скачать книгу бесплатно
Советник на зиму. Роман
Сергей Яковлев
Современный авантюрно-философский роман. Главный герой – бедный молодой художник, неожиданно для самого себя приближенный к старому губернатору. Смешные и печальные приключения чудака, возомнившего себя народным заступником. Высокие понятия о чести переплетаются здесь с грязными интригами в борьбе за власть, романтические страсти – с плотскими забавами, серьезные размышления о жизни, искусстве и религии – с колоритным гротеском. За полуфантастическим антуражем угадываются реалии нынешней России. Книга содержит нецензурную брань.
Советник на зиму
Роман
Сергей Яковлев
© Сергей Яковлев, 2019
ISBN 978-5-4490-2385-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Д-ру С.-Ф. Викланду,
послу по особым поручениям Его Величества Короля Норвегии,
секретарю Международной гуманитарной миссии в регионах с проблемной демократией
Дорогой друг! (Хочется надеяться, что я еще не лишился права называть Вас так.)
До Вас, вероятно, доходили слухи, будто я готовил переворот и покушался на жизнь некоего демократического лидера. Будто минувшей осенью спровоцировал бунт, в ходе которого погибли люди. Будто мне удалось соблазнить помощницу престарелого губернатора, втереться через нее в доверие к потерявшему разум старику, стать его злым духом и развалить в городе все, что к тому времени еще не было развалено, обчистить казну, ввергнуть население в нищету, голод и болезни. Будто, с одной стороны, армия бедняков нужна была мне для осуществления все той же цели – кровавого переворота и установления личной диктатуры, но, с другой стороны, я почему-то презирал и ненавидел эту самую бедноту и всячески ее изводил, сам при этом купаясь в роскоши. Будто в конце концов я решил избавиться и от своего благодетеля, намереваясь занять его место, и для этого начал сеять панику, организовывать нелепые поджоги и убийства…
Не хочу, да и не имею сейчас сил вдаваться в подробности. Вы достаточно меня знаете, чтобы понять, что все это – злонамеренная ложь.
Вам могли говорить также, что я растлевал детей и, в частности, сожительствовал с малолетней племянницей, которая, не выдержав надругательства, покончила с собой. (Увы, Даша действительно погибла, но совсем по другой причине, хотя на мне лежит страшная вина за ее судьбу.) Что, злоупотребляя должностным положением, я затаскивал в постель чуть не всех смазливых женщин, заставлял их исполнять мои гнусные прихоти, а потом еще рисовал в срамных и унизительных позах в своем альбомчике. Что я, скорей всего, не просто так покровительствовал скандально известному гомосексуалу. Что вообще вся моя деятельность, в том числе творческая, сводится к содомии, богохульству и сатанизму. Что я даже примкнул к какому-то тайному ордену и на этой почве сошелся с заезжей танцовщицей, женщиной сомнительного поведения, да еще шпионкой, да ведьмой! Вы хорошо знаете, о ком речь. Будто бы она меня завербовала – и при этом меня же обвиняют в ее жестоком убийстве.
Ставится мне в вину, конечно, и знакомство с Вами, в чем усматривают фрондерство, продажность, измену, опять-таки причастность к какому-то политическому заговору. Теперь я уже сам не могу понять, кто я в их глазах: жидомасон или агент мирового империализма, националист или левый экстремист? Все подстроено так, чтобы вконец заморочить обывателей, а меня лишить воли к сопротивлению. Вы, конечно, знаете, как важна для художника уверенность в себе и своих замыслах, сколько сил он расходует на поддержание такой уверенности и как легко ее опрокинуть малейшему внешнему толчку.
Полагаю, у Вас хватит здравого смысла, чтобы разобраться в подобной чепухе.
По поводу нашей общей знакомой могу сказать, что я не верю в ее смерть, и это, наверное, единственное, что сегодня спасает меня от безумия. Сила моего чувства к ней не могла не оградить ее от беды. Мне кажется, мы с ней еще соединимся.
Скоро меня будут судить. Ни в одном из преступлений, приписываемых мне клеветниками и молвой, я не виновен. Настоящие преступники – мои обвинители. И все-таки на моей совести много такого, что не позволит мне искать оправдания или молить о пощаде. Об этом я буду говорить на суде, хотя и не уверен, что кто-нибудь там меня поймет.
После всего происшедшего Вы, конечно, вправе от меня отвернуться, но умоляю Вас не делать этого раньше, чем Вы узнаете правду. Иначе я поневоле буду думать, что прежде Вас привлекал не я, но мой мундир, а теперь испугало жалкое положение заключенного. Как бы Вы ни решили, знайте: несмотря на серьезные расхождения во взглядах, несмотря даже на то, что Вы относились ко мне порой весьма рассеянно, а ко всему, что мне дорого, с явным предубеждением, – я вас любил, люблю и буду любить. Не за то, что Вы иностранец, да еще с какой-то там миссией, но за Ваши простодушие, теплоту, добрый юмор. Именно поэтому мне всегда хотелось достучаться до Вашего европейского сердца и объяснить, что то, что происходит во мне, тоже человеке, пострашнее всех на свете войн и диктаторских режимов, нищеты и дискриминации, любых злодейств, предательства, лжи, насилия, – потому что открывает дорогу и тому, и другому, и третьему, и еще чему-то немыслимо худшему. Что-то творится со мной и вокруг меня такое, что в любой момент может вытолкнуть всех нас из привычного круга проблем в настоящий ад. Не терпим ли все мы, люди, одно и то же поражение?.. Истощив силы разума в борьбе с ублюдочными играми вокруг прошлого и будущего – за настоящее, которого нет.
Мысли в одиночестве приходят разные, на многое я теперь смотрю по-новому, так хотелось бы обсудить все это с Вами! Но боюсь, нам уже не суждено свидеться.
Прощайте, дорогой друг. Горячо обнимаю и остаюсь любящим Вас
В. Несговоров.
Башня. 26 апреля.
Часть первая
ЧЕЛОВЕК ОГНЯ
Что время или совсем не существует, или едва, будучи чем-то неясным, можно предполагать на основании следующего. Одна часть его была, и ее уже нет, другая – будет, и ее еще нет; из этих частей слагается и бесконечное время, и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию.
Аристотель.
Глава первая.
Театр
В условленный час Маранта не спустилась к служебному входу.
Двое дожидались ее под лестницей. Путь наверх преграждал обшарпанный стол, за которым сидела на страже женщина неопределенного возраста в очках, с жидкими крашенными в медный цвет волосами, не скрывавшими голубоватой проплешины на макушке.
Какое-то время она была занята. Торопливо вбегали и пропадали за лестничным поворотом припозднившиеся актеры. Медноволосая укоризненно посверкивала на них толстыми линзами. Прибыла шумная ватага музыкантов с громоздкими инструментами в чехлах, попрепиралась о чем-то с вахтершей, нарочно сердя ее и посмеиваясь, и в конце концов тоже исчезла наверху. Но вот входная дверь стала стучать реже, а там и совсем затихла, и привратница смогла целиком отдаться изучению двух незнакомых ей посетителей.
Молодой человек лет тридцати, ростом повыше среднего, одетый бедно и не по погоде, с нервными, раскрасневшимися и слегка припухшими от мороза руками, недвижно стоял возле двери. Пришедшая с ним девочка-подросток в коротком клетчатом пальтишке с латунными бубенчиками поначалу застенчиво жалась в углу, но затем освоилась, начала сновать туда-сюда в тесном закутке прихожей, оглядывая разрисованные и исписанные местными острословами стены.
Пройдя очередной круг под самым носом у привратницы, девочка потянула молодого человека за рукав и взмолилась:
– Дядя Вадик!..
– Нельзя ли как-то известить Маранту, что ее здесь ждут? – обратился молодой человек к вахтерше. – Меня зовут Вадим Несговоров. Она знает.
– Маранта!.. – пробормотала вахтерша себе под нос. – Таких имен-то не бывает. Проходимцы.
– Вам следовало бы знать ведущую актрису театра, если уж вы здесь работаете! – наставительно заметил Несговоров, больше обидевшись за Маранту, чем за себя.
– Хрюкалы вонючие! Показывают пачку денег, а там резаная бумага. Спрашиваю: где деньги? А они в это время дубинкой по голове. Электрошоком. Хорьки! Хоть лопни, а подавай им бесплатные котлеты. Это из-за вас золотые рудники стали нерентабельными. Будь моя воля, пешком бы тебя на эти рудники, в кандалах!..
Несговоров догадался, что она сумасшедшая. Девочка оробела, обняла дядю за руку и уткнулась носом в жесткий ворс рукава.
– Кто вас приглашал? – раздался звонкий голос сверху.
На ступенях стоял худой юноша в ермолке, с густыми сальными кудрями до плеч. Он был до того тонок, что казался в нескольких местах надломленным.
– Поднимайтесь, – сказал юноша, пряча странную усмешку.
– А по тебе, клоун, давно колодки плачут! – рявкнула вахтерша, показав ему кулак.
На секунду юноша задумался, мусоля во рту курчавую прядку. Затем сбежал вниз.
– Придется в обход.
– Вас прислала Маранта? – оживился Несговоров. – Здравствуйте!..
Юноша с некоторым недоумением молча подал ему узкую влажную ладонь и вновь чему-то усмехнулся.
За дверями было уже темно, на обледенелую землю падал редкий снег. Несговоров с девочкой поспешили за юношей через двор, лавируя между мусорными контейнерами и кучами шлака.
– Извините, мы с Дашей не предвидели такие сложности… Вероятно, следовало просто купить в кассе билеты… – Несговоров машинально нащупал в кармане смятые рубли и подумал, что давно не бывал в театре и не представляет, сколько это может теперь стоить. – Мы бы так и сделали, но Маранта наказала ждать!..
Юноша нырнул в подвал. Понеслись по слабо освещенному коридору с отпотевшими ржавыми трубами вдоль стены. Проводник то и дело пропадал из вида за поворотами. Вдруг ударил в глаза яркий свет. Они оказались в низком помещении с кафельными стенами. Посередине пылала большая плита, возле нее крутились несколько женщин в замызганных белых халатах. Бородатый мужик в клеенчатом фартуке топором разрубал на кряже свиную тушу.
– А где волосатик? – растерянно спросила Даша, оглядываясь по сторонам.
Проводника нигде не было. У Несговорова упало сердце. Спрашивать о Маранте на кухне смысла не имело.
– Выходит, на артистов нельзя рассчитывать. Безответственная публика, – тихо пробормотал он.
– Не ты первый, – откликнулся издали мясник, с хрустом рассекая свиные ребра. – Не ты последний. – Похоже, он обладал феноменальным слухом.
– Гони их в шею! – крикнула мяснику одна из женщин, пробуя стащить с плиты кипящий котел.
Мясник степенно отпустил топор, поплевал на ладони и растер короткопалые волосатые руки.
– Кайтесь! – крикнул он.
– Что? – переспросил Несговоров.
– Кайся, грешная душа! Ибо хотя и велико терпение Господа Бога, Отца нашего небесного, но и его терпению приходит когда-то конец!
Глаза его полезли из орбит, как у бесноватого. Несговоров похолодел. Этого еще не хватало – вместо обещанного спектакля!
– Павлыч, да погоди ты! – повелительно крикнула от плиты самая толстая баба. – Лучше помоги Зине котел снять!
– Сейчас, сейчас! – Бородатый, разом придя в норму, суетливо затрусил к котлу, подвязывая на ходу фартук.
– Павлыч, что это ты там про свой конец говорил? – задорно спросила третья кухарка. – К кому это он приходит? Я вот жду-жду, а ко мне что-то не заявляется!
Раздался дружный хохот. Несговоров схватил Дашу за руку и нырнул с ней в какую-то дверь.
Они вышли на узкую лестницу. В полной темноте мигом одолели пять или шесть пролетов. Шум из кухни сюда не доносился. Погони не было. Выбрались на тесную площадку, сверху придавленную пологим откосом кровли. Несговоров ощупал во тьме стенку и наудачу толкнул что-то похожее на косую фанерную дверь, которая неожиданно легко подалась и отошла. Прямо перед ними засверкала, переливаясь мириадами радужных огней, огромная хрустальная люстра.
На цыпочках, стараясь не задеть раскинутые повсюду лампы и провода, Несговоров с Дашей прошли вперед к ограждению. Отсюда были видны глубоко внизу партер и передняя часть сцены. По ней порхали под сладкую музыку женские фигурки в разноцветных воздушных нарядах, похожие на пестрых бабочек. Несговоров попытался угадать среди них Маранту, – но тут везде погас свет, и сцена погрузилась во тьму. Какое-то время лишь слышались возня рабочих, переставляющих декорации, да скрип механизмов. Затем ударили барабаны с литаврами. И вместо грациозных созданий в ярких шелках прожектор выхватил совсем иную картину.
Чумазые, одетые в серые лохмотья, они буйной толпой лезли куда-то вверх по канатной сетке, отпихивая друг друга локтями и ногами. Кто-то срывался и падал. Кто-то оставался лежать. Таких отбрасывали прочь с дороги либо затаптывали, снова и снова устремляясь ввысь…
Несговоров больше не искал Маранту, он знал, что в этой толпе ее быть не может.
И опять все погрузилось во мрак, а буйство ударных сменила заунывная мелодия флейты. Нарастающий алый свет открыл взору жуткое зрелище: гору поверженных недвижных тел.
Внизу в партере застучали сиденья. Часть публики начала подниматься и уходить.
Даша свесилась и вертела головой, пытаясь разглядеть на женщинах в зале платья и украшения. Приглушенные разговоры в ложах, вечерние наряды, долетавшие наверх ароматы духов – все это действовало на нее возбуждающе.
– Дядя Вадик, мы уже не увидим Маранту? – Она заглядывала блестящими глазами ему в лицо. – На кого она похожа? Расскажи, какая она!
– Она самая талантливая и самая красивая, – сказал Несговоров, грустный оттого, что ему остается лишь вспоминать. – Худенькая, почти как ты, но высокая, с пышными черными волосами, и вся… Не знаю, как описать. Ее можно узнать в каждой черточке, любом движении. Пожалуй, даже по складке платья. Во всем открываются ее грациозная природа и душа. Ее душа – в танце. Она танцует всегда, даже когда просто садится в трамвай. Именно там мы с ней познакомились. Танцуют руки, волосы, губы, глаза…
Занимавшаяся на сцене заря тем временем обратилась в день. Гора трупов исчезла. И артисты, оказывается, вышли на сцену под звуки победного марша еще не для прощания с публикой.
– Вот она, вот! – Несговоров судорожно стиснул маленькую руку Даши. – За негром в сомбреро, одетая в лиловый бархат, видишь? Это она!
Девушка в лиловом встала рядом с другими на колени в тесный полукруг. В центре появился хромой старик в облачении повстанца. Он тоже штурмовал небо и чудом остался жив. И теперь, умудренный опытом, он снова зовет на бой. Старый израненный воин ищет поддержки у народа. Высоко подняв над головой большое ружье, он предлагает его склонившимся перед ним людям, поочередно обращаясь к каждому. Но все один за другим отворачиваются, стыдливо пряча лицо… И вдруг – распрямилась одна худенькая спина, гордо взметнулась пышная копна волос, раскрылись, подобно цветку, тонкие белые ладони, принимая оружие. Это была она, Маранта!..
Неистово отбивая себе ладоши вместе со всем поднявшимся залом, Несговоров не мог сдержать слезы. Артисты много раз выбегали и скрывались за занавесом, но Маранты среди них почему-то не было. Несговоров хлопал и хлопал, все еще надеясь ее увидеть, и старательно отворачивался от Даши, обращая лицо к люстре с подвесками, блиставшими в дрожащих лучах.
– Ты ее любишь? – зачем-то спросила Даша. И сама решила: – Любишь.
Чтобы не возвращаться старым путем, Даша придумала перелезть через барьер в пустую соседнюю ложу, откуда был нормальный выход, и скоро они влились в ручеек последних покидающих верхние ярусы зрителей. Встретиться и поговорить с Марантой Несговоров уже не надеялся. Наверное, она сразу уехала из театра: что-нибудь неотложное. Но его переполняло уже то, что он увидел ее наконец на сцене, во всем запредельном блеске ее таланта. У него не проходил озноб восторга от финальной сцены с ослепительным всплеском ее рук.
Когда в фойе Даша ткнула его в бок остреньким кулачком и сделала круглые глаза, он расценил это как приглашение одеться. И покорно принялся вертеться в тесноте, никак не попадая в рукав и невольно открывая всем на обозрение дырявую подкладку. Досадовал на Дашу: не дотерпела, пока вышли бы на улицу и там оделись на свободе, все-то ей надо как другие, вместе с толпой, особенно если это толпа чванливая, пышущая нахальством и немыслимо дорогими парфюмами, от которых болит голова; прямо комильфо какое-то растет… Так он злился, колотясь в собственной дерюжке как в тенетах, – и вдруг обомлел.
В двух шагах спиной к нему стояла Маранта с большим букетом роз. Она успела переодеться, была теперь в черном свитере и широкой длинной клетчатой юбке. Ее обступали поклонники, которых она, по-видимому, хорошо знала. Прежде других бросалась в глаза низкорослая матрона в распахнутой норковой шубе, с крючковатым носом, глазами навыкате и багровыми налитыми щечками. Она вела себя самоуверенно, всех перебивала и оживленно жестикулировала. По правую руку от нее стояла моложавая дама средних лет (вначале Несговорову показалось – совсем молодая) с изумительно ухоженным сияющим лицом. Та поминутно прикасалась к Маранте, снимала с нее воображаемые пылинки, оглаживала, как будто это она ее вылепила и вот теперь наводит последний лоск. По левую руку – с благосклонной улыбкой прислушивался к разговору пожилой щеголь с чуть раскосыми жесткими глазами и широкими скулами, в смокинге, припудренный и напомаженный. За ним выделялся еще прифрантившийся бледный юнец с нелепо выпирающей на худосочной груди крахмальной манишкой… Впрочем, невозможно перечислить всех тех, кто беседовал с Марантой или просто стоял рядом, глядя восторженно или искательно. В образовавшуюся воронку втягивались все новые и новые лица, потому что многие в фойе ее узнавали и желали выразить свое восхищение.
Оказывается, дурманивший Несговорова аромат был ее ароматом. Оказывается, это ее друзья бросали неосторожные взгляды на его рваное пальто!
Даша, конечно, смотрела на Маранту во все глаза и с нетерпением ждала, что последует дальше. Что до Несговорова, ему больше всего хотелось незаметно исчезнуть. Хватило бы на сегодня впечатлений. Но он знал, что никогда не простит себе этого малодушия. И Даша ему не простит.
В порыве веселого отчаяния он растолкал толпу, наседавшую на Маранту сзади, и прикоснулся к ее локтю.
– Значит, вы все-таки попали на спектакль!
Маранта глядела на Несговорова с неподдельной радостью. Возможно, ее утомили дежурные комплименты всей этой лощеной команды. Так по крайней мере хотелось думать Несговорову. Матрона в шубе посторонилась на полступни и устремила на него снизу выразительно-недоуменный взгляд.
– Вам передали записку? – озабоченно пытала Маранта.
– Разумеется! – соврал счастливый Несговоров. – Мы угнездились на самом верху, под куполом. Оттуда прекрасно видно. При входе, правда, возникла небольшая заминка… – Он подумал, что Маранта все равно что-то узнает от юноши в ермолке.
– Это вахтерша! – с нажимом произнесла Маранта, омрачившись. – Ее надо объезжать на козе.
– Мы так и сделали! – крикнула Даша.
– Да, мы примерно так и сделали, – подтвердил Несговоров и сам от смущения рассмеялся громче всех.
– Вы так и сделали, малышка, – повторила Маранта и легонько потрепала Дашу по щеке.
– Не такая уж она и малышка, – сказал Несговоров, просто чтобы что-то сказать. – Ей четырнадцатый пошел.
Повисла пауза. Несговоров заторопился:
– Нам пора домой. Простите. Маранта, мне очень нужно повидаться и поговорить с вами. Очень. Скажите, где и когда мы могли бы встретиться?
Он опять рискнул, протянул руку и молитвенно пожал ее локоть. Так легко, будто она улетала, а он невольно устремлялся ей вослед… Едва ли и дотронулся.
Но Маранта не услышала вопроса, отвернулась к прежним собеседникам. Из них только моложавая дама задержала на Несговорове взгляд и вдруг как-то особенно, ободряюще подморгнула ему, прижмурилась, как кошечка, с восхитительной улыбкой…
– Вот это жизнь! – выдохнула Даша на улице. – Каждый бы день так.
