Под покровом тайги

– Я знаю, что вы собираетесь уйти в тайгу. Вас несколько семей, и поэтому, прошу, чтобы взяли нас с собой, – отпивая из чашки, умоляюще просила, глядя прямо в глаза Ивану, Надежда.

– Сколько вас? – спросил Шапкин, ставя чашку на стол.

– Только моя семья. Трое детей и я, – уточнила женщина.

– Какую скотину держишь? – поинтересовался Иван.

– Хозяйство не большое – корова, лошадь и куры, – с готовностью ответила Надежда, понимая, что Иван спрашивает не просто так.

– Надежда Семёновна, ты хорошо подумала? Я знаю, что работы ты не боишься, но нужны-ли тебе трудности? Там, куда мы собрались, нужно будет работать не покладая рук, – закуривая и отходя к печи, спросил лавочник у Надежды.

– Да, я хорошо подумала. Так берёте или нет? – вопросом на вопрос ответила Широких.

В комнате повисла тишина. Иван Фёдорович задумался. Докурив, он сел за стол, перед Надеждой:

– Вот что: скорее всего ты поедешь с нами, но мне нужно посоветоваться с мужиками. Я этот вопрос не могу решать один, но всё сделаю для того, чтобы ты была с нами.

– Я, ещё раз Вам повторяю – буду работать за двоих, а трудностей я не боюсь, – уверяла Ивана вдова.

– Придётся продать корову, дом и телегу. Кур нужно забить на мясо, и взять с собой, только самое необходимое. Отправимся в лес в конце февраля – начале марта, – Шапкин налил кипятка из самовара. – Тебе подлить? – обратился он к Надежде.

– Нет, не нужно. Я скоро пойду, – ответила Широких и отодвинула чашку, а на её место положила свои руки.

– Вот и думай: нужно тебе это или нет, – Иван вернулся к теме разговора.

– Я, уже, для себя всё решила, – заверила Шапкина, взволнованная женщина.

– Сегодня вечером будет собрание, там всё и решится. Если тебе не трудно, зайди ко мне завтра, после обеда, я тебе всё объясню, – сказал Иван Фёдорович, обращаясь к Надежде.

– Завтра, обязательно к Вам зайду, – ответила Широких и встала из-за стола, накидывая на голову шаль.

Иван заметил красоту её светлых волос. Поправляя шаль, она выглядела ещё красивее, её пальто подчёркивало фигуру, по которой сохло всё мужское население посёлка. Ноги, хотя и обутые в валенки, бёдра сами по себе являлись красотой, и поэтому, её ноги казались, ещё красивее.

– Тогда, до завтра? – спросил Шапкин, возвращаясь в реальность.

– Ага. Провожать не надо. Я дорогу помню, подтвердила Надежда вопрос Ивана, который быстрым шагом подошёл к вешалке, чтобы одеться.

– Как прикажите, Надежда Семёновна, – ответил Иван Фёдорович, и перестал одеваться.

– До завтра! – улыбнулась Надежда Ивану и вышла из комнаты.

– До свидания! – ответил Шапкин, уже закрытым дверям.

Он прошёл к столу и опустился на табурет, думая о чём-то о своём. Через несколько минут, из своей комнаты, появился Совин.

– Кто приходил? – спросил он у Ивана, подсаживаясь к столу.

– Была Надя Широких. Знаешь такую? – поинтересовался Шапкин.

– Конечно, знаю, – утвердительно ответил Петрович. – Эх, был бы я помоложе, обязательно ухлестнул бы за ней, – почти шёпотом произнёс он, чтобы не услышала жена.

– Она приходила, просила, что бы мы её с семьёй взяли в лес, когда будем от сюда уходить, – довёл до его сведения, Шапкин.

– Взять-то можно, но как ты знаешь, у неё нет мужа, – Совин взял табурет и пересел поближе к печке.

– Женщины, как и мужчины, тоже будут работать. Конечно, они не будут выполнять мужскую работу, но то, что им придётся работать это точно, – стал защищать Надежду Иван.

– Да, уж, лежать никто не будет, – согласился с ним Петрович.

– Говорит, что трудностей не боится, готова на всё, чтобы уйти с нами, – кратко передал свой разговор с Широких, Иван Фёдорович.

– Ты старший, тебе и решать, – высказал своё мнение Совин.

– Так-то оно так, да только, надо с мужиками посоветоваться, я же не один в тайгу еду, – рассуждал Иван, подсаживаясь к тёплой печке и поближе к Петровичу.

– Сегодня все соберутся, вот ты и скажи про Надежду, – посоветовал Митрофан Петрович.

– Я, уже, об этом думал, – ответил Иван, доставая кисет с табаком. – Скажу мужикам, пусть решают, – добавил он.

Вечером, как и было оговорено, стали собираться мужики. За братьями Рукосуевыми пришёл Барсуков, следом за ним пришли Смирнов, Недогляд и Фролов, за ними подтянулись и все остальные. Они рассказывали, как идут дела, делились мнениями с Шапкиным, давали дельные советы. Про заседали, почти два часа. В конце, подвёл итог Иван:

– Всё складывается, в общем, не плохо. Вы делаете всё, что от вас зависит, но нужно продавать не много по быстрее, а так, у меня замечаний нет. И ещё, Надежду Широких знаете?

По комнате прошёл гул одобрения.

– Кто же её не знает? Конечно знаем! – высказался Недогляд.

– Так вот, она просится снами в тайгу. Решайте: брать её или нет, – закончил Шапкин и сел на лавку.

– Если сама просится – надо брать, – предложил Амосов.

– А что ты так за неё переживаешь? Это не с проста. У тебя жена молодая, и не дурна собой, – после этих слов Орлова, многие засмеялись.

– Я просто, предложил. Брать или не брать решайте, тогда сами, – оправдывался Амосов, под общий смех.

– Надька – баба видная, работящая, никогда слова дурного от неё не услышишь, пускай едет с нами, коли ей так хочется, – высказался Барсуков.

– Что, тоже, к молодухе потянуло? – спросил, закатываясь от смеха Орлов.

Барсуков выругался, и ничего не говоря, отошёл к печке, на ходу закуривая папиросу.

– Так брать или не брать? – задал вопрос, обращаясь ко всем, Шапкин.

– Брать, брать, – за всех ответил Совин.

Мужики были не против Надежды, улыбаясь, они поддержали слова Совина. Многие из них пялились на вдову, не стесняясь посторонних, заигрывали с ней, старались зажать её, вдруг она захочет иметь дело именно с ним, но на все притеснения получали отказ. Она была верна, своему умершему мужу.

– Значит, пойдёт с нами, – утвердительно решил Иван.

Он посмотрел свои записи и произнёс:

– Она будет обращаться или к Рукосуеву, или к Барсукову, или ко мне. Все согласны?

– Согласны, – ответил за всех, Амосов.

Собравшиеся, кивая головами, согласились с ним.

– Ну, вот и ладно. Следующий раз, соберёмся в первую субботу января. Хочу поздравить вас с наступающим Рождеством, – заулыбался, довольный решением, Иван Фёдорович.

Комната наполнилась одобрительными, встречными поздравлениями.

– И, тебе, Иван Фёдорович, всего самого хорошего: здоровья, долголетия. Спасибо, что поздравил с Рождеством, – громче всех говорил Рукосуев-младший.

Одеваясь, все поздравляли с приближающимся праздником. Некоторые, перед уходом, желали Шапкину, всего самого хорошего. Он, в ответ, поздравлял подходивших к нему людей. Иван был доволен вниманием к своей персоне, и от этого он, смущаясь, улыбался. После ухода мужиков, в комнате остались они с Совиным.

– Ну, вот, а ты боялся. Поедет твоя Надя с нами, – подбадривал Шапкина Митрофан Петрович.

– Во-первых: она не моя, а во-вторых: я не боялся решения – она бы так и так поехала с нами. По ней вздыхают все мужики посёлка, не исключение и те, что были здесь, – ответил, наливая из самовара остывшую воду, Иван.

Не много посидев и выпив чай, Иван пошёл на улицу, а Совин отправился к себе в комнату.

На следующий день, как и обещала, Надежда Семёновна пришла к Шапкину. Она хотела узнать точно, что решило собрание. Если её семья поедет, то она хотела бы знать, чтобы Иван посоветовал, что ей нужно делать. В Лавке находился только Иван.

– Здравствуйте, Надежда Семёновна! – завидев её, заулыбался Шапкин. – Уже пришли? – спросил он.

– Здравствуйте, Иван Фёдорович! – поздоровалась она, – Уже пришла. Хочу узнать о своей судьбе.

– Всё нормально. Твоя семья поедет с нами, – не стал тянуть с ответом Иван.

– Вы не пожалеете. Мои дети будут работать, так же, как и я, – заверила женщина.

Шапкин облокотился на прилавок, облокотилась и она, только не напротив Ивана. Прилавок был узким, это бы помешало их разговору.

– В первую очередь, надо попытаться, продать дом и корову. Если не удастся продать – корову на мясо, а дом придётся оставить, – начал Иван Фёдорович.

– С этим всё понятно, а когда кур забивать? – согласилась и задала вопрос Широких.

– Не торопись, Надежда Семёновна. Если, что-то, продастся, то деньги надо потратить на необходимые вещи. Курей, можно и сейчас забить, – объяснял Иван.

– С молоком, можно и не жить, дети не такие уж маленькие, а вот куры – это не корова, их можно и за день до отъезда забить, тем более что они несушки, выдвинула своё предположение Надежда, глядя прямо в глаза Ивана.

– Согласен с тобой, – Шапкин отвёл взгляд от лица Надежды. – У тебя и дом крепкий, и надворные постройки. За твоё подворье, можно выручить хорошие деньги, – продолжил он.

– С одним условием: если будет покупатель, – согласилась с ним женщина.

Она ему нравилась, и это, можно было понять по нему: он был скован в движениях, стеснялся как юноша, которому понравилась девочка. Она это поняла после того, как он убрал свои глаза в сторону от её лица. Надежда в душе улыбнулась: «Надо пользоваться ситуацией» – подумала она.

– Ты, Надежда Семёновна, забегай ко мне. Что не ясно будет – всё обсудим, – прервал затянувшуюся паузу Шапкин.

– Договорились, – утвердительно ответила Надежда и улыбнувшись Ивану, направилась к выходу.

Молодая женщина открыла дверь и вышла на улицу. Иван, ещё долго смотрел на то место, где минуту назад стояла Широких.

Глава тринадцатая

Рождество, а затем и Новый год, прошли в посёлке весело и широко. Всюду были пьяные, доносился смех и звук гармоней. Вечером по избам ходили ряженые, рассыпали на пол кто рис, кто овёс, а кто и пшеницу, выпрашивая у хозяев сладости, напевая при этом колядки. По поводу праздников, Иван Фёдорович поставил на стол большую бутыль с самогоном. Шапкины и Совины сидели за праздничным столом. Мужчины выпивали, женщины тоже не много выпили, дети Шапкиных пили чай со сладостями. Через некоторое время, женщины оставили за столом своих мужей, а сами уединились в комнате Акулины Ивановны. Стёпа посидел, ещё чуть-чуть за столом, и пошёл гулять на улицу, куда его звали ребята. Совин и Шапкин остались за столом одни. Иван наливал спиртное из бутыли, выпив содержимое рюмок, они вяло закусывали и вели неторопливую беседу. Дарья и Аня, дочь Шапкиных, разговаривали с Совиной о чём-то о своём, попивая горячий чай. К концу дня, Иван Фёдорович и Митрофан Петрович, изрядно захмелели. Аня, выходившая из комнаты затопить печь, спросила у матери:

– Мам, а ты тятю нашего видела?

– Нет, а что? – заволновалась Дарья Степановна. – Наверное, всю бутыль вылакали? – спросила она у дочери, вставая с табуретки.

Акулина Ивановна, тоже встала:

– Я пойду, своего в комнату отведу, – сказала она.

Открыв дверь и выйдя в большую комнату, они увидели, сидевших за столом, своих мужей.

– У тебя совесть есть? – спросила Дарья у мужа, глядя на, почти пустую бутыль.

– А ты, старый чёрт, пьёшь пока наливают? Ну-ка, пойдём спать, – не дождавшись ответа, Совина начала поднимать Петровича.

– Барышни, не ругайтесь. Через день мы будем как «огурчики», – произнёс Иван, заплетающимся языком.

Совин был на много пьянее Шапкина, хотя пили одинаково. Старость взяла своё – Митрофана, кое-как вела в комнату жена.

– Ты, тоже иди спать, олух царя небесного, – распорядилась Дарья Степановна, глядя на Ивана.

– Ладно, Петрович, до завтра, я тоже, пойду, отдохну, – произнёс Шапкин кое-как, в след опьяневшему Петровичу.

– Иди, иди, – вытолкала мужа в другую комнату Даша.

На следующий день, Совин и Шапкин «болели» от выпитого на кануне. Митрофан Петрович похмелился, вдогонку, выпил рассолу, но ему было худо. Он ушёл в свою комнату и лёг на кровать. Ивану Фёдоровичу было полегче – он, как и Совин похмелился и пошёл в Лавку, помогать жене, обслуживать посетителей. Весь день Петрович бегал на улицу, его мутило, когда наступил вечер, ему стало легче. Из комнаты он вышел, чтобы попить чаю. За столом сидел Иван и курил, сделанную трясущимися руками, «самокрутку».

– Как мне было сегодня тяжело, – пожаловался Петрович Шапкину, – Кто бы знал.

– Вроде, вчера одинаково пили. Я, конечно, болел, но не до такой степени как ты, – отозвался Иван, стряхивая пепел к печке.

– Завтра буду нормальным, – садясь к столу, заверил Совин.

– Ну, вот и ладушки, – Шапкин затушил «самокрутку», и вышел на улицу.

На следующий день, перед обедом, пришла Широких. Она отдала кое-какие сбережения Ивану.

– Кто-то, всё равно поедет в Енисейск – пусть потратят эти деньги с пользой, – попросила она.

– Я передам это, – Шапкин посмотрел на деньги. – А как у тебя с остальным? Что-нибудь продала? – спросил он.

– Есть покупатели на дом, на корову и на телегу с сеном, – ответила Надежда, глядя как Иван управляется с зашедшим в Лавку покупателем.

– Подожди, Надежда Семёновна, сейчас отпущу товар – поговорим, сказал Шапкин, не отрываясь от дел.

– Хорошо, – сказала женщина.

– Готовься – ночью, с первого на второе марта, поедем к новому месту, произнёс он, когда покупатель ушёл. – И ещё: телегу и сено не продавай, самим пригодится, – добавил он.

– Буду знать. Сейчас начало января, у меня в запасе, почитай два месяца, – Надежда посмотрела на Ивана. – За это время, сделаю все свои дела, – закончила она.

– Ты, обязательно заходи – мне надо знать, как продвигается у тебя продажа, – обратился Шапкин к Надежде, и занялся обслуживанием очередного покупателя.

– Здравствуйте, Дарья Степановна! С прошедшими, Вас праздниками! – поздоровалась, увидев входящую Шапкину, Надежда.

– Здравствуй, Наденька! Спасибо, и тебя с прошедшими! – улыбнулась Дарья.

Женщины начали калякать о своём. Рассчитав покупателя, Шапкин принялся освобождать полупустые коробки. Поговорив с Дарьей, Широких попрощалась и вышла из Лавки.

– Что-то, она зачастила к нам, тебе не кажется? – спросила Шапкина мужа.

– Она, тоже, с нами в тайгу собралась, – ответил он жене, не поднимая головы и переставляя коробки.

– Чем она там будет заниматься? – не унималась Дарья.

– Тем же, что и все, – Иван Фёдорович оторвался от своей работы и поднял голову, – Ты, никак, меня ревнуешь? – спросил он жену.

– Я же, не вчера родилась – все мужики по ней вздыхают. А что: она молода, красива, стройна – почему бы и нет? – задав этот вопрос и не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла из Лавки.

«Чует, как собака», – мысленно недоумевал Иван, глядя на дверной проём, где только что скрылась его жена

Так он простоял несколько мгновений, а потом принялся за коробки.

Как и договаривались, пришли все, за исключением Орлова. У него была уважительная причина – он был в городе. Мужики рассказывали, кто что продал, кто что купил. Шапкин остался доволен ими. Он, иногда задавал вопросы, расспрашивал, иногда разъяснял, но в целом – всё шло по плану. В конце собрания он спросил:

– Кто-нибудь едет в город?

– Я поеду, а что ты хотел? – ответил Барсуков и задал встречный вопрос.

– Я тебе, Дмитрий Матвеевич, передам деньги – купишь, что-нибудь нужное, – сказав это, Шапкин подошёл к Дмитрию.

– Подождите, я сейчас, тоже принесу, – промолвил Совин и поспешил в свою комнату.

Пока он ходил, Иван отдал накопления Барсукову. Тут были и его деньги, и деньги Надежды. Дмитрий Матвеевич спрятал всё во внутренний карман пиджака. Совин дал, тоже какую-то сумму – на всё предстояло купить запасы в Енисейске.

– Если больше вопросов нет – встретимся у меня через две недели, опять в субботу, – Иван Фёдорович отошёл к печке, чтобы не мешать одеваться.

Когда все разошлись, он спросил у Петровича:

– Это не моё дело, можешь не отвечать, но всё же, где ты берёшь деньги?

– Всё очень просто. Пока ты находился в Лавке, я ходил к своему дому. Сосед спрашивал куда я запропастился. Слово за слово – разговорились, я предложил ему, купить у меня лодку. Она у меня добротная, сделана на совесть, он согласился, отдал деньги, и на этом мы разошлись, – объяснил Совин происхождение наличности.

Примерно, через неделю, зашёл к Ивану Барсуков:

– Ты, Иван Фёдорович, новость слышал? Колчака «красные» расстреляли, не дожидаясь ответа, выпалил он.

– Матвеич, ты откуда это узнал? – спросил Шапкин. – Сорока на хвосте принесла? – продолжил он.

– Мы на этой неделе, были в Енисейске, задержались на трое суток – у каждого свои дела. В день перед отъездом, народ на каждом углу стал говорить о казни Колчака. Сам понимаешь – дыма без огня не бывает, – объяснил Барсуков.

– Мне, в общем-то, без разности, кто кого застрелил, но эта новость – так новость. Сам-то, что об этом думаешь? – спросил Иван.

– Моё дело маленькое-что мне думать? «Красные» контролируют ситуацию, скорее всего, будет их верх. Таково моё мнение, – выразил свою точку зрения Дмитрий Матвеевич.

– «Белые, красные» – один чёрт, те и другие лютуют, но к сведению, что Колчака расстреляли – приму, – решил Шапкин. – Что, ещё нового? – спросил он у Барсукова.

– Да, в общем-то, ни чего, – ответил тот.

– Может, чайку попьёшь, горяченького? – поинтересовался Шапкин.

– Нет, спасибо, побегу, – отказался Дмитрий Матвеевич, – Я, и заходил к тебе, чтобы сказать про Колчака, – продолжил Барсуков.

– Деньги, с толком потратил? – спросил Иван Фёдорович у Дмитрия.

– Обижаешь, Иван Фёдорович, конечно, с толком. Купил много патронов, семена, лопаты, тяпки и всякую мелочь, – отчитался перед Шапкиным Барсуков.

– Молодец! – похвалил его Иван.

– Я пойду, – Дмитрий Матвеевич направился к двери.

– До встречи, – крикнул, уходящему Барсукову, Иван Фёдорович.

– Пока, – попрощался Дмитрий и вышел на улицу.

Глава четырнадцатая

Стояло начало февраля. Числа с двадцатого января, стояли трескучие морозы. Воздух над Ангарой был пропитан туманом. Солнце светило, но оно светило вверху, над туманом. Его лучи не доходили до земли, поэтому, в посёлке было сумрачно. Люди старались, лишний раз не выходить на улицу, а, уж если выходили, то ненадолго, и согревались потом в домах, где было тепло и уютно. Формально, Лавка у Шапкиных была открыта, но покупателей не было. Степан днями сидел на лавке и дремал, скрестив руки на груди. В любой момент он мог и подать товар посетителям. Женщины варили, стряпали, занимались уборкой по дому. Иван, что-то писал на листках, подсчитывал, не говоря ни слова присутствующим. Совин ходил за дровами для печки, следил, чтобы в доме было тепло. Шапкин, иногда вставал размяться, выходил в Лавку, перекидывался парой фраз с сыном, и снова садился за стол к своим записям. Петрович приносил воду для самовара, а также, женщинам, когда те мыли посуду. Он суетился, выполняя поручения Дарьи. После работы, Совин с чувством выполненного долга, садился за стол и пил горячий чай.

На конец, Иван Фёдорович отложил в сторону свои записи и предложил жене:

– Даша, принеси своего варенья, а я поставлю самовар.

– Сейчас принесу, – ответила она мужу. – Митрофан Петрович, поможете мне? – спросила Дарья Митрофана.

– Конечно помогу, какой разговор, – ответил он ей и встал из-за стола.

– Что, на улице мороз? – поинтересовался Иван у Петровича, когда тот поставил банку с вареньем на стол.

– Да, очень холодно, – утвердительно ответил Совин и сел поближе к печке.

Вечером, на собрание, пришли все. Шапкин, ещё раз, спросил про успехи, и назвал дату отъезда.

– Если всё будет хорошо, то поедем вечером первого марта, – произнёс он.

– Быстрее бы, – не сговариваясь, сказали Орлов и Недогляд. – Уже, не терпится, – добавил Орлов.

– Всему своё время. Какие-нибудь, вопросы имеются? – после короткой паузы, спросил Иван.

Наступила тишина, было слышно, как потрескивают дрова в печке. Вопросов не было.

– Тогда, встретимся за три дня до отъезда. Заканчивайте свои дела, у кого они остались, и готовьтесь к поездке, – подытожил Иван Фёдорович.

Морозы начали слабеть, как ни как, февраль перевалил за середину, за то стали частыми ветра. Природа ждала прихода весны.

В понедельник, перед обедом, Иван находился в Лавке, когда туда зашли Пётр Малышкин и женщина в кожаной куртке. Они не стали подходить к Шапкину, а говоря о чём-то негромко, остановились недалеко от двери. Петя что-то рассказывал ей, периодически показывая на стены Лавки. Женщина, оценивающе, осматривала строение, как это делают покупатели.

– Ты, Петро, ни как, продавать мою избу собрался? – с сарказмом спросил Иван.

– Зачем продавать? Мы её так заберём, – ответил тот, продолжая говорить с «кожаной курткой».

– Что вы себе позволяете? Во-первых: он вам не Петро, а Пётр Васильевич, а во-вторых: смените тон, – вмешалась женщина, услышав в словах Ивана, нотки издевательства.

– Здесь, Иван Фёдорович, будет комбед, – с уверенностью сказал Пётр.

– Какой, ещё «обед»? – не понял Шапкин.

– Не «обед», а комбед – комитет бедноты, – пояснил партизан.

– Ты, сначала купи, а за тем распоряжайся как хочешь, – предложил ему Иван.

– Этот дом, будет нашим. Постановлением ЦК, мы имеем право размещаться в любом, пригодном для проживания жилье. Тебе нужно освободить его до лета, а, если будешь против, – Пётр подошёл к Ивану. – Я тебя «шлёпну», – он достал из кобуры «маузер» и помахал им перед лицом Шапкина.

– Конечно, освобожу, Пётр Васильевич, – заверил лавочник, а сам подумал: «Я освобожу его, ещё раньше. Хорошо, что я решил уезжать отсюда, нас рассудит время».

– Вот так-то лучше, – пряча пистолет в кобуру, вымолвил Пётр, и отошёл к своей спутнице, которая стояла и слушала их перепалку.

– Пойдёмте, Люба – один дом мы, уже нашли, – обратился он к женщине, и пошёл за ней к выходу.

Они вышли. Шапкин долго стоял, смотря им в след, пока из этого состояния его не вывел Павел Семёнович Карцев. Павел Семёнович был помещиком средней руки. В его подчинении находились поля под посевы, домашнее хозяйство было, не слишком большим, но добротным. Свою семью он очень любил, можно сказать, души в ней не чаял, а, вот с наёмными рабочими был строг. Мог накричать, если не справлялись мог и ударить, а мог и поставить бутылку, за хорошо выполненную работу. Он был строгим, но справедливым хозяином. Иван не мог знать, что примерно, через год, Карцев погибнет. Павел Семёнович, в одночасье потеряет всё: спокойствие, семью, крышу над головой и жизнь. Продотряд заберёт у него всё. Озверев на власть, он подастся в тайгу, к таким же обиженным властью как он. Вступит в отряд, чтобы беспощадно убивать продотрядовцев. Однажды, их отряд вступит в бой с регулярными частями Красной Армии. Ещё не много и «большевики» бы не выдержали и побежали, но к ним на помощь подоспела артиллерия. Мятеж был подавлен. Одним из осколков, был смертельно ранен Карцев, а сейчас, ещё живой, он спросил у Шапкина:

– Что-то, Иван Фёдорович, у тебя и выбора никакого нет. Всегда у тебя селёдку брал, а тут и её нет.

– Холодно было, вот и не ездил в город за товаром, – выкрутился Иван. – Поеду, только в начале марта, – добавил он.

– Сам в Енисейск поеду, накуплю всего, что надо. А селёдочка у тебя была отменная, жирная, большая. Она первая закусь на столе, – сказал Павел Семёнович, так и не купив ни чего, направляясь к выходу.

Шапкин молча стоял, смотря на спину Карцева, его мысли были заняты другим. Помещик остановился перед дверью, бросил взгляд на полки, подумал о чём-то, и открыв дверь, скрылся на улице.

Часть вторая

Глава первая

Постепенно, сани Шапкиных наполнялись вещами. Митрофан Петрович таскал коробки, ящики и ящички, укладывал чугунки и кадушки, клал «железную» мелочь, складывал тёплую одежду. Ему помогали мужчины Шапкиных: Иван и его сын. Стёпка подкармливал животных, а Иван Фёдорович, то же носил в сани вещи, укладывал их покрепче, чтобы при езде не упали. Совин, тоже, крепко-накрепко привязывал клетки с животными к саням, они могли сдвигаться внутри, а он хотел, чтобы они не двигались и не мешали людям. Иван сел на край саней и закурил, после чего обратился к Петровичу и Степану:

– Осталось перенести то, чем мы пользуемся сейчас, но этим мы займёмся в последний день.

Он расстегнулся, от его разгорячённого работой тела, шёл пар.

– Согласен с тобой, – произнёс Совин и как Иван, тоже сел в сани.

Степан продолжал кормить животных. Он слышал, что говорил отец, но, чтобы не мешать взрослым, не встревал в их разговор.

У всех переселенцев шла, не приметная на первый взгляд работа. Кто-то складывал коробки, кто-то занимался сеном, кто-то грузил вещи, а кто-то укреплял клетки. Высокие, деревянные заборы, позволяли это делать без опаски быть увиденными соседями. Оставалось три дня до отъезда в неизвестность, но каждый ждал этой минуты. Там, куда они поедут, переселенцы будут работать как проклятые, но работать на себя, а не на власть – какой бы она не была.