скачать книгу бесплатно
– Пусть пока побудет молодой, а там разберемся, – мягко возразила Даше Маранта. – Ведь по первому впечатлению мы запоминаем самое важное, правда? Я не специалист в создании портрета, дядя объяснит тебе лучше, – Маранта осторожно кинула на Несговорова, как ему почудилось, очень теплый взгляд, отчего сердце его взбодрилось, – но мне кажется, все начинается именно с мимолетного образа, с крупных черт. Так угадываешь главное в характере человека и не впадаешь в шаблон. А если сразу начать с дряблых щек – как потом отличишь одну женщину от другой?..
Опустив задумчивый взгляд на свои узкие ладони с длинными тонкими пальцами, добавила:
– Да, еще руки! Пожилые актрисы, играя молодых, всегда прячут руки. Они выдают возраст.
Когда Маранта уходила, грациозно осыпая хозяев благодарностями, Несговорову пришло в голову, что в их отношениях за этот волшебный вечер ничего не изменилось! Она оставалась все такой же недоступной, словно драгоценная статуя под колпаком из бронированного стекла, и уносила с собой все свои тайны, не оставив даже адреса.
– Я найду вас сама. У нас теперь много общих дел. Дашина школа… Только не надо меня провожать. Пожалуйста!
– Вечером на улице опасно.
– У меня же есть большое ружье! Серьезно, я умею выходить из трудных ситуаций. Улица в этом отношении не самое безнадежное место… Слышите? Еще трамваи ходят! А вы говорите.
– Ну хотя бы до остановки!..
– Нет. Пожалуйста, не надо.
– До выхода! На лестнице темно, пьяные валяются, можно упасть…
Когда в полной темноте за дверью она доверчиво взяла его под руку, Несговоров почувствовал, как у него затряслись коленки. Озноб шел по всему телу, и он ничего не мог с этим поделать. Они спускались медленно, плечом к плечу, и Несговорова вдруг обдал запах ее волос. Это был не аромат парфюмерии, просто натуральный запах густых женских волос, до того крепкий и сладкий, что у него помутилось в голове. Будто куда-то проваливаясь с каждой очередной ступенькой, он осознал помраченным разумом и всем своим существом, что Маранта – первая и единственная в его жизни настоящая женщина.
– Я не могу отпустить вас, – прошептал он на нижней площадке, приблизившись к лицу Маранты настолько, что кожей ощутил жар ее щеки.
– Даше надо спать, – прошептала в ответ Маранта. – Она без вас не ляжет. Да и вам пора. Укладывайтесь. Завтра будет трудный день…
– Откуда вы знаете?
– Знаю. Если вы пойдете со мной, мы больше никогда не увидимся.
– Я вас найду, подстерегу возле театра! – тихо засмеялся счастливый Несговоров, решившийся, наконец, ее обнять…
– Нет!
Его руки обхватили черную пустоту. Маранта на какую-то долю секунды опередила его движение и ускользнула. В сером проеме открытой на заснеженную ночную улицу двери показался в последний раз ее силуэт и донеслись слова:
– Возвращайтесь к себе. Да не споткнитесь о какого-нибудь подгулявшего студента!..
Полночи Даша слушала, как Несговоров кряхтел и ворочался на ящиках, иногда в такт своим мыслям причмокивая сухим ртом, как будто сожалея об утраченном. Наконец, не выдержала, по-женски тяжело вздохнула и села на кровати.
– Ты не спишь? – спросил Несговоров виновато. – Это я тебе мешаю. Хороший был вечер, да? Иногда только неловкость какая-то возникала. Вот я и пытаюсь разобраться: что было не так? Как ты думаешь, я правильно себя вел?..
Даша опять шумно вздохнула.
– Старомодный ты, дядя Вадик. Как из позапрошлого века. А так, все путем.
– А Маранта? Она, по-твоему, еще придет к нам?
– Придет. Куда денется!..
Глава четвертая.
Визит в башню
Утром их разбудил настойчивый стук. За дверью слышались громкие голоса, один из которых Несговоров сразу узнал.
– Отворяйте, жилец! – кричал завхоз колледжа Аршак Манвелович Бабулян.
Первая мысль была: вероятно, обнаружили труп Асмолевского и теперь ведут дознание. Одновременно родилась другая, более утешительная версия: по всему колледжу ищут отравляющие вещества.
Второпях Несговоров натянул только брюки и повернул ключ.
С завхозом вошли двое. Один – необычайно громоздкий молодой человек с большим животом, в обуви никак не меньше сорок шестого размера. Несмотря на его медвежью комплекцию, на нем ладно сидел дорогой свободно сшитый костюм с иголочки. Другой был немолод, потрепан жизнью, в заношенном пиджачке и перекрученном засаленном галстуке.
– Муссолини решил эту проблему быстро, – продолжал досказывать своим спутникам Аршак Манвелович, не обращая внимания на открывшего им дверь Несговорова. – Приходят, допустим, к одному торгашу, спрашивают: знаешь такого-то? Ну, к примеру, дона Альфонсо? (Там рэкетиров донами прозывают.) Тот, понятно, боится выдавать. Не знаю, отвечает. Бац его! К другому: знаешь дона Альфонсо? Нет. Бац! К третьему, и так далее. Обходят одного за другим, пока не заставят очередного признаться: знаю, обирает он меня! И тогда уж идут с уликами к дону Альфонсо и берут его под белы рученьки…
– Бац – это как: по морде или мочили? – с любопытством спросил толстяк.
– Ну, это… В общем, посылали к праотцам.
– Круто!
– А ты что, был там? – вдруг истошно заорал потрепанный господин.
– Чего-чего?..
– Жил, говорю, при Муссолини? Нет! А зачем брешешь?
Довольный своей выходкой, он вразвалочку двинулся к окну, бесцеремонно пихнув ногой мольберт. Толстяк начал осматриваться, приметил в углу Дашино ведро, вопросительно глянул с высоты своего роста на низенького Аршака Манвеловича. Тот молча развел руками и воздел очи к небу. Даша испуганно выглядывала из-за занавески, завернувшись по самый подбородок в одеяло.
Потрепанный господин успел тем временем осмотреть раму, ткнуть кулаком в стену и попрыгать на полу.
– Видите? – сказал он толстяку. – Половицы ходят!
После чего заинтересовался и картиной, поддел прокуренным ногтем свежую краску. Понюхал, сморщился, брезгливо обтер палец о холст и зачем-то снова колупнул, окончательно прикончив лозу, чья будущность так волновала Несговорова.
– Вы, наверное, образованный человек? – налетел он, наконец, на жильца, словно впервые его заметив.
Растерянный, все еще без рубахи, озябший, – Несговоров столбом стоял посреди комнаты и ничего не понимал.
– Читать-писать умеет! – шутливо ответил за него Аршак Манвелович, подмигивая Несговорову из-за спины толстяка.
– Как же вы, образованный человек, можете жить в таких, извините меня, скотских условиях? Ходить, извините меня, под себя?.. – продолжал потрепанный господин. Похоже, внезапность и натиск были его излюбленными приемами. – К тому же вы не один. Все прелести вашей жизни делит юная особа. Неужели перед ней-то не стыдно? Нет, я тебя как мужик мужика спрашиваю: не стыдно, а?.. Будем выселять! – заключил он, поворачиваясь к толстяку.
– Чердак ни к черту не годится, – флегматично подтвердил тот. – Аварийное состояние.
– Все видим, все знаем, – со вздохом сказал Аршак Манвелович. – А что поделаешь? Вадим Несговоров, можно сказать, наша гордость, талант, все академии прошел. Смотрите, как малюет! Телега-то будто живая катится. Честно, Вадим батькович, такой красивой телеги я у тебя еще не видывал!.. Ну негде ему больше жить, негде.
– Вздрючить тебя мало за это! – заорал потрепанный господин. – А если я сюда пожарников приведу?
– Художник в такой комнатухе… – сказал толстяк с сомнением. – Как-то несолидно.
– Вот-вот! – подхватил потрепанный господин. – Если он академик, как ты говоришь, ему тем более нужна приличная квартира. Не знаю, кем приходится твоему академику эта юная леди, кхе-кхе, но в ее нежном возрасте неплохо бы иметь и мягкую постельку, и теплый душик, и спаленку отдельную!
– Нам и так хорошо! – недоверчиво возразила с постели Даша.
– А мы милая, сделаем между вашими спальнями потайную дверцу! Когда захочешь, войдешь и все такое. Или академик сам к тебе ночью придет!
– Что он такое говорит? – Несговоров очнулся. – Аршак Манвелович, кто эти люди? Зачем вы привели их в нашу комнату?
– Какая же это комната? – уклончиво ответил завхоз. – Так, нежилое помещение чердачного типа. Мы вас и селить-то тут не имели права… – Прикрывшись ладонью, шепнул: – Сам Негробов пожаловал. А это, – указал глазами на потрепанного господина, – Кудакин, ихний юрисконсульт. – Смышленый армянин сам был явно озадачен и что-то про себя лихорадочно просчитывал.
Негробов заскучал и широко звнул. А Кудакин не унимался:
– Мы хотим, голова ты садовая, хоть и академик, чтобы вы жили по-людски! Вот здесь разместятся две ваши спальни. Просторные, светлые, с мансардными окнами. Знаешь, что такое мансардные окна? Самый шик! Лежишь, а над тобой облака плывут. При каждой спальне – джакузи, туалет, биде. Юной леди придется по вкусу. Шведская сантехника. А? Этажом ниже пойдут холл, гостиная, столовая, кухня, сауна…
– Никакой сауны! – решительно прервал Негробов.
– Вот, Николай Николаевич против. Хочет построить одну на всех в подвале. А я обычно так говорю: общая баня – все равно что общая баба. Иной раз, может, и неплохо ее в компании… Под водочку с пивком… Но без своей-то отдельной тоже не проживешь. Согласен, академик? Кхе-кхе-кхе-кхе… – Кудакин зашелся в хриплом кашле и полез в карман за куревом.
– Ниже этажом у меня студенты, – на всякий случай напомнил Аршак Манвелович. – Друг на друге спят, по трое на одной койке.
– Во как! – восхитился Кудакин, пуская дым в лицо Несговорову. – Мы студентами много куролесили, но такого что-то не припомню. Короче, академик: через какой-нибудь год…
– Через два, – лениво бросил Негробов.
– Вот пессимист! Ладно, через полтора года вы будете иметь удовольствие жить в новой элитной квартире. Ну, как перспектива? Нравится? О! Вижу, у дамы уже горят глазки…
Дашу волновало совсем другое. Болтовню кривляки Кудакина она оценила не по годам трезво. Но ей со сна приспичило, она зажималась и с нетерпеньем ждала, когда уйдут непрошеные гости.
– Думаете, у него хватит на вашу элитную? – Аршак Манвелович выразительно шелестел в воздухе пальцами.
Кудакин бросил на холст пронзительный взгляд, плюнул на пол и растер ногой.
– Хоть бы девок рисовал, что ли, – с досадой пробурчал он. – Академик…
Негробов фыркнул:
– Как там было при Муссолини?.. «Нэт человэка – нэт проблэмы!»
– Зима все-таки, – промямлил Аршак Манвелович. – Если бы город помог…
– Город?! – взвился Кудакин. – Ты хоть газеты читай иногда! Вот, я как раз захватил… Слушай: «Последним распоряжением губернатора отменено постановление городского совета номер такой-то…» Это как раз по жилью… Так… «Перед горожанином поставлен жесткий выбор. Кто до сих пор надеется на бесплатное жилье, тот окажется, фигурально выражаясь, на свалке истории. А фактически – на городской свалке, куда стекаются отбросы общества. Другая возможность – покупать жилье по коммерческим ценам. В городе разворачивается программа строительства элитных квартир. Конечно, они будут не дешевыми. Но квартиры такого уровня, такого класса просто не могут стоить дешево!» Подпись: «Асмолевский, личный секретарь губернатора». Так-то!
– Значит, говорите, закрывают нас? – раздумчиво промолвил Аршак Манвелович. – А ну как вернется директор, поужинает с губернатором – и дело назад раскрутится?
– Не вернется, – уверенно сказал Негробов. – Нечего ему тут больше делать. Все с собой увез.
Помолчали.
– И кто же я теперь, по-вашему? Начальник подвала? – спросил Аршак Манвелович удрученно.
– А мы тебе о чем толкуем? – сказал Негробов.
– С какой стороны, как говорится, фортуна подол задерет! – задиристо вставил Кудакин. – Так-то, Муссолини.
– Понятливые завхозы на дороге не валяются, – подвел итог Негробов, направившись к двери.
За ним и Кудакин с Бабуляном.
Тут Несговоров вспомнил о справке, которую надо было взять у завхоза для Дашиного устройства, и кинулся следом.
Выслушав на пороге сбивчивую просьбу, Аршак Манвелович окинул Несговорова долгим взором с поволокой.
– Занятный ты парень, – сказал он. – Ладно, дам тебе один совет. Беги в башню и пробивайся на прием к самому Кудряшову. Только к нему! Заготовь бумагу. Сейчас он любую бумагу подпишет, его дни сочтены.
– Он что… тоже при смерти? – ошарашенно спросил Несговоров, вспомнив почему-то про Асмолевского.
– Его скоро скинут, дурья ты башка, и он это знает. Да просьбу с умом составь!
– Значит, сразу просить о том, чтобы Дашу приняли в школу?..
– Проси, умоляй, ползай на коленях, чтоб тебе дали другой чердак вместо этого или хоть землянку какую! – прорычал озверевший от его тупости Аршак Манвелович и громко хлопнул дверью.
Под веселое журчанье за занавесочкой Несговоров начал сочинять прошение. Скоро к нему присоединилась Даша. С ней дело пошло куда бойчей; как ни странно, в этом жанре Даша чувствовала себя увереннее дяди и подсказывала самые звонкие формулировки – в школе она была отличницей по русскому. Не забыли упомянуть про Дашину мечту стать актрисой и про несговоровское незаконченное полотно, которому, быть может, суждено перевернуть сознание соотечественников, настроить их на совестливые размышления, терпеливый труд, уважение к родной земле, вселить в людей уверенность в грядущем дне…
В подвале Щупатый, чертыхаясь, освобождал от старой мебели проход к своей лавчонке. Заметив на лестнице Несговорова, нарочно громко возопил:
– Кто придумал сгрудить этот хлам возле моего магазина? Кудряшовцы вонючие! Вздохнуть не дают.
– Никто не хотел тебе навредить, просто не нашлось другого места, – откликнулся сверху Несговоров.
Щупатый сделал вид, что только что его увидел.
– Ты куда, не в башню ли собрался?
– Как ты узнал? В башню, – честно ответил Несговоров.
– Иди, иди, доноси. Недолго вам праздновать осталось!..
Трамвай был забит людьми с мешками, коробками, ведрами, огромными сумками – все рваное или грязное, плохо увязанное, дурно пахнущее, с торчащими лохмотьями. По улице подслеповатые старики и старухи волочили за собой тяжело нагруженные тележки, то и дело наезжая на Несговорова колесами. Только на площади он вспомнил: базарный четверг! В обычные дни возле обклеенного пестрыми объявлениями дощатого забора, тянувшегося от театра до самой прокуратуры, торговали семечками и водкой три-четыре бабы в ватниках да пара смуглолицых черноусых молодцов с увядшими цветами и замерзшими фруктами. Эти как-то ладили со стражами порядка; всех прочих гнали постовые. Но в четверг ограничения снимались, и на площадь стекалось поутру чуть не полгорода. Кто шел продавать, кто – делать покупки. На ящиках – подобных тем, из каких Несговоров соорудил себе постель – выкладывали пиво и газировку, сигареты, вяленую рыбу с запашком, кости с обрезками мяса, огромного размера бюстгальтеры и трусы, вязаные носки, пляжные туфли, свиные головы с копытами для холодца и прочее; а подальше, за «чистыми» рядами, каждый желающий выставлял прямо на снегу то, что находил дома или просто снимал с себя: линялые кальсоны, туфли с оторванной подошвой, крышку от унитаза, пожелтевшее блюдо с трещиной, бывшие в употреблении пеленки, моток ржавой проволоки, учебник по морскому праву, дверцу от холодильника, пару ржавых петель… Продавали отслужившее срок, дотлевающее, последнее. Дрались за лучшие торговые места, новичков оттесняли к обочине.
Несговоров с трудом пробился сквозь рыночную толпу к башне. Фасадную часть здания, обращенную к театру, занимали кабинеты советников и другие служебные помещения, а в пристроенном с тыла жилом корпусе размещались роскошные, по слухам, квартиры городских начальников. От площади просторный двор жилого корпуса был отделен высокой чугунной оградой с воротами и теплой будкой для охраны. Простым смертным вход туда был заказан. Когда-то тщательно охранялся и служебный подъезд: каждого приблизившегося к башне изучали крепкие парни в штатском, уверенно занимавшие позиции по всему фасаду. С тех пор, как центр власти переместился в старинный особняк губернской администрации, строгую охрану сняли. Теперь на широких ступенях кемарили нищие да бродячие псы, а у самых дверей околачивались какие-то темные личности.
Двое таких преградили Несговорову путь, едва он ступил на крыльцо.
– Запись на прием кончилась, – с сожалением известил его юнец в кожаной тужурке, с посиневшим от холода носом.
– Подожди, сейчас уточним, – остановил напарника другой, постарше, с мягким пушком на подбородке. Он вытащил блокнот и полистал, выдерживая паузу. – Поздравляю вас, одно место еще осталось! – с дежурной улыбкой обратился он к Несговорову.
