скачать книгу бесплатно
– Могу я задать тебе вопрос, связанный с твоей манерой вождения?
– Не знаю, Максим. Можешь? – Мартин плавно свернул на небольшую улочку, ведущую прочь от набережной.
– Да. Ограничение скорости при езде по городу у вас пятьдесят километров в час, но при превышении скорости до десяти километров дорожная полиция не будет штрафовать нарушителя, так? – лукаво спросил Максим.
Мартин недоверчиво глянул на товарища и неохотно кивнул.
– Это из-за погрешности радаров, – пояснил Сальватор.
Макс поднял к верху указательный палец, а затем указал им на Сальватора, подтверждая его правоту.
– У нас в Латвии, – продолжал он, – Тто же самое. Поэтому мы и ездим по городу со скоростью шестьдесят километров. То есть с максимальной скоростью, за которую не штрафуют.
Максим сделал паузу и многозначительно поглядел на Мартина. Тот никак не отреагировал.
– Ты едешь со скоростью сорок три километра в час, – Макс снова посмотрел на Мартина.
– Ну? – протянул тот.
– Почему? Почему бы не ехать быстрее, почему ты едешь медленнее, чем можно?
– А ты куда-то спешишь? – невозмутимо спросил Мартин.
– Кстати, такой феномен действительно наблюдается в Болгарии, мы ездим по городу медленнее, чем разрешено, – снова встрял бывший учитель. – И мы активно его изучаем.
– Вижу, – Макс насмешливо посмотрел на Сальватора, который сидел на заднем сиденье и был единственным, кто пристегнулся ремнём безопасности.
Все замолчали. Мартин нажал на педаль газа, обгоняя надоедливую фуру впереди. Сальватор с умиротворённой улыбкой на лице разглядывал пейзажи, пролетающие мимо. Алекс тоже посмотрел в окно. Машина теперь забиралась на хребет, вверх по серпантину. Справа стеной нависал поросший деревьями склон. Слева зияла пропасть, заполненная голубым небом, на самом дне которой виднелись черепичные крыши какого-то посёлка. Вокруг красных пятен крыш всё пространство было заполнено различными оттенками зелёного, а кое-где сверкали голубым и серебряным зеркала прудов.
Алекс вдруг почувствовал, что чем больше он глядит туда вниз, тем больше ему хочется оттолкнуться от края обрыва и, сложив руки как крылья по бокам, устремиться вниз, сквозь потоки ветра, к одному из этих маленьких голубых пятнышек. Свободный полёт в струях чистого воздуха – что может быть прекрасней! Ещё до того, как Алексу довелось испытать это ощущение во время службы в армии, он считал лучшей из суперспособностей комиксовых героев – умение летать. И опыт прыжков с парашютом из старого «кукурузника» не изменил его мнения на этот счёт, хотя и внёс некоторые коррективы в представления о самих супергероях. Алекс ещё раз представил, как ныряет в бездну прямо с края дороги и вдруг с удивлением отметил, что полететь вниз, даже вместе с автомобилем, абсолютно ничего не мешает. Вдоль дороги не было отбойных ограждений, какие обычно ставят на поворотах и в других местах, где есть опасность съезда автомобиля с проезжей части. Алекс снова глянул вниз: «Да, если полетишь, то до самого низа ни за что особенно не зацепишься», – подумал он.
Тем временем зелёная стена переместилась из правого окна в левое, поизвивалась там немного и вдруг закончилась. Автомобиль въехал на поросшее лесом плато на вершине хребта. Дорога шла прямо, и машина полетела по узкой асфальтовой ленте, покрытой иллюзорными лужами, словно вишнёвая косточка, выпущенная чьими-то могучими пальцами в неведомую цель. Мартин стал постепенно увеличивать скорость. Когда пролетающие за окном деревья стали сливаться в единый серо-зелёный поток, Алекс заглянул через могучее плечо болгарина на приборную панель – стрелка спидометра приближалась к отметке «200». Вжавшийся в кресло Максим не выдержал и потянул ремень безопасности.
– Мы не слишком быстро едем? – в голосе Макса слышались нервные нотки.
– Не бойся, нас здесь не оштрафуют, – нарочито спокойным голосом сказал Мартин и сильнее вдавил педаль газа в пол.
Максим с ужасом смотрел на улетающую под колёса асфальтовую змею, вцепившись в подлокотники так, что костяшки его пальцев побелели. Алекс подумал, что это уже слишком и хотел было вмешаться, но Мартин вдруг начал сбавлять скорость. Впереди появились красно-белые зонтики уличных торговцев. Автомобиль мягко подкатился к лоткам, заставленным мисками с фруктами и ведёрками с цветами и, свернув на обочину, остановился.
– Здесь можно купить самые вкусные в Болгарии ягоды, – Заговорчески проговорил Мартин и распахнул дверцу. – Кто со мной?
Алекс вышел из машины и стал рассматривать выставленные на прилавках товары. Продавцы, узнав в потенциальном покупателе русского туриста, громогласно заявляли о качестве местного товара. Здесь были всевозможные овощи и фрукты, часть из которых, как казалось Алексу, в Болгарии никогда не произрастала. Один коренастый небритый мужик в синей безрукавке хитро подмигивал, взглядами и мимикой предлагая заглянуть под лоток, где прятался зелёный пластмассовый ящик, доверху заставленный пузатыми бутылками. Очевидно, с самодельной ракией. Алекс прошёл вдоль прилавков ещё немного вперёд, и вдруг его внимание привлёк лоток, на котором стояли три разрисованные странными символами шкатулки. Парень у лотка, лет тридцати пяти, невысокий, коренастый, с длинными вьющимися волосами до плеч, складывал какие-то пакеты в спортивную сумку и, видимо, собирался сворачиваться (уже вечерело), но, заметив интерес подошедшего, снова повернулся к прилавку. Он поочерёдно открыл одну за другой шкатулки и удивлённо взглянул на Алекса.
– Сама Вселенная хочет сделать тебе подарок, друг! – радостно сообщил он Алексу и высыпал на прилавок содержимое шкатулок.
Алекс взглянул на предметы на столе – это были кусочки разноцветной проволоки, немного бисера, несколько цветных камешков и английская булавка. Он с недоверием взглянул на радостного торговца.
– Действительно? И что она хочет мне подарить? Эти твои драгоценности?
– Не спеши, друг! – парень принялся ловко скручивать кусочки проволоки и нанизывать на них бисер. – Сейчас ты увидишь моё мастерство, тебе понравится!
Смотреть на то, как его пальцы быстро и проворно соединяют рассыпанные по столу детали в единую композицию, было действительно приятно. Достав из кармана маленький тюбик с клеем, он принялся обклеивать эту композицию камешками, и Алекс с удивлением узнал в ней изящную брошку в форме цветка мака.
– Удивительно! – воскликнул он. – Так быстро, ловко… И такая красота! Сколько это стоит?
– Я же сказал, что это подарок. Вселенная так хочет, – сказал торговец и протянул брошку Алексу.
– Но почему? Откуда ты знаешь, что она этого хочет?
– Ты – последний клиент. Я уже собирался домой, и подойди ты на пять минут позже, ты меня уже не застал бы. А в моих шкатулках осталось материала ровно на одну брошку. Во всех трёх шкатулках! Разве ты не видишь тень провидения?
– Ну, теоретически, вероятность такого совпадения действительно мала, – неуверенно сказал Алекс.
– Это если верить в совпадения и вероятности просчитывать. А если быть в гармонии с Вселенной, то вероятность всегда пятьдесят на пятьдесят – или она хочет этого, или нет. Это как в анекдоте про блондинку и динозавра… Ладно, забирай брошку, а мне пора, – парень весело подмигнул Алексу и принялся укладывать шкатулки в сумку.
Алекс пожал плечами, спрятал брошку в карман и, сказав «спасибо», направился к машине.
Мартин уже успел вернуться и сидел за рулём с пакетом вишен в руках. Он закидывал ягоды себе в рот, сплёвывал косточки в ладонь и «стрелял» ими в открытое окно. Алекс задумчиво проследил за полётом очередной вишнёвой косточки, которая скрылась в пыльной придорожной траве. Вселенная рифмует саму себя, вспомнил он где-то прочитанную фразу и сел на переднее сиденье. Сзади дремал Сальватор, который вроде и не выходил из машины, рядом с ним сидел Макс. Алекс влез на переднее сиденье.
– Что купил? – поинтересовался Максим.
– Да так, сувенирчик. Продавец интересный попался…
– Что-то у тебя, Алекс, что ни человек сегодня, то либо интересный, либо удивительный, – возмутился Максим. – Мы тебя, кстати, ничем не удивляем?
– Удивляете временами. Ты, кстати, почему назад пересел?
Максим скривил недовольную физиономию.
– Потому что меня беспокоит манера езды Мартина, – Максим ткнул пальцем в спинку переднего сиденья. – А здесь, за водителем, самое безопасное место в машине.
– Почему это? – спросил Мартин, трогая машину с места.
– Потому что в случае чего водитель пытается в первую очередь спасти себя. А значит, при возможном столкновении будет выворачивать руль так, чтобы самому увернуться от удара. Поэтому сидеть за ним безопаснее всего, – Макс говорил как бы лениво, словно с трудом переплёвывал слова через губу, и с таким видом, будто объясняет недотёпам общеизвестную прописную истину.
Алекс взглянул на Мартина, тот поморщился.
– Ну а если для водителя будет важнее спасти пассажиров? – спросил Саша.
– Не-а. Хотя в обычной ситуации он и может так о себе думать, – Макс неопределённо повёл плечами. – Но в экстремальной ситуации все спасают только себя. Это инстинкт. А все эти патриотические завороты старого отечественного кино и героические потуги голливудских «крепких орешков» – утопия. Человек – животное эгоистичное, даже если этого и не признаёт.
– Мне почему-то кажется, что ты сам не веришь в то, что говоришь, – сказал Алекс.
– А может, и верит, – заметил Мартин. – Я, конечно, не психолог, но у меня есть на этот счёт теория…
– Позвольте полюбопытствовать, – Макс изобразил на лице крайнюю заинтересованность.
– В детстве, – начал Мартин, – мы точно знаем, что есть добро и есть зло. В этом для нас нет сомнений. Есть то, что делать хорошо, и есть то, что делать плохо. Нас этому учат родители, и их родители, и даже рассказанные ими нам на ночь сказки и истории. Мы уверены, что врать и обижать слабых – плохо, а оказание помощи попавшему в беду есть благо. Мы не сомневаемся, что ежедневная зарядка – залог здоровья, а алкоголь и табак – наоборот, яд. Но вот в какой-то момент понятный детский мир сталкивается с первым разочарованием. Ребёнок вдруг замечает, что отец вместо утренней пробежки открывает банку пива, а мать рассказывает позвонившей в дверь соседке, что им задерживают зарплату (которую отец вчера принёс домой), и поэтому они не могут одолжить ей денег. И отец, и мать, отвечая на неудобные вопросы ребёнка, думают не о том, как их ответы аукнутся в будущем, а о том, как бы покороче оправдаться в глазах слишком наблюдательного дитяти. И в результате ребёнок узнаёт, что сегодня суббота. А по выходным алкоголь вроде уже не такой и яд, да и отец в отличие от всяких там пьяниц и алкоголиков свою меру знает; и что эта соседска-попрошайка каждый месяц приходит денег просить, и по-другому от неё не отвязаться, кроме как посредством маленькой и невинной лжи. И главное, ребёнок узнаёт, что он всё поймёт, когда подрастёт, а пока думать об этом не нужно. Но он, конечно, всё равно об этом думает и делает определённые выводы.
– Очень интересная история, – Макс ненатурально развёл руками в деланном восхищении. – Только как это трогательное повествование связано с верой в самоотверженных водителей?
– Я к этому и веду, Макс, – сказал Мартин, плавно входя в поворот, – но издалека.
– Это-то я заметил, – Максим хитро подмигнул проснувшемуся Сальватору.
– В общем, – продолжал Мартин, – мы с раннего возраста создаём для себя что-то вроде виртуальной схемы, где любые поступки имеют морально-этическую ценность. Эта схема, конечно, становится более сложной с возрастом, мир перестаёт быть чёрно-белым, появляются и другие оттенки, сама схема перестаёт быть двухмерной, в ней появляются и другие измерения. Но она всё про то же, про «что такое хорошо, и что такое плохо». Накладывая эту схему на воспринимаемый нами окружающий мир, мы можем ориентироваться в нём, понимая, где мы, или кто-то другой, поступаем хорошо, а где не очень. Я условно называю этот симбиоз окружающего мира и наложенной на него схемы «личной картой реальности». Тут тоже, казалось бы, всё достаточно ясно – этот поступок плох, этот – хорош.
– Всё ещё не вижу связи, – заявил Максим, заложив руки за голову и откинувшись назад.
– Уже скоро, – улыбнулся Мартин. – Любой человек рано или поздно попадает в ситуацию, когда нужно сделать выбор: нужно решить, поступить «правильно» или «удобно». Допустим, он выбирает вариант «удобно». Но затем, после, так сказать, свершения, он глядит на свою личную карту реальности и видит, что поступок его, мягко говоря, не хорош. Его, как бы банально это ни звучало, начинает мучить совесть. И вот тут-то и проявляются последствия тех детских выводов, на которые я намекал выше. И тут есть два варианта. Один человек может решить, что поступать не по совести себе дороже, и в следующей ситуации, возможно, сделает выбор в пользу варианта «правильно». А другой человек может поступить хитрее. Так как он склоняется к варианту «удобно» или «выгодно», то есть предпочитает действовать по возможности без особых моральных, материальных и физических затрат, но и не хочет впоследствии страдать угрызениями совести, то он… просто меняет свою личную карту реальности.
– На что меняет-то? – зевая, спросил Макс.
– Ну, не меняет, а изменяет, – поправился Мартин. – Я недавно смотрел передачу об Эйнштейне и его общей теории относительности. Сама эта теория в данном случае не важна, но согласно ей, гравитация – это следствие искривления упругой ткани пространства-времени под воздействием массы, и чем больше эта масса, тем сильнее пространство-время прогибается. Изначально это пространство идеально ровное, что-то вроде сильно натянутого батута. Но когда на него помещают массивный шар, например, солнце, полотно деформируется под его тяжестью и вокруг него образуется впадина в форме воронки. Вот то же самое происходит и с личной картой реальности человека во втором варианте. Он видит, что его поступок плох, но ему этого признавать не хочется. И он просто перетягивает свой поступок из зоны аморального, неправильного поведения, в зону… скажем, если и не хороших, то, по крайней мере, приемлемых поступков. В результате таких действий человек не страдает от несоответствия своим же моральным нормам, а его эго растёт и постепенно становится тяжёлым, как тот шар. Личная карта реальности неминуемо искривляется, прогибаясь под тяжестью эго. Причём эта деформация имеет не хаотичный, а вполне определённый характер. Примеры порядочных, честных и высоконравственных поступков других людей «эго-гравитация» цинично топит в зловонной луже недоверия и подозрений, объясняя их скрытыми корыстными мотивами и глупостью. Параллельно этому аморальные действия, как свои, так и чужие, всячески оправдываются аргументами типа «да все так делают», «ситуация вынудила» и «цель оправдывает средства». Можно сказать, что в человеке происходит процесс выворачивания ценностей наизнанку.
– Чёрное белым слывёт, уродство слывёт красотой, великое – малым, а грязь – чистотой, – продекламировал Сальватор с выражением, потом добавил: – Ибсен сказал.
– Угу, – согласился Мартин. – И в результате мир человека превращается в место, где такие понятия, как честь, самоотверженность, альтруизм и милосердие – чистая абстракция. И потому он действительно начинает верить, что благородные и достойные поступки совершаются только в кино и книжках – ведь в его картине мира такое невозможно.
– Путано, конечно, но здравое зерно есть, – серьёзно сказал Макс. – А на счёт водителя, там, и всего остального – это я вредничал просто…
Мартин хотел было что-то ответить, но в этот момент Алекс замахал руками, указывая куда-то за лобовое стекло.
– Что это?
Из-за поворота показался фасад здания, напоминающего готический замок, и все переключили внимание на него. Вид открывался поистине потрясающий: на фоне заката возвышались две высокие мощные башни, похожие на шахматные ладьи, с высокими арочными окнами. Между ними на несколько метров вперёд выступала крепостная зубчатая стена центрального здания, увенчанная двумя угловыми башенками с коническими крышами, над которыми развивались длинные узкие стяги. Над украшенным колоннами арочным входом нависал массивный балкон, из-под которого гневно взирала на невидимую жертву разверзшая зубастую пасть огромная драконья голова. Крылья дракона, словно сидящего внутри здания, выступали из-под ещё двух балконов поменьше, упирающихся ступенчатыми опорами в боковые стены здания. Обвивая колонну, слева от входа изгибался покрытый мраморными чешуйками драконий хвост, кончик которого был почему-то придавлен каменной плитой крыльца. Перед зданием раскинулся украшенный фонтаном двор с несколькими рядами невысоких аккуратно постриженных кустов, из-за которых поднимались резные беседки. Во дворе стояло несколько десятков припаркованных автомобилей. Всё это отделяла от возможных незваных гостей решётка высокого кованого забора.
– Это пункт нашего назначения, – довольный произведённым эффектом Мартин направил свой X6 к воротам, которые открылись навстречу подъезжающему автомобилю.
– Это, несомненно, впечатляет! – Максим развёл руками. – Но, может, теперь ты расскажешь, что мы здесь делаем?
– Мы приглашены на раут к владельцу замка. Кроме того, Алекс говорил, что вы думаете о расширении бизнеса, и я кое с кем переговорил. В общем, это тот редкий случай, когда можно действительно совместить приятное с полезным.
Въехав в ворота, автомобиль медленно покатился к входу в замок, и Алекс отметил про себя, что двор на самом деле значительно больше, чем казался издали. Остановив машину в нескольких метрах от входа, Мартин открыл дверь и выскочил наружу. Алекс чуть замешкался – ему хотелось взять библиотечную подшивку с собой, но это показалось ему неуместным, и он решил оставить её в машине. Когда он перегибался, чтобы положить папку на заднее сиденье, что-то больно вонзилось ему в бедро. Алекс сунул руку в карман и нащупал там недавний подарок – брошку в виде цветка мака. Чуть подумав, он приколол её к вороту рубашки и вылез из автомобиля.
У входа их встретил швейцар в чёрном фраке, бабочке и цилиндре. Он поклонился и открыл перед гостями массивную дверь, ведущую в просторный холл. Войдя внутрь, Алекс подумал, что передняя не просто просторная – изнутри здание, как и двор, казалось большим, чем снаружи. Вдоль высоких, уходящих вверх на добрых шесть метров стен, оканчивающихся перилами второго этажа, стояло множество чёрных с золотым статуй. Они изображали полуобнажённых людей в набедренных повязках, замерших в разных позах. У некоторых на головах были древнеегипетские короны, похожие на вытянутые луковицы со страусиными перьями по бокам и украшенные уреем, и полосатые платки (Алекс вспомнил, что такой платок назывался клафтом). На других были маски быков, ястребов и крокодилов. Некоторые сидели на золотых тронах со скипетрами и бичами в руках.
Стены также были разрисованы сценами из жизни древнеегипетских богов, фараонов и жрецов. Они молились, приносили дары, собирали виноград, охотились, строили храмы, в общем, занимались своими повседневными делами. Но внимание Алекса привлёк один рисунок, выбивающийся из общего хора. На нём был изображён бог Анубис, перед которым лежали спящие люди. То, что они именно спят, а не, например, мертвы, Алекс догадался по исходящим из их голов картинкам. Это было похоже на изображения мыслей или снов у героев современных комиксов. Над спящими стоял человек в наброшенной на плечи шкуре ягуара с анхом на груди. Одной рукой он брал какой-то сосуд из рук Анубиса, а другой, как сеятель с полотна Ван Гога, разбрасывал семена в исходящие из голов спящих людей картинки. От рисунка веяло чем-то древним и гнетущим, как-будто могущественная рука забытого бога протянулась из своего далёкого времени и коснулась сердца Алекса, привнеся в него замогильный холод и животный ужас первобытного мира.
Алекс потряс головой, отгоняя наваждение, и продолжил осматривать помещение. Широкая красная ковровая дорожка с золотым узором по краям простиралась от входа до двух изогнутых лестниц, ведущих на второй этаж. Между лестницами стояла ещё одна статуя жреца, в накидке и маске. Справа от неё виднелась небольшая дверь, украшенная глазом Гора.
– Сюда, пожалуйста, – бесстрастным голосом произнёс неизвестно откуда появившийся человек в такой же накидке, как на каменном жреце, и с позолоченной маской в руке. Он указал рукой на маленькую дверь и застыл в позе покорного ожидания. Алекс понял, что это кто-то вроде дворецкого. Мартин прошёл вперёд и, обернувшись, с заговорщической миной сказал:
– Тут особый ритуал соблюдать надо. Но сейчас сами всё увидите.
Протиснувшись в дверцу, друзья оказались в небольшом плохо освещённом гардеробе, посреди которого стояли кронштейны с вешалками; с них ниспадали чёрные, синие и золотые накидки. На стенах, на специальных крючках, висели маски разных птиц и животных. Алекс примерил синюю накидку. Она крепилась на груди чем-то вроде заколки в виде жука скарабея. Осмотревшись, он выбрал маску чёрной птицы с длинным золотым клювом.
– А почему здесь всё такое египетское? – спросил Макс, облачённый в золотую накидку и примеряющий маску крокодила.
– Владелец замка – очень влиятельный человек и, как водится у таких людей, со своими заворотами, – проговорил Мартин, пытаясь заколоть на могучей груди края накидки. – Он считает, что является потомком и приемником древнеегипетских жрецов.
– Ур Хеку Холдун действительно прямой потомок великого рода, берущего своё начало ещё в додинастический период Древнего Египта, – дворецкий говорил так же бесстрастно и в той же подобострастной позе. – Он является хранителем священных тайн и светским администратором, верховным жрецом.
– Как зовут колдуна? Ур Хеку? – съязвил Макс.
– Его зовут Холдун-Небтон, – дворецкий всем своим видом являл невозмутимость. – Ур Хеку – это титул. Ур означает, что это не просто жрец, а верховный жрец, а Хека – это божественная сила, хранителем которой является жрец. Ур Хеку – Обладатель священных сил.
– А, ну понятно, – Макс весело подмигнул Сальватору, который из-за своей сутулости в чёрной накидке и маске ястреба походил на героя из мультфильма про халифа-аиста.
Когда вновьприбывшие были переодеты, они прошли за дворецким через ту же маленькую дверь обратно в холл и поднялись по одной из лестниц на второй этаж. Пройдя через исписанную египетскими иероглифами двустворчатую арочную дверь, они очутились в тронном зале. Большие золочёные люстры с огромным количеством настоящих свечей висели под потолком на тонких золотых нитях, освещая зал ровным ярким светом. Вдоль высоких стен, украшенных гобеленами и картинами в тяжёлых резных рамах, стояли длинные чёрные столы с напитками и закусками. Пол зала был выложен мозаикой. И мозаика, и картины на стенах изображали всё те же древнеегипетские сюжеты. В конце зала на возвышении стоял трон с высокой чёрной спинкой и золотыми подлокотниками в завитушках.
В помещении было довольно людно. Мужчины были в таких же накидках и масках, дамам же местный дресс-код очевидно позволял не скрывать своих вечерних платьев под этими мешковатыми хламидами, и они разбавляли чёрно-сине-золотое собрание палитрой радужных красок и глубокими вырезами. Лица их, тем не менее, были частично скрыты под изящными венецианскими полумасками – коломбинами, которые дамы держали в руках за специальные длинные рукоятки. Другие были в бархатных овальных масках, закрывающих всё лицо и без прорези для рта. Алекс когда-то читал, что такие маски держатся на лице за счёт штырька, зажимаемого в зубах, лишая даму возможности говорить. Среди гостей Алекс, не смотря на маски, узнал нескольких российских поп-звёзд, а также представителей других профессий, чьи лица не менее часто мелькали в телевизоре.
– На фига ему трон? – спросил Макс, ни к кому конкретно не обращаясь.
– А на фига тебе телефон с экраном как у телевизора? – в тон ему спросил Мартин.
– Я по нему звоню. И там ещё куча функций, которые мне помогают в работе и не только.
– А Холдун на троне сидит. И там ещё куча функций, таких же, как в твоём телефоне, только круче.
– Ну, какие, например? – в голосе Макса чувствовалась нервозная озабоченность.
– Например, твой телефон позволяет тебе испытывать чувство собственной значимости всего несколько секунд, когда ты его только достал и засветил. А трон не только растягивает это ощущение во времени, но и внушает окружающим чувство ущербности, независимо от того, насколько крутые у них телефоны.
Макс с ненавистью поглядел на Мартина, пытаясь найти убийственный ответ. Но нервное возбуждение и направленные на него взгляды стоящей рядом компании не давали ему собраться с мыслями, и ум неизбежно съезжал в рефлексию.
– Так, давайте только без психоаналитики обойдёмся, – вмешался Алекс. – Пойдёмте лучше попробуем местную кухню.
Алекс указал в направлении ближайшего стола, заставленного закусками, возле которого стояла группа дамочек «за тридцать». Одна из них явно доминировала над подругами, купаясь в лучах их завистливого внимания. Она была одета в красное с глубоким декольте платье с косым срезом, одним углом касающимся пола, и золотые греческие сандалии. В руках она держала красную полумаску на тонкой золочёной ручке, украшенную радужной расцветки перьями, и высокий бокал с какой-то красной жидкостью. Слегка облокотившись бедром о край стола, она задорно хохотала.
До ушей Алекса донеслись обрывки их разговора.
– Забрала у него всё, даже собаку! – весело заявила она.
– Ты что, будешь теперь гулять сразу с двумя собаками? – удивлённо развела руками одна из окружающих её подруг.
– Ну, ничего. Сразу с тремя козлами я уже гуляла, что уж с собаками-то! – и она снова залилась заразительным смехом.
– Смотри, какие весёлые фройлен, – глаза Сальватора засветились. – Давайте познакомимся с ними?
– Старые они какие-то, – Максим, успевший получить коктейль от снующего между гостями официанта, уже приходил в хорошее настроение и тоже высматривал потенциальных собеседниц.
– Ты же не варить их собираешься! – заметил Сальватор. Он любил в часы досуга просматривать советские киноленты в поиске ярких цитат, которые потом можно было удачно ввернуть в разговоре. Ему казалось, что это делает его оригинальным.
– Варить? – Макс хитро взглянул на товарища. – Варить нет, – жарить!
Прошло уже около получаса, но никакого официального открытия приёма не происходило. Присутствующие плавно перемещались по залу, то собираясь в небольшие группы, то снова рассыпаясь на пары и отдельные фигуры. Со стороны это напоминало лёгкое волнение морской глади у шлюпочной пристани.
