Керри вздрогнула всем телом.

– Нет, – нервно рассмеялась она, – не думаю. Во всяком случае, не сразу.

– Ну понятно, – Джой нахохлилась, словно курица, у которой отобрали червяка. – Меня тут же отправят в интернат и забудут, что я вообще жила.

– Джой!

– Скажешь, неправда? Правда. А вот мой настоящий папа никогда…

– Да что ты заладила – папа, папа! – теряя терпение, закричала Керри Лайт. – Что ты знаешь о своем папе?! Мы обе не были нужны ему даже на столько!

Она показала дочери большой и указательный пальцы, расстояние между которыми составляло три миллиметра. Губы Джой задрожали.

– Почему? – упрямо спросила она.

Керри почувствовала усталость. Рука ее гладила густые темные волосы дочки. Такие красавицы, как ее Джой, рождались нечасто. Сама того не зная, девочка удивительно была похожа на Ская цветом кожи, формой лица и разрезом глаз. Ее часто принимали за китаянку, но, с точки зрения Керри, в Джой не было отличающей эту нацию плоскости черт, не говоря уже о кривых ногах. Однажды случайные знакомые спросили Джой Доув, не родилась ли она на Гавайях; Керри этот вопрос поверг в смертельный ужас. Правда лежала совсем рядом. К счастью, Джой тогда была слишком мала, чтобы запомнить смятение матери.

– Твой отец, дорогая, был из той породы мужчин, которые на лету, мимоходом, разбивают женские сердца и даже не успевают порезаться об осколки – так быстро они упорхают. Они никого не любят, эти мотыльки, и ни в ком не нуждаются. Они не способны оценить и сохранить чужую любовь, они…

– Ты его всё еще любишь, да, мама?

Иногда Джой своей нечеловеческой интуицией пугала Керри.

– Твоего отца? – Керстен не стала притворяться, что не поняла. – Не знаю. Я не видела его много лет. Ты даже тогда еще не родилась.

– И он уже не любил меня? – недоверчиво переспросила Джой. – Он, что, ушел из-за того, что я должна была родиться?

Керри понимала, что если она сейчас ответит «да», Скаю Уиддену будет практически невозможно наладить с дочерью контакт. Джой не простит ему неприязни к еще не рожденному ребенку. Но она, Керри, постарается, чтобы этой встречи не произошло; а значит, не стоит лишний раз брать грех на душу.

– В его планы не входило рождение детей, – она ограничилась полуправдой. Скай, вероятно, опасался причинить ей боль, если из-за перенесенной операции она оказалась бы не в состоянии родить ребенка; поэтому эту тему они обходили стороной. А может, он просто не был заинтересован. В его голове и сердце царила только погибшая Палома.

– Понятно, – стоя у стола, Джой Лайт старательно собирала в коробку разноцветные мелки. Она не поднимала головы, и из круга света доносилось только громкое сопение. Было похоже, что Джой потихоньку плачет, глотая слезы, чтобы не расстраивать мать.

– Нам с тобой и так неплохо, правда, мама? Конечно, из-за Филиппа всё станет по-другому. Я уеду в интернат…

– В пансион, дорогая, – поправила дочь Керри. – И я записала тебя туда не потому, что выхожу замуж за Филиппа. Солнышко, я всегда на работе. Мне некогда кормить тебя обедами и учить. А миссис Уинтерс уже не может заменить всех необходимых для девочки твоего возраста учителей. Кроме того, я хочу, чтобы у тебя были подруги. А каждую пятницу я буду забирать тебя домой и отвозить обратно утром в понедельник. Всё наладится, вот увидишь, моя дорогая.

– О, мама, я так люблю тебя! – Джой бросилась Керри в объятия. Молодая женщина крепко прижала дочь к себе.

– Джой, голубка моя, нас никто не разлучит с тобой, я обещаю.

Глава 17

Сидя на диване, Филипп Макберн внимательно наблюдал за своей невестой. Керри сегодня нервничала. Это было заметно по рассеянному взгляду ее карих глаз, по беспорядочным, суетливым жестам. Но Филипп был доволен, что, даже будучи расстроенной, Керри оделась с обычной своей тщательностью, а не расхаживает по дому, как его бывшая жена, в изношенном халате, закатывая глаза и хватаясь за голову.

– Керри, – своим приятным, негромким голосом проговорил Филипп, – тебя что-то беспокоит?

Остановившись в своем хождении по комнате, женщина посмотрела на него.

– О, прости, Филипп! Я не внимательна к тебе, да? Даже не предложила выпить…

– Каждый имеет право на плохой день, – но в действительности Филипп Макберн был поражен поведением Керри. Она не часто оставалась ночевать у своего жениха, но вела себя всегда так, словно никакого собственного дела у нее не существовало. Их разговоры были о Филиппе, его успехах, его сложностях, его планах на будущее.

– Если бы день, – Керри невесело рассмеялась. – Эта черная полоса продолжается уже почти три недели.

– После появления у тебя нового партнера?

Керри Лайт сильно вздрогнула и резко повернулась к жениху.

– Откуда ты знаешь?

– Но, дорогая, – Филипп развел руками, – я же не глухой. И я читаю газеты. Но расспросить тебя подробнее никак не подворачивалось случая.

«Еще бы, – язвительно подумала Керри, – ведь двадцати четырех часов в сутках явно недостаточно, чтобы наговориться о Филиппе Макберне». Но женщина тут же устыдилась не характерной для себя вспышки.

– Ты прав, Филипп, прости, – она кротко опустила глаза.

С первого дня, когда их отношения из деловых начали перерастать в нечто более личное, они вели и ощущали себя как супруги с тридцатилетним стажем. Казалось, они были знакомы всегда. Керри подсознательно чувствовала, что Филипп не нуждается в неожиданных ласковых прикосновениях или в произнесенных на ухо страстных словах. Предпринятая ею однажды попытка поворковать по телефону о проведенной вместе ночи вызвала у него лишь раздражение, что Керри отвлекает его своими эмоциями от ненаглядных бумаг. Экономка, чтобы готовить и держать одежду в порядке, у Филиппа Макберна уже была, и единственное, в чем он нуждался – это привлекательная жена представительского уровня. К мысли, что эта женщина растолстеет и опухнет, вынашивая его ребенка, Филипп относился едва ли не с отвращением. Керри это вполне устраивало. Ребенок у нее уже был, а в чувствах после прожитых в одиночку лет она нуждалась еще меньше Филиппа. Они не называли друг друга «любимая» или «дорогой» – к чему эти сопливые нежности, если знаешь партнера не хуже себя самого? Решение их вступить в брак не осложнялось никакими дополнительными условиями. Керри знала, что Филипп будет хорошо относиться к Джой; а адвокат мог быть уверен, что жена не станет помехой его карьере. Наоборот, возможность упомянуть в подходящей компании, что женат на законодательнице женской моды Канады, дорогого стоила. Можно сказать, что они оба заключили удачную сделку.

– И все-таки, Керри, – получив свой бокал с единственной за день, как было заведено, порцией виски, Филипп решил вернуться к прежней теме, – тебя что-то беспокоит. Не хочешь мне рассказать?

– Извини, Филипп, – Керри в замешательстве поправила волосы, – только, по-моему, это дело не стоит выеденного яйца. Ну да, мне «повезло» обзавестись новым компаньоном. Мне этот Уидден нужен, как прошлогодняя листва, но Анна-Мэй поступила нечестно, продав ему свои акции.

– Мы можем подать на нее в суд, – сразу последовало предложение профессионала. – Ты обладала преимущественным правом покупки, если только не отказалась от него в письменной форме. Как моей невесте тебе моя помощь обойдется дешевле.

Забыв про одолевающие ее мысли, Керри весело рассмеялась.

– Что мне в тебе нравится, Филипп, так это твой профессионализм. Любовь – отдельно, а гонорары за консультации – отдельно.

Макберн слегка улыбнулся.

– Никогда не следует упускать возможности заключить хорошую сделку.

– Так же думает и мой новый компаньон, – вздохнула Керри. – Он уверен, что у моего Дома большое будущее, и не собирается продавать акции мне. Я не отказываюсь судиться с Анной-Мэй, Филипп, но боюсь, что Уиддена победить нам будет сложнее. За ним стоят огромные деньги и власть.

Филипп Макберн нахмурился.

– Да. Я читал про твоего Уиддена…

– Он не мой, – ровным голосом поправила жениха Керри.

Филипп удивленно поднял брови.

– Я имел в виду только ваше партнёрство. Что ты так разволновалась?

Керри с грохотом поставила на письменный стол бокал.

– Что бы ты ни имел в виду, Филипп, но Скайлер Уидден – не мой. Одно его имя заставляет меня трястись от злости! Я ненавижу, ненавижу… – Керри закрыла лицо руками, и из-за этого Филипп едва не пропустил ее слов, произнесенных шепотом, – …и боюсь.

– Дорогая моя, в Уиддене нет ничего особенного – он просто смертный человек. Но, говорят, довольно жестокий. Я не завидую его жене…

Керри Лайт глянула на жениха совершенно безумными глазами:

– Что ты сказал о его жене?!

Филипп Макберн был потрясен ее бурной реакцией.

– Керри, ты хорошо себя чувствуешь?

– Что ты сказал?

– Практически ничего. Я не завидую его жене, – повторил Филипп.

– Да, но… почему ты это сказал? Ты знаком с женой Уиддена? – сердце Керри по-прежнему колотилось, как бешеное, женщину всю трясло. Неужели Филипп догадался, что когда-то давно она и Скайлер…

Адвокат пожал плечами.

– Да я это просто так сказал, для красного словца. Я вообще не знаю, женат ли Уидден. Никто ничего не знает о нем.

– Понятно, – Керри приложила правую руку ко лбу. – Знаешь, мне действительно нехорошо, Филипп. Если бы ты мог…

На письменном столе приглушенно зазвонил телефон.

– Керри Лайт слушает, – совершенно измученным голосом пробормотала в трубку дизайнер.

Наблюдая за невестой, Филипп был поражен переменой в ее облике – Керри неожиданно села прямо, глаза ее засверкали сдержанным до поры бешенством.

– Это ты! – крикнула Керри в трубку. – Как ты посмел звонить мне домой?! И откуда ты знаешь этот номер…

Собеседник проговорил что-то, заставившее Керри замолчать. Некоторое время она, по-прежнему кипя, слушала. Ее раздражение прорывалось в упрямом покачивании головы.

– Мы уже обсуждали… нет… говори, что хочешь… нет, не страшно. Представь себе, я огородных пугал не боюсь… Ха-ха!.. Да пошел ты в задницу, Уидден! – женщина с грохотом бросила трубку на аппарат.

Лицо жениха, сидевшего на диване, было невозмутимо, только уголок рта подергивался нервным тиком, показывая, каких трудов стоит Филиппу сдержать себя.

– И часто у вас происходят такие… деловые беседы по телефону?

Керри Лайт виновато глянула на него:

– Я говорила, что мы не ладим. Он пытается диктовать мне не только как вести бизнес, но и как жить.

– Ты думаешь, что он к тебе неравнодушен?

– Да не хочу я так думать! Этот тип всегда был тираном…

– Ты знала его раньше? – Макберн не был бы хорошим адвокатом, если бы не ухватился тут же за ее оговорку.

Керри приложила значительное усилие, чтобы голос ее звучал мягко.

– Филипп, я не свидетель обвинения, а ты не в суде. Не говори со мной так, будто ты меня в чем-то подозреваешь.

– Кто знает, – Макберн задумчиво пощипывал нижнюю губу, – кто знает…

Глава 18

Одним из наиболее впечатляющих способов показать, что она ценит людей, ради мнения которых, в конечном итоге, и работает, были превращенные в шоу демонстрации новейших коллекций одежды, которые Керри Лайт устраивала для своих клиентов, точнее, клиенток. Грандиозное мероприятие, проходившее два раза в год, давало им возможность покрасоваться перед другими светскими дамами мехами, драгоценностями, новыми автомобилями и новыми мужьями. Часть дам, не скрываясь, явились с молодыми любовниками, которые, в свою очередь, ревниво поглядывали на мускулы и загар соперников, сравнивая достоинства своих «хозяек».

Керри носилась, словно заведенная, весь день – нужно было убедиться, что свет на подиуме не отключится в неподходящий момент, что из Франции присланы ящики именно с тем сортом шампанского, который она заказывала, что в платьях не обнаружено разрывов или повреждений, ведь это может погубить весь показ. Попутно глава Дома моделей уладила два десятка конфликтов «звезд» и обслуживающего персонала, помогла отыскать переложенные в другое место серьги, отправила в ремонт туфли со сломанным каблуком и переделала еще миллион столь же необходимых дел. Корделия Прайс носилась рядом, привычно поражаясь работоспособности «хозяйки»; именно Корделия в пять часов вечера загнала Керри в минеральную ванну с глиняной маской и массажем, клятвенно обещая устроить в зале прессу наилучшим образом. Уж с репортерами Корделия Прайс умела управляться – эта братия немало потрепала ей нервов в свое время. Телевизионщикам всегда всё было не так – свет неровный, розетки неудобно расположены, столы с закусками и шампанским далеко… Только один человек попросил Корделию оставить его в покое. Пресс-секретарь была изумлена; но, приглядевшись внимательнее, она вспомнила этого мужчину. А вспомнив, оставила его предаваться своим мыслям в одиночестве. У ног мужчины ожидала своего часа большая корзина цветов.

Ничего веселого в размышлениях Скайлера Ровера Уиддена не было. Уже три недели его по-настоящему беспокоил только один вопрос: как поменять мнение Керстен о нем на диаметрально противоположное? На самом деле, эта проблема встала перед ним еще девять лет, четыре месяца и два дня назад, когда Керри, охваченная ужасом, спряталась от его людей в лесу, и спряталась так хорошо, что ни одна из обученных собак-следопытов выследить ее не смогла. Они обшарили все окрестности, хотя ночью прошел ливневый дождь, уничтоживший все следы. Как сложилась бы их жизнь, если тогда он сумел бы остановить Керстен? Хватило бы ему терпения и доброты успокоить ее, убедить, что он желает ей только счастья, не психовать по поводу того, что она – вполне обоснованно, кстати, – убеждена в его одержимости Паломой? Это ведь правда, до встречи с Керри он почти помешался от скорби по погибшей сестре. Устроил для Паломы алтарь, перед которым круглосуточно жег ароматические свечи, разговаривал с призраками воспоминаний во сне и наяву… А какую жизнь он устроил Керстен, перепутав ее с ее матерью! Его фантазия была неистощима в стремлении до смерти напугать реципиентов Паломы и этим страхом наказать их за смерть сестры. Однако стать убийцей – восстановить справедливость, тогда мысленно поправлял он, Скаю Уиддену так и не довелось. Двое людей, прооперированных в том же госпитале, куда увезли тело Паломы, в течение часа после ее вскрытия, умерли без постороннего вмешательства: одна женщина – во время операции, молодой парень – от произошедшего отторжения через несколько дней. Часть сердца Паломы досталась К.Игрейн в госпитале в Инвернессе. Выяснив, что Игрейн еще жива, Скай разработал по пунктам план действий – поселиться в Хелмсдейле, где жила Игрейн, и начать военную кампанию по уничтожению этой шотландки, поставившей себя на один уровень с Паломой Уидден. Чего Скай не планировал, так это своей любви к золотоволосой девушке, встреченной им на берегу холодного залива Мори-Ферт. А с приходом любви он понял, что был безумен, но, следуя за Керстен, смог свернуть с ведущего к гибели пути. Никогда в жизни он не был более счастлив и не испытывал такой гордости, как в день, когда смог назвать ее своей женой. В тот момент он еще не подозревал, что впереди у него – только четыре месяца ослепляющего счастья…

Кто-то тяжело плюхнулся на стул рядом, и столик покачнулся под напором локтей. Скай моргнул, возвращаясь в демонстрационный зал «Дома Керри Лайт», Монреаль, Канада.

– Какого черта… – ровным голосом начал он.

– Тсс! – полногрудая брюнетка с макияжем столь ярким, что при взгляде на нее вспоминалась боевая раскраска команчей, укоризненно зашипела. – Не мешайте мне проверять аппаратуру.

Длинным отточенным ногтем она постучала по микрофону, прислушалась.

– Этот столик зарезервирован на одного, – Уидден добавил немного полярного холода в свой голос.

Брюнетка посмотрела на него, как на слабоумного, с презрительным снисхождением.

– Вы же видите, шоу уже началось. А я опоздала и не могу теперь пробираться к своему столику, мешая всем.

– Да, это серьезная причина, – с сарказмом пробормотал Скай.

Брюнетка кивнула, принимая его слова за чистую монету. Она явно была довольна, что так удачно уладила назревающий скандал.

– К тому же отсюда получатся прекрасные фотографии, – добавила она.

Скай встревоженно покрутил головой:

– Неужели к нам еще присоединится и ваш фотограф?

– Нет, – успокоила его брюнетка. – Я сама фотографирую. Анита де Монтроз, – характерным для феминисток резким движением она протянула Скаю через стол руку. – Вы, конечно, слышали обо мне.

– Ни слова, – Уидден скучающе посмотрел на зависшую в воздухе руку, и не пытаясь скрывать отрицательного отношения к манерам ее обладательницы.

– Вот как? – секунд пятнадцать брюнетка выглядела обескураженной. – Ну да ладно. Было бы плохо, если бы я услышала такое от женщины. Но вы – мужчина, и поэтому прощены.

Скай подивился легкости, с какой эта напористая дамочка превратила его критику в свое достоинство.

– Я издаю самый популярный журнал о моде в Канаде. Странно, что вы не слышали… – Анита де Монтроз явно переживала его слова. – Если вам не знакомо мое имя, значит, вы не интересуетесь модой. Но тогда что вы делаете сегодня здесь?

– Можно интересоваться не модой, – мягко проговорил Скай, – но моделями.

– А, – быстрым движением брюнетка сунулась под стол, осмотрела цветы в корзине и вынырнула, явно успев оценить их стоимость, – тогда понятно. Не одежда, а женщина.

– Совершенно верно, – Скай приложил палец к губам. – Дадите вы мне посмотреть шоу?

– Смотрите, кто вам мешает? – сев вполоборота, репортерша начала что-то быстро черкать в своем блокноте. Но молчала она недолго.

– А почему вы даже в помещении сидите в черных очках? У вас проблемы с глазами?

– Нет. Мне так нравится. Но у меня действительно есть проблемы – с болтливой женщиной по соседству.

Репортерша хихикнула, углядев в его претензии забавную сторону.

– Но как я узнаю всё о вас, если буду молчать? – резонно возразила она. И добилась того, что зеркальные стекла вновь повернулись в ее направлении.

– А зачем вам знать всё обо мне? – голос мужчины звучал все еще дружелюбно. – Разве вы здесь не для того, чтобы потом рассказать читательницам о Керри Лайт?

– Я расскажу, – Анита де Монтроз ловко извлекла откуда-то из-за спины фотокамеру и быстро сделала два снимка. – Только не о Керри Лайт, а о ее коллекции. Удивительно, правда, что всего один человек может диктовать большой стране, что носить в будущем сезоне, какие цвета, какие аксессуары…

Скай удивился, как изящно и по-французски произнесла это сложное слово невежественная с виду мисс де Монтроз. Хотя, если учесть, что они находятся в Канаде, где всё население с рождения говорит на двух языках… Репортерша продолжала трещать упоенно, словно сорока. Ей было достаточно повернутой в ее сторону головы загадочного незнакомца.

– Конечно, Керри Лайт с детства знала, кем станет, и готовилась…

– Она знала – что? – в неподдельном изумлении переспросил Скай. Он был знаком с Керстен дольше, чем кто-либо из живущих на земле, но о таких подробностях оказался не в курсе. Десять лет назад в Шотландии Керстен успешно занималась резьбой по дереву, это да…

– Вы не знаете биографии Керри? – мисс де Монтроз удивилась и обрадовалась. – О, я дам вам почитать сейчас одну брошюрку…

Первых же слов печатного текста – заглавия роскошного образца западной полиграфии – хватило Уиддену, чтобы понять – за обложкой находится «голливудская сказка». Или целая тонна красочного вранья, кому как угодно. Брошюра называлась «Керри Лайт. Легкий путь к славе».

– Ее выпустили к прошлогоднему показу, – вновь заработал рот Аниты де Монтроз. Интересно, кстати, где эта девица подцепила столь претенциозное имечко?

– Мисс Лайт заверила журналистов, что большего о себе она при всем желании не сможет рассказать…

Скай неторопливо перелистывал страницы буклета. Издание было красивым, красочным, с множеством фотографий – но все не старше трех-четырех лет. Так, рождение в богатой семье, дружные, любящие родители, привившие девочке безукоризненный вкус в одежде и драгоценностях, самые знаменитые школы портновского искусства. Дорога длиною в треть жизни, присыпанная бриллиантовой пылью. Вторая половина буклета была посвящена созданным Керри Лайт коллекциям. Ская это не интересовало, и он захлопнул буклет.

– Вранье на все сто процентов.

Хищный взгляд репортерши зафиксировался на нем. Скай едва не расхохотался – так напряженная поза Аниты де Монтроз походила на охотничью стойку собаки.

– Что именно вранье?

– Всё, – повторил Уидден. – Она родилась совсем не во Франции, отца у нее не было, а мать…

Скай внезапно осекся. Что он делает? Неужели так сильно хочется досадить Керстен, что он готов поставить ее вполне успешную карьеру под угрозу?

– Вы давно знаете Керри Лайт? – поторопила его репортерша.

– Десять лет. Только ее имя тогда было другим. Впрочем, я вполне искренне восхищаюсь мисс Лайт как дизайнером…

– Пожалуйста, скажите мне ваше имя. Я не могу публиковать анонимную информацию.

– А этого и не надо публиковать, – медленно проговорил Скай. – Я рассказал эту историю для вашего общего развития. Но если я увижу ее в печати, у вас будут серьезные неприятности, милая мадемуазель.

– Вы нарушаете закон о свободе информации, мистер! – гордо дернула головой репортерша.

– Подумайте сами, – незнакомец кривовато улыбнулся ей, – стоит ли эта информация вашего испорченного здоровья.

Он отвернулся, показывая, что разговор между ними окончен раз и навсегда. Но Анита де Монтроз всё же задумалась. Тайна – это было так интересно. А что, если попробовать навести в архивах справки о Керри Лайт? Слишком многое они в свое время восприняли на веру…

Глава 19

На смену нарядов у каждой манекенщицы, участвующей в показе, обычно отводится не более трех-пяти минут. Совсем не просто за такой крошечный отрезок времени стащить с себя предыдущее платье или костюм со всеми их сложностями в виде застежек, завязок, накладных украшений, не повредить в спешке модель, предназначенную для продажи, и успеть облачиться в новую, да так, чтобы всё находилось на своих местах. Вот почему в каждом Доме моделей на время показов к манекенщицам приставляют специальных девушек – одевальщиц. По тем или иным причинам, эти помощницы сами не демонстрируют нарядов, но на своем месте они не менее важны. Манекенщицам, постоянно находящимся на грани нервного срыва, крайне необходимо на кого-то накричать. Кто-то обязан помочь натянуть им туфли – не все модели подходят для того, чтобы в них наклоняться до земли, – или отыскать полагающиеся к костюму украшения. Как правило, одна одевальщица обслуживает двух или трех манекенщиц. Однако сейчас был случай особый.

Не одна, а целых три одевальщицы с разных сторон натягивали на нее отремонтированный наряд. Но, в конце концов, шедевр потому и называется шедевром, что ходить в нем совсем не легко. Мало в каком платье из французских коллекций «высокой моды» женщина могла бы пройтись днем по улицам, даже если это были улицы Парижа. Такие наряды хорошо сочетаются с лимузинами, приемами по поводу вручения всяческих наград и бокалом шампанского – но только не слишком близко от хрупкой ткани костюма, чтобы брызги не испортили его раз и навсегда. А вещи повседневного пользования, удобные и практичные в носке, выходят с конвейеров совсем другой индустрии моды – «прет-а-порте». «Готовое платье» дешево, зато существует вероятность в одном парке, на одной улице встретить до десяти женщин, одетых совершенно одинаково. Клиентки Керри Лайт оставляли в ее Доме моделей значительные суммы именно для предотвращения таких конфузов. Платья, костюмы, накидки и плащи, выходившие из этих мастерских, существовали в единственном экземпляре, стоили баснословно дорого и зачастую надевались покупательницами только один раз.

Впрочем, из любого правила существуют исключения – например, свое свадебное платье после венчания Керри Лайт собиралась продать. Конечно, с аукциона, и выручить за него больше, чем оно того стоило. Какой смысл сохранять вещь, с которой ничего не связано? Платье не было символом прекрасной любви или осуществившейся надежды. Хранить его в дальнем шкафу тщательно упакованным десять-пятнадцать лет, чтобы дочка могла в нем же пойти под венец, и тем самым создать первую семейную реликвию? Глупо. Керри скривилась, безотчетно глядя в зеркало, но не видя себя там. За эти годы мода поменяется, да и Джой обладает совсем другим типом фигуры и лица, классическая женщина-Зима. Ей надо сшить что-то такое, с зауженным силуэтом. Дизайнер ощутила непреодолимую потребность оказаться у мольберта с карандашом в руке.