Скайджекинг

В холле висела большая афиша, размер холста вызывал уважение, красок художник тоже не пожалел. На переднем плане красовалась Инга в сценическом костюме. Было заметно, что среди всех членов музыкального коллектива Инга пользуется особым расположением живописца. Рассматривая афишу, Андрей насчитал пять молодых людей в возрасте от тринадцати до двадцати – двадцати пяти. На заднем плане маячил бородатый мужчина с аккордеоном.

– А где шестой брат?

– Ты что, правда, не знаешь? – удивилась Оксана.

– Откуда? – пожал плечами Андрей.

– Весь город знает! Это настоящая семейная трагедия. Шестой брат умер младенцем. Шестым отец на сцену выходит, вон он, с бородой. Клава, мать, считает, что душа умершего присутствует на сцене во время выступлений.

– Мракобесие какое-то, – проворчал Андрей. – Куда только управление культуры смотрит? А который из них Пётр?

– Понятия не имею, – пожала плечами Оксана. – Фотографии у Светы нет.

– Ну, младших исключаем, значит, один из двух старших. Скорее всего, вон тот, с кривой рожей.

– Почему ты так решил?

– Художник явно к Инге неравнодушен. Соперника кривым изобразил.

– Возможно, – согласилась Оксана. – Третий звонок, пошли.

Зрителей собралось немного, больше половины кресел были не заняты, и молодые люди выбрали удобные места в пятом ряду, прямо напротив сцены. На первом ряду с краю сидела дородная женщина, рядом с ней – две девочки-подростка.

– Это Клава, мать, с дочерями, – прошептала Оксана мужу на ухо.

– Дочери есть? – удивился Андрей. – Зачем же они Ингу солисткой пригласили?

– Говорят, что у девчонок ни слуха, ни голоса, – объяснила Оксана.

Занавес раздвинулся, зрители вяло похлопали. На сцене музыканты расположились так же, как на афише. Только солистки не было. Играть начали без каких-либо объявлений, выражение лиц у братьев было сонно-безразличное, словно выполняли давно надоевшую работу. Только отец оживлял общую картину, раздувая меха и перебирая клавиши аккордеона, подбегал то к одному, то к другому сыну, что-то говорил, притопывал, даже приплясывал.

Прослушав две композиции, Андрей пришёл к выводу, что Николай в оценке ансамбля был прав. Несколько зрителей встали и вышли из зала.

В антракте пошли в буфет, меню которого оказалось куда как интереснее программы. Кроме традиционных бутербродов с засохшим сыром и яиц под майонезом, был неплохой выбор салатов, пирожных и даже горячее – пельмени и сосиски.

Поужинать до концерта не успели, и Андрей заявил, что в зал не вернётся, пока не наестся. Оксана тоже не торопилась, оживлённо обсуждая что-то с буфетчицей. Андрей в очередной раз восхитился способностью молодой супруги налаживать отношения с совершенно незнакомыми людьми.

Второе отделение протекало живее, братья, казалось, проснулись, улыбались в зрительный зал, периодически с опаской посматривая в сторону матери. Андрей повысил оценку исполнения группы с неудовлетворительной на твёрдую тройку. В финале, перед тем как опустился занавес, на сцену по-хозяйски поднялась Клава. Из-за кулис выбежала девочка с огромным букетом. Аплодисменты были бодрее, чем в начале, но в овацию не перешли и на бис музыкантов не вызывали.

Домой возвращались пешком, погода тому благоприятствовала. Оксана собиралась поделиться полученными от буфетчицы Дома культуры сведениями, но Андрей её остановил:

– Давай сначала я расскажу о своих выводах.

– У тебя есть выводы? – делано удивилась Оксана. – Ты же проспал оба отделения.

– Во-первых, у «братьев» серьёзные репертуарные проблемы, – сказал Андрей, игнорируя язвительное замечание жены.

– Полупустой зал ещё ни о чём не говорит, – возразила Оксана. – Середина рабочей недели, в выходные зрителей наверняка больше будет.

– Не в этом дело.

Он достал из кармана смятый лист бумаги, развернул.

– Что это?

– Прошлогодняя программка. Посмотри, ни одной новой композиции.

– Откуда у тебя? – изумилась Оксана.

– В буфете из них кулёчки для печенья и конфет делают. Бумагу экономят.

Оксана взяла программку, внимательно прочитала, посмотрела на Андрея с уважением.

– Ты молодец! Я не обратила внимания. Вот зачем они Ингу солисткой взяли – чтобы репертуар обновить, а без Инги снова к старому вернулись. Ты сказал «во-первых», что во-вторых?

– Командует ансамблем мать, отец у них формальный руководитель.

– Как ты догадался?

– В первом отделении отец пытался сыновей растормошить, они на него как на надоедливую муху смотрели.

– Да, это я тоже заметила.

– Клава сидела со страшно недовольным видом. Как только антракт объявили, она за кулисы побежала. И, видимо, всыпала сыновьям по первое число. У младших после перерыва уши были красные и оттопыренные. У одного левое, у другого правое. Видимо, она их за уши таскала. До старших не дотянулась, Клава низкорослая, а они вон какие дылды. Но применила другие способы убеждения. После перерыва их всех словно подменили.

– Точно, – согласилась Оксана, – как будто проснулись.

– А тебе что буфетчица поведала?

– В общем, то же. Командует всем Клава, муж у неё подкаблучник. Сыновья – грубияны и хамы, воображают себя великими музыкантами, ходят задрав носы, ни с кем не здороваются. Чуть что – скандалят и в драку лезут. Боятся только Клаву.

– Понятно. Что-то по делу есть?

– Да, буфетчица подтвердила, что к Инге средний брат приставал. К тому же Инга с Клавой поругалась из-за гонораров. Клава жадная, гроши выплачивала.

– Это нас никак к поискам Инги не приближает. Всё?

– Нет. Самое главное, что одновременно с Ингой пропал помощник осветителя, молодой парень. Домой не вернулся после концерта, на работу на следующий день не вышел, хотя до этого ни разу не прогулял. Даже не опаздывал, очень ответственный. Все считают, что Инга с ним сбежала. Хотя до того никто их вместе не видел. Думают, что они связь свою скрывали.

– А вот это уже интересно, – заметил Андрей. – Надо будет в данном направлении копать. Афишу они почему не поменяли после пропажи солистки?

– Художник в запое.

Глава 4

«Сегодня, когда на XXVI съезде КПСС поставлена задача повышения производительности труда и качества выпускаемой продукции, особое значение приобретает охрана здоровья трудящихся. Медико-санитарные части промышленных предприятий играют в этом важнейшую роль, обеспечивая профилактику, своевременное оказание медицинской помощи и создание благоприятных условий для труда и отдыха.

Я прошёл по широким и светлым коридорам нового здания медсанчасти Нижне-Салдинского металлургического комбината с заботливо установленными указателями, номерами и табличками на дверях кабинетов, удобными диванчиками, на которых комфортно расположились посетители. Заглянул и в кабинеты – просторные, оснащённые самым современным диагностическим и лечебным оборудованием. Ежедневно здесь могут получить помощь до тысячи заводчан.

– Как вы думаете, сколько сейчас в поликлинике пациентов? – спросил меня главный врач Лев Абрамович Спектор.

– Судя по тому, сколько людей я видел в коридорах, не больше пятидесяти.

Лев Абрамович улыбнулся:

– Без малого шестьсот человек! Мы организовали лечебный процесс так, что пациенты не сидят перед кабинетами в ожидании приёма. Мы ценим время наших пациентов. Не только здоровье, но и условия оказания медицинской помощи – наши приоритеты. Мы делаем всё возможное, чтобы обеспечить полноценное медицинское обслуживание в кратчайшие сроки, без очередей и листов ожидания».

Газета «Труд», 1981 г.

Медсанчасть завода резинотехнических изделий занимала первые два этажа панельной пятиэтажной «хрущёвки»[13]. Здесь же располагалась и районная поликлиника. Помещение не ремонтировалось, видимо, с тех самых времён, как было построено. Пробираясь по узкому обшарпанному коридору, в котором в ожидании приёма стояли, реже сидели – скамеек на всех не хватало – многочисленные пациенты, Андрей вспомнил любимую фразу знакомого кардиолога: «Будете лечиться в районной поликлинике!» На нарушителей режима и врачебных назначений фраза действовала безотказно.

Указателей в коридоре не было, как и номеров на большинстве кабинетов, и Андрей ни за что не нашёл бы нужную дверь. Но впереди уверенно шла Оксана, она здесь бывала не раз. Около кабинета, в который Оксана ловко просочилась между полной, страдающей одышкой тёткой и худосочным, болезненного вида мужчиной, собралась изрядная толпа.

– Ку-да-а?! – грозно осведомилась тётка, расставив полные ноги и заслоняя мощным торсом дверь.

– Со мной!

Из-за двери высунулась Оксанина рука в белом халате и втащила Андрея внутрь. «Надо было тоже халат надеть», – запоздало подумал он.

В узком, словно пенал, кабинете на кушетке лежал голый по пояс мужчина с присосками электродов на впалой груди. Около него с несчастным видом суетилась молодая женщина-врач с лентой для переносного кардиографа в руках. Повернувшись к вошедшим, она сказала:

– Привет, Оксана, здравствуй, Андрей, ты умеешь ленту в кардиографе менять? У меня не получается.

– Здравствуй, Катя, – поздоровался Андрей. – Умею.

Менять ленту Андрею приходилось не раз, делать это он мог с закрытыми глазами. Через несколько минут повеселевшая Екатерина Дмитриевна, однокурсница и подруга Оксаны, подрабатывающая на приёме в поликлинике, выпроводила пациента в коридор, сказав, что вызовет, когда расшифрует плёнку, строго прикрикнула на следующего рвавшегося в кабинет: «Подождите за дверью, я занята!» – и достала из ящика письменного стола пухлую амбулаторную карту.

– Вот, Оксана, то, что ты просила. Ионкин Виктор Сидорович. Да вы садитесь.

Оксана взяла карту, взвесила в руке.

– Ничего себе, какая толстая.

Посмотрела паспортные данные.

– Молодой, всего двадцать четыре, а карта как у хроника в возрасте.

– Он астматик, часто врача вызывает и на приёмы приходит. Поэтому много записей.

– Дайте-ка я взгляну. – Андрей полистал карту. – Последняя запись неделю назад, врач Баженова. С ней можно поговорить?

Екатерина помотала головой.

– Это его лечащий врач, но она в отпуске. Я с Наташей поговорила.

– Кто такая Наташа?

– Наша медсестра из физиотерапии. Невеста Виктора.

– И как она объясняет пропажу жениха?

– Бедная девочка, очень переживает, не знает что и подумать.

– Они не ссорились?

– Уверяет, что нет. Он весной к ней переехал из общежития. А недавно они заявление подали, осенью свадьба.

– С родными жениха она разговаривала?

– У Вити нет родных, сирота. Родители погибли, когда маленький был. Воспитывался в детдоме.

– А в милицию обращалась?

– Обращалась, – вздохнула Катя, – да что толку? Там над ней только посмеялись, сказали, что каждый третий жених до свадьбы сбегает.

– В Доме культуры уверены, что он сбежал с Ингой, солисткой ансамбля, – сообщила Оксана.

– Ерунда, – возразила Екатерина. – Я его немного знаю, несколько раз была на вызове. Скромный парень, не бабник, точно. Наташу любит, это сразу видно. И знаете что главное?

– Что? – в голос спросили Андрей и Оксана.

– Виктор ингалятор свой от астмы дома оставил. Ингалятор, между прочим, импортный, дефицитный, так просто не купишь, только по специальным рецептам и очень ограниченно.

– Он же после концерта в Доме культуры пропал. Разве на работу ингалятор не взял?

– Нет. Со слов Наташи, он в тот день опаздывал, в спешке забыл дома. Она занести не смогла, тоже на работу торопилась.

Глава 5

«В нашем городе есть любимое жителями место – парк на Лысой горке. Но в последнее время оно стало опасным для прогулок по вечерам. Горожане боятся ходить туда после наступления темноты из-за отсутствия уличного освещения. Редакция обратилась в горисполком с просьбой обратить внимание на эту проблему и принять меры по установке фонарей в парке. Это поможет обеспечить безопасность жителей и сделает прогулки по парку более приятными и спокойными.

Председатель горисполкома товарищ Петров обещает решить проблему в первом полугодии следующего года. Мы также попросили начальника городского управления милиции товарища Дёмина усилить патрулирование парка, чтобы предотвратить возможные инциденты, связанные с хулиганством. Надеемся, что наше обращение не останется без ответа».

Газета «Вечерний город», 1981 г.

Какой малыш хотя бы раз не лечил своего любимого плюшевого мишку или куклу с закрывающимися глазами? Каждый третий ребёнок на вопрос «Кем ты станешь, когда вырастешь?» отвечает: «Доктором». После окончания школы не расставшиеся с детской мечтой молодые люди устремляются в медицинские институты, и большинство хотят быть непременно хирургами, весьма туманно представляя себе специфику профессии. За годы обучения романтический образ стоящего у операционного стола человека бледнеет, и для многих будущих Гиппократов выбор врачебной специальности становится серьёзной проблемой.

У Коли Неволина подобных проблем не было. Ещё в восьмом классе средней школы он знал, что станет патологоанатомом и работать будет в судебном морге. К своей цели Неволин шёл с завидным упорством. На первом курсе записался в студенческое научное общество при кафедре анатомии и разве что не ночевал в морге. На старших курсах подрабатывал лаборантом на кафедре судебной медицины, подменял заболевших преподавателей на практических занятиях и принимал отработки у нерадивых студентов. Через несколько лет после института бывший однокурсник Андрея Коля Неволин занимал должность старшего ординатора и сидел в отдельном кабинете на втором этаже здания судебного морга. По жизни Коля был вполне компанейским парнем, но, по мнению Андрея, чересчур серьёзно относился к своей работе. Вполне мог, сославшись на служебную тайну, послать подальше и отказаться искать среди неопознанных трупов молодого парня, похожего по приметам на помощника осветителя Дома культуры завода резинотехнических изделий.

В отличие от большинства знакомых Андрею прозекторов, Неволин был абсолютным трезвенником. Поэтому испытанное и безотказное средство убеждения в данном случае не работало. Однако была у Коли другая слабость – крепкий чай. Уж на что «скоровский» чай, завариваемый между вызовами на кухне, славился своей крепостью, по сравнению с заваркой Неволина это была не более чем дистиллированная водичка. Из всех сортов чая Коля предпочитал дефицитный индийский «со слоном»[14]. Поэтому Андрей, собираясь навестить однокурсника, снял с полки подаренную ему на день рождения пачку, которую они с Оксаной берегли для особых случаев. Угрызений совести при этом он не испытывал. Во-первых, к чаю был равнодушен. Во-вторых, чем поиск пропавшей солистки не особый случай?

Андрей не был уверен в успехе своего предприятия. Колю-то он, скорее всего, уговорит, а вот лежит ли в хладохранилище морга бездыханное тело Вити Ионкина – вопрос.

Возможных версий было две. Первая: Ионкин астматик, ингалятор дома забыл, мог развиться приступ, когда он после концерта возвращался. С летальным исходом. Неопознанный труп с улицы доставили, как положено, в судебный морг.

Допустимо, но маловероятно. Потому что такие стремительные и фатальные приступы астмы редки. Обычно удушье нарастает постепенно – и всё кончается вызовом «скорой» и госпитализацией. Но вызовов к астматикам на улицу в тот день не было, Андрей проверял.

Вторая версия ещё более сомнительна. Если пропажа солистки и помощника осветителя связана с какой-то неприглядной историей в ансамбле и с ними расправились, то, скорее всего, тела постарались спрятать. Тело Инги не нашли. Шансов, что «всплыло» второе тело, немного. Хотя могло и всплыть в прямом смысле. Если, например, их утопили. Но слишком много «если».

Если бы не интуиция, Андрей не стал бы тратить время и дефицитный чай на судебный морг. Но интуиция требовала проверить. А к своей интуиции Андрей относился с уважением – выручала не раз.

Звонить, чтобы предупредить о визите, Андрей не стал. Кроме телефона заведующего в морге был один общий, вечно занятый. Поехал наудачу – и удача не подвела. Коля сидел в своём кабинете и сиял, как надраенная пуговица на кителе дембеля.

– Андрюха! – закричал он вместо приветствия. – Сейчас такое вскрытие было! Труп три недели в погребе пролежал, вонь жуткая, весь в трупных червях…

Андрей представил картину и содрогнулся. Неволин заливался соловьём, с упоением описывая подробности потрошения гниющего тела. Андрей слушал, сжав зубы и сдерживая позывы рвоты, зная, что Колю в такие моменты прерывать нельзя.

– Эти придурки из района хотели всё на несчастный случай списать. А входное отверстие от шила в области сердца не увидели, представляешь?! – завершил наконец Коля свой рассказ.

Андрей сказал, что вполне представляет, как непросто увидеть входное отверстие от шила на трёхнедельном трупе, восхитился профессионализмом товарища и перешёл к делу. Вопреки опасениям, Неволин с готовностью согласился поискать Ионкина среди своих безмолвных подопечных. Даже чай не понадобился.

– Для нас неопознанные – сплошная головная боль. – Неволин постукал себя ладонью по затылку, показывая место, где именно болит голова. – Знаешь сколько бумаг надо оформить, чтобы похоронить? Фото пропавшего есть у тебя? И приметы – возраст, рост…

– Андрей выложил на стол переданную невестой помощника осветителя, медсестрой Наташей, фотографию и лист бумаги с описанием Ионкина, которое они с Оксаной составили со слов Наташи.

– Рожа знакомая, – сообщил Неволин, разглядывая фото. – Когда, говоришь, он пропал? Посиди, я схожу посмотрю в регистрационном журнале.

Минут через десять Неволин вернулся, раскрыл перед Андреем толстый журнал.

– Вот, смотри, неизвестный, возраст от двадцати пяти до тридцати, ножевое ранение в область сердца. Похож на твоё фото, и приметы сходятся. Тело обнаружено нарядом патрульной службы в районе Лысой Горки. Поганое место, скажу я тебе, эта Горка. Каждую неделю к нам оттуда жмуриков привозят. Иногда двух. Только это между нами, закрытая информация.

– Коля, кому ты говоришь? Я же на «скорой» работаю. Почти на каждый ваш труп есть предварительный вызов «скорой помощи».

– Всё равно, ты особо про это не распространяйся.

– Могила! – заверил однокурсника Андрей. – Скажи, Ионкина на Горка убили или в другом месте, тело туда привезли?

– В данном случае точно установить не представляется возможным, – авторитетно заявил Неволин. – Лезвие проникло в левый желудочек сердечной мышцы, смерть наступила мгновенно. Нож остался в теле, наружного кровотечения практически не было. Следов волочения на теле нет, но в протоколе осмотра места происшествия написано, что рядом с телом следы протектора автомобиля. Идентификации не подлежат – ночью дождь прошёл. То есть вполне могли убить в другом месте и привезти тело на машине.

– Нож в теле? – удивился Андрей. – Странно.

– Ничего странного. Профессионал нож не оставит, согласен, а любители – часто. Ударят, потом сами пугаются того, что наделали, впадают в истерику…

– Пальчики на ручке остались?

– Нет пальчиков, стёрты.

– Странная истерика, не находишь? Нож оставили, но пальчики стёрли.

Коля пожал плечами:

– Всяко бывает, может, убийца не один был. А могли и специально нож в ране оставить, чтобы машину кровью не пачкать.

– Нож какой?

– Обычный кухонный, в любом хозмаге за рубль пятьдесят… Ты опознавать будешь?

– Нет, я его живьём не видел никогда. Лучше невесту привезу.

– Невесту? – поморщился Неволин. – Истерику устроит. Ну да ладно, вези.

Медсестра Наташа оказалась девушкой крепкой. Поплакала, конечно, но от нашатыря отказалась, истерику устраивать не стала, подписала протокол опознания.

«Лучше бы интуиция на этот раз ошиблась», – думал Андрей, глядя на заплаканное Наташино лицо.

Доволен был только Коля Неволин.

Глава 6

«Солнечным весенним утром над школьными дворами развеваются алые флаги пионерской организации. В глазах юных пионеров – огонь энтузиазма и жажда труда. Ведь пионеры – это не просто школьники, а активные строители светлого коммунистического будущего!»

Газета «Пионерская правда», 22 апреля 1981 г.

С тех пор как два года назад пионер Вовка помог Андрею и его друзьям избежать западни, устроенной хитроумным главарём банды «цеховиков» Ферзём[15], он стал полноправным членом команды и активным, порой чересчур, участником расследований. Воспитанием мальчика, растущего без отца, занялся Коля Неодинокий. Оксана и Марина помогали с учёбой, Андрей снабжал умными книжками. Районный инспектор по делам несовершеннолетних снял Вовку с учёта в детской комнате милиции. Участковый начал привлекать бывшего неисправимого хулигана к воспитательной работе с трудными подростками. Школьные учителя удивлённо качали головами и выставляли бывшему двоечнику четвёрки и пятёрки.

Сейчас, сидя за столом, совмещающим в скромной комнате малосемейного общежития роли кухонного и письменного, Вовка шумно прихлёбывал какао из любимой кружки Андрея, морщил лоб и высказывал идеи, одна авантюрнее другой, не забывая уплетать выставленные Оксаной сухари, пряники и конфеты. Концы красного пионерского галстука, который Вовка теперь снимал только перед сном, он предусмотрительно заправил под рубашку, чтобы не запачкать.

– А давайте устроим в Доме культуры шмон!

– Что ты имеешь в виду? – уточнил Андрей, с тревогой наблюдая за стремительно пустеющей вазой с угощениями.

– Ну, залезем ночью в Дом культуры – я знаю окно в мужском туалете, там щеколда сломана – и поищем в комнатах ансамбля!

– А сторожа?

– Да там один сторож, и тот дрыхнет всю ночь. Зальёт за воротник и дрыхнет.

– Откуда ты, друг мой, всё это знаешь? – поинтересовался Андрей.

– Ну… – Мальчик отвёл глаза. – Ну, в данный момент это не имеет отношения к делу! – закончил он, забавно копируя интонации старшего друга и наставника Неодинокого.

– Надеюсь, вы не вместе с дядей Колей щеколду в мужском туалете сворачивали? – усмехнулся Андрей.

– Ну, дядя Андрей, вы что? Да я же… Мы… Я не сворачивал, она уже давно свёрнута, – оправдывался Вовка. – Я же для дела!

– А если для дела, сформулируй, что ты думаешь в комнатах ансамбля найти?

– Ну, Ингу, конечно! Зуб даю, они её там держат и пытают!

– Вот и останешься без зубов, – Андрей перехватил руку мальчика, потянувшуюся за очередной конфетой, – если будешь столько сладостей есть.

– Андрюша, – заступилась Оксана, – пусть ест, он же растёт.

– Бери, – вздохнул Андрей, – пока тётя Оксана добрая. А что они Ингу в Доме культуры держат – полная ерунда. Во-первых, не факт, что они её похитили. Во-вторых, если похитили и не у… если она жива, её держат в другом месте. Дом культуры – проходной двор, слишком рискованно. Они же не полные идиоты.

– Андрей, – подняла, как в школе, руку Светлана, – давай я схожу и поговорю с Клавой.

– И что ты ей скажешь?

– Навру, что всё знаю про Ингу и этого осветителя. Пригрожу, что пойду в прокуратуру, если она сейчас же Ингу не отпустит.

– И попадёшь пальцем в небо. С Ионкиным непонятно. Тело нашли на Лысой Горка, ножевое ранение. Место нехорошее, у нас бригады на эту Горку через день выезжают, то на ножевое, то на черепно-мозговую[16]. Могли, конечно, тело привезти, но могли и там зарезать.

– Да, а что Ионкин делал на Горке поздно вечером? Наташа, невеста, уверяет, что он Горку и днём-то за километр обходил. Наверняка его ножом пырнули прямо в Доме культуры, а тело туда привезли.

– Возможно, – согласился Андрей, – но у нас никаких доказательств причастности Клавы и братьев к смерти Ионкина и пропаже Инги нет. Если они виноваты, ты их только напугаешь, они затаятся. Если не виноваты – Клава тебя просто пошлёт…

– И что же делать?

Света шмыгнула носом, по щекам покатились слёзы.

– Только не реветь! – строго сказал Андрей.

– Тётя Света, не плачьте, мы что-нибудь обязательно придумаем, – заверил Вовка.

– А давайте я на работу в Дом культуры устроюсь? – вмешалась Оксана.

– Кем? – удивился Андрей.

– Художником, у них штатный в запое. Интернатура[17] у меня только в октябре начинается, сейчас всё равно делать нечего.

Андрей задумался. Оксана, в отличие от Остапа Бендера, вполне могла работать художником. До института она закончила художественную школу, и её даже приглашали в Высшее художественное училище в Ленинграде. Но Оксана твёрдо решила, что будет врачом, и не жалела о своём выборе. Умение девушки рисовать портреты не раз помогало в расследованиях[18]. Устроившись на работу в Дом культуры, став «своей», Оксана сможет узнать то, что «чужим» никогда не расскажут. Но если Клава и братья действительно причастны к исчезновению Инги и убийству помощника осветителя…

– Оксана, это может быть опасно.

– Андрюша, я же не буду лезть на рожон. Покручусь в коллективе, пособираю слухи. Ну как?