Фото с обложки

Участников студии было человек сорок. Все они были одеты в спортивную форму и было трудно различить кто из них руководитель. Николай предложил подождать у двери, а сам направился к группе участников, которая, видимо, окружала руководителя, внимательно слушая объяснения. Через некоторое время из гудящей уже толпы вышла девушка и направилась вместе с Николаем к двери.

У Алексея будто подкосились ноги. Все вокруг поплыло в молочном густом тумане. Он явно не мог совладать с собой и это заметила Таня, стоящая рядом с ним.

Нет, ему это не кажется, это не явление фантазии. К нему приближалась та, ради которой он приехал в этот незнакомый город, познакомился с этими людьми, которые так приветливо его приняли в свое общество. Да, это не было иллюзией, не было зрительной ошибкой. Это была Надя! Спутать ее портрет он не мог даже если кто-то пытался это сделать. Его покинуло самообладание. Он чувствовал, что куда-то летит. Ни то вверх, ни то вниз, но летит. Вокруг какая-то пустота, неопределенная и жуткая. И что главное, он не старается сопротивляться этому полету, этой жуткой пустоте, не ищет опоры, а просто летит. Кажется, что полет длился всю жизнь и не было никогда сознательных действий. И как какой-то разрушительный толчок, прозвучали слова Николая, какие-то волшебные, неземные звуки, летящие из бездны звездного океана, призывающие его к действиям, выводящие из этого сонного и неопределенного состояния полета:

– Знакомьтесь: руководитель хореографической студии Дворца культуры текстильщиков Североволжска, лаборант центральной лаборатории комбината, дипломант республиканского конкурса танцевальных коллективов и …

– Ну зачем так много и излишне титулировать меня, просто Надя Свешникова, – подавая руку Алексею, прервала она вступление Николая.

Ей пришлось ждать какое-то мгновение с протянутой рукой к Алексею, ибо он пока не реагировал на происходящее. И даже когда это рукопожатие свершилось. Алексей не помнил или он пожал ее руку, или просто подержал в своей, и было ли это.

Она, видимо, по-своему поняла его смущение, а скорее неприглядное его состояние и поспешила проводить гостей на место.

– Извините меня, необходимо еще минут двадцать занятий, а там я уже буду в вашем распоряжении.

Эти ее последние слова до Алексея дошли с таким опозданием, что он даже сейчас не мог определить их значение.

Снова началась репетиция, но Алексей сидел и ничего не видел. Он не видел ни танцующих, ни руководителя, не слышал музыки и каки-то объяснений его спутников, невпопад отвечал на вопросы, чем можно было определить некоторые недоумения Николая и Татьяны. Но это только глядя со стороны, сам же Алексей этого не знал и не замечал.

Понемногу меланхолическое состояние начинало проходить. Алексей ругал себя за мальчишескую слабость, за трусость и растерянность. Надо мобилизовать себя. Эдак можно просто показаться дурачком. К концу репетиции он уже ясно все представлял, видел отчетливо Надю, скорее даже изучал ее. Видел, что та фотография на обложке журнала не есть действительная копия. В натуре Надя ему казалась более интересной. Может быть потому, что сейчас он ее видел всю, а не просто портрет на бумаге. Или может быть так уж ему сейчас казалось, когда желаемое становится действительностью.

Кончилась репетиция.

Несмотря на некоторое самоуспокоение, Алексей чувствовал себя не совсем нормально. В первые минуты встречи с Надей у него не хватило силы удержать себя от растерянности. Теперь же это состояние перешло в другой, не менее опасный симптом – появилась какая-то страсть, обуревавшая его своими вихрями. Но эта страсть не была признаком животной похоти, а признаком человеческого нетерпения, которое подчас невозможно обуздать и удержать тем самым в определенных границах дозволенного.

Надя попрощалась с участниками, напомнила о концерте в воскресенье, извинившись, ушла переодеваться.

Между тем Алексей остался наедине со своими мыслями. Николай и Таня ему не мешали. Они были заняты сами собой. Теперь он мысленно рисовал перед собою действительный портрет Нади в натуральную величину.

Юная, лукавая чаровница. Нежная и мудрая, стыдливая и фривольная, простая и сложная. Таинственно-привлекательная, с лицом почти статичным, она все же обладает магнетизмом необычайно скрытого движения, с колдовской живостью. Улыбка, иногда еле трогая уголки целомудренных губ, притаилась в чуть-чуть припухлых девичьих ямочках у рта и, подобно зарнице, ответно блестит в сине-голубых расширенных зрачках, прикрытых округленными веками. Как утренняя заря сообщает природе особый трепет жизни, зажигая теплые, трепещущие краски в небе, в каплях росы, в застывших водах реки, так и улыбка этой юности придает волшебную подвижность всему ее облику.

Ее осанка полна достоинства, строгая, но изящная одежда.

Новое появление Нади прервало романтические размышления Алексея, но встретил он ее уже более стойко и уверенно.

На ней была именно та кофточка легкого голубоватого оттенка, что и на фотографии, надетая поверх платья цвета нежного терракота. Те же пышные волосы цвета спелой пшеницы чуть с пепельным отливом. На ногах лаковые черные босоножки. Было видно, что она очень серьезно занимается своим туалетом и ей это удается. Та же мягкая улыбка с чистотой синеватых глазах. Не засмотреться на нее было невозможно. Казалось, нет совершенно ни одного мускула, ни одной детали туалета, не участвовавших в ее движении.

– Что мне могут предложить мои новые знакомые, – как-то с иронией спросила она, пристально вглядываясь в Алексея и совершенно не скрывая этого.

– Я, пожалуй, ничего. Ведь я новичок у вас и прямо скажу, иду на поводу у ваших старых знакомых.

– Мне что-то знаком ваш голос, но слишком туманно и припомнить не могу.

– Вряд ли это вам удастся. В вашем городе я всего несколько дней и слышать меня вы не могли.

Алексей принял этот вопрос больше в свой адрес, чем в сторону своих спутников. Тем более, что обратившись с этим вопросом, Надя все же больше обращала внимание на Алексея, и по выражению ее глаз было ясно, что она ждала ответ именно от него, а не от кого-либо другого. Остальных она знала. Алексей же для нее был новой личностью и вполне естественно, что этот новый человек должен принести ей свежее впечатление, а может быть и развлечение. Алексей вновь несколько смутился под ее жгучим взглядом и как-то не совсем уверенно отвечал на вопросы.

– Простите, ваше имя Алексей?

– Вы хорошо запомнили.

– А фамилия?

– Прохоров.

– Так это не с вами ли я сегодня по телефону вела детективный разговор?

– Да… но… не совсем правильно было бы называть его детективом.

– Ну так вот, – уже с дерзостью сказала Надя, – наша минутная встреча состоялась. Что же вы хотите мне сообщить? Или что хотите о меня?

Теперь она уже полностью захватила инициативу в разговоре с Алексеем.

– Теперь это уже свидание, о котором я просил, потеряло смысл.

– Почему? – Надя так вопросительно умиленно посмотрела, что у Алексея как будто внутри что-то оборвалось.

– Вы же его мне не дали вовремя.

– Какая же разница каким путем мы с вами встретились и тем более во времени. Важно то, что вам не нужно больше просить меня и я к вашим услугам.

– Очень большая разница.

– Вы – загадочный, начиная с того телефонного разговора. Я не ошиблась, вы детектив. Не обижайтесь, что я вас так называю. Другого-то придумать не могу. И все же, почему вы настаивали на нашей встрече? Внесите же ясность.

– Надежда… – отчества ведь он не знал

–Викторовна, если вам так хочется.

– Надежда Викторовна, разрешите мне самому, когда это будет нужно, выбрать время для объяснения того телефонного разговора, я очень об этом прошу.

– А вы самоуверенны. Надеетесь еще неоднократно встретиться со мной, коль откладываете объяснение до будущего. То просили несколько минут, а теперь уже о будущих встречах.

– В этом я действительно не сомневаюсь.

– Самоуверенность – отрицательная черта человека.

– Но и без нее человек ничто, – отпарировал Алексей.

– О, вас убедить трудно, вернее сбить с пути-дороги, которой придерживаетесь.

– Смотря в чем.

– Простите, Алеша, я уж вас не буду величать по отчеству, привыкла к простоте со своими сверстниками. Нас, видимо, Николай с Таней ожидают. Мы заболтались и остались здесь одни.

Она посмотрела по сторонам, показывая этим движением пустоту зала.

– Какие же мы ровесники. Не скрою, мне двадцать шесть, ну а вам, видимо, семнадцать, восемнадцать лет.

Надя громко расхохоталась. Лицо ее вспыхнуло румянцем. Золотистая прядка волос упала на лицо, и она каким-то легким, изящным движением откинула ее.

– Бросьте шутить, тем более комплиментами. Мне двадцать один год. Я своих лет также не скрываю. И у нас с вами что-то нетактично получается – сразу раскрываем друг другу свои годы. Я не скрываю другого: стариться не хочется. Так пойдемте же. Нас уже ждут. Кстати, в, видимо, знаете куда мы идем, а туда добраться довольно долго.

– Да, мне сообщили о вашем вечере. Правда, для меня это не совсем удобно… Я же уже сказал, что в Североволжске всего несколько дней и примерно столько же знаком с Таней и Николаем, если не меньше.

– Ничего нет удивительного. Если они вас пригласили, то мы и будем в ответе за вас. Можете не беспокоиться. Мне не особенно и хотелось на это торжество. Ну а теперь я считаю это уже своим долгом. Теперь будет чем заняться. Возьму вас под свою опеку, если не будете возражать. Я не ветренная, но старое все ужасно надоело. Принимаете мое предложение? Или вам будет скучно с малознакомыми людьми?

– Не может быть и разговора об этом!

– О, вы сговорчивы! Это мне нравится.

– Скажите, а что бы делал любой, будучи на моем месте?

Алексей все пристальнее вглядывался в Надино лицо.

– Ну, скажем, предложил руку даме.

– Простите за провинциальность.

– Вот я ею и воспользуюсь. Идемте.

Надя взяла Алексея под руку. Они вышли в фойе, где для нее было много знакомых. Она отвечала на их приветствия. Они же, Алексею было видно, несколько удивлены, увидев ее в его обществе. Вышли на улицу, где Николай и Таня уже ожидали. Алексей подвел Надю к машине и предложил сесть. В это же время подошли Николай с Таней. Надя даже присвистнула с каким-то мальчишеским огоньком.

– Вы меня балуете, подгоняя как персональную машину, этого я еще не заслужила.

Она пристально оглядывала новую, кажется еще пахнущую заводской краской, машину.

– Но не бросать же мне ее здесь и вместе с вами пользоваться городским транспортом.

– И то верно. Но ведь вы в нашем городе гостем, и как же эта машина?

– Именно на этой машине я и приехал сюда. Провожу свой отпуск на колесах.

– Это что же, личная? – еще более удивленно спросила Надя Алексея.

– Да, – смущаясь ответил он.

– Тогда будем пользоваться ею в наших личных интересах, о чем, конечно, не нигде не напишут, как порой пишут в газетах о служебных машинах.

Таня с Николаем сели на заднее сиденье и Наде ничего не оставалось, как сесть рядом с Алексеем. Не разлучать же пару или втискиваться втроем, когда впереди пустое место. Да и нужно руководить маршрутом и через плечо это делать не совсем удобно.

Дорога оказалась действительно длинной и, как ни странно, все молчали. Только время от времени Надя указывала куда ехать дальше, иногда опаздывая указать повороты. Наконец остановились около частного дома.

– Алеша, поставьте машину лучше сюда, под окнами, – сказал Надя.

В доме чувствовалось приготовление к торжеству. Все окна были ярко освещены, хотя по времени этого в обычные дни не делали. По занавесям то и дело двигались силуэты. Они менялись. Это говорило о присутствии многочисленных гостей.

Когда вышли из машины, Надя взяла Алексея по руку, извинившись, но в то же время по ее твердости руки можно было понять, что она настаивала на этом. Да и можно и было этому сопротивляться. Он никому здесь неизвестен, просто счастливая случайность позволила ему быть вместе стой, к которой он стремился. Ведь для него это почти полнейший сон.

Вошедших в дом встретили довольно восторженно и должное за это надо отдать Наде. Ради нее и ее спутникам было оказано большое внимание.

Виновником торжества был бравый сержант, приехавший в отпуск, некогда работавший на комбинате в центральной лаборатории. Они-то с Надей и были хорошими товарищами. Алексея это не особенно устраивало. Он не знал их взаимоотношений, и какая-то нотка ревности зародилась далеко в его сознании. Рассчитывать, претендовать на что-то у него не было никаких оснований, но тогда лучше было бы не появляться в этом обществе. Но эти мысли он успел притормозить, сославшись на те же права, которые ему не даны.

– Мы с Надей хорошие товарищи, – заговорил первым подошедший к Алексею сержант с целью, видимо, поближе познакомиться, – и был бы я в большой обиде, если бы она не посетила меня в отпуске. Тем более, что сегодня в моей жизни произойдет важное событие. Решил устроить сюрприз своим родителям – объявить помолвку с моей невестой, если можно так сформулировать.

У Алексея почти потерялось самообладание при последних словах сержанта. Вот то, чего он боялся больше всего, произойдет на его глазах. Мелькнула мысль, что если он будет свидетелем этого, то сразу же сядет в машину и в ночь выедет из города в направлении своего дома. Только бы сразу быть дальше от этого. Но сержант, как будто не замечая перемен в состоянии Алексея, продолжал:

– Мне хочется, чтобы свидетелями этого сюрприза были мои друзья и конечно же Надя.

Теперь после этих слов Алексей совершенно запутался в своих мыслях. Он с какой-то неуверенностью и детским наивным лепетом отважился спросить:

– Кто же ваша избранница?

– Вот, Вера, – указывая взглядом ответил сержант.

Только теперь Алексе заметил ту девушку, что знакомился в первый раз у комбината в машине. Значит тогда ему явно повезло. Хотя бы тем, что еще не все потеряно. Не зная сам, он входил в круг друзей и товарищей Надежды Свешниковой. Сейчас он был способен расцеловать сержанта и только чудом удержался от этого порыва. «Но какой же я не учтивый – подумал он, – даже не сумел заметить своих знакомых, которых встретил впервые в этом городе.»

Гостей стали усаживать за стол. Надя села одной из первых и как-то сразу возле нее все места были заняты. Да и Алексею неудобно было садиться за стол в числе первых. Как никак, а он здесь не совсем свой человек. Но все же ему удалось сесть так, чтобы он мог свободно наблюдать за Надей. Первый тост был провозглашен за отпускника. Алексей извинился перед сержантом за то, что ему нельзя употреблять алкоголь, потому как он за рулем. Многим это не понравилось, но вступился за него сержант, сославшись на порядок и дисциплину. Мало-помалу за столом стали разговаривать громче. Темы для обсуждения были разные. После нескольких тостов шуму стало больше и порядок, принятый в начале, нарушился. Сержант подошел к Алексею, попросив прощения за навязчивость.

– Все же вам необходимо хотя бы немного, но выпить. Среди этой компании быть совершенно трезвым, право, не особо приятное занятие. Я понимаю ваше положение, но из любой ситуации можно найти выход. Вашу машину можно поставить во дворе и, в крайнем случае, не обязательно пользоваться ей сегодня. Но быть на моем вечере и не принимать в нем никакого участия – нехорошо. Да и нам, хозяевам, неприятно.

Никто не заметил исчезновения сержанта и Алексея, кроме Нади, которая пристально следила за этой парой. Когда они вернулись со двора, Надя встретила Алексея в прихожей и попросила его задержаться на минуту.

– Или я вас не могу понять, или вы играете во что-то? – спросила она больше с требованием ответа, чем с просьбой.

– Боюсь, что вы меня очень правильно поняли, но это все же, не меняет моего положения.

– Тогда почему же не сказать?

– Но я могу вас испугать этим.

Алексей был явно вне себя от близости с ней.

– Я не из пугливых, хотя кто его знает, что может наговорить человек, тем более совершенно незнакомый. От вас, мужчин, можно ожидать всего, что хочешь и не хочешь. Иногда вы все становитесь сверхъестественными.

– Ну вам ничего не угрожает, никакая опасность.

– Мне неудобно перед вами. Пригласила вас сюда и оставила без внимания. Это, как вы выражаетесь, тоже выглядит провинциально. Простите, если можете.

Но это были только слова, за которыми вряд ли чувствовалась нотка просящего, тем более такой девушки перед влюбленным парнем.

– Ваше общество мне доставляет большое удовольствие. Да и выбирать мне из единственного нечего.

– Личное или общее общество?

Надя так заглянула в глаза Алексею, что он даже захотел схватить ее в объятия.

– И то и другое.

– А все же, которое больше? Извините меня, если я напрашиваюсь на комплимент. Но говорите только правду.

– Я многим обязан всему вашему обществу. В отношении вас лично – это вопрос довольно серьезный и меня он больше всего беспокоит. Да и переживаю я за это очень.

– Я вас что-то не пойму. Разрешите я вам поправлю воротничок рубашки.

Алексея просто всего обожгло от ее прикосновений к нему

– Мы очень мало знакомы для того, чтобы меня понять. Но скажу лишь одно: вы меня интересуете.

– Это уже здорово. Но я рада за вас. Мне хотелось бы несколько ближе узнать вас. Как это сделать? И опять простите меня за такое решение. Чем оно продиктовано, к сожалению, я и сама не знаю, – смущенно произнесла она. – Простите, что я так открыто проявляю интерес к вам.

– Видимо, мне кое о чем и, в частности, о себе, нужно рассказать. Привели меня просто с улицы, как бродягу и вот я не могу все объяснить. Конечно, возникают вопросы о моей личности.

– Да, но только не здесь и не сейчас.

– Я с вами согласен. Вот видите, теперь уже вы сами даете понять, что между нами должна быть, как минимум, еще одна встреча. Значит я был прав ранее. И только одна моя просьба: не покидайте меня. Я здесь один. Должно быть вам понятно мое положение. Я не прошу вашего полнейшего внимания к себе, но хотя бы его частицу.

– Прошу прощения. Я постараюсь исправить ошибку, которую допустила, но в жизни все поправимо. Скажу только одно: вы какой-то загадочный.

– Идемте. Там будет сейчас очень интересно.

Алексей хотел уже пойти в общую комнату.

– А со мною вам не интересно? – с явной обидой спросила его Надя.

– Что вы, Надежда Викторовна, да если б знали вы….

Алексей заикнулся на полуслове, подбирая слова для объяснения

– Договаривайте, я жду!

– Вы сказали не здесь и не сейчас.

– Ну что ж. Буду рада напомнить вам об этом. И вот еще. Зовите меня просто Надей, Надеждой, как угодно, но без отчества. Я не особенно привыкла к фамильярности.

– Спасибо.

– За что же? Да, кстати, где ваш адрес?

– На берегу под лодкой.

– Ну не шутите. Я серьезно.

– Говорю правду: в машине.

– Странно.

– Почему же?

– Да где-то же вы живете, уж коль приехали в наш город.

Надя так широко и открыто глядела на него, что Алексей на какое-то мгновение то и дело терял самообладание. Раньше он только разговаривал как помешанный с той журнальной фотографией. А вот теперь она стоит перед ним, поправляет ему воротничок рубашки, задает ему вопросы и ждет ответы.

– Я сказал правду.

– Хорошо, об этом мы подумаем завтра. А сейчас идемте. Вы же не терпите общества со мной одной.

Она так лукаво ему улыбнулась, что у Алексея перехватило дыхание. Как старого знакомого взяла его под руку и повела в общею комнату, где как раз только что сержант объявил свое решение. Алексей увидел Веру совершенно преобразившейся. Она стояла как озаренная ярким пламенем среди ночной мглы. Как он раньше не заметил ее привлекательности и нежности, которые теперь она излучала.

– Нужно поздравить их, – сказал он Наде, – а то как-то неудобно оставаться в стороне от столь значимого.

– Пожалуй, вы правы.

Они подошли к этой счастливой паре. Алексей крепко пожал руку сержанту и обратился к Вере.

– Ну кто бы мог подумать, что я попаду на ваше торжество. Вы и сами не меньше моего удивлены. Не так ли? Он всей души поздравляю вас и желаю большого счастья. Теперь в этом городе, где я встретил вас первый, просто не знаю как мне хорошо с вами.

Алексей уже обращался больше ко всем, чем к виновникам торжества.

– Вот уж поистине на земле больше хороших и добрых людей. В этом я полностью убедился. Спасибо вам, мои дорогие товарищи, и даже больше – друзья!

– Мне очень приятно, – еще больше покраснев сказала Вера, – что наше знакомство не промелькнуло в нашей жизни, но оставило такой глубоки след. И еще больше приятно то, что принимаю от вас поздравления. Надеюсь, увижу вашу избранницу и хочу быть ее другом. Надеюсь, что она у вас уже есть.

– Увы, пока нет. Но как только будет, то непременно вы узнаете ее. Даю вам слово. И это слово – это, даже скорее моя обязанность и долг, чем просьба.

Надя и Вера расцеловались и даже обе прослезились.

В этот момент Алексей подумал: ах если бы он мог сейчас объявить свое желание. Но вся беда в том, что это его, только личное, одностороннее желание и воплотить он его не может. Он возлагал теперь радужные надежды на тот, будущий разговор, только он может пролить свет на их взаимоотношения. Тем более, что требует этого она сама – это уже удобнее, что большой козырь в его руках. Если даже она его отвергнет, то он имеет право, полную возможность на то, чтобы высказать все о цели его приезда. Это настоящий дипломатический ход. Пусть она узнает все, каков бы ни был от этого результат.

Все снова сели за стол. На этот раз Надя усадила Алексея рядом с собой, объяснив, что берет его под свою опеку. Она так ему улыбнулась, что вновь у Алексея потерялся дар речи и самообладания.

– Я доволен вашим решением. Но не составлю ли я для вас некую обузу и заставляю быть чем-то обязанной. Это так нетактично

– Бросьте думать о неприятном. Прошу от вас полного повиновения мне. Если хотите – это приказ. Для вас ведь другого выбора нет. Об этом вы сами сказали. И вот еще что. Я каким-то чутьем угадываю, что наша встреча неслучайна. Ошибаюсь? Нет! Вот видите какая я дерзкая в своих решениях.

– доволен вашим решением. И придется подтверждать делами.

– Да, придется

Надя как-то неловко коснулась его руки.

– Думаю, что и на это буду способен.

– О, я рада, что вы оживаете. А то на вас страшно было смотреть, на вашу растерянность.

– И в том и в другом случае виновницей моего поведения являетесь вы.

– Что за намек?

– Простите, если обидел.

– Нет, просто давайте говорить без загадок. И потом я так просто называю вас Алешей. Это вас не обижает?

– Я не только не обижаюсь, напротив, очень рад такому обращению со мной. Лучшего варианта мне и во сне не снилось.

– А вы от меня взамен ничего не просите?

Она заглянула Алексею в глаза и этот взгляд, как молния, сразил его самоуверенность.

– Я уже называю вас Надей, чего же более. Конечно, хотелось бы знать почему вы здесь одна. Насколько мне стало понятным, вся молодежь, присутствующая здесь, так сказать, скомплектована. А вот вы – нет. Как это понять? Извините, может быть вопрос мой очень глупый и даже грубый.

– Уважаю прямоту и скромность. Ну а в отношении комплекта – его нет. Вот так просто, нет и все. Вот моя удача: прихватила вас для этой комплектности. Ну как, устраивает вас это?

Надя весело, непринужденно расхохоталась.

– Вы просто, видимо, смеетесь надо мной.

У Алексея не было причин для раздражения, тем более что это все делала она, Надя, к которой он так стремился. Но какое-то тревожное чувство не покидало его.

– Нисколько. А что же мне, Алеша, делать, если все так в моей жизни. Видимо я не практичная в этих вопросах, а, скорее всего, несносная девчонка. Бывают же такие? Правда?

Надя немного опустила голову, и вновь та непослушная прядка волос упала ей на лицо.

– Значит мы не такие уж и разные.

– Мы люди. Благородно и достойно молодого человека.

– Мы не слишком увлеклись? По-моему, на нас стали обращать внимание.

– Ну и что же тут такого, кто-то должен же вас занимать. Не я так кто-то другой из них. Я постараюсь вас передавать кое-кому. А то боюсь вам наскучить. А сейчас давайте выпьем за наше знакомство. Или может быть я слишком уверена, что навязываю его?

– Я очень рад этому знакомству.

Надя вдруг стала какой-то чересчур серьезной, как показалось Алексею. Глаза ее потускнели. Чуть наклонив голову, она дала возможность своей шаловливой прядке прикрыть один ее глаз. Этот портрет Нади был новым. Он любовался ею, не находил слов для разговора, да и не хотелось тревожить это чудесное создание. В некоторых ее жестах, обращениях с людьми определялось что-то театральное. Но это сценическо-театральное явление было настолько естественным и так сочеталось со всем ее обликом, что не было какой-то возможности провести линию разграничения, про которой можно было бы определить, где она настоящая, живая, естественная, а где новая, наигранная, вставшая в позу кокетства и сценической игры. Алексей сидела рядом с ней и думал, что вот создала же природа такое очаровательное существо. Если на земле считают, что женщины – это прекрасная половина человечества, то можно с уверенностью сказать о том, что Надя является настоящим украшением этой прекрасной половины общества. Он все больше и больше утверждался в мысли, что этот самый случай с фотографией разделил его жизнь на две половины. Он стал убеждаться и в другом, что ему никогда не удастся владеть этой девушкой. Она создана не для него. Слишком уж казалось большой разницей, когда он ставил перед ней себя.