скачать книгу бесплатно
– Хорошо, допустим, я согласен на счёт ереси. Но в таком случае, что было в самом начале? С чего всё началось?
Алекс захотел поставить самодовольного выскочку в неудобное положение, когда на любое его утверждение о первопричине, можно было бы использовать его же логику, заявив, что причина сама по себе неизбежно является и следствием чего-то. В таком случае Гершону Моисеевичу придётся либо признать, что он сам не знает, как эта взаимообусловленность устроена, либо согласиться, что существует что-то изначальное, что, являясь первопричиной, само причины не имеет. Проще говоря, Алекс решил загнать собеседника в угол, заставив отвечать на неразрешимый вопрос о яйце и курице.
Старичок откинулся на спинку кресла и сказал просто:
– Ни с чего. Не было никакого начала.
К такому ответу Алекс не был готов. Он растерянно потёр лоб и почему-то шепотом спросил:
– Как? А что было?
– Бесконечность. И не была, а есть. Есть бесконечная череда причин и следствий, которые упираются друг в друга и в себя самих. Это происходит всегда, вечно. А значит, никогда не начиналось, так как это «вечно» не имеет времени. Ведь отсчёт времени должен когда-то начинаться, а «всегда» было всегда. То есть, есть всегда. Можно даже сказать, что «всегда» есть никогда.
Алекс задумался на минуту, но потом его лицо прояснилось. Он взглянул на старичка, словно взвешивал все «за» и «против», а затем сказал:
– Но, если вы правы, выходит, что всё предопределено. Так?
Гершон Моисеевич кивнул.
– Тогда получается, что в этом мире нет свободы воли, а есть одна жёсткая необходимость. Так?
– Нет, не так.
– А как? Ведь в бесконечной череде причин и следствий для свободы воли нет места, – Саша развёл руками, показывая, что места действительно нет.
– В череде, может, и нет, а в мире есть, – старичок снял с носа очки и протёр стёкла уголком халата.
– Не потрудитесь ли объяснить? – в голосе Александра проступили язвительные нотки.
– Отчего же не объяснить. Объясню. Вот, например, ты являешься отдельным, обособленным существом со своей собственной волей и сознанием. Но одновременно ты являешься неотъемлемой частью этого мира, и подчиняешься его законам. Кроме того, ты также являешься совокупностью огромного количества взаимодействующих между собой клеток, каждая из которых живёт своей собственной жизнью. И всем этим ты являешься одновременно и прямо сейчас.
Алекс выжидающе смотрел на седого библиотекаря.
– Когда ты отдельное существо, то тут со свободой воли всё примерно понятно – ты принимаешь какие-то решения, как-то влияешь на происходящее вокруг. В общем, проявляешь посильную активность. Но когда ты масса беспокойно роящихся атомов или, например, капля в океане вселенной – тут уже, как сейчас говорят, рулит закон причинности. Но как первое, так и второе, и третье происходит единовременно.
– Знаете, Гершон Моисеевич, – задумчиво проговорил Алекс, – что-то пока не очень понятно.
– Ну, хорошо, возьмём другой пример. Допустим, день и ночь – это взаимоисключающие понятия. То есть одновременно в одном месте существовать не могут. Пока понятно?
– Вы издеваетесь? – Алекс состроил оскорбленную физиономию.
– Нет. Слушай дальше. Теперь представь, что это наша планета, – старик ловким движением фокусника извлёк откуда-то синий ёлочный шарик и, держась за кончик привязанной к нему длинной нитки, покачал им перед лицом собеседника. Затем другой рукой поднял со стола лампу и поводил шариком вокруг абажура. – Земля наша уже как со времён старика Галилея вертится, подставляя бока под солнечный свет. И видишь, что происходит?
Гершон Моисеевич поставил лампу на стол, а затем щёлкнул по ёлочной игрушке пальцем так, что она с бешеной скоростью закрутилась вокруг своей ости.
– День бежит за ночью и от неё вокруг земного шарика. И нельзя с уверенностью сказать, день сейчас в какой-то его точке или ночь. А можно так же сказать, что сейчас в любой его точке одновременно и день, и ночь. И выбор между этими двумя понятиями обусловлен исключительно нашим восприятием. А воспринимаем мы то, на что нацелено наше внимание.
Библиотекарь выдвинул свободной рукой ящик стола и убрал шарик.
– Проще говоря, – продолжал он, – наша свобода воли проявляется как раз в этом выборе – на что нам направлять наше внимание. А всё, что находится за этим выбором, жёстко подчинено закону причины и следствия. Более того, если на эту обусловленность направлять внимание, то кроме неё ничего другого и нету. Но если посмотреть на то, что ничего нет вообще, то и причина со следствием тоже исчезают.
Алекс почувствовал, что проваливается в лёгкий транс. Он тряхнул головой и потёр руками лицо. Говорить не хотелось.
– Хочешь чаю? – просто спросил старик, щёлкнув выключателем электрического чайника, стоящего на полу позади стола.
Саша кивнул и снова уставился отсутствующим взглядом на носки своих туфель.
– Что, небось, про случайности думаешь? – усмехнулся библиотекарь, доставая чашки и блюдца из стоящей с краю от стола тумбочки.
– Да я вот вроде понимаю логически, о чём вы говорите. Но представить, осознать все эти бесконечности и вневременье никак не получается. Нереально как-то всё, – признался Алекс.
– А нетренированному уму этого и не осознать. Но ты, я гляжу, ум-то тренируешь, медитируешь. Только на жаре, поди, – хитро улыбнулся Гершон Моисеевич.
Алекс встрепенулся и недоверчиво поглядел на него.
– Откуда вы знаете, что я медитирую? И про жару?
– Кто ж про жару не знает? От неё уже никому спасу нет. А про медитацию, так вон же у тебя чётки из кармана торчат.
Алекс нащупал рукой свисающую через край кармана нить с нанизанными на неё бусинами и заправил её обратно в карман. Но ощущение какой-то неправдоподобности объяснения, какого-то подвоха осталось. Он внимательно посмотрел на старого библиотекаря в странном халате, потом перевёл взгляд на стол, на котором рядом с лампой лежала стопка папок и тетрадей, и пробежал глазами по заголовку верхней папки. Обманчиво знакомые буквы кириллицы не складывались в знакомые слова – надпись была на болгарском. И тут Алекса осенило, он понял, что его смущало во всей этой ситуации с самого начала.
– Послушайте, а почему вы со мной сразу по-русски заговорили?
– Так ты что, по-болгарски понимаешь? – удивлённо спросил Гершон Моисеевич.
– Нет, но вы-то об этом не знали. А когда я постучал, вы пригласили меня войти по-русски, – настаивал Алекс. – Почему вы решили, что я не болгарин, например, или ещё кто?
– Ну, во-первых, сейчас всё побережье по-русски говорит, потому что только русские да казахи здесь недвижку покупают. То ли запасной аэродром готовят, то ли плацдарм для очередной аннексии. А во-вторых, ты, когда по ручью карабкался, песенку про береты пел и про вертолёты-пулемёты. Тебя вот Кондратий и услышал, когда покурить выходил. Сказал, поёшь ты задорно, от души, – старик улыбнулся.
Алекс задумчиво потёр лоб. Гершон Моисеевич перегнулся через стол, протягивая гостю чашку с только что заваренным чаем.
– На, вот, – старичок лукаво глянул Саше в глаза. – Ты, вроде как, спросить что-то хочешь, так ты не стесняйся, спрашивай.
Алекс пожал плечами.
– А что это за библиотека? И почему в таком месте?
– Раньше здесь неподалёку санаторий был, для детей с лёгочными заболеваниями. У нас тут воздух лечебный – море, горы, хвойный лес. Вот сюда со всего Союза дети полечиться да отдохнуть и приезжали. Для них библиотеку и справили, – библиотекарь уставился куда-то поверх головы Александра, почесал бороду и хмыкнул. – Правда, в основном детки всяких партийных шишек приезжали. Но как-то один бурятский лама с нашим руководством на одном теннисном корте встретились. Не знаю, о чём они там поговорили, но только после этого разговора к нам на всё лето дети из Бурятии приехали воздухом дышать. А библиотеку эту переименовали. Была раньше имени Владимира Ильича Ленина, а стала имени Пандито Хамбо-ламы XII Даши-Доржо Итигэловы. Вот такие дела, да.
– А сейчас что с этим санаторием?
– С распадом Союза дети из теперь уже бывших советских республик приезжать перестали, нашим тоже почему-то не понадобился… В общем, здания снесли, а на территории построили жилой комплекс с элитными апартаментами. Сейчас их, насколько я знаю, прибалтийские дельцы пытаются распродать приезжим казахам да россиянам.
– А библиотека теперь к чему относится?
– Да ни к чему. Про нас вроде как забыли, – прихлёбывая из чашки, сказал старик.
– А на какие деньги она содержится тогда? – не унимался Алекс.
– Деньги-то приходят, что самое интересное. Какая-то фирма регулярно перечисляет нам на счёт… определённую сумму. Но этим Кондратий заведует. Он у нас кем-то вроде завхоза и бухгалтера в одном лице. Ты б его и спросил, раз такой любопытный. Да только он в город уехал, будет вечером поздно.
У Алекса в кармане зазвонил мобильный. Он посмотрел на Гершона Моисеевича, извиняющимся взглядом и приложил телефон к уху.
– Эй, ты, где пропал, дружище? – услышал Алекс весёлый голос Мартина.
– Я в библиотеке…
– Шутишь? Ты б ещё в вязальный кружок записался – топовая тема для курортного отдыха. Ладно, мы сегодня приглашены в одно местечко, хочу вас с Максом там с интересными людьми познакомить. Так что ты давай, книжку дочитывай и возвращайся. Через часок-полтора поедем уже.
– Хорошо, только мне в номер нужно будет заскочить, переодеться.
– Ну, так давай там тогда и встретимся. Ок?
– Ок, – ответил Алекс и нажал «Отбой».
Библиотекарь поставил чашку на стол и поправил очки.
– Так что ты там почитать-то хотел? Аль забыл уже?
– Да… Я хотел какую-нибудь информацию найти… – Алекс покусал губу, пытаясь сформулировать запрос. – Про один символ… Томоэ называется. Говорят, он довольно известный. Я сегодня такой видел, с драконами. В общем, что-то о символах почитать хочу. Энциклопедию какую-то, что ли.
Библиотекарь задумчиво покряхтел, потом взял толстую тетрадь из стопки и стал искать в ней что-то, перелистывая расчерченные в таблицы листы. Таблицы были густо исписаны мелким убористым почерком. Затем он отложил эту тетрадь и достал другую, потоньше.
– Знаешь, – сказал он, наконец. – Это вообще библиотека детская. У нас тут сказки в основном, рассказы всякие, да повести приключенческие. Но на твоё счастье есть у меня одна работа, которая тебя заинтересовать может. Её один паренёк написал во время лечения, как раз из тех, что из Бурятии приезжали. Ага, вот она. Б-1604. Сейчас принесу.
Гершон Моисеевич встал из-за стола, протопал до лестницы, ведущей на второй этаж, и неожиданно резво взбежал по ней наверх. Через несколько минут он вернулся, держа в руке нетолстую стопку листов печатного текста, зажатых между двумя листами жёлтого картона и скреплённых через отверстия от дырокола красным шнурком. Сев обратно за стол, он протянул Алексу работу бурятского мальчика. На верхнем листе картона было напечатано крупным жирным шрифтом: «Скрытые хроники. Происхождение символа томоэ».
– Вот, – сказал библиотекарь, отмечая что-то в журнале. – Теперь давай документик какой-нибудь, я тебя зарегистрирую. Потом распишешься за книжку и читай на здоровье.
Когда процедура регистрации была закончена, Алекс попрощался и направился к выходу. Уже в дверях он что-то вспомнил и, обернувшись к библиотекарю, спросил:
– Так если я не буду обращать внимания на дверь, то её как бы и не будет? И я смогу пройти сквозь неё?
– Ну, попробуй, – отозвался Гершон Моисеевич.
Алекс закрыл глаза. По напряжению в его руках и теле, а также по шевелящимся губам можно было судить, что он пытается на чём-то сосредоточиться. Простояв так минуту, он решительно шагнул вперёд и стукнулся коленом о дверь. Алекс поморщился – удар был ощутимым.
– Ты не обращаешь внимания на дверь, которая есть. А нужно сосредоточить внимание на том, что её нет, – старик помахал рукой в воздухе.
Алекс помотал головой и вышел.
Холдун Небтонович
Спустя полтора часа, Алекс, умытый и переодетый в бежевые брюки и серую в мелкую вертикальную полоску рубашку сидел на заднем сиденье вишнёвого BMW X6. Он сжимал в руках подшивку, взятую из библиотеки. Из зеркала заднего обзора на него весело поглядывал сидящий за рулём Мартин. На переднем пассажирском сиденье развалился Макс, щёлкающий кнопками магнитолы. Рядом с Алексом сидел друг и земляк Мартина – бывший школьный учитель, а ныне юрист и торговец недвижимостью Сальватор. Он был худ и рыжеволос, а его карие глаза имели необычный оттенок – они казались красными, словно были наполнены кровью. А если кому-то приводилось посмотреть на Сальватора сбоку, то ему могло показаться, что в глазах адвоката пылает зарево пожара.
Алекс задумчиво смотрел в окно, на медленно уплывающие назад яркие вывески отелей и ресторанов, на лениво прогуливающихся в сени деревьев туристов, на синее чистое небо и на кусочки Чёрного моря, то и дело появляющиеся в просветах между зданиями и деревьями.
Макс нашёл устраивающую его радиостанцию и повернулся к Алексу. Поизучав его с минуту он ехидно спросил:
– Сань, а это что у тебя?
– Это? – Алекс пожал плечами. – Так… Из библиотеки.
– Ну ты даёшь, книголюб. Там, значит, не начитался. Чего ты в номере-то её не оставил?
– Думал, может, будет время… Полистать хочу.
Мартин взглянул на него из зеркала заднего вида и улыбнулся.
– Полистать… Сбежал, ничего друзьям не сказал, – не унимался Макс. – А мы волновались. Что ты там делал-то?
– Да так, с одним интересным человеком общался, – ответил Алекс и зачем-то добавил, – с Гершоном Моисеевичем.
– И о чём, если не секрет?
– Да так… У него интересный взгляд на то, что мы называем реальностью. Близкий, я бы сказал, к буддийскому.
– Бросил друзей, чтобы послушать буддийское Чудо-Юдо, – отрезюмировал Макс.
– Причём здесь Чудо-Юдо? – спросил Алекс.
– Чудо-Юдо – это удивительный еврей! – объяснил Макс и захихикал.
Алекс посмотрел на товарища, с трудом сдерживая смех, который стал прорываться сквозь его широкую улыбку. Он хлопнул ладонью по спинке кресла Максима и звонко рассмеялся. Его смех подхватили остальные, и салон автомобиля взорвался весёлым хохотом. Хотя, если разобраться, по-настоящему весело смеялись только Алекс и Мартин. У Максима смех был каким-то порывистым и нервным, а Сальватор скорее вежливо подхихикивал.
– Ну а как там у тебя прошло с Ксюшей? – спросил Алекс, отсмеявшись.
Макс довольно похлопал себя по карману, где лежали собранные им визитки девушек. – Всё в ажуре! Договорились созвониться, когда соберёмся в «Исиду». Хорошие девчонки, красавицы.
– Девчонки-то были ничего, конечно… – задумчиво произнёс Мартин. – По крайней мере, две из них. А вот Ксюша, с которой ты, Макс, об «Исиде» договаривался… Как бы так сказать… Как Алекс говорит, три раза не туда, – и Мартин весело подмигнул Алексу из зеркала.
– Что не туда? – непонимающе спросил Сальватор.
– Девушка, которая Максу понравилась – три раза не туда, – Мартин улыбался всё шире.
– Как три раза? – непонимающе захлопал глазами Сальватор. – А куда?.. А какие были варианты?
– Понимаешь, – стал объяснять Мартин. – У Алекса есть теория на счёт слабого пола. Вообще, учёные давно уже пришли к мнению, что слабый пол – это мы, а женщины как раз-таки пол сильный. Но дело не в этом. Короче, когда Всевышний хочет создать идеальную женщину, он наделяет её тремя качествами – красотой, умом и добротой. Бывает, какое-то из этих качеств у дамы отсутствует. В таком случае два других компенсируют пробел. Например, добрая и красивая, запросто может быть дурочкой, и это её совсем не будет портить. Многим именно такие и нравятся. Короче говоря, даже обладая каким-нибудь одним из этих качеств, женщина может устроиться в жизни и быть счастливой. Но новая подруга Макса, видимо, сильно нагрешила в жизни прошлой… Макса на таких так и тянет.
– Да? А тебе кто из них понравился? – Максим зло посмотрел на Мартина.
– А мне никто не понравился. Жадные, циничные, недалёкие. Только тема денег и раскрывалась.
– Да ты сам её открыл, своим ключом от «бэмки», – с вызовом сказал Макс.
– Может быть и так, – как ни в чём не бывало, проговорил Мартин. – Но когда я общаюсь с обычными девушками, не с консуматоршами, ключ от «бэмки» так на них не действует.
Макс не нашёл что ответить. Он уставился на носки своих туфель, нервно постукивая пальцами по коленке. В салоне нависло тягостное напряжение. Спустя пару минут Максим посмотрел на Мартина и спросил:
