Под покровом тайги

– Вы мне учителя не спаивайте, да и сами нужны будете завтра с трезвыми головами. Я смотрю, у вас дюже большая бутыль.

– Да мы не много. Учитель, вон спит под соломой. Завтра пить не будем, сами с понятием, а с другой стороны, что ещё делать в дороге, как ни пить. – тихо сказал Рукосуев-старший, зарываясь в солому.

– Ладно, много не пейте. Где-то, через пару часов, сделаем привал – пусть лошади отдохнут, – предупредил братьев Иван.

– Будем знать. А насчёт самогона не беспокойся – много не будем, – успокоил Шапкина Андрей.

Иван, ещё не много поговорил со старшим братом, покурил, и крикнул в сторону впереди едущих саней:

– Петрович! Притормози не много, я перескочу.

Первые сани не останавливались. Видя это, он, ещё раз крикнул:

– Петрович! Ты меня слышишь? Притормози.

Лошадь, тащившая первые сани, остановилась.

– Не забудь – через два часа сделаем привал, – напомнил Андрею Шапкин и побежал к своим саням.

– Не забуду, – ответил Андрей, в след удаляющейся фигуре Ивана.

Примерно, через два часа сделали остановку. Лошади должны были отдохнуть и поесть.

– Сколько мы будем стоять? – спросил у Шапкина Петрович.

– Где-то, около часа, – отозвался Иван, и стал доставать из-под снега, сучья для костра.

Степан занимался лошадью, как Пётр Рукосуев. Совин взял пучок соломы, и пошёл к тому месту, куда кидали дрова Андрей и Иван. Он положил на снег солому, сверху бересту и мелкие сучья. Петрович выбирал, чтобы дрова были сухие, а то огонь займётся – сгорит солома и береста, а толку не будет.

– Дайте спички – я курить буду, – обратился ко всем Совин.

Все, кто его услышал, обернулись, зная, что он не курит.

– На тебя, что так самогонка подействовала? – спросил Иван Фёдорович у Митрофана.

– Да шучу я. Хочу развести костёр, вот и спросил спички, – довольно улыбаясь, что произвёл впечатление, ответил Петрович.

– Лови, – крикнул, стоявший ближе всех Андрей, и кинул спички в сторону Совина.

Расстояние между ними было не большое, но порыв ветра, не позволил спичкам лететь точно. Петрович, падая в снег, всё-таки поймал коробок. Все, кто это видел, засмеялись.

– Ты, что, Митрофан Петрович, так кинулся, никак грибы нашёл? Вроде, уже поздно – снег выпал, – смеясь, шутил Рукосуев-старший.

– Нет, это так на него самогонка подействовала. Ходит, падает на ровном месте. Напился, так веди себя тихо, – подлил масла в огнь, не переставая смеяться, Иван.

– Я спички ловил, – оправдывался, вставая и отряхиваясь от снега, Петрович.

Он смеялся вместе со всеми. Отряхнув тулуп, Совин принялся разводить костёр. Тут большого ума не надо, от спички загорелась солома, и огонь начал поглощать сучья. Послышался треск горящих дров, значит, костёр, уже не погаснет. С чувством выполненного долга, Митрофан сел на брёвнышко, которое принесли Иван с Андреем. Пётр и Степан, покормив лошадей, тоже присоединились к нему. Они принесли из саней самогон и еду. Учитель с охапкой хвороста, которую он положил около костра, тоже сел. Последними подошли Шапкин и Рукосуев-старший. Андрей погрел руки над огнём, и спросил Ивана:

– Сколько по времени, будем в Енисейске?

– Я, думаю, управимся за один день, – ответил Иван, нарезая хлеб и лук.

– А клетки для скотины, где брать будем? – задал вопрос Пётр, обращаясь к Ивану.

– На месте купим. Нам деньги не нужны, – с этими словами Шапкин налил в рюмку самогон.

– В детстве, мы на костре жарили сало. Оно нанизывалось на ветку и держалось над огнём. Сало становилось тёмным, с него капал горячий жир. Поджаренное, оно ложилось на хлеб, и уплеталось нами, в большом количестве, – обращаясь, в основном к Степану, рассказывал Совин.

– Хватит, Митрофан Петрович, говорить, лучше возьми – выпей, – протянул рюмку Шапкин.

Совин взял рюмку, выпил и потянулся к свёртку с едой. Самогон пили все, кроме Степана. Последним был Иван. Он выпил, занюхал хлебом и прожёвывая мясо, спросил у учителя:

– Ну, ладно мы, а ты-то зачем с нами в тайгу едешь? Твоя профессия при любой власти нужна.

– Почему-то, мне не хочется жить с такой властью. Я на них насмотрелся – что на «белых», что на «красных». Лучше, я в тайге буду жить, детишек ваших обучать, может от меня, ещё какая польза будет, – жуя, ответил Дрозд.

– Эта война, никого равнодушным не оставила, – наливая содержимое бутылки, сделал заключение Шапкин.

– Все бегут от такой власти. Вон, в соседнем селе, куда-то подевались шесть семей, – вмешался в разговор, Пётр Лукич.

– А ты, откуда знаешь? – поинтересовался старший брат, крутя ветку с салом над огнём.

– Я, давеча, туда за пшеницей ездил, а на обратном пути зашёл в Лавку. Разговорились с лавочником, он мне и рассказал об этом.

– Ты, случайно не сказал о наших планах? – спросил Иван.

– Как ты говорил, Иван Фёдорович, молчать об этом, я и не рассказал, – заверил Ивана Рукосуев-младший.

– Молодец! – похвалил его Шапкин, насаживая сало на ветку.

Совин, что-то рассказывал Степану, Рукосуевы и Иван Фёдорович, жарили на огне сало, учитель сидел на бревне и думал о своём. Если бы не война, то казалось, что идёт мирная жизнь.

– Ну, ладно. Мы наелись, лошади поели, пора и в путь, – вставая со своего места, обратился ко всем Шапкин.

Пётр и Степан стали собирать в сумки еду, Петрович начал засыпать снегом костёр, а остальные пошли к саням. Вскоре, все уселись по своим местам и двинулись в город.

Глава десятая

– Вон, уже Енисей виден. Сейчас будем перебираться на ту сторону реки, – сказал всем, кто был в санях, Иван.

– Тятя, езжай по санному следу, – дал совет Шапкин-младший.

– Не надо меня учить, – ответил сыну, Иван Фёдорович, и спрыгнул с саней.

– Ты, отцу не подсказывай, он сам знает, что делать, – пожурил Степана Совин.

Передняя лошадь, заметно сбавила ход. Иван крикнул Рукосуеву-старшему:

– Сейчас поедем через Енисей, будь осторожен!

– Понял, – коротко ответил Андрей, и слез с саней.

– Пусть твои, тоже слезут, – посоветовал Андрею Шапкин, и обратился к сыну. – А ты, что сидишь? Ждешь особого приглашения?

Степан соскочил с саней, и пошёл пешком, догоняя Петровича, который давно шёл пешком, рядом с лошадью. Рукосуев-младший и Дрозд, тоже вылезли из саней, и шли за ними. Все передвигались не разговаривая. Чувствовалось внутреннее напряжение. Около берега были торосы, однако, ближе к середине реки, появилась полынья, покрытая льдом. Санный след кончился, видимо, ветер сделал своё дело, оставив после себя чистый лёд. Лошади скользили, возничим приходилось идти медленно, держа их под уздцы близко к морде. Лёд под ногами не прогибался, и это, уже было плюсом. Путники ориентировались на берег, лежавший в дали.

– Самое гиблое место, – весь на нервах, обратился, не известно к кому, Иван.

Совин это понимал:

– Всё нормально, Иван Фёдорович. Лёд не проминается, потихоньку дойдём.

– Дойти-то дойдём, не сомневаюсь, но я от пота, уже мокрый, – предположил и пожаловался Шапкин.

Погода, значительно ухудшилась. Дул сильный ветер со снегом. На открытом пространстве, он пытался свалить с ног путников, а ещё, темнело – наступил вечер. В сумерках добрались до торосов.

– Здесь, уже не провалимся, – обрадованно сказал Иван, обращаясь к Совину.

– Да, и берег близко, ещё не много и будет город, – ответил, успокаивающе, Петрович.

– У меня с души, будто камень свалился, – всё ещё обрадованно, говорил Шапкин.

Степан шёл молча, он слушал, что говорят старшие. Задние сани догнали передних, и поравнявшись, Андрей спросил у Ивана:

– Что, Иван Фёдорович, боязно было?

Шапкин посмотрел в сторону Рукосуевских саней. На самом краю, сзади, сидели учитель и Рукосуев-младший, и о чём-то тихо разговаривали.

– Можно подумать, ты не боялся пересекать Енисей, в словах Ивана проскочила обида.

– Иван Фёдорович, я не хотел тебя обидеть, – извиняясь, сказал Андрей Лукич.

– Ладно, ты прощён, – улыбаясь, ответил Шапкин, и добавил: – Я смотрю, у тебя товарищи не бояться, что лёд провалится, – при этом он кивнул на сидящих в санях.

– Лёд толстый, и идём уже по торосам, да и берег рядом, – высказался в их защиту Рукосуев-старший.

– Садитесь в сани, – обратился Иван к Совину и сыну, прыгнул на сено, и убедившись, что все на месте, хлестнул кобылу.

Действительно, берег был совсем рядом, бояться было не чего, да и нужно поторапливаться – до города рукой подать, но туда, ещё нужно добраться. Ехать придётся по темноте, так как окончательно стемнело, но все были довольны – они прошли по льду через Енисей.

В Енисейск прибыли глубоким вечером. Остановились, как и большинство приезжих, на постоялом дворе. Шапкины и Рукосуевы распрягали и кормили лошадей, а Петрович и Дрозд отправились занимать комнаты. Когда Иван с сыном и братья Рукосуевы управились с лошадьми, они зашли внутрь здания, в котором располагался постоялый двор. Здесь не делали ремонт очень давно – стены были не крашены, кое-где отвалилась штукатурка, пол и лестница сильно скрипели, поломанные стёкла в рамах не вытаскивались, а поверх них вставлялись другие, на дверях, вокруг ручек, имелись тёмные пятна от грязных рук. Радовало то, что здесь всегда были в наличии комнаты, было тепло, и всё это стоило не дорого. В холле находилось много народу, многие курили, поэтому, дым стоял «коромыслом».

– Наши уже взяли ключи, – не останавливаясь, предупредил Иван хозяина заведения.

– Сколько вас будет? – спросил он у Шапкина.

– Шестеро, – ответил Иван, и стал подниматься по скрипучей лестнице.

– Да, проходите. Ваша комната номер семнадцать, – дал «добро», хозяин постоялого двора.

Добравшись до комнаты, Андрей распахнул дверь. Комната была рассчитана на восемь человек, во всяком случае, стояло восемь кроватей. Ни чего лишнего не имелось. Вешалка около двери, стол посередине и стулья. Ещё висело зеркало, заляпанное руками. Шапкины и братья Рукосуевы стали снимать с себя шапки и тулупы.

– Сейчас поедим, допьём, что осталось и спать, – распорядился Иван Фёдорович. – Завтра будет напряжённый день, и разбужу всех рано.

Петрович и Дрозд, уже положили на стол остатки пищи и не допитый самогон. Путники сели за стол, и начали уплетать всё, что было на столе.

– Деньги кладите под подушку, или держите их при себе, порекомендовал Шапкин, разливая спиртное по стаканам.

– Ты с нами, как с маленькими детьми. Чай не первый раз, знаем, – улыбнулся Андрей Лукич, и залпом выпил содержимое стакана.

– Я, просто, предупреждаю. Мало ли, – отозвался Иван, закуривая после выпитого стакана.

Еда и тепло сделали своё дело. Наших путников, начало клонить ко сну. Сначала Степан и Совин отправились спать, затем учитель, потом братья Рукосуевы и Иван. Все легли не раздеваясь, последним, проверив всё, в том числе и деньги, улёгся Шапкин.

Утром, Андрей Лукич, проснулся от того, что кто-то, его толкал в бок. Он открыл глаза и увидел перед собой лицо Ивана Фёдоровича.

– Вставай, Андрей Лукич, поднимай Петра, – будил его Шапкин.

– Куда ты так рано будишь, Иван Фёдорович? На улице, ещё темно, – спросил Рукосуев-младший, зевая.

– Сейчас перекусим и двинемся на базар. За это время рассветёт, – ответил Иван, закуривая папиросу.

От их разговора проснулся Совин. Митрофан Петрович, потягиваясь, сел на кровать. Было слышно, как он дышит.

– Иван правильно говорит, нечего разлёживаться, ещё лошадей запрягать. Пока туда-сюда, глядишь и рассветёт, – сонным голосом, проговорил он, вставая с кровати.

Последним будили Степана. Ему дали поспать дольше других. Он сидел на своей койке и с закрытыми глазами зевал, всё-таки, сказывался вчерашний ранний подъём. Позавтракав на скорую руку, Шапкин, Совин и Рукосуев-старший, пошли запрягать лошадей. Поев, остальные путники спустились вниз.

– Возьмите ключи, возможно, что мы ещё придём, обратился Пётр к хозяину постоялого двора.

– Приходите, всегда рад, – ответил хозяин, вешая ключ и улыбаясь.

Втроём, они вышли на улицу. Было прохладно. После вчерашней непогоды, день обещал быть без облачным, но в то же время морозным. Лошади стояли запряжёнными, Иван Фёдорович и Андрей курили, Петрович залез под сено и дремал.

– Перекусили? – спросил у подошедших Иван.

– Да, доели всё что было, ключи от комнаты, отдали хозяину, – ответил за всех Дрозд, садясь в сани.

– Ну, тогда, поехали на базар, там и поесть возьмём, – сказал Шапкин, усаживаясь по удобнее.

Светало. Как всегда зимой, в это время, морозец усилился. Иван и Андрей ударили лошадей вожжами и отправились на базар.

Глава одиннадцатая

На базаре было видимо-невидимо людей. Народ заходил в Лавки, толпился возле продающих, норовил купить товар быстрее и хорошего качества. Здесь-же, бегали чумазые мальчишки с кипами свежих газет, торговки пирожками, стоящие у стен, чтобы не мешать, зазывали своим голосом, нахваливая товар.

– Разойдись! Дай дорогу! – кричал, надрываясь Иван, притормаживая лошадь, которая и так, медленно шла от людского столпотворения.

Лошадь Андрея Лукича не отставала. Перед одной из Лавок, Андрей крикнул Шапкину-старшему:

– Иван Фёдорович, остановись здесь, тут продают клетки для животных.

Когда лошади остановились, Шапкин, вылезая из саней, спросил у Рукосуева-старшего:

– Ну, что, Андрей Лукич, пойдём, посмотрим, что за клетки, а вы будьте здесь, никуда не расходитесь, – сказал он остальным.

Их не было минут десять. Выйдя на улицу, они долго о чём-то разговаривали, потом к саням подошёл Андрей и сказал:

– Мы посмотрели клетки и решили их брать. Степан, пусть останется, а остальные за мной – носить их в сани.

Пока Рукосуев говорил, Иван скрылся за дверями Лавки. Пётр, Совин и учитель, слезли с саней и отправились вслед за Андреем, который зашёл внутрь.

Клетки представляли собой, деревянные пол и потолок, а между ними, тоже деревянные бруски, расположенные горизонтально. Все клетки были разных размеров. В некоторых, в полу имелись отверстия, у некоторых была забита фанерой задняя стенка, а некоторые имели, лишь решетчатый вход, стенки были глухими, с пробитыми отверстиями.

Составив их на одни сани, Иван сказал:

– Теперь надо купить лошадей и сани, а потом всё остальное.

– Да, – согласился с ним учитель. – По торосам с этой поклажей далеко не уедешь. Клетки будут валиться из саней, да и лошади нам нужны.

– Сейчас, поедем в ряды, где продаются лошади. Я знаю, как туда быстро попасть, – предложил Пётр.

– Чего, тогда стоим? Поехали! – сказал, глядя на всю кампанию, Шапкин, и сел в сани.

Благодаря Рукосуеву-младшему, доехали до места быстро. Путники направились в ряды, где продавалась скотина.

– Я в этом ничего не смыслю – может мне пойти в Лавках что-нибудь посмотреть? – предложил Дрозд, обращаясь к Ивану Фёдоровичу.

– Иди, смотри, покупай, – ответил Иван

– Может и мне в Лавках что-нибудь купить? Я, тоже в этом деле ничего не понимаю, – спросил Совин у Шапкина.

– Иди и ты, Петрович. Людей, чтобы, купить лошадей хватает – это не клетки таскать, – дал «добро» Иван.

Степан остался с лошадьми, остальные разошлись кто куда. Примерно, через полчаса, первым появился Митрофан Петрович.

– Вот, снасти купил для рыбной ловли. Пригодятся, – как бы оправдываясь, сказал он Шапкину-младшему. Степан кивнул головой, соглашаясь с Совиным. Следом за Петровичем пришли Рукосуевы и Иван. Они вели трёх лошадей с санями, а Шапкин нёс, ещё какой-то свёрток.

– Накормим лошадей и перекусим сами, – обратился он к сыну и протянул ему свёрток.

Степан дал сена лошадям и усевшись в сани, развернул свёрток. Там были, ещё тёплые, пирожки.

– Тятя, с чем они? – спросил он у отца.

– Вроде, с картошкой, – ответил Иван, и выкинул остаток папиросы.

– Да-ка, и мне один, – протянул руку к пирожкам Петрович.

– Да, вы не спрашивайте – берите, пододвигая свёрток с пирожками к Совину, сказал Стёпа.

Шапкин-старший, вытащил из кармана часы и поглядел на время.

– Где этот учитель? – задался вопросом Иван Фёдорович. – Ещё надо овец посмотреть, – продолжил он.

– Товар, наверное, разглядывает, – предположил Андрей, бросая на снег потухшую папиросу.

Через несколько минут, появился Дрозд. Он нёс два свёртка. Один он нёс в руке. Было ясно, что он несёт книги – свёрток был квадратным. Второй он держал подмышкой другой руки, видно, что там были не книги, а что-то мягкое.

– Что купил, Иван Дмитриевич? – поинтересовался Шапкин.

– Тут книги, которые нам будут нужны, – учитель потряс рукой. – А тут, верёвки и шнуры, – он кивнул на свёрток подмышкой.

– Ладно, с этим позже разберёмся, а сейчас садись, где тебе удобнее – поедем овец покупать, – с этими словами Иван вскочил в сани, и они пошли вперёд, к рядам, где продавались овцы.

Прошёл не большой промежуток времени, прежде чем, Иван Фёдорович и Андрей Лукич вернулись с овцами. Шапкин вёл двух овец, а Андрей – барашка. Животных сразу рассадили по клеткам: овечек отдельно от барана. Рукосуев-старший, зачем-то, вернулся к рядам, и появился, неся на плече мешок:

– Здесь овёс, – пояснил он, кидая мешок в сани.

– Ну, вот и ладно. Осталось купить козлика, а потом разойдёмся по Лавкам, и каждый купит, что посчитает нужным, – обрадованно сказал Шапкин, и потёр от удовольствия руки.

– А чё, сразу про козла не сказал? Я видел хороший экземпляр. Идём, Иван Фёдорович, покажу, – с этими словами, Андрей поспешил к торговым рядам.

– Моя вина, – оправдываясь, Иван пошагал за Рукосуевым-старшим.

Минут через пятнадцать, они вернулись, ведя за собой на верёвке, упитанного козла.

– Вот, смотрите какой красавец – сам выбирал, – похвастался Андрей.

– Высокий, откормленный, – радовался за выбор брата Пётр.

Все одобрили козла, которого Шапкин, тут же посадил в клетку.

– Ну, а теперь, пройдёмся по Лавкам, но с начала надо решить, кто останется с лошадьми, – предложил Андрей Лукич.

– Я, вроде, всё купил, могу остаться, – не громко произнёс учитель, усаживаясь на каркас саней.

– Кто придёт первым, пусть поменяет Ивана Дмитриевича, пускай, тоже по Лавкам да по рядам походит, – распорядился Шапкин на правах старшего.

– Понятно, – за всех ответил Совин, не торопливо двинулся к торговым рядам с товаром.

Петрович, сделав покупки, поменял Дрозда, оставшись с лошадьми. Следом пришли братья Рукосуевы. Дольше всех не было Шапкиных, но вот и они появились, неся свёртки с покупками. Пётр, Иван и Андрей закурили.

– Дождёмся учителя, торопиться нам не куда, хотя я думал, что сегодня домой поедем, – затягиваясь дымом от папиросы, проговорил Иван.

– В сарае, на постоялом дворе, распределим клетки по саням, распряжём лошадей, накормим всю скотину. Ты, Иван Фёдорович, прав: торопиться нам не куда, – высказался Пётр Рукосуев.

День медленно перевалил за экватор. Погода стояла очень хорошая, если бы не календарь, можно было подумать, что наступила весна. Солнце светило и грело по-весеннему. Снег искрился и слепил глаза. Кое-где, где не было тени, на крышах даже таяло, и образовались сосульки. Лошади, жуя сено, грелись на солнце, животные в клетках затихли им, тоже было тепло. Люди, находившиеся в санях, пригрелись: Совин и Шапкин-младший дремали, невзирая на стоящий шум. Андрей, докурив папиросу, сел на сани сбоку и стал ждать возвращения Ивана Дмитриевича. Рядом сел Шапкин-старший, они с Рукосуевым стали о чём-то болтать. Последним из этой троицы, залез в сани Пётр.

– А вон, и учитель идёт, – кивнул в сторону Дрозда Андрей Лукич.

– Сейчас поедем, – с этими словами, Иван Фёдорович принялся толкать сына и Петровича.

На постоялый двор приехали без проблем: быстро и весело. Всю дорогу Петрович травил байки. У него это хорошо получалось. Степан заливался от смеха, а Иван улыбался, сидя спиной к рассказчику. Сзади к саням, была привязана другая лошадь, она везла пустые клетки, рыболовные и охотничьи принадлежности. К саням Андрея Лукича, тоже была привязана лошадь, она тащила клетки с овцами. Вместе с Андреем сидел Дрозд. Было видно, что они о чём-то разговаривают. Замыкающим ехал Рукосуев-младший. Его сани были пустыми, только не много накидано сено, чтобы удобнее было сидеть. Приехав, Шапкин-старший, Рукосуевы и Дрозд, стали рассовывать клетки по саням, предварительно распрягли и накормили животных. Петрович со Степаном пошли брать ключи от комнаты и накрывать на стол. Закончив с клетками, Иван и Рукосуевы закурили. Учитель, так как был не курящим, принялся листать книгу, купленную сегодня в Лавке.

– Ну, что, пойдёмте, – обратился к мужикам Иван. – Поедим и надо, пораньше спать лечь, – он выбросил потухшую папиросу, сплюнул и встал с саней.

– Пойдём, – ответил Андрей и, тоже встал с саней.

Дрозд закрыл книгу, и обращаясь к Шапкину спросил:

– Я возьму книжку с собой, полистаю, а будет возможность и почитаю.

– Конечно бери. Бери, что считаешь нужным, – ответил ему Иван, и взяв рукавицы, направился к выходу.

Все последовали за ним.

Они поселились в том же номере, в котором останавливались первый раз. Пётр очень обрадовался, всё-таки знакомая обстановка. Остальным было без разницы, где проводить ночь. Путники ели минут тридцать, потом начали выходить из-за стола. До вечера каждый мог заниматься своими делами.

– Мужики! – обратился Иван. – Завтра разбужу затемно. Нужно проехать Енисей, когда будет светло, чтобы видеть след и куда ехать.

Все согласились с ним.

– Сегодня, нужно пораньше лечь спать. Дорога не близкая, – предложил Андрей, и тут же спросил у Ивана: – А ты решил, кто за кем поедет?

– На передних санях, поедем мы со Стёпкой, замыкающим будет Андрей, а с серединой сами решайте – мне всё равно, – ответил Шапкин-старший.

– Кто за кем поедет в середине – разберёмся, не столь уж важно, – сказал Дрозд, и принялся листать книгу.

На этом и порешили.

Глава двенадцатая

Прошло три дня после приезда Шапкина из Енисейска. Он и его жена Дарья, находились в Лавке. Она отпускала товар редким посетителям, он считал и перебирал, оставшийся товар. В Лавку зашла Надежда Широких. Это была женщина лет тридцати пяти, без излишеств, среднего роста, не дурна собой. Одета она была не броско, чем подчёркивала свою стройность.

– Здравствуйте, Дарья Степановна! А где Иван Фёдорович? – спросила она, не видя нагнувшегося над коробками Ивана.

– Здравствуй, Надя! – поздоровалась Даша. – Вань, тебя тут спрашивают, – обратилась она к мужу.

– Кто? – спросил Иван, не отрываясь от коробок.

– Надя Широких, – ответила Дарья.

– Здравствуйте, Надежда Семёновна! С чем пожаловали к нам? – спросил Шапкин, поднимая голову и откладывая своё занятие на «потом».

– Мне с Вами, Иван Фёдорович, поговорить надо, – на свою просьбу, Надежда ждала ответа.

– От чего же, не поговорить? Времени у нас навалом, – не подозревая о чём будет разговор, – спокойно ответил Иван, вытирая руки об тряпку. – Даша, дай мне папироску, они там, на лавке лежат, добавил он, обращаясь к жене.

– Если можно, выйдем на крыльцо, заодно там и покурите, – попросила Надежда.

– Ну, пойдём на крыльцо, – заинтересовался будущим разговором Иван.

На улице было холодно. Воздух был наполнен мелкими снежинками, которые переливались всеми цветами на солнце. Иван Фёдорович, нацепивший шапку, подкуривал, ёжась от холода.

– Выкладывай, какой у тебя ко мне разговор? – затягиваясь дымом от папиросы, он у Широких.

– Я знаю, что вы собрались уходить в тайгу. Возьмите нас с собой. Я буду работать за двоих. От кого узнала, что будете уходить, хоть пытайте – всё равно не скажу, – на одном дыхании, глядя на Ивана, выпалила Надежда.

– Пойдём в дом, – произнёс Иван, кидая недокуренную папиросу в снег.

Пройдя через Лавку, они оказались в комнате, где в своё время, Иван принимал мужиков. Из-за соседней двери доносились не громкие голоса, это о чём-то говорили Совины. Шапкин налил из самовара кипятка в чашки, разбавил его чаем из чайничка, и поставив одну чашку перед гостьей, сел на стул. Надежда, пока наливался чай, расстегнула приталенное пальто, скинула на плечи шаль и села возле стола. Иван смотрел на то, как она пьёт чай, не отводя глаз. Он испытывал к ней симпатию. Шапкин знал, что два года назад, она стала вдовой. Хорошо знал её мужа, посевы были рядом, поэтому, помогали друг другу. Поздней осенью, можно сказать в начале зимы, когда уже лежал снег, Николай Широких, решил пробежаться с ружьишком не далеко от села, вдруг будет удача – кого-нибудь подстрелит. Ружьё было старым и дало осечку, когда на Николая вышел шатун. Борьба была не равной, но, даже тут, Широких изловчился и попал ножом несколько раз в сердце. Они так и лежали – убитый медведь и тяжелораненый, истерзанный когтями, обессиливший человек. Николая нашли на следующий день охотники. Восемь дней и ночей шла борьба жизни со смертью, но на девятый день смерть оказалась сильнее. Жена дети плакали от свалившегося на них горя. Надежда оплакивала горячо любимого мужа, а дети – безвременно ушедшего отца. Вся забота о детях и работа по дому, легла на хрупкие плечи молодой женщины. Ни горе от потери мужа, ни работа, не сделали её старее. Мужчины оборачивались ей в след, оценивая её фигуру. Она это чувствовала, но на большее они рассчитывать не могли – она их держала на расстоянии, не подпускала к себе и своей душе. Иван Фёдорович всё это знал, поэтому, его несколько удивил её приход.