Клёкот из глубин

В особняке обвиняемого, просторном и укомплектованном тремя слугами, Готтфрид расположился со всей полагающейся лагману в командировке дружиной. Кроме клерка-помощника Арчи, личного ассистента Бизга – попросту слуги, с Беком в Бэрбелл прибыла его домашняя стража в количестве четырёх человек.

Хотя староста Фроуд и постарался уважить Готтфрида, особо это отношения лагмана к нему не изменило. Горьководный настойчиво просил о визите, но по прибытии Бека растерялся. После не самого плодотворного, но главное что короткого, разговора, староста пришёл в себя и распорядился об ужине и размещении для бэрбеллских гостей.

К делам судебным Готтфрид подумал приступить завтра, а вечером заглянуть на огонёк в «Варежку», где обещано выступать должен был Филип Молчаливый. И, несмотря на все договорённости о необходимости лагмана отдохнуть с дороги, староста Гандвика явился на порог особняка. Самолично.

Арчи известил о его приходе, ровно тогда, когда Готтфрид отдал распоряжении о «премии» для послушной куртизанки, готовый отправиться в «Варежку».

Фроуд сообщил о новом несчастном случае, с подозрением на братоубийство:

– Какой ужас.

– Скорбная весть, вновь взволновавшая жителей.

Показалось, что Горьководный принял слова Бека за некий сочувственный жест. На самом же деле, лагман ужаснулся тому бардаку, который развёл староста. Готтфрид ещё раз взглянул на местного управленца. Тот в своём шерстяном балахоне с дурацким посохом больше напоминал бродягу, пришедшего в селение за милостью кметов. На его лице было написано: «могу лишь просить, я ничтожен, за что не возьмусь, никогда ничего доброго не получится».

– Сестру этого Килана под замок, поутру допросим.

– Уже сделано.

– Ведите к убитому, по свежему следу проще разобраться с причиной смерти. Разогнали народ?

Отрицательный ответ о том, что Фроуд оставил всех на берегу озера, разозлил Готтфрида. Только слова о менестреле Филипе внесли небольшое успокоение.

Лагман Бек шёл впереди, клерк Арчи не отставал с заготовленным листком бумаги и чернилами. Ассистент и один из стражей остались в доме, троих Готтфрид взял с собой. Фроуд плёлся позади. Не было в этом старике острой необходимости прямо сейчас. Дорогу среди улиц, не превосходящих количество пальцев, лагман способен найти.

В горстке оставшихся на морозе селян с парой зажжённых факелов и шайке разодетых менестрелей Бек сразу разглядел свидетелей тут же явившихся на место происшествия. Распознал он и Филипа. Несомненно, странствующий бард выделялся шелками, ухоженной шевелюрой и хорошей лютней среди деревенских скальдов. Квартет из трёх ни рыба ни мясо мужичков и светловолосой девчонки, хоть и был одет лучше местных рыбаков, но качество их камзолов оставляло желать лучшего.

В общении с людьми лагман не собирался выделять кого-то, но и забывать о ценности Филипа как информатора не намеревался.

– Мне сообщили о преступлении, совершённом здесь, – Бек обвёл взглядом всех присутствующих, посмотрел на тело Килана, на иноземного барда. – Я лагман Готтфрид из Бэрбелла и приступаю к следствию по накопившимся спорным делам, в том числе и по этому. Посторонним здесь не место.

– Свидетелям, не посторонним, – странствующий менестрель сделал шаг вперёд, положив руку на плечо белокурой девицы. – Филип Молчаливый, музыкант, поэт, друг конунга Ивара Хедлунда и почётный гость его оплота, мои коллеги.

– Руби Роуз, – представилась певица. – Это Рэм, Сэм и Тэм. Мы «Роза и три шипа».

– Остальным и в самом деле можно расходиться, – Филип небрежно махнул рукой селянам.

Бард продемонстрировал разговорчивость, представившись, это лагману Беку пришлось по вкусу в противовес любопытству и наглости.

– Можете остаться, друг конунга. Одного свидетеля будет вполне достаточно, – на выдохе процедил Готтфрид.

– Это понизит объективность, наверняка понизит. Уважаемый лагман Готтфрид, пусть хоть красавица Руби останется.

Бек терпеть не мог наглости, как и ситуаций, когда всё идёт не по плану. Но Филип ещё мог пригодиться. Маленький уступок не умалил бы авторитета, так что Готтфрид уговорил самого себя на него пойти. Он кивнул барду. Староста Фроуд подошёл к группе селян, пробасив: «Чего ждёте, сказано же, разойтись!» Арчи держался как можно ближе, пока лагман Бек приступил к осмотру тела Килана:

– Утонул пару часов назад, – Готтфрид повернул голову мертвеца в одну сторону, в другую, приподнял, рассматривая затылок. – Странно, но кажется, что по голове его ударили уже после смерти. Кровоподтёк слишком слабый, точно сердце уже не билось…

– Его сестра сказала, что сделала это после смерти брата, – подтвердила Руби.

Лагман не отвлекаясь от осмотра глаз, рта и шеи, где не обнаружил ничего необычного, спросил у певицы:

– Зачем?

– Сочтёте это бредом, – опередил Руби в ответе Фроуд Горьководный.

– Не стесняйся правды, уважаемый староста, – подхватил Филип. – «Не брат мой вещал жужжащим голосом, не его душой горели глаза, наполненные красным светом. Нечто ужасающее тянулось ко мне его ледяными руками. Оно хотело задушить меня», – так нам сказала бедняжка. Похоже, она в это верит.

Взбалмошных выводов и глупостей, основанных на сказаниях, Готтфрид ожидал в Гандвике, но ему не хотелось, чтобы кто-то, вроде Филипа, раздувал этот костёр невежества:

– Со всем уважением к конунгу Ивару Хедлунду и его друзьям, хочу предостеречь: фальсификация показаний, наведение смуты и угроза порядку – это то, что я приехал искоренить. Лучше постесняйтесь, ведь правда здесь только в том, что ополоумевшая братоубийца произнесла вслух бред, – Готтфрид увидел даже в свете факелов, что глаза Филипа сменили блеск уверенности на тихую осторожность. – Не робейте. Информация оказалась полезной, у меня появляются первые наброски мотива.

Лагман Бек потратил ещё некоторое время на осмотр тела Килана, пока выслушивал от Филипа и Руби малополезный рассказ о том, как сестра убитого ворвалась в «Варежку», и все последовали за ней на берег. Троица из труппы девушки только поддакивала. Кроме своих дурацких имён, точно подобранных мамашей со скудной фантазией, Рэм, Сэм и Тэм в этот вечер Готтфриду ничем не запомнились.

Арчи дал знак лагману, что успел законспектировать все показания менестрелей и старосты, Бек, прищурив один глаз, отмахнулся. Ничего важного они не поведали.

– Вот и всё, – Готтфрид обратился к своим никчёмным свидетелям. – Килана можно хоронить. Завтра я допрошу его сестру и рассмотрю другие дела.

– Было бы честью присутствовать при работе такого именитого лагмана. Я мог бы написать о Вас балладу, а может, и целую оду. Только представьте, как вдохновился бы народ Скайсдора, зная, какие люди служат ярлам в вопросах правосудия.

Конечно же, Готтфрида не интересовала слава, а навязчивость и позёрство раздражали. Отчасти лагман даже насторожился: «Он не простой человек. Его дурацкий иноземный юмор, показушное ребячество и кажущаяся слабость не должны смутить тебя», – вспомнились слова брата – ярла Нормуда Чёрно-белой Горы. Но за услугу можно просить другую, поэтому Бек одобрительно кивнул:

– Если музыканту и поэту придётся по вкусу и в удовольствие, то я не против баллады. Я разрешу Вам быть свидетелем работы следствия, но взамен попрошу не о восхвалении.

– Чего же Вы хотите?

– Мелочи. Просто задам несколько вопросов о творчестве.

Филип смутился, но заглотил наживку:

– Без проблем.

И Готтфрид решил, что и у него проблем здесь не возникнет, а значит, скоро он вернётся в Бэрбелл. Даже влезшая со своей глупой просьбой Руби Роуз не вызвала раздражения, спросив:

– Могу ли и я присутствовать завтра?

Филип улыбнулся, будто уговаривая. Гадёныш. В минутном порыве щедрости Готтфрид кивнул, позволив и певице явиться на завтрашний допрос подозреваемой, но успел предупредить, чтобы своих охламонов Руби с собой не брала.

Перед сном лагман задал себе вопрос: не слишком ли он был любезен? И быстро ответил: плевать, главное, чтобы Зиу и дальше сопутствовал ему в Гандвике.

Новое утро выдалось туманным. Погода лишь подбодрила самоуверенного Бека. Пройдя со своим клерком и стражем через мглу улиц от особняка Фета Хилака до площади, где под тинговым постаментом в клетках томились узники, он ощутил, что поднимающийся ветер разгоняет завесу водного конденсата.

Сооружение высотой и до двух метров недотягивало, но занимаемой площадью выдавалось. Готтфрид окинул взглядом дощатую площадку с лестницами, виселицами и подставками под факелы, поняв: «сотка, не меньше».

Менестрели Филип Молчаливый и Руби Роуз пришли спозаранку, и староста Фроуд не заставил себя ждать. Горьководный сразу сообщил, что помимо сестры Килана, которую, как оказалось, звали Эидис, следствия лагмана ожидали ещё трое. Среди них был и сам Фет Хилак, в особняке которого расположился Готтфрид со своими людьми.

Пять из девяти клеток пустовали, между остальными прохаживались два охранника, увидев старосту, они перестали награждать своим вниманием группу лагмана и менестрелей.

Эидис выглядела совсем плохо. Со слов Фроуда, ей дали сухую одежду вчера, но девушка так и не отошла от ужасного морозного побледнения.

«Не спала, и полна нескрываемого страха, – Готтфрид вглядывался в глаза обвиняемой, дрожащие блёклыми льдинками над тёмными кругами. – Только вот страх чего это, суда или недалёкого прошлого?»

– Ты ударила брата по голове, это так? – лагман Бек говорил беспристрастно, как и всегда. Он заметил краем глаза, как староста Фроуд помотал головой, как Филип и Роуз склонили головы на бок.

«Что это ещё за поведение?» – только люди Готтфрида вели себя сдержано да охранники, которые олицетворяли эталон беспристрастности. Лагман Бек обернулся к своим напросившимся понятым:

– Не заставляйте меня забирать свои слова назад и просить вас всех уйти.

У каждого из троицы была своя реакция на слова лагмана, но ему было плевать. Он не собирался разбираться в эмоциях непричастных к делу.

Эидис долго молчала, дав время своему судье и его понятым для случившейся бессмысленной переглядки. Если бы не опыт, Готтфрид подумал бы, что молчание её нарочно. Голос Эидис прозвучал спокойно, с долей смирения:

– Верно.

– Тебе есть, что сказать в своё оправдание?

– Нет, – после такого ответа менестрели не сдержали слово и разразились междометиями, Готтфрид жестом успокоил музыкантов, но тогда вступил Фроуд:

– Эидис, тебя повесят или изгонят за убийство брата, и я не знаю, что будет худшим исходом. Ты молчишь о том, что рассказывала вчера на берегу, потому что солгала тогда или давеча разуверилась?

– Я знаю, что Адду считают сумасшедшей, и Бранку Урссон поджидает дикое безумие, – Эидис помедлила. – И всех вас. Лучше я умру, последовав за Киланом. Вотан и Зиу знают, что я не виновна, а значит, встречусь с братом, как и заслуживаю.

– Зиу ведёт меня! – Готтфрид повысил голос. – Он направит мой глас согласно тому, как думает о тебе. И полагаю, он не будет милосерден.

– Как не будут милосердны остальные боги к Вам.

Готтфрид усмехнулся:

– Всё ясно. Кто следующий, староста?

Фроуд не успел ответить, как свой неудержимый язычок пустил в пляс Филип:

– Что с ней будет? Мне, например, ничего непонятно! Были страсти-мордасти, нет? Не нужно спросить, когда и как она брата по башке ударила?

Готтфрид с большим трудом сдержался, чтобы своим ёмким ответом не заткнуть выскочку, увидел, как клерк Арчи и даже страж посмотрели на него, но вслух произнёс деликатное:

– Будет тинг, господин певец. Как и должно в таких случаях.

Староста проводил к следующей клетке, в которой свернулась калачиком на низком лежаке под шкурами старушка:

– Брундге. Она обвиняется Бранкой Урссон в ведовстве и убийстве детей.

Готтфрид вспомнил письмо Фроуда Горьководного, прочитанное в Бэрбелле, в светлой канцелярии… «Чушь!»

Лагман Бек со всей силы ударил по решётке, старушка очнулась и скатилась на землю. Карга закряхтела, еле встала, подобрала шкуру и начала кутаться, одновременно всматриваясь: кто же пред ней.

– Староста Фроуд, – Готтфрид хотел верить, что вложил в свой взгляд на Горьководного всё своё презрение. «К чёрту снисхождение!» – У Бранки есть муж?

– Помер.

– Живые дети остались?

– Все, что были, сгинули.

– Прекрасно, – лагман неприкрыто улыбнулся, наслаждаясь обалдевшими взглядами менестрелей. Его люди не реагировали, они знали, что Бек – не идиот. – Бранку Урссон поместить в эту самую клетку, до тинга над ней. Брундге освободить. Эта карга слепа и немощна, не бредьте ведовством.

Староста пристыжено согласился. По крайней мере, был вынужден это сделать. Филип и Руби оценивающе одобрили. Этот манипулятивный акт подхалимства Готтфрид пропустил мимо. Лагман обратил внимание на женщину в соседней клетке.

Немолодая, худощавая, рыжая, сплошь покрытая веснушками, она дико мастурбировала, задрав подол платья. Женщина прижалась спиной к прутьям клетки, потёрлась спиной, оскалилась кривозубой ухмылкой и замычала, когда ощутила внимание лагмана.

– Хотела бы я стать дочерью Эгира – подводного демона, чтобы разгуливать по ночам по берегу и трахать рыбаков, – женщина закусила губу, да так сильно, что кровь потекла тонкой струйкой по подбородку. Она вновь замычала, непереставая трогать себя внизу.

– Это Адда, лагман, – констатировал староста.

– Горячая и совсем чокнутая, – прошептал Филип. Руби скривилась, посмотрев на коллегу-барда.

– Та, что убила мужа, – понял Готтфрид. О ней он читал в письме Фроуда и успел уже услышать в самом Гандвике. – Мне говорили, что ты убила его, чтобы спасти от влияния порочных русалок.

Адда разжала губы, расслабила руку, которой ласкала себя, подол платья спал вниз, прикрыв неприличие:

– А теперь я никому не нужна… – женщина, точно, потухла на глазах. – Вот бы Эгир взял меня в свою пучину.

– Подумай до завтрашнего тинга о том, с какими словами отправишься в иной мир. И помолись лучше Вотану. Демонам ты не нужна, – сурово произнёс Готтфрид. На лицах менестрелей и старосты лагман разглядел скорбное согласие.

Осталось допросить Фета Хилака. Фроуд Горьководный любезно провёл к его месту заключения, будто Готтфрид мог заблудиться среди девяти несчастных клеток. Местный богатей спал точно так же, как старушка Брундге. И в чувства его Бек собирался привести идентично.

В этот раз лагман врезал по металлу прутьев своим сапожищем ещё сильнее, но Фет Хилак только простонал что-то сквозь сон.

«Он пьян, – понял Готтфрид, встретившись с испуганным взглядом охранника клеток. – Ему же хуже».

– Я закончил, староста.

– Как?! – вероятнее это было услышать от Фроуда, чем от Филипа, хотя Бек мог уже понять, что кичащийся своей дружбой с конунгом прославленный менестрель путает этот чёрный берег со столичным. Там он почётный гость, не здесь.

«Ещё один подобный вопрос, и я безо всякого тинга прикажу укоротить твой язык, сморчок!» – Готтфрид горел желанием сказать так, но выдал лишь:

– Жена утонувшего Люция обвиняет Фета Хилака в убийстве, официально. По закону Скайсдора, если Фет не сможет себя защитить, на тинге я буду волен распоряжаться его судьбой. С милости Зиу, разумеется, – лагману даже показалось по кислой морде барда, что уравновешенный ответ принизил этого самодура эффективнее, чем возможная угроза. – У Фета Хилака был шанс высказаться здесь и сейчас, но он встельку пьян.

Филип пошевелил ноздрями, Готтфрид предположил, что бард борется с внутренним гневом, но помогать ему, успокаивая, не стал.

– Боги всё видят и ведут нас всех. Правда за Вами, – наконец выпалил менестрель. – А у меня достаточно материала для сказа о великом лагмане.

– Не спешите, господин певун, – называя его так, Готтфрид разошёлся, чтобы поиздеваться над Филипом ещё, – после тингов всё обдумаете.

– Ладно, – бард нервно кивнул. – Вы сделали всё, что обещали нам с Златовлаской, спрашивайте о моём творчестве то, что хотели.

Готтфрид намеревался хорошенько прогреть Филипа и выведать всё, что только можно о тёмных клинках. Здесь и сейчас это не представлялось возможным. Ни обстановка не располагала, ни лишние уши не способствовали хорошему разговору.

– Я Ваш поклонник, господин Молчаливый. Давайте поступим так: я украду Вас у зрителей сегодня вечером, угощу жарким и мёдом, тогда и обсудим всю глубину Ваших баллад, – Готтфрид не рассчитывал на полное расположение Филипа, но ставил на то, что на лесть у музыканта не может быть иммунитета от природы. И бард смягчился:

– Не смею отказываться.

– Тогда, до вечера, думаю, у всех нас полно дел.

Намёк Готтфрида понял и Филип, и Руби, менестрели откланялись и оставили лагмана со своими людьми и старостой Горьководным. Бек уточнил у Фроуда обо всех письменных прошениях, чтобы подготовиться к вынесению приговоров на тингах, распорядился, чтобы созвали народ. Также лагман был готов отправить первого голубя с письмом ярлу Нормуду. Глас правосудия старался не обращать внимания на испачканные голубиным дерьмом краешки бумаги, когда писал Чёрно-белой Горе о первых успехах в расследованиях в Гандвике и о том, что встретил Филипа Молчаливого и вот-вот выудит всё о тёмных клинках.

Готтфрид хотел было написать, что разберётся со всей вознёй в Гандвике к ответу брата, но одёрнулся. Такое проявление гордыни грозило стать опрометчивым.

«И так похвалился достаточно», – подумал лагман Бек, когда белокрылая серливая птица упорхнула с голубятни.

До ужина Готтфрид маялся, в итоге решив устроить его пораньше. С собой в «Варежку» лагман позвал лишь одного стража. Местными суевериями Бек не проникся, как и не верил, что у кого-то хватит наглости и сил, чтобы вставать на пути гласа правосудия или препятствовать ему: «Что они могут, рыбаки, скотоводы, доярки и пастушки? Снисхождение, Готти, снисхождение».

Солнце ещё не покинуло небосклон, хотя местные уже зажигали первые факелы. Туман рассеялся. От особняка Фета Хилака Готтфрид со стражем двигался уверенно. Предстояло свернуть всего однажды направо, чтобы заветная таверна показалась своей примитивной вывеской. Когда Готтфрид вывернул на сельскую улицу с «Варежкой», он увидел их.

Парнишка вёл кобылу, нагруженную до отказа поклажей. Жилистый пацан устал, спотыкался, походкой косил, должно быть, ноги совсем растёр. Небритый мужик с сальными волосами с секирой на поясе вёл вторую лошадь. Верхом на ней задом наперёд, непонятно как, ехал связанный по рукам и ногам пленник с мешком на голове. По его телосложению Готтфрид предположил: «Юнец, а быть может, и девка».

В Скайсдоре не принято реагировать чересчур бурно на подобные картины. Не редко окрестные фермеры отлавливают мародёров и доставляют, к примеру, в Бэрбелл, подлецов на тинг.

«Зачем же было тащиться в Гандвик? – задумался слуга правосудия. – Если только…»

– Нам нужен лагман Готтфрид Бек! – выкрикнул мужик, когда местные простолюдины начали стягиваться к путникам.

Некоторые завидели лагмана и крутили головами, смотря то на прибывшую в посёлок троицу, то на Готтфрида Бека.

«Разберусь», – сухо прошептал под нос лагман.

– Это я, – ускорив шаг, приближаясь, громко произнёс он.

Мужчина неловко поклонился, парнишка последовал его примеру, ещё более неуклюже.

– Мы прибыли с поручением от самого Густава Северного Ветра – ярла Фолпура, – мужчина достал из поясной сумки свиток. – Вот контракт.

Готтфрид кивнул, нетерпеливо выхватил свиток и, развернув, принялся читать:

«Ярлу Нормуду Чёрно-белой Горе и лагману Готтфриду Беку.

Расхитительница гробниц, кощунствовавшая на захоронениях в Доле Высоких Курганов, была схвачена в Фолпуре. Голубка, как её кличали сообщники, павшие в бою, очень опасна. Стоит быть осторожными с ней, когда рядом птицы.

За доставку благодарите Хрута двумястами серебряниками».

– Мне велено передать также личное послание, но только после тинга над девицей и получения мною вознаграждения в размере двух ста серебряных монет.

– Как тебя величать?

– Хрут.

– Послушай, Хрут, мне будет проще провести тинг над ней, если я получу максимум информации.

– Северный Ветер заверил, что Вы всё поймёте, как только увидите её лицо и узнаете имя.

Прозвище девицы ни о чём не сказало Готтфриду.

– Почему у неё на голове мешок?

– Чтобы голове было тепло, – Хрут усмехнулся.

«Чёртов немытый наёмник думает, что это остроумно?»

– Снимай, – велел лагман, обойдя кобылу с усаженной задом наперёд пленницей.

Хрут осторожно стянул мешок. Тёмные круги под глазами преступницы контрастировали с бледной кожей, точно луна, выделяющейся в сумерках. Светло-соломенные волосы девицы стояли колом, немытые невероятно долго. Глаза искрили бурей ненависти, кляп во рту, будто усмирял её внутренний крик. Мышцы на лице хаотично напрягались. Названная Голубкой смотрела на лагмана с отвращением и злостью.

– Надень обратно, – Готтфрид пренебрежительно махнул рукой Хруту. Он не узнал девку. Что имел в виду Густав Северный Ветер, Бек так и не понял. – Мне нужно взглянуть на остальные документы, полагающиеся мне.

– После тинга и моей награды. Так распорядился сам ярл.

– Значит, до того момента она продолжит быть твоей головной болью, Хрут, – Готтфрид скривился в насмешливой улыбке.

Похоже, что тройка путников посетила Бэрбелл. Возможно, Густав Северный Ветер рассчитывал, что Голубку Готтфриду передадут именно там, и Нормуд, будучи рядом, прояснит всё. Стоило послать ещё одного голубя.

– Мы остановимся в гостинице, но денег осталось немного, – пробубнил Хрут.

– Не переживай, – помотал головой лагман Бек. – О тратах на гостиницу беспокоиться не придётся.

Готтфрид проводил путников к клеткам под тинговым постаментом.

– Девицу разместите внутри, а сами потесните охрану. Лошадей передадите стряпчим «Пшеничной таверны».

Сторожа ожидающих правосудия не обрадовались подобному раскладу и тут же обратились к старосте, но Фроуд Горьководный только руками развёл, когда на этом настоял лагман. Все пожелания гласа правосудия были исполнены.

– Ждать недолго. Все разбирательства произойдут уже завтра, но не над этой, свалившейся на мою голову, девкой. Я отправлю голубя в Бэрбелл, – подытожил Готтфрид. Остался ещё вопрос к наёмнику. – И с чего ты, Хрут решил, что нужно именно мне доставить преступницу, а не ярлу, ведь в сообщении, прилагаемом к контракту, упоминается и он?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Мары – злые духи, садящиеся по ночам на грудь и вызывающие дурные сны. Драугры – злые духи, выступающие стражами могильных курганов, их постоянно окутывает туман («Фольклор Скайсдора»).

2

Вотан – верховное божество в пантеоне скайсдорской религии. Обычно изображается как бородатый гигант с совершенным человекоподобным телом, глазами, искрящими молниями, и волосами из облаков. Стоит над всем сущим («Старшая Эдда»).

3

Корчма – питейное заведение, частное, неоткупное, с вольной продажей, иногда постоялый двор, с продажей крепких напитков (примечание автора).

4

Фольк – область, район, основная административная единица на севере. Когда-то нынешние фольки представали отдельными королевствами, но со временем объединились в Восточный Скайсдор и Западный Скайсдор. А в прошлом поколении слиялись и они («Летопись Хедлундов из Айскреста»).

5

Конунг – верховный правитель Скайсдора («Законоправье севера»).

6

Хирсин – одно из старших божеств пантеона религии Скайсдора. Покровительствует охотникам, дикой природе, естественному ходу жизни. Изображается в образе оленя («Старшая Эдда»).

7

Лофт – одно из старших божеств пантеона религии Скайсдора. Покровительствует мошенникам, лицедеям, обману и лжи. Изображается шутом с множеством лиц, либо с перевёрнутым лицом («Старшая Эдда»).

8

Ярл – правитель фолька, подчиняющийся конунгу («Законоправье севера»).

9

Кмет – свободный простолюдин Скайсдора («Законоправье севера»).

10

Тинг – судебное разбирательство в широком понимании. («Законоправье севера»). В старину тингами называли и собрания вождей, но с объединением фольков, дабы не было путаницы, вторые стали называть – вече («Летопись Хедлундов из Айскреста»).