скачать книгу бесплатно
А, это – дома. А тут? Мне, что с голоду умирать?
Я сложил документы и награды в шкатулку и убрал обратно в шкаф.
Интересно, а деньги у меня тут, в комнате, имеются? Должны, должны быть. Не всё же до последней копейки я трачу.
Деньги нашлись. Там же, в шкафу. Под стопочкой носков.
Кстати, всё в шкафу было аккуратно и на своих местах. У меня в квартире-студии так же лежало.
Денег было около тысячи рублей. Много это? Мало? На пачку сигарет хватит?
Размером они – чуть больше чем наши. Солидные такие, красивые. Опять же с изображениями вождей. На бумажке в сто рублей Ленин присутствовал. На пятидесяти рублях – Карл Маркс. На двадцати пяти – Фридрих Энгельс.
Больше никаких номиналов не было. Ладно, скоро узнаю. Когда в магазин пойду.
Пойду, когда высплюсь. Сейчас же ещё по комнате пошарю. Надо мне про себя побольше узнать.
В шкафу на полочке книги в рядок выстроились. Медицина, медицина, медицина… Несколько было и художественных. Все со штампиками библиотеки.
Что я тут читаю?
Мля… Про попаданцев!
Вот и начитался на свою голову!
Я дома подобной литературой не увлекался. Историческую прозу читал. Мемуары ещё, ну и книги по специальности.
Рядом с книгами несколько тетрадочек соседствовали. Конспекты какие-то. Решения съездов партии. Потом посмотрю, сейчас уже глаза совсем слипаются.
Заглянул я и в холодильник.
Нашлись там колбаса, хлеб в целлофановом пакете, начатая бутылка молока, сыр, масло.
Бывший владелец комнаты в общежитии питался правильными натуральными продуктами. Выбор его я всецело одобрил. Никаких там газировок, йогуртов, пива и прочей дребедени.
А вот бутылка водки имелась.
Я принял сто грамм и лёг спать.
Глава 11 Мы на тебя написали…
Утром, когда проснулся, я первым делом к окну подошел.
Солнышко сияет,
Барабаны бьют,
Бабушку Авдотью
На кладбище везут.
От увиденного, такой детский стишок мне в голову пришел. Непонятно, из каких глубин памяти он вынырнул.
Действительности соответствовало только первое. Не били барабаны. Не наблюдалась траурная процессия. Солнышко – светило.
Что я хотел увидеть? Туман. Да – туман.
Вернее, домой я желал вернуться. Через туман этот самый.
Обломился…
Не было тумана.
Ну, будем ждать, а пока в местную жизнь вливаться.
Вливание началось с малого. Нужно мне было научится расписываться, как это здешний Сережа-санитар делал. Вчера я вместо его подписи такую закорючку на графике уборки палаты для ударников изобразил, что самому теперь стыдно. Ладно, график уборки палаты, а если в каком-то серьезном документе мне нужно будет расписаться?
Достал из шкатулочки паспорт, там подпись здешнего Сергея имелась, и стал бумагу переводить. На четвертом листе что-то близкое к оригиналу получаться начало.
Ну, первый шаг сделан…
Сегодня на работу я не опоздал. Опечалил даму в теле и её помощницу с крысиными хвостиками. Мимо них с гордо поднятой головой прошел и на свои часы ещё посмотрел. Сколько, сколько там уже натикало?
– Петров!
Я даже вздрогнул. Как из-под земли возникнув, напротив меня стояла девица-красавица. Фактурная такая и всё при ней.
– Я!
Почему-то у меня возникло желание… вытянуться по струнке.
Черт… Напугала.
– Петров! Не забыл, что в пятницу твой прием в комсомол? Историю коммунистического союза молодежи выучил? Материалы съездов партии?
Меня просто засыпали вопросами.
Что-то перестала сразу мне данная девица нравиться… Отторжение какое-то у меня к ней возникло.
– Не забыл. Выучил. Знаю.
Девица брови свела и чуть не сквозь меня целеустремленно прошагала. Мне даже шаг в сторону пришлось сделать.
Так, в пятницу значит. Сегодня у нас, что? Среда.
В комсомол мне надо. Без этого в институт не поступить. Так Петрович сказал. Кстати, как у него дела? У кого, спросить-то можно?
Про всё в отделении сестры на посту знают. Туда я и отправился.
– Привет, боевые подруги! – натянул я на лицо свою самую лучшую улыбку.
Ой, не то… Не получился у меня заход… Надо менять тактику.
– Что нужно? – мне были не рады.
– У заведующего как дела?
– Тяжелый, но стабильный.
Ответ я получил, но через губу.
Неправильно себя повел? Где-то раньше перед ними провинился? Чем-то обидел?
Ежами, а вернее – ежихами, они на меня окострыжились.
Да, Сережа, тут тебе не там…
– Спасибо за информацию. – я галантно кивнул и опять не угадал.
Мля… Да, что это такое. Всё у меня получается – один излом да вывих.
Коромыслов опять уже коридор драил, на меня осуждающе поглядывал. Вчера я по его мнению от дел отлынивал с заведующим разговаривая, сегодня – с сестрами на посту время проводил без пользы для санитарного состояния отделения.
Я передовику поломойного дела рукой приветливо помахал и за шваброй пошел. Швабра – моё орудие труда, никому она чужому не достанется.
– Здравствуй, Сережа, – передовики меня хором поприветствовали.
Я в долгу не остался.
– Сергей, мы на тебя тут написали…
У меня даже сердце ёкнуло. Передовики производства тут уважаемые товарищи, а они – написали на меня что-то.
– Заходила тут эта из комсомола. – проверочник сразу двумя руками начал в воздухе кривые выделывать. – Просила на тебя написать. Ну, как с работой своей справляешься, разговариваешь с заслуженными передовиками производства… Не замечен ли в чём предосудительном.
Тут проверочник пальцем себе в грудь ткнул. В то самое место, где у него на полосатой больничной пижаме три знака ударника пятилетки были прикреплены. Золотом они поблескивали и красной эмалью – награды мужика за шестнадцатую, семнадцатую и восемнадцатую пятилетки.
Человек заслуженный, тут и сказать нечего.
Знаки эти я ещё вчера, пока пол мыл, хорошо разглядел. Солидно сделанные, из тяжелого металла, позолоченные.
– Да не мотай ты душу парню, Семен! – прервал проверочника его сосед по палате. – Хорошо мы про тебя написали. Помним, что принимать тебя в союз скоро будут.
Семен опять начал в воздухе прелести комсомольской лидерши изображать, причем, чуть ли не с придыханием.
– Страдалец, – дал характеристику проверочника его сосед.
Семен согласно быстро-быстро закивал. Не стал оспаривать мнение лежащего ближе к двери.
– Цени. Наши характеристики дорого стоят. Из самой гущи народа они идут, от самых лучших его представителей.
Сказано это было без всякого сарказма, а очень даже серьезно. С верой и без всяких хиханек.
– Спасибо, – в том же ключе ответил я.
– Может, всё же, сгоняешь? – Семен сделал уморительно-придурковатое лицо.
– Не, не, не, – поддержал я его представление. – Нельзя в медицинском учреждении лечебно-охранительный режим нарушать.
Глава 12 Опять двадцать пять…
Это, как новые ботинки когда купишь…
Размер – твой. Мягонькие, модные. День поносишь – кровавые мозоли. Хоть обратно обувь в магазин неси.
Через неделю, когда ботиночки обносятся, придут в анатомическое соответствие с твоими ногам, хоть спи в них – не хочется даже и снимать.
Так и любому человеку в своей обыденной жизни через какое-то время становится более-менее комфортно. Привыкает он, притирается, все ходы и выходы узнает.
В семье то же самое происходит, в детском саду, в школе, институте, производственном коллективе…
Привели первый день малыша в детсадовскую группу, а он плачет, за маму хватается, не нравится здесь ему. Походит в детский сад неделю-другую – домой его забрать невозможно.
Так и в школе, что в первом классе, что – в любом, если ты из одной школы в другую переводишься. Всё новое, неизвестное, трудно спрогнозировать как тебя здесь одноклассники примут.
Про армию я уже и не говорю.
А, вдруг – тюрьма? Мама, роди меня обратно…
Так и со мной произошло. Жил и в ус не дул, а здесь – каждый день новые заморочки. Вытащила меня прогулка через туман из зоны комфорта в зону дискомфорта.
Оказывается, не один я такой страдалец. Коромыслова сегодня с утра тоже немного потрясывает. Его, как и меня, в эту пятницу в комсомол принимать будут.
Михаила это пугает. А, вдруг он на задаваемые вопросы ответить не сможет? Собьется, говоря об истории молодежного союза? Перепутает решения партии на каком-то из съездов?
– Зачем и согласился? Жил бы тихо-мирно… – жалуется Коромыслов мне. – Это тебе, Серега, в институт поступать надо, а мне и так хорошо. Зарплата – нормальная, работа – не пыльная.
С зарплатой он прав. Санитарская не сильно от врачебной отличается. Тут ведь как – от каждого по способностям, а они у всех разные. Не виноват ведь человек, что он таким уродился. Кто-то может доктором стать, а у другого выше своей головы прыгнуть не получается. Жить же все хорошо должны, никто обделенным быть не может. Вот и платят здесь примерно всем одинаково. Сегодня утром, когда я в ведомости за денежки расписывался, своими глазами этот принцип справедливости и наблюдал. Мне, как санитару, за проработанный месяц сто рублей выдали, медицинским сестрам сто десять рублей было положено, докторам – сто двадцать.
Во врачи тут не из-за денег рвутся, а чтобы себя лучшим образом реализовать, более полезным обществу стать. Ну, и уважаема эта профессия. С санитаром тут народ на улице здоровается, а про докторов я уже и не говорю.
– Ещё и спрашивать тебя, Серега, меньше будут…
Так, так, так… Это, почему же? Задавать вопрос по этому поводу я не стал, сам Коромыслов всё сейчас расскажет.
– Ты же меня на пять лет младше, на целую пятилетку. Значит – про съезды будешь меньше рассказывать. В моей жизни их больше было и обязан комсомолец знать, какие решения там принимались, непосредственно на его жизнь влияющие.
Вот и хорошо… Вот и здорово. Я от такого отказываться не буду.
