Прыжок в сказку. Сборник рассказов

Дети смотрели в перископ и восторг заполнял их разум. Снаружи появилась большая прогалина в сплошной пелене пепла, и яркое солнце осветило всё вокруг.

– Ой, кто это?! – взвизгнула от удивления младшая девочка.

Девочки по очереди припадали к перископу, а там стояла большая ёлка, украшенная яркими шарами. Вокруг ёлки ходил старик в шубе с белой бородой и посохом.

– Милая, посмотри, он настоящий! – воскликнул мужчина.

– Одевайтесь, надо выйти наружу, – решила мама, и дети накинули на себя покрывала.

Под землёй им хватает их плотной шёрстки, а снаружи может быть холодно. Осторожно, проверив наличие радиации, они приоткрыли дверь и вышли наружу. Белый ковёр удивил, но они осторожно ступили на него, пытаясь понять, что же это такое. К Деду Морозу они боялись подойти, но тот улыбнулся широко, а потом стукнул оземь посохом. Порыв ветра закружил из всех, и они оказались совсем рядом с ёлкой, но не одни. Там стояли взрослые, а ещё мальчики и девочки, в меху и чешуе, кому что досталось.

– Какие у тебя интересные ушки, – улыбнулся мальчик, острые уши.

– Можно подумать, у тебя они другие, – смутилась девочка.

Её круглые ушки смотрели в стороны, но зато так можно услышать самый слабый шорох. Мальчик почти чёрный, с белой «манишкой», как у рыженькой девочки, но у неё ещё беленькие «носочки» на ногах и «перчатки» на руках.

– Ты красивая, – улыбнулся остроухий.

– Ты тоже ничего, а не знаешь, почему это всё так произошло?

– Я просил у Деда Мороза солнце, может, поэтому?

– Я тоже просила, – смутилась девочка, – и ещё кое-что.

Дед Мороз улыбнулся, все получили свои подарки, а дальнейшее зависит только от них. Солнце будет светить до ночи, а потом они увидят звёзды и луну. Затянет небо только на третий день. Но в следующий раз он попробует задержать её на неделю или больше. Дети перезнакомятся – это самое важное. В их сердцах поселится любовь. Жизнь на земле не прервётся, а потом польёт дождь и смоет весь пепел. Начнут расти трава и деревья. Дед Мороз очень надеялся, что новое поколение будет умнее предыдущего и будет беречь свой дом.

Роман Морозов

«ХИЩНИК»

Иллюстрация Рыхва Алиса

Обещаю достичь до мрака,

Притащить из пещерных глубин

Что-нибудь вроде явного знака

Человеческой нашей любви.

Варлам Шаламов, «Пещера»

Тёмные небеса молчали. Редкие снежинки опускались на волосы. Девочка смотрела на крысу в углу переулка. Маленькие чёрные глазки блестели и крутились безостановочно, замечали всё, что двигалось – все ноги, проходящие мимо переулка, все руки, упрятанные в карманы, все опущенные головы. Но только не девочку.

Девочка не двигалась. Она стояла, сцепив руки на груди. Из ноздрей её выходил едва заметный пар. Люди тоже не замечали её. Шли дальше, на работу, за хлебом, дальше от забвения ночи, дальше от неё. Девочка уподобилась призраку. Её оболочка истончилась, а внутри всё истлело. От неё мало осталось.

Другие глаза разглядели её. Выхватили тонкий образ из тьмы и вцепились крепко. Скользили по тонким нечёсаным волосам, на которых не таял снег, по ногам в старых серых колготках и тоненьких башмачках, очерчивали каждый острый изгиб её тела, оценивали.

Люди ушли, и крыса опустила глаза. Принялась выискивать съестное под ногами, копошиться в обломках жизни. Мышцы ворочались под толстой шкурой и грязной шерстью, сильные мышцы, живая плоть. Крыса вздёрнула острую морду, коротко пискнула и исчезла во тьме.

– Не боишься их?

Девочка обернулась. Незнакомец стоял в паре метров от неё, спрятав руки в карманы, как все. Высокий, широкоплечий, без шапки. Лицо его выглядело румяным, а от шеи поднимался пар.

– Нет, – ответила девочка. – Уже нет.

– И зря. Они хитрые, подлые и жестокие. На них тяжело охотиться.

– А я и не охочусь.

Незнакомец улыбнулся. Под острыми скулами появились мелкие морщинки, а сильно вздёрнутый нос шевельнулся.

– А что ты делаешь?

– Наблюдаю.

Он помолчал. Улыбка сошла с его лица, острого, похожего на морду куницы. Мелкие снежинки таяли на его волосах мгновенно, едва успевая коснуться.

– А где твои родители?

– Ушли.

– А друзья?

Девочка посмотрела вверх.

– Наблюдают.

Улица опустела. Ворона хлопала крыльями где-то рядом, вздымала снег.

– Пошли со мной за хлебом, – предложил незнакомец. – У меня есть талоны. Я с тобой поделюсь.

Девочка помотала головой.

– Не хочу.

– А мясо? Ты, наверное, давно не ела мяса. Настоящего мяса.

Девочка отвела глаза. Раньше она любила курицу. Папа готовил курицу с картошкой, сметаной и шампиньонами, посыпал сверху укропом и петрушкой, которые выращивал на балконе. А мама жарила ножки на большой сковородке с чесноком. Девочка забыла вкус курицы, вкус любого нормального мяса. Только изредка вспоминалась свинина – полусырая шкура да сало, – и к горлу подкатывала тошнота, а рот наполнялся слюной.

Она убрала правую руку за пазуху и медленно кивнула.

– Как тебя зовут? – спросил незнакомец.

– Сначала ты скажи.

Незнакомец нахмурился, но затем снова улыбнулся.

– Саша.

– Докажи.

Незнакомец округлил глаза и вздёрнул брови, лицо его пересекли морщины. Он полез во внутренний карман, достал паспорт и раскрыл перед девочкой.

– Читай.

Его, правда, звали Александр. Тридцать два года, холост. Девочка присмотрелась к фотографии. Лицо на карточке отличалось от того, что было перед ней – скулы не такие, и нос другой. Но самое главное – глаза: на карточке они казались тусклыми, а сейчас блестели, как гладкие бусины. Девочка засомневалась. Но под её тонким истрепавшимся пальто ещё теплилась жизнь. Ей было нужно мясо. Девочка кивнула.

– Ну, так как тебя зовут?

– Аня.

– Приятно познакомиться, Аня.

Саша протянул правую руку. Аня пожала левой. Его пальцы были тёплыми и мягкими, а её – ледяными и тонкими, как иголочки.

Саша зашагал впереди, девочка поплелась следом. Они вышли из переулка и завернули налево. На узкую улочку смотрели пустые окна, скалились осколками стекла. Саша оглядывался как бы невзначай и шёл спокойно.

– А где ты живёшь, Аня?

– Недалеко.

Он хмыкнул.

– Я тоже. А работаю токарем на заводе.

– Ты не врёшь?

– Про работу?

– Про мясо.

Саша улыбнулся. Аня заметила, как его уши двинулись – заострённые, длинные.

– Не вру.

Они повернули налево ещё два раза, и вышли к дому без двери. Окна на первых двух этажах были выбиты, и ничьих следов на свежем снегу рядом не было. Саша остановился и указал на дверь.

– Вот тут я и живу, Аня. Скромно, не очень уютно, но уж чем богаты. Заходи.

Девочка замерла. Чёрный дверной проём казался пастью, голодной, разверзнувшейся перед броском. Пальцы правой руки под пальто сжались.

– А какое у тебя мясо?

Саша вдруг растерялся. Лицо его сделалось на мгновенье гладким, а затем нахмурилось.

– Тебе какая разница? – спросил он сквозь зубы.

Девочка опустила глаза и наклонила голову к груди.

– Он не любит свинину.

– Он?

Девочка не ответила.

Мужчина подошёл к ней, выдыхая густой пар. Мягкие пальцы схватили лацкан пальто и отдёрнули. Девочка вздрогнула, потянулась второй рукой к груди и вся сжалась. Из её лёгких вырвался слабый стон.

За пазухой правой ладонью она держала котёнка. Крохотного чёрного котёнка с голубыми глазами и белым пятнышком на груди. Глаза девочки намокли, а губы сжались.

– Его маму съели, – сказала Аня. Голос её дрожал, срывался. – Он совсем один. Один во всём мире… А он хищник. Ему нужно мясо! Но он не любит свинину…

По бледному лицу девочки полились крупные слёзы, закапали на пальто. Её губы дрожали, и впалые щёки тоже, и тонкие ноги, но только не руки – они держали котёнка.

Мужчина отпрянул. Лицо его исказилось вдруг ужасом. Несколько секунд он смотрел на девочку пустыми глазами, а затем отвернулся. В феврале сорок второго его кота съели. Его Пушка. Пушку было двенадцать лет, и на груди у него было белое пятно. Мужчина хотел закричать, что есть сил, разбить свою голову о камни. Руки потянулись к шее, к горячей коже, не прикрытой шарфом, и сдавили. Мужчина заплакал. В марте сорок второго он сам ел кошек. А к марту сорок третьего его лицо изменилось.

Снежинки опускались на щёки и быстро таяли, растворялись в солёных каплях. Он не мог просить прощения, не мог просить прощения за то, что хотел её съесть. И не мог дать ей мяса – не такого, какое ей было нужно. Но кое-что дать всё же мог.

– Подожди, – бросил он и побежал в дом.

Аня вслушивалась. Он топал по лестнице несколько этажей. Затем хлопнул дверью. Через минуту хлопнул опять и затопал по ступенькам вниз. Выбежал из темноты запыхавшийся, растрёпанный, с мокрым блестящим лицом и красными глазами. Дрожащей рукой протянул целую продовольственную карточку.

– Можем взять мяса! Пятьдесят грамм, больше не дадут. А ещё мандаринов. Там привезли мандарины.

Девочка прижалась щекой к котёнку и улыбнулась. Снежинки таяли на её волосах.

С рассветом небеса содрогнулись: прогремел «январский гром».

* * *

14 января 1944 года началась «Январский гром», или Красносельско-Ропшинская операция, или операция «Нева-2» – наступательная операция Красной армии против 18-й немецкой армии, осаждавшей Ленинград.

14 января в России отмечают Новый год по старому стилю – или старый Новый год.

Литературное сообщество «Леди, Заяц & К»

Арсений Сохов

«ЗАЩИТНИКИ ЛЕДЯНОГО ЦАРСТВА»

Иллюстрация Григория Родственникова

Дед Мороз и его внук Холодок Холодкевич вышли из ледяного терема и отправились в лес. Для смертного холод и блеск снега под солнцем был бы невыносим, а то и вовсе смертелен, но для сказочных существ, могучих духов зимы – погодка была в самый раз. Молча, не торопясь, степенно и с достоинством, оставляя глубокие следы на свежем снегу, дед и внук добрались до места назначения: Большой волшебной поляны – самого сердца Ледяного царства, самого его магического центра. Настало время ежегодного Ритуала Чистки Звёзд. А как иначе смогут они освещать поляну, где будет проходить главное празднество? Нельзя же плясать в темноте: невесело, да и мало ли что в потёмках произойти может?

Внуку Холодку впервые доверили такую ответственную работу – снимать с неба звёзды, чистить и вешать обратно – этакое дело кому попало не доверят. Холодок в этом году достиг совершеннолетия (пятьсот пятьдесят три года – уже кое-что), и в груди паренька сейчас теснилась уйма самых разных чувств: гордость, желание оправдать доверие и, конечно же, лёгкий страх – вдруг не справится, подведёт знаменитого деда, что тогда? Какие слухи тогда пойдут по Ледяному царству? Потому Холодок и не удержался – начал спрашивать Деда Мороза обо всём на свете, хотя Ритуал требовал степенного молчания, осознания важности работы. Дедушка Мороз, однако, традиции чтил, поэтому вопросов внука не замечал, пока не спросил внучок, мол, а почему это на всех важных местах, особенно на границах царства, стоят дозором отряды снеговиков в крепкой ледяной броне. Да, да, самые обычные снеговики, каких дети смертных с удовольствием лепят зимой: в шарфах, с глазами и улыбками из угля, с ведром на голове, ветками вместо рук и морковкой вместо носа. Ведь они же не живые, а просто стоят и молча смотрят в сторону Великого Белого Безмолвия – пустынного пространства, которое тянется на невообразимые вёрсты и за которым, как говорят, лежат иные земли – неизведанные и жуткие. Тут Холодок поёжился – не от стужи, разумеется – от мыслей о приключениях, которые могут встретиться там, в неизведанных землях, в Великом Белом Безмолвии. Приключениях, что могут принести как славу, так и гибель.

Многое говорили о тех землях, что лежали за Великим Белым Безмолвием, но что из сказанного правда, а что сказка, чаще всего страшная, никто доподлинно не знал. Холодок улыбнулся, вспомнив, как ещё совсем недавно, мама Сне́жия – наместница восточной части Ледяного царства, внучка Деда Мороза, пугала его, если Холодок не слушался.

Мол, придёт страшный огненный великан Суртр из дальних Земель Огня и Пламени, и засунет тебя в мешок из пламенных языков сшитый – тут ты и растаешь, а из воды, что от тебя осталась – сварит великан пиво с Алым перцем, жгучим-жгучим и будет своих друзей угощать – огненных элементалей. Будут они пировать и смеяться; вот, мол, какая плоть нашего врага ледяного вкусная. Пиво-то вон какое наваристое.

В детстве Холодок, конечно, боялся, потом вырос и перестал. Страхи превратились в сказку.

Потому так удивился Холодок Холодкевич, когда увидел, как нахмурился Дед Мороз после его вопроса про снеговиков. Старейшина Мороз из-под рукавицы, словно бы пытаясь загородиться от чего-то, сурово глянул в ту же сторону, в какую безмолвно смотрели снеговики, окружавшие поляну. Тень пробежала по лицу Деда Мороза. Показалось ли Холодку или и снеговики, словно подобрались, напряглись и чуть плотнее сомкнули кольцо. Да нет, быть не может, они же неживые.

– Обожди, не время сейчас болтать, – сурово промолвил Дедушка Мороз, – вот сейчас дочищу эту звёздочку, повешу и передохнём. Тогда расскажу тебе кое-что. Пора уже, ведь когда-нибудь, ты, править своей частью царства будешь. Правитель такое знать должен, – с нетерпением и толикой страха ждал Холодок, пока дедушка закончит работу. Младшему отпрыску семьи Морозов было не по себе от той серьёзности, с которой с ним сейчас разговаривал обычно ласковый и весёлый Дедушка. Холодкевич чувствовал, что грядёт разговор серьёзный.

Ждать, однако, пришлось немало – Мороз-Воевода не торопился. Сначала как следует вычистил свои шикарные вышитые рукавицы от налипшего снега, потом хлебнул из фляжки Ледяного Грога, молча протянул фляжку внуку и подмигнул, мол, ты теперь взрослый – можно. Не веря своему счастью, Холодок осторожно отхлебнул из фляжки и тут же закашлялся – напиток ошпарил горло живым огнём. Дедушка ласково похлопал его по спине, забрал фляжку, улыбнулся в густые усы и, ободряюще прогудев: «Ничего, привыкнешь», – принялся сосредоточенно раскуривать серебряную трубку. Холодок молча ждал; он знал, что Дедушку лучше не беспокоить, пока тот собирается с мыслями. Юноша ждал, а сердце его то колотилось, то замирало в предвкушении очередной дедушкиной истории.

Наконец, Старейшина Мороз заговорил:

– Давным-давно, когда был я чуть старше тебя теперешнего и велись на нашей земле войны, случилась одна… история. – Дед Мороз немного помолчал, – непростое было время, тем более что не было у нас нынешних доблестных защитников. – Мороз-Воевода вынул трубку изо рта и указал ей на кольцо снеговиков вокруг поляны. Те, казалось, тоже слушали историю Дедушки. Тишина вокруг установилась звенящая. – Ты называешь их неживыми, и поверь мне, братец, лучше бы они вовек такими и оставались. Ведь оживают они только, когда грядёт война.

– Война? – ошарашенно прошептал Холодок, – но как такое возможно? Никто во всех двадцати семи волшебных царствах уже давным-давно не воюет.

– Было возможно, – мрачно усмехнулся Мороз, – в моё время точно. Да и про теперешнее не говори, чего не знаешь. Думаешь, Суртр, которым тебя мама в детстве пугала – сказки? Там он, там, – махнул Дедушка Мороз трубкой в сторону границ Ледяного царства, – только и ждёт момента… и другие тоже. Да не дадут им возможности наши славные снеговики, – Холодок сглотнул и весь превратился в слух, а Старейшина Мороз продолжал: – так вот, в те далёкие времена, когда снеговиков не было, у нас случилась война. Не война даже, а… месть скорее… месть одного снежного духа, девушки… Ты же знаешь, что все снежные духи и боги, так или иначе, друг другу родня?

– Конечно, дедушка, знаю, – кивнул Холодок, боявшийся упустить хоть слово.

– Так вот, гостила тогда у нас знатная девушка из Восточного царства

– Как? – ахнул Холодок. – Неужто из Царства Слив под Снегом?

– Из него самого, – кивнул Мороз-Воевода, – звали её Юки-онна. И влюбилась она здесь в кого-то, подробностей я уж и не помню, и этот кто-то её предал… а женщины Царства Слив под Снегом, они всегда платят за предательство ужасом, кровью и смертью, – Дедушка Мороз помолчал, – так велики были её скорбь и ярость, что решила она ни много ни мало отомстить не только предателю, но и всей его стране. Наслала она на нас целую армию безжалостных и неуязвимых воинов, что звались Сенго́ку Дзида́й, а ещё тьму, ледяной чёрный огонь и живую хищную кровь, что пожирала всякого на своём пути и не было от неё спасения. Какие чары она использовала? Чем заплатила за такую мощь? Кто знает? Наши лучшие воины шли и шли в воющую, беспросветную тьму, но никто из них не вернулся. Тогда погиб мой отец, твой прадед – Имиир, – Дед Мороз невидяще глянул на внука.

– Прадедушка? – едва слышно выдохнул Холодок, но мама мне ничего о нём не рассказывала, почему?

– А она о нём ничего и не знает. Родилась-то она гораздо после войны, а я ничего ей не говорил никогда. Сам не знаю почему… тяжело мне до сих пор мне вспоминать тяжело… может, и зря я… – Мороз-Воевода умолк, и Холодок увидел, как по лицу могучего старца скатилась блестящая, словно бриллиант, слеза. Но Дедушка тут же взял себя в руки и продолжил, – в тот год я впервые в руки настоящий меч взял, моя очередь была воевать идти… сколько матушка Ледени́ка слёз пролила… а делать нечего. И вот аккурат перед тем, как нам выдвигаться, нежданно-негаданно появляется перед войском человек. Как сейчас помню: роста небольшого, кожа смуглая, нос с горбинкой, пальто и шляпа чёрные, поношенные, вокруг шеи длинный шарф полосатый повязан. У нас никто так не ходил никогда, поэтому он мне и запомнился. Кланяется, значит, нам, и просит немедленно к царю Ледоставу его провести. Ну мы-то, конечно, ни в какую: мало ли – шпион, уловка вражеская. Уже и мечи обнажить хотели, да тут, веришь ли, нет ли – сам царь Ледостав на балкон дворца вышел, чтобы узнать из-за чего шум. Да и увидел этого человека. И тут же повелел его во дворец проводить, двери за ними закрыть и никому не входить, пока велено не будет. Человек в шляпе царю поклонился до земли и во дворец прошёл. О чём они там говорили, кто знает? Да только одно ясно: были царь наш и этот чужестранец добрыми знакомцами. Вышел наш царь Ледостав, спустя сколько-то времени, а у самого глаза так и сияют, а чужеземец рядом с ним стоит, тоже радостный. И вот что царь нам тогда рассказал: чужеземец тот не враг никакой, а друг нашего царя давнишний. Услышал тот человек, какая беда с нами приключилась, и на помощь поспешил. Насилу пробился.

Звали его, оказывается, Мальтиэ́ль Го́фер, и был он волшебником из Царства Песков. И когда-то давно их царство с Царством сливы под Снегом тоже воевало, и нашли они управу на войско жуткое, и на тьму кровавую. Теперь и нам помочь хотят. Обрадовались мы, да давай спрашивать, что, мол, делать надо, а мастер Мальтиэль и говорит: «Приведите ко мне самых ваших лучших волшебников, я им объясню, как из глины и земли с песком славных воинов делать, что силу вражью мигом побьют», – волшебников-то привели, да вот беда: где же в Ледяном царстве столько песка, земли и глины взять? У нас же снег и лёд один. Но мастер Мальтиэль подумал и говорит:

«Это не беда, раз есть только снег и лёд – их и берите, заклинание чуть изменим» – вот так снеговики и появились. С ними мы быстро силы Восточного царства от наших земель отбросили и даже до их столицы дошли – очень славные они воины оказались. Ну тут Император Восточного царства увидел беду для себя неминучую и мир с нами заключил; даже Юки-онна потом прощения просила. Хоть и не сразу, а простили.

– Как простили? – удивлённо и обиженно спросил Холодок, – из-за неё же столько наших погибло.

– Да поняли мы, что не со зла она всё это учинила, просто от горя и боли с ума сошла, связалась не с теми силами, а когда поняла, что натворила – уже поздно было. Она ведь себя убить хотела. Такой у них там обычай – кто сильно провинится – сейчас живот ножом разрезает. Еле отговорили. Правда настояла она, чтобы волшебной силы её лишили, мол, недостойна. Ну на всякий случай сделали так. Говорят, она до сих пор у себя в Царстве в императорских садах садовницей простой служит и ничего другого не хочет.

– А мастер Мальтиэль? – с интересом спросил Холодок.

– А друга своего, царь Ледостав хотел главным советником назначить, дворец ему не хуже своего построить и памятник в столице Зимнегорске поставить, да только мастер тот скромным очень оказался; говорил, мол, не надо мне этого всего, в библиотеку лучше пустите столичную, я там много трудов прочитать хочу. Побыл он у нас какое-то время, а потом в путь отправился. А снеговиков волшебных, да секрет их изготовления нам оставил. С тех пор они нас и охраняют. И ни один враг и носа на наших границах показать не смеет. Так-то. А ты всё, неживые, неживые. Ладно, делу – время, потехе – час. Давай-ка, к работе возвращаться.

До вечера Дедушка Мороз и Холодок чистили звёзды, а потом, уставшие, но довольные, пошли домой.

Перед тем как уйти, Холодок Холодкевич встал в самую середину поляны и низко, на все четыре стороны, поклонился неподвижным снеговикам:

«Благодарствую вам, славные воины, за службу вашу верную! От всего сердца благодарствую. Вы уж простите, коли что не так о вас сказал, иль подумал. Пусть дозор ваш мирным будет», – прозвенел над поляной его чистый голос. Показалось или нет? Улыбки снеговиков на мгновение стали шире.

Влад Костромин

«НОВОГОДНИЙ БОНУС»

Иллюстрация Григория Родственникова

Пенсия она дело такое, стал быть, серьёзное, важное, сами понимаете. Уж сколько реформ сделали; сколько раз мерили да резали; сколько обсуждали, а всё равно, ежели ты не генерал, которого двужильный мужик прокормил, то на пенсии жить тебе – тужить придётся по принципу «дорога крошка к обеду» и хвост, рога и копыта начнёшь за мясо считать. Во всяком случае, широко не развернёшься, от души не разгуляешься. Ежели и возьмёшь селёдочку, стал быть, то только по значительному поводу и к большому празднику. Но случаются с пенсией не только реформы, а и приятные чудеса. Особенно в Новый год.

Жил у нас один пенсионер, довольно жуликоватый, но бедный, Кузьмич. В детстве он мечтал уехать в Индию охотиться на носорогов, но не срослось. В позднесоветское время отучился после армии в технаре на оператора машинного доения, немного потыкался на ферме и ушёл, не выдержав соблазна доярками. С тамошними доярками редко кто мог совладать, между нами говоря. После фермы промышлял охотой на кротов – шкурки сдавал, а из шкурок шили шапки для слепых и реализовывали их в интернатах. Потом случилась перестройка – подался Кузьмич в райцентр, там стал неформалом, ходил в кожаной косухе, писал статьи под псевдонимом Весёлый скорняк и псевдописьма от читателей для газет «Куриные истории» и «Актуальная завалинка». Тогда, опосля перестройки, много газетёнок возникло, «жёлтая пресса» в каждом районе расцвела. Про грязное бельё «звёзд», гигантских крыс в метро, грядущее нашествие псевдофобов да похищение людей инопланетянами писали, а старушки, лишившиеся запрещённой тогда компартии, с радостью всё это покупали, читали да впитывали в клетки иссохших мозгов.

А когда Кузьмич вернулся на малую Родину, пенсия, ясное дело, с воробьиный, стал быть, член. Ну вот он в газете в своё время наблатыкался, стал из кукурузы самогон гнать, на манер американского бурбона. Это не удивительно – и в одной, и во второй газетёнке, не взирая на язву желудка, редакторы гнали самогон. Оно и понятно – на трезвую голову такую муть не насочиняешь. Так что пример у Кузьмича перед глазами был. Благо и бабка Вера по прозвищу Ключница к тому времени преставилась, так Кузьмич её «ноу-хау» – затыкать бутылки с первачом небольшими кукурузными початками и присвоил. Ещё и этикетки на старом принтере, из газеты умыкнутом, печатал: «Бурбон Кузьмич». И всё бы ничего, но временами, когда пробу снимал, пил. Случалось, как говорится, до зелёных чертей. Но строго по большим праздникам: на Новый год, Рождество, День Победы и Пасху.

На Новый год дело и случилось. Снабдил Кузьмич всех постоянных покупателей «бурбоном», сам принял стакан, другой. Тут, стал быть, Президент, куранты, все дела. Встал Кузьмич, гимн прослушал, да и «тут же выпил», как Ерофеев писал. Слышит, вроде как звон в стекло оконное, будто снежком засветили. Подумал, что асоциальные дети, одичавшие стервецы: они тогда в стайки сбивались, но не просто озорничали, а уходили в лес грибы и жёлуди искать, хрюкали, мяукали, лаяли «обло и озорно» да на людей, стал быть, нападали. Дом его в аккурат на краю деревни стоял, лес неподалёку начинался. Взял Кузьмич ружьё, выскочил во двор. Смотрит и глазам своим не верит: стоит во дворе на свежем снегу металлическое блюдце. А снег вокруг не примят, ни следочка. Стал быть, с неба упало. Почесал Кузьмич затылок, да и захрустел снегом к несанкционированному предмету. Подошёл, стволом постучал. Звон металлический слышен, стал быть, не видение алкогольное. Тут в блюдце навроде двери отверстие протаяло, да Кузьмича вовнутрь и затянуло непонятной силой. Кузьмич аж ружье от неожиданности выронил. Сидит в блюдце за столом зелёный человечек в очках, пиджаке и с галстуком, бумаги на столе перебирает, на монитор косится.