Снега моей души

Посмотреть на того, кто в посёлке…»

V

Ночь не прошла – пролетела.

Сергей почти не сомкнул глаз, лёжа в спальном мешке под тентом. Он смотрел на слабые точки звёзд, которые робко заглядывали под полотно тента и думал. Мысли, сначала резвые и борзые, как скакуны, постепенно замедляли свой бег, и вскоре беспорядочно разбрелись в разные стороны, как пасущиеся овечки по склонам гор.

Старатели, зеки… Хорошие люди, плохие люди… Рыбаки, охотники, геологи… Геологи… Геологи!

Сергей подскочил, как ошпаренный!

– Ну, конечно! Как же я сразу не прокачал этот вариант! – почти выкрикнул он. – Водитель ведь мне намекал: «…Но, сдаётся мне, что Зародний там не пропал. Он оттуда не вернулся…» Чёртова кукла! Блин горелый! Как же я забыл о ручье-то?! Вот уж воистину: из всего множества причин совершения данного события наиболее вероятна самая простая… Принцип Уильяма из Оккама никто не отменял! – говоря это, Сергей замер, чувствуя, что нашёл верное объяснение происходящему. – Жив, значит, курилка! Ну, Рудольф Владимирович, ну, ты даёшь! Моешь золотишко втихаря, значит… Ух, ты!

Возбуждение, охватившее Сергея, требовало выхода и он, быстро освободившись от тёплых объятий спального мешка, засуетился на полянке, собираясь в дорогу.

Прошедшей ночью ударил первый заморозок. Его холодное дыхание покрыло траву белой плёнкой изморози, которая шуршала под ногами, погибая от прикосновений ботинок. Лиственницы, иголки которых разом поседели, стали стройнее – как вытянулись. Исчезла чернота чащи леса, далёкие горизонты приблизились, как прыгнули навстречу взору. Солнце ещё не грело, давая всей этой серебряной красоте последние минуты жизни, теплота его света едва ощущалась щекой.

Но вот из распадка потянул ветерок. Его прикосновения превращали изморозь на траве и деревьях в капельки воды. И совершенно неожиданно – без какого-либо перехода, вокруг вспыхнули мириады маленьких радуг. Сияние солнца заполнило всё пространство вокруг, многократно усиливаясь в капельках, распадаясь на радуги, разноцветно подмигивая, переливаясь и вспыхивая.

Сергей замер, любуясь этой невозможной красотой.

Очарованный, он совершенно забыл о том, что у него есть фотоаппарат. Спохватившись, он схватил камеру, досадуя на себя за забывчивость и думая, что не успеет отснять всё это великолепие. Но красота меркла постепенно, и он успел сделать несколько снимков, а потом, уже рассматривая изображения на дисплее, замурлыкал от удовольствия, насколько шикарные получились кадры. Удача, да и только!

Настроение Сергея улучшалось по мере того, как поднималось солнце. Из души уходили страхи и тревога, а их места занимали постоянные его спутники – расчётливость и здоровый цинизм.

– «На пути к посёлку ручей-то. Лающая собака, говоришь? Ну-ну… Вот там я всё и узнаю. Уж старые шурфы-то от новых отличить и дурак, как говорится! Ах, геолог, геолог! Что же так неаккуратно в бинокль-то лупишься, на солнце? Старый ты, Рудольф Владимирович, но «тёртость» всю растерял где-то. Одиночество, однако, не на пользу пошло. И работаешь ты там – на ручье, а ночуешь, видать, в посёлке. Хоть ты и хищник, но тебя-то я не боюсь. Вот только подругу, подготовлю к разговорам, как аргумент, если что…», – говоря это, Сергей манипулировал с оружием.

Он быстро – пальцы порхали, как бабочки, поменял патроны в ружье. Черные блестящие цилиндрики с надписью «8.5 мм» – картечь, пощёлкивая, выскочили из магазина, а их место заняли такие же цилиндрики, только прозрачные, внутри которых виднелись металлические тела пуль. Это был разрывной, экспансивный дуплекс – пули, при попадании которых в тело медведя, внутренности животного занимали места на окрестных кустах и ветвях…

Меняя огнеприпасы, Сергей поймал себя на мысли о том, что всё время, пока находится здесь, он прислушивается к той стороне, куда уходила дорога. Поймал и улыбнулся.

– Опытный ты, геолог мой дорогой, но зря всё это затеял, блин…Твоё это золото? Нет, не твоё. Что теперь делать-то будем, а? Серьёзно я к тебе иду, слышишь? Ты уж дорогу-то мне дай… – улыбка превратилась в оскал. Сам он как-то сгорбился, посерел, глаза превратились в узкие щёлочки и неприятно поблёскивали из-под нахмуренных бровей.

Причиной такого ожесточения было банальное чувство справедливости. Воспитан Сергей был в духе строителя коммунизма, не побоимся этого слова, и очень болезненно воспринимал малейшую несправедливость по отношению к любому объекту, будь то государство или тривиальный бомж. Каждый случай проявления подлости, фарисейства или иной гнусности превращал Сергея в зверя. И порой в буквальном смысле. Он четко знал, что вор должен сидеть в тюрьме, а никак не в «Мерседесе», а хулиган или хам должны получать по наглой морде немедленно. С годами это чувство не притупилось, но ещё больше обострилось, и, не видя окрест положительных результатов по искоренению всяческой мерзости, типа мздоимства или оголтелого хамства, оно начало трансформироваться в жесточайший цинизм, граничащий с человеконенавистничеством. Теперь у него вор должен был не сидеть в тюрьме, а лежать в могиле. И этим он оправдывал любые методы воздействия на нарушителей закона, вплоть до убийств из-за угла…Это чувство было сродни зоологической ненависти к шевелящейся биомассе преуспевающих или бандитствующих гадов, и до обмороков пугало его родных.

Наконец, после плотного завтрака, на протяжении которого Сергей, успокоившись, мурлыкал мелодию песенки «У моей девочки есть одна маленькая штучка», всё было готово к дальнейшему движению.

Присев на лежащий рюкзак, он ещё раз внимательно посмотрел на карту, сориентировал её направление по компасу, проверил направления на преобладающие вершины, запоминая их положение относительно места ночлега.

Удовлетворённый проделанной работой, Сергей убрал карты и закурил, глубоко затягиваясь. Было видно, что он смакует каждое своё движение, как бы в предвкушении более приятных впечатлений или событий, которые эти впечатления принесут. По его лицу иногда пробегала тень улыбки, которая сменялась злым прищуром.

– Сейчас мы с тобой, Викторович, ещё отдохнём малость, ещё раз покурим – там вряд ли будет время, успокоимся. И двинем. – Сергей хлопнул ладонями по коленям и резко встал…

VI

Дорога постепенно пошла на спуск. Теперь её серое и грязное тело, до этого прямое, как струна, извивалось среди густых зарослей, подобно змее. Повороты, выбирая высоту склона, следовали один за другим, а ширина полотна всё уменьшалась и уменьшалась – тайга, как говорится, знала своё дело туго, и душила эту ширину зелёными, пахучими руками кедрового стланика. В некоторых местах, где дорога изначально была узкой – в ширину одной машины, роскошные лапы стланика почти смыкались над ней, закрывая небо. Идти в таких местах было неприятно – как по трубе, которая не имеет ни начала, ни конца – только зелёные, колышущиеся стены со всех сторон и серая, засыпанная старой хвоей, лента под ногами. Иногда Сергею приходилось нагибаться, чтобы пройти по этому коридору, даже рюкзак цеплялся за ветки, так было тесно.

Но вот впереди что-то наметилось – пока ещё не ясное, но отличное от того, что было до этого: дорога резко пошла на спуск, изменилась высота стланика – как вырос, по нему несколько раз пробежался лёгкий ветерок. Далеко внизу угадывалось какое-то пространство. Сергей остановился и прислушался.

Так… Шумит ручей, это ясно. Но почему так далеко внизу? Не понимаю… Он завертел головой в попытке сориентироваться. Ах, Боже мой! Каньон! Это ведь каньон ручья! Суурэн Ытэрэр! Ручей Лающей собаки! Ну, наконец-то!

Сергей скинул рюкзак и, взяв в руки ружьё, осторожно двинулся на шум.

Шаг сквозь плотные заросли, ещё шаг…

То, что увидел Сергей, его поразило.

Склона горы не было – было нечто. И это нечто походило на след от удара ножа; огромного такого ножа, который был в руках пьяного или злого демона – так свирепо и страшно выглядел раскромсанный, круглый и аккуратный до этого, бок горы.

Узкий, темный от своей глубины провал, завораживал и пугал взгляд Сергея. Даже дорога, будто от этого увиденного ужаса, шарахнулась вправо и начала бежать прочь – вниз к реке.

Спуститься вниз к ручью, прямо от того места, куда вышел Сергей, не представлялось никакой возможности и он, вздохнув, вернулся к рюкзаку.

И уже поправляя лямки одетого куля, так туристы называют рюкзаки, он услышал, как далеко внизу стукнул камень.

Сергей мгновенно присел на колено, скинул свою ношу и, наклонив голову немного вперёд и вбок, прислушался. Внизу, по-прежнему монотонно, шумел ручей, сбоку и сзади, ловя толчки лёгкого ветерка, еле слышно шуршали ветки стланика…

Стук больше не повторялся.

Сергей перевёл затаённое дыхание и осторожно сменил позу – встал на четвереньки и ещё ниже наклонил голову – почти к самой земле припал. В таком положении слушать ему не мешал ветер, и звуки от колыхания стланика уходили выше.

«Камень сильно стукнул. На осыпь не похоже – четко приложился. Либо зверь, либо человек. Но зверь не ходит по руслу, да ещё по каньону! Значит… Значит там человек! – рассуждения четко выстроились и уступили место слуху. Сергей продолжал прислушиваться. – Интересно куда он идёт: вверх или вниз? И почему по руслу? Что там у него? Вот бы он шёл по дороге сейчас! Представляю встречу, блин… Эх, как неаккуратно, Викторович! Так, место моё приметное, оставляю куль здесь. Надо бы посмотреть. Посмотреть надо, однако…»

Проверив наличие запасных патронов в кармане куртки и поправив нож на поясе, он мягко и бесшумно вошёл в стену стланика. Вошёл, как растворился.

Такому движению по любым зарослям – бесшумному и незаметному, его учили многие. Вернее, он сам просил рассказать ему о приёмах движения у всех, кого он встречал на маршрутах. Его учителями были и эвены-оленеводы Охотского побережья, и охотники-староверы в Саянах, и сайроты-пастухи в Бурятии, и тувинцы-контрабандисты на границе с Монголией… И уроки были разные: от бесшумной ходьбы по горельнику до методов укрытия в непогоду или сокрытия туши убитого зверя или ещё чего похуже…

И не было для него знаний второстепенных или неактуальных – всё запоминал, как губка воду, знания впитывал. А учеником он был примерным, даже талантливым – многое привнёс в полученное от себя, почерпнул из литературы и общения с себе подобными.

Если смотреть на его движение в зарослях со стороны, то можно удивиться, видя, как смешно он шёл: уклоняясь изгибами тела от густоты веток, то замирая, цаплей подняв ногу, то начиная двигаться мелкими шажками, как фехтовальщик… Но самое странное в этом танце было то, что ни одно из описанных движений не было законченным, всё казалось каким-то незавершённым, неумелым, если хотите. И неприятным. Да, да, именно неприятным в этой своей бесшумности и какой-то неизбежности. Так, наверное, выглядит смерть, идущая к своей жертве…

Но вот и каньон.

Сергей опустился на землю и почти подполз к обрыву, оценив состояние края по противоположной стороне бездны на предмет обрушения.

«Нет, не сыпучий: базальт и глина. Ещё немного и я на краю. Так, теперь очень осторожно! Ещё осторожнее… – Сергей ящерицей подтянулся к краю обрыва и осторожно высунул голову. – Влево вверх. Чисто. Теперь вправо вниз… Опа! Вот он!»

Краем глаза, только одно мгновение было, Сергей увидел, как далеко внизу, почти у самого поворота русла, под нависшей скалой мелькнула и тут же скрылась серая тень. Это был человек!

Неизвестный уходил вниз, к прииску.

Так, уже проще. Мы теперь знаем, что есть человек, и это хорошо. Пока один человек, и это очень хорошо. Вода в ручье мутноватая, или мне кажется? Нет, определённо мутноватая! Золото моет! Или моют? Сейчас надо тут полежать пару часиков, послушать, посмотреть. Может не один он здесь, или ещё что… Или кто ещё пойдет сверху. Или этот вернётся, не ровен час… И за водичкой заодно понаблюдаем: если один моет – вода посветлеет быстро, а если в верхах кто остался и продолжает – не изменится цвет-то.

Сергей лёг поудобнее, уперев подбородок на сложенные руки, и приготовился ждать.

Что-что, а ждать он умел.

Самым главным, в таком сложном деле, как ожидание, было умение отключить обыденные мысли, а особенно – чувства. Чувства оценки мгновенного состояния, то есть данного места в данное время, которые ежемоментно присутствуют в сознании. Сергей долго не мог понять, как это делают, например, чукчи. Сидят этаким болваном полдня, молчат, полузакрыв глаза и хоть бы что! А он, умный такой, всё знающий, очень современный человек – и не может! Но Сергей продолжал искать ключ к решению задачи. И всё оказалось очень просто: потому и не получается, что умный и всё знающий… И чтобы научиться долго ждать – надо научиться отрешаться от тревог, волнений и повседневных забот, «уходить в пещеры, к предкам», туда, где полностью отсутствуют тревоги, а чувства чисты и примитивны.

Это был трудный поиск, но когда Сергей, после множества неудачных попыток, понял, что делать с этим ворохом мыслей в голове и как себя вести – у него, как говорится, «покатило». К нему пришло это умение – умение ждать.

Первым, кто это заметил, была его жена. Обычно, когда Сергей возил её по магазинам, бегать по отделам ей приходилось быстро, почти в спринтерском темпе, потому что водитель, то есть Сергей, всегда нервничал, ожидая её на улице, а потом часами ворчал, проклиная свою извозчицкую долю.

Но однажды, после очередного покупательского забега, она увидела, что муж даже не поменял позы, сидя в авто и ожидая её возвращения, как сказал бы раньше, битых два часа…

…Осторожное время еле плелось, но всегда и всему приходит конец. Солнце постепенно сменило гнев на милость – не так пекло, тени от лиственниц удлинились, в их жиденьких кронах обосновался ветерок: тоненько засвистел, теребя прутики веток, а от ручья потянуло прохладой – наступал вечер.

Сергей приоткрыл глаза и посмотрел на воду. Мутность потока исчезла, четко прорисовалось дно ручья. Сон упорхнул, как вспугнутая птица. Удовлетворённо хмыкнув, он отполз от края каньона и перевернулся на спину. Полежал так немного, шевеля тазом, поджимая колени к груди, и чувствуя, как по затёкшим кистям рук побежали покалывающие мурашки – не шутка проторчать без движения битых три часа.

Теперь самым главным для Сергея было найти место, откуда шёл неизвестный.

Карту смотреть не было никакой необходимости, так как он помнил, что и как на ней было изображено.

«Не мог он далеко подняться по руслу – оно заперто отвесной скалой, с которой ручей падает водопадом. Небольшой, правда, водопадик – метров двадцать, судя по горизонталям, но его облазить… э-э-э, себе дороже будет. Значит полигон его там, прямо под водопадом или чуть ниже», – размышляя, Сергей уже надевал рюкзак.

Но спускаться в каньон он решил не здесь, а чуть выше по ручью – метров пятьсот надо будет пройти до спуска. Чтобы осуществить этот план ему пришлось изрядно потрудиться, ведь теперь дороги не было – стланик встал плотной стеной, а под ногами вместо дороги были сплошные камни, невидимые сквозь заросли и покрытые скользким мхом. Одно радовало – упасть в стланике было невозможно, так как его ветви, толстые и гибкие, пружинили и отбрасывали падающего в начальное положение.

Сергей двигался среди ветвей и камней так же тихо и осторожно, как и по дороге. И это заняло уйму времени – почти два часа движения сквозь зелёные объятия, с постоянным риском переломать ноги в камнях.

Вот впереди появился холмик, вершинка которого была свободна от зарослей, и Сергей направился прямо к ней, надеясь просмотреть оттуда дальнейший свой путь и немного отдохнуть.

Между тем, солнце всё ближе склонялось к верхней кромке тайги. Ветер начал свой вечерний вояж – вверх по каньону. Его дуновения зашевелили стланик, который запел свою вечернюю песню, где музыкой был шорох и шелест хвои, а текстом – поскрипывание ветвей.

Шаг за шагом приближали холмик, и Сергей всё явственнее видел, что прямо за его вершинкой вырастала серая, вертикально стоящая огромность скалы. Ещё усилие – и открылся вид на водопад. Вот это красота! Здесь каньон имел пологие стены, по которым можно было безопасно спуститься к водопаду. Почти безопасно…

Несколько движений, и он будет на месте!

Но Сергей не торопился. Вид водопада очаровал его. Он понял, что ошибся в своих оценках относительно высоты этого чуда. Ручей падал отвесно не водотоком, по жёлобу, а с отрывом от стены – настолько велика была его мощь, и уже потом, пролетев серебристой дугой по воздуху метров сорок, взрывался огромным фонтаном, ударяясь о красно-черные плиты подножья скалы. Всё подножье скалы было покрыто сверкающими потоками умирающей струи, которые пузырились, и вздувались, накатываясь друг на друга. Берега ручья ниже водопада были сплошь покрыты грязно-серой бородой пены, которая мелко-мелко тряслась от грохота и шипения потока. Сама щель, в которую падал поток, была наполнена водяной пылью и на всю свою ширину пронизана многоцветной радугой! Ну, разве не сказка?

Очарованный увиденным, Сергей сделал несколько снимков водопада, впервые жалея, что ему не с кем поделиться полученными впечатлениями.

«Однако! Что это я? Уж, не к людям ли потянуло? Старею…» – недовольно подумал он.

Собрав фотоаппарат в чехол, он наклонился к рюкзаку, чтобы положить аппарат внутрь, да так и застыл в этой позе.

До него долетел запах…

Вернее, это был ещё не сам запах, а некие обрывки его, отдельные фрагменты, если будет угодно. Но тот, кто хоть раз встречался с ним, этим запахом, в жизни, тот никогда его не забудет. Даже несколько молекул от него, проникая глубоко в мозг, оставляли там о себе память навечно. Миллионы запахов мира не могут сравниться с ним, эти королём королей.

И Сергей сразу же узнал его.

Это был запах мертвечины.

VII

Первое, что пришло Сергею в голову, была мысль о погибшем звере. Мало ли смертей в тайге – почитай, каждый день кто-то кого-то догоняет и съедает, затащив в укромные места. Таких мест он встречал великое множество: соболь ел куропаток – перья кругом, волк жрал кабаргу – обрывки шкуры, обглоданные кости и копыта, медведь питался кем-то – почти та же самая картина… Но такие места не смердели – чисто на них всё подъедалось. Другое дело, если кто-то крупный погиб не так давно, уже начал разлагаться, а зверушки всякие ещё не начали делать своё дело – то ли лежит пропастина на скалах, то ли в воде притоплена.

Сергей выпрямился и начал принюхиваться, пытаясь определить направление на запах. Сначала у него ничего не получалось – ветер перестал метаться и теперь дул в одном направлении – вверх по каньону.

Но вот он затих, и обоняние Сергея чётко уловило запах смерти. Теперь он медленно втягивал воздух, одновременно поворачивая голову, как локатор – искал направление, откуда шёл дух.

И ему это удалось.

Запах поднимался из каньона, вернее, из той его части, которая расширялась и представляла собой большую поляну почти овальной формы. Как раз туда и собирался спуститься Сергей, считая, что эта поляна – идеальное место для мытья золота. Если и есть шурфы – там им самое место.

И он начал двигаться в этом направлении, не теряя из виду русло ручья – появление незнакомца не исключалось, несмотря на наступающий вечер.

Пройдя последнюю стланиковую стенку и спустившись по крутому, градусов под сорок, склону, Сергей вышел на галечный берег ручья. До водопада оставалось пройти длинный изгиб косы и повернуть за скалу – за ней гудело это чудо.

И сразу же в глаза Сергею бросились кучи камней, там и сям разбросанные по берегу.

Вот значит как! До песочка здесь добирались, получается. А инструмент? Найду инструмент – людей посчитаю… Двигаясь по косе, Сергей внимательно осматривал берег ручья и склоны каньона, в поисках примет, которые указали бы на спрятанные орудия промывки.

Чуть в стороне от косы, там, где галечник уступал место чахлым побегам тальника, просматривалась небольшая, чистенькая полянка, поросшая невысокой травой. Уже проходя мимо этого места, Сергей обратил внимание на какой-то предмет, чернеющий на краю этой полянки – почти под обрывистым склоном каньона.

Повернув в сторону полянки, он продрался сквозь гибкое многорядье тальника и увидел, что чернеющим предметом, привлёкшим его внимание, была невысокая каменистая куча – обваловка то ли шурфа, то ли какой-то неряшливой копки. Оглянувшись по сторонам, Сергей сделал несколько шагов по направлению к этой куче и остановился, задохнувшись.

По его лицу ударил плотный, сладкий и липкий запах мёртвой плоти!

Он был настолько сильным, что Сергей, забыв про всё, ринулся обратно на косу.

Да там не зверь – человек лежит! Зверь по-другому пахнет… – от этого страшного открытия ему стало зябко, даже волосы на руках поднялись дыбом.

Что же делать?! Что теперь делать-то?! Смотреть надо, а не могу! Но смотреть-то надо… Страшное дело-то какое! Сергей лихорадочно сдёрнул рюкзак, открыл его и достал старенькую футболку. Подумав, разорвал её пополам и, свернув вдвое, сделал нечто, похожее на повязку для лица. Ему почему-то вспомнились кадры военной кинохроники, где люди в таких же повязках собирают куски тел в кучи…

И в тот момент, когда он намачивал эту повязку водой в ручье, то ли от холода воды, то ли от того, что пришло решение на действия, он успокоился. Все его страхи и растерянность ушли – как не было их. Сердце сбавило свой бег, пот высох. Он уже не частил дыханием, а почти не дышал – привыкал к тому, что предстояло…

Покопавшись немного в рюкзаке, он достал полиэтиленовые пакеты, которые предназначались для рыбалки – под рыбу, моток изоленты и пару хлопчатобумажных перчаток. Надев хлопчатобумажные перчатки, а следом полиэтиленовые пакеты, обмотал запястья изолентой, чтобы эта защита не слетела, закрыл лицо промоченной повязкой…

И на полянку вышел уже совсем другой человек: готовый ко всему, жесткий, холодный и бесконечно циничный.

Приблизившись к обваловке, он увидел, что в яме, а вернее – в бывшем шурфе, нелепо торчат в разные стороны полуприсыпанные резиновые, раздутые шарами, сапоги.

– Всё, доигрались, суки… – ожесточённо пробубнил он в повязку.

Мертвец лежал на спине и был почти полностью засыпан землёй – только сапоги и виднелись.

– Это кто у нас тут такой умный?! Специально, гад, не захоронил – запахом медведя привлекать решил. Тот придёт и всё подчистую растащит, а что останется, то мышки разные доберут! И концы в воду. Хитрый, скот! Но почему в воду-то не сбросил? – Сергей начинал всерьёз воспринимать ушедшего отсюда незнакомца. А что этот незнакомец и есть убийца, у Сергея не было ни малейшего сомнения.

Осматривать труп у Сергея не было ни малейшего желания, и он уже хотел было закидать яму камнями – двинулся к ближайшей их куче, но передумал и остановился. Что-то его забеспокоило, какая-то деталь, пока ещё неосознанная, но уже проявившая себя в его подсознании.

Не понял… Что-то в могиле этой не так… Что там торчит, белое такое, сбоку? «… высокий, немного сутулый, приятной наружности, седой мужчина…» Волосы!!! Господи, седые волосы!!! – Сергей рванулся к месту прикопки мертвеца и, встав на одно колено над телом, начал ладонью смахивать землю с того места, где, по его прикидке, должна была находиться голова трупа. Именно оттуда торчало нечто, отдалённо напоминающее седые волосы, замазанные бурой, похожей на засохшую кровь, грязью.

Сначала он смахивал землю осторожно, бессознательно опасаясь причинить вред мертвецу, но по мере того, как его нюх переставал справляться со зловонием, захват земли ладонью всё увеличивался и увеличивался, и вскоре Сергей уже работал этой ладонью, как лопатой, не обращая внимания на то, что давно порвался пакет_ и слетела изолента.

Углубление, на том месте, где должно было быть лицо, росло, и наступил момент, которого Сергей подсознательно боялся – под тонким слоем земли стало угадываться что-то круглое и большое, как футбольный мяч…

Ещё несколько, теперь уже осторожных, движений ладонью и…

На Сергея смотрело лицо Рудольфа Владимировича Зароднего.

Страшное в своей раздутости, но узнаваемое, ещё узнаваемое лицо бывшего главного геолога прииска, отца Ирки, соседа по улице…

Геолога убили выстрелом в лоб, насколько Сергей разбирался в травмах и ранениях.

Сергей поднялся с колена, отряхивая землю с колена, и ещё раз посмотрел на труп.

– Извини, Рудольф Владимирович, но хоронить я тебя пока не буду. Мне сейчас тут надо ещё посмотреть, а потом в посёлок смотаться – дела там появились… – выдавил он из себя, чувствуя, как внутри начала звенеть какая-то струна.

С этими словами он пошёл дальше по ручью за скалу, твёрдо уверенный, что именно там находится место добычи золота.

Как он и ожидал, здесь промышлял золото один человек, судя по инструментам, которые были аккуратно сложены за большим камнем на косе: один лом, старательское кайло, совковая и штыковая лопаты, завёрнутый в кусок полиэтилена металлический складной лоток для промывки песков, геологический молот, зубило и пара дырявых рукавиц-верхонок.