скачать книгу бесплатно
Лорд Уэстдена молчал. Держа левую руку на резной рукояти меча и глухо и не в такт отстукивая по ней пальцами, он смотрел в сторону, видя боковым зрением текущий несколько меланхоличной уверенностью взгляд герцогини Холодной Страны.
– Пятьсот пятьдесят восемь лет письменной истории Кондера прошли под знаменем дракона Ариенкранцов… – протяжно и грустно проговорил он. – Неужели оно может пасть от слабенького толчка?
– А может, всё это было химерой? Сказочные животные есть только на знамёнах. Драконов не существует.
После этих слов Хельги Эрхард вдруг повернул голову и посмотрел ей в глаза, чуть щурясь:
– Как и пятизубцев?
II
1
Утром солнце поднимается на востоке, чтобы вечером сесть на западе. Какое утверждение может быть более банальным? Но для чего оно поднимается на востоке? Оно красит небо в светло-голубые рассветные тона, оттеняет облака бело-серыми переливами воздушно-водяных барашков. Их пушистые клочья есть не что иное как увеличительное зеркало для худеньких завитков пенящихся гребней чуть шальной от послетуманной свежести зыби, прорезавшейся на море. Затем, чтобы осветить это встаёт солнце?
Или оно просыпается для того, чтобы явить миру творения рук человеческих, вроде стен иррегулярно в несколько уровней расположенных бастионов большого форта на острове, почти безлесые холмы которого лежат под ветром, на западе? Или солнце не желало ничего иного как увидеть четвёрку клонимых восточным бризом кораблей, шедших с наветренной стороны острова на север. Два корабля были трёх- (с косыми парусами на бизанях) и два – двухмачтовыми (с косыми парусами на фоках). Маленькая эскадра шла под фоками, гротами, бизанями, марселями и частью кливеров. На парусах был вышит герб: на тёмно-красном фоне оранжевая голова большой пустынной лисы, агрессивно щерившейся налево по отношению к наблюдателю.
Это был герб Эйстхарди из герцогства Эйстер – большой пустынной области на востоке Кондера, где было всего несколько городов, располагавшихся в зелёных низинах оазисов и втянувших в себя значительную часть населения той страны. Народ, населявший Эйстер, занимался по большей части разведением лошадей и верблюдов, торговлей и военным делом. Во всей Кондерской империи, а то и во всём мире не было лучших всадников, чем кавалеристы Эйстера – молчаливые и чуть угрюмые смуглые мужчины с горящими песочной сталью чёрными глазами и вьющимися под повязками волосами; они презирали доспехи, их лошади были легки, быстры и выносливы, а в качестве оружия они использовали копья, сабли и пистолеты.
Несколько коней эйстерской породы (внутри которой существовало множество её собственных, но ни одной скрещенной вариации) находилось и в специально оборудованных стойлах трюмов кораблей. Самым видным и самым беспокойным из этих коней был, пожалуй, белый жеребец, с шерстью, лоснящейся самодостаточным блеском даже в полутьме трюма, то и дело фыркавший и перетаптывавшийся на месте.
То была лошадь Дайаниса Эйстхарди, графа Сарахара, молодого наследника Эйстера и единственного на тот момент сына Юниса Эйстхарди – брата самой Имератрицы. На палубе головного корабля, однако, не было ни Юниса, ни Дайаниса, а была лишь сидевшая, скучая, на бочке, леди Шайенна – дочь герцога и, соответственно, младшая сестра графа.
– Я думал, что море на рассвете не столь уж и тоскливо, леди Шайенна, – произнёс, приближаясь к ней, среднего, почти высокого роста человек в длинном, но не восточном костюме; девочка обернулась. – Я так думал, – продолжал он, замедляя немного шаркающий шаг и оправляя мягкие и длинные, до плеч, волосы, – Пока не увидел вас, – он пожал плечами: – То, как вы сидите здесь, каким безнадёжным взглядом окидываете стены Эмфорта.
Шайенна, которой с виду было лет десять-двенадцать, искренне и с жаром фыркнула:
– Пфф! Что за море?! Я родилась в пустыне.
– Вас не занимает путешествие?
– Нет, сэр Бринхен, – девочка поморщилась: – Чудовищная скука!
Тот, кого назвали Бринхеном, коротко улыбнулся:
– Вчера вечером вы говорили иначе. Впрочем, по утрам люди грубеют.
– Что?
Он заспешил в отрицания:
– Я не хотел вас оскорбить, леди Шайенна. Я лишь хотел сказать, что закатные лучи мягче рассветных. И, кстати, обращение «сэр» ко мне вряд ли уместно.
– Как же мне вас звать?
– Бринхен.
Девочка рассмеялась:
– Давайте попробуем! Бринхен, где мой брат?
– Граф внизу, общается с лошадью, – учтиво, но с потаённой фамильярностью, которая всегда кроется в подобных интонациях, ответил длинноволосый. – Кони… – он споткнулся и договорил фразу так, будто хотел произнести нечто иное: – Не слишком рады этой… морской прогулке, а сэр Дайанис ведь будет участвовать в гонке.
Маленькая леди Шайенна спрыгнула при этих словах со своей бочки и, подбегая к фальшборту и указывая рукой на крепостные стены на острове так, словно впервые их заметила, спросила:
– Эта угрюмая крепость здесь для того, чтобы обозначить близость Лидерфлара?
Бринхен встал рядом и сказал:
– Это Эмфорт, леди Шайенна, одна из двух крепостей, охраняющих вход в Глубокий залив, и одна из шести, оберегающих дальние подступы к столице со всех сторон.
– Как думаете, мой брат выиграет гонку? – с детской непосредственностью, которую немногие сохраняют и в страшем возрасте, переменила тему девочка.
– Ваш брат – лучший наездник Эйстера. Думаю, он может стать лучшим в Империи.
– И кто же будут мои главные соперники? – сам Дайанис присоединился к разговору, незаметно поднявшись из трюма.
– Альциано Мольтанни и Гексель Фрапос, – сообщил Бринхен тоном, которым сообщают очевидности.
Втроём они стали прогуливаться вдоль левого борта, обходя сматывающих на палубе какие-то канаты матросов и лафеты немногочисленных на опердеке орудий. Шайенна явно мало интересовалась дальнейшим разговором, ставшим, кроме прочего, несколько колким.
– Вы уверены, что они приедут? – спросил Дайанис.
Длинноволосый пожал плечами:
– Я знаю это так же, как и то, что Боумберги не приедут, потому что состояние дорог якобы держит их в своих горах.
– В самом деле? – удивился Эйстхарди. – Мне говорили, что Вечные Шоссе повсюду так хорошо содержатся, что перемещение по ним не останавливается ни в какие сезоны и ни при какой погоде.
– Люди много говорят, – улыбнулся Бринхен. – Как бы там ни было, Боумбергов в столице не будет, – повторил он ещё раз, будто Дайанис должен был извлечь из этого факта какую-то чрезвычайно важную информацию.
Солнце поднималось выше, расшитые гербами паруса меняли окрас со светло-янтарного на чуть золотистый и далее – на обычный, парусиново-белый. Корабли маленькой флотилии продвигались вперёд, оказываясь в водах Глубокого залива и оставляя остров с крепостью всё дальше за траверзом. Море пахло шипящими гребешками волнующейся соли, тёплый ветер дышал подогретым востоком. Остановившись на баке возле брашпиля и положив руку на одну из его рукояток, Дайанис повернулся к Бринхену и спросил:
– А сын Генерального Канцлера? Он приедет?
2
Генеральным Канцлером был Манфир Драггер, а старшего из трёх его сыновей звали Рейби. Драггеры владели герцогством, которое называлось просто Полуостровом (больше того: сам полуостров как географический объект назывался просто Полуостровом). Земли эти были расположены сравнительно недалеко от столицы Империи, с запада частично омывались Глубоким заливом, а на востоке выходили на Драгмурское море, на побережье которого и стояла их столица, город, порт и форт Халсихолл.
Династия Драггеров насчитывала всего несколько поколений, поскольку отделилась от Ариенкранцов младшей ветвью за полторы сотни лет до этого, при императоре Йохене III Дружелюбном, который, вероятно в силу дружелюбности, позволил четвёртому из своих пяти сыновей, Эрмору, не просто жениться, на ком тот пожелает, но и совершенно формально основать собственную династию и построить дворец в Халсихолле, тогдашнем графстве Драг, что на Полуострове, на берегу Драгмурского моря. Что же касается императора Йохена III, то на этом его влияние на дальнейшую историю Кондерской империи не закончилось (да и не этим оно исчерпывалось), но отметить следует лишь несколько предметов.
Во-первых, Йохен лично поучаствовал в создании девиза для нового рода, и этим девизом стали выбитые через звучные точки слова: «Сила. Цель. Любовь». Император, кроме прочего, высказался и по поводу герба будущих Драггеров (на нём изображался натянутый до предела голубой лук, смотрящий вертикально вверх на чёрном фоне): Йохен будто бы оценил этот герб как «очень яркий, но с сомнительным, даже подозрительным смыслом». Все, однако, знали, что прозвище «Дружелюбный» возникло неспроста и поэтому, видимо, никто не придал этой, вскользь брошенной фразе, глубокого и – тем более – тёмного смысла.
Во-вторых, Йохен III стал первым императором из династии Ариенкранцов, у которого старший сын и наследник умер от неизвестного и скоропостижно прошедшего заболевания в возрасте восемнадцати лет. До него были императоры, первые сыновья которых умирали в младенчестве или в детстве, но в восемнадцать лет – такого ещё не случалось. Принца звали Сергиус; болезнь, убившая его, не отличалась никакими необычными симптомами, а походила больше всего на простейшую простуду до самого последнего момента, когда появилось кровохаркание, неуёмный кашель, онемение конечностей и, после, может, двух недель борьбы, – смерть. Благодаря многочисленности потомства императора Йохена кризис престолонаследия не случился – новый кронпринц, Дериус, став императором Дериусом IV, получил прозвище «Меланхолик». Само по себе это бы ничего не значило, если бы не имело под собой довольно твёрдых оснований, ведь новый Император оказался человеком очень тихим, по большей части печальным, мало выходившим из своих покоев, любившим гулять в уединении в маленьком садике и едва-едва интересовавшимся государственными делами. Эти его качества не появились вдруг, когда он надел корону, а были хорошо известны высшей аристократии, придворным интриганам и всемирным сплетникам, внимательно следившим за мальчиком, в особенности с того момента, как он стал наследником. Дериус IV был коронован Императором Кондера в 420-м году вмерзания айсберга, и с тех пор начались разговоры о слабости Ариенкранцов.
Остаётся ещё вопрос, кому принадлежала земля на Полуострове и существовало ли такое де-юре герцогство до возникновения династии Драггеров. Полуостров непосредственно граничит с Восточными Равнинами, вотчиной Фрапосов, что раскинулась по левому берегу крупнейшей реки континента, Айсфлара. Фрапосам принадлежал и Полуостров, на который они сплавляли из своей столицы, Кукувойла, неугодных себе своих же детей, которым они передавали местные титулы не по наследству, а по своему произволу. Каким образом могли Фрапосы согласиться на передачу части их земли представителям новой династии? Они лишь подчинились воле Императора и большинства Собрания Знати, поскольку землевладельцы не с Восточных Равнин отнеслись к правам своих «собратьев» более чем халатно, причём скорее даже не потому, что мало ценили собственные, а потому, что высоко ценили Йохена Дружелюбного. Платон Фрапос, тогдашний герцог Восточных Равнин, был более чем недоволен и решился даже на вооружённое выступление против Императора. Герцогство Фрапосов – земля довольно богатая и многолюдная, но что могла она противопоставить объединённым силам всего остального Кондера? Имперская армия, собранная с Фейрэнда, Маунрура, Западных Равнин, Холодной Страны и Эйстера, раздавила жалкие, плохо организованные и не горевшие желанием сражаться силы Фрапосов. Дельт и Странные Острова остались в стороне от той короткой войны, но их нейтралитет был вовсе не дружественным мятежникам. Никто не был казнён, и весь конфликт обошёлся, как говорят, малой кровью.
3
Логичным может показаться вопрос, а нельзя ли было найти для будущих Драггеров других земель, занятие которых не поставило бы никого в обиду. Дело в том, что вся территория Кондера была то ли с незапамятных времён, то ли с начала письменной истории, поделена на герцогства, которых с появлением младшей ветви императорской династии стало девять: Фейрэнд во владении у Ариенкранцов на западе, к северу от него – Маунрур, принадлежащий Боумбергам, дальше Западные Равнины и Холодная Страна под контролем Мольтанни и Кальтонов соответственно, Восточные Равнины у Фрапосов, Полуостров у Драггеров, Дельт у Ристарро, Эйстер у Эйстхарди и, наконец, Странные Острова, где властвовали Слейксы.
К югу от Кондера, за Хмурым океаном лежал другой континент, Фаджейн, где было больше государств, чем на севере, да и формы их организации были совершенно иными. Это, однако, не добавляло свободной земли, тем более что несколько попыток, предпринятых императорами Кондера для установления контроля хотя бы над частью Фаджейна, заканчивались неизменными провалами. Конечно, в Хмуром океане, и связанных с ним морях можно было найти никому не нужные острова для передачи их Эрмору Ариенкранцу, будущему Драггеру, но, если на этих островах не жил никто или почти никто, они обдувались всеми ветрами и единственным доступным на них развлечением была рыбалка, то зачем такое владение члену Императорской семьи?
Что же касается всего остального мира, то о нём ничего известно не было, поскольку со всех четырёх сторон обитаемые территории Кондера, Фаджейна и находящиеся между ними пространства океана были окружены отвесными стенами Ледяной Плотины. Это сооружение было поистине грандиозным и пугающим, оно никогда не таяло и вздымалось как над сушей, так и над водой на огромную высоту. Судя по всему, никто никогда не ступал на вершину Ледяной Плотины, горы Маунрура были ненамного выше неё, и там, наверху, дули такие ветра, что каждый, кто смог бы подняться туда, был бы немедленно сбит с ног. Ни одного рукотворного и только один природный объект во всём мире осмелился быть заметно выше надменного эскарпа Плотины.
Неизвестно, существовали ли документы, рассказывающие о том, что находится за Плотиной с какой бы то ни было стороны, но имелось косвенное указание на то, что там что-то находится. Указание такое можно было найти в летоисчислении, которое велось от «в. а.» – «вмерзания айсберга», когда, как говорилось в книгах, Ледяная Плотина замкнулась полностью. В каком конкретно месте, по каким причинам это произошло, и что было до того, оставалось лишь предметом вроде бы споров, а по большей части – спекуляций верующих, философов и тех, кто считал себя учёными, причём эти последние были как в числе первых, так и в числе вторых (мало ли кто может посчитать себя мудрецом?). Парадным же центром религий, философий и наук Кондера была его столица, Лидерфлар.
III
1
В обращённые на северо-восток окна утреннее солнце стучалось мягкой рассветной прохладой, не проникая прямо горячими щупальцами своих лучей, но всё-таки подсвечивая пелену ещё висевшей лёгкой затхлости, которая всегда невидимо присутствует в таких комнатах. Эта пыль, чтобы не сказать – пыльца, – немного небрежного запустения висела здесь потому, что ещё сутки назад эти покои не были никем заняты, не было даже и в планах, что на них станет кто-то претендовать, а потому, когда они понадобились, отряд слуг быстро и пренебрегая щепетильным качеством снял всю пыль, выбил ковры, застелил постель и удалился, оставив за собой разбуженный аромат гарнитурного спокойствия.
Утром часть из них вернулась, чтобы подвязать шторы, приготовить умывальник и взбить подушки. Прислуживали они голубоглазому юноше с правильными чертами лица, немного черствеющими на скулах и еле-еле заметном изломе носа, который встал с кровати с видом давно бодрствующего человека и, приказав отворить окна, принялся умываться, причёсываться и бриться. Его светлые волосы, какого-то пограничного соломенно-пепельного оттенка, лежали мягко, густо и чуть сухо, а едва проклевывающаяся щетина, свидетельствующая о каждодневном бритье, раздражала своей мелочной колкостью и неординарным распределением по коже.
Молодой человек вспенил мыло и раскрыл бритву. Лезвие её имело особенно яркий светло-стальной блеск, а на его гранях были выгравированы с одной стороны – летящий дракон, а с другой – странное и не слишком здесь детализированное изображение какого-то, судя по всему очень крупного, морского животного с вытянутым туловищем, сильными плавниками и мощными челюстями, имевшими по нескольку крупных, торчащих снаружи клыков, больше напоминающих бивни. Пока он брился – медленно, но не лениво, тщательно, но не педантично проводя лезвием по шее, щекам и подбородку, – одна служанка заправляла кровать и готовила платье, а другая принесла завтрак и удалилась. Однако, не успел светловолосый юноша приняться за еду, как в дверь постучали снова и уже бывшая здесь с подносом служанка доложила:
– Вас ждут, сэр Райнхард, все готовы.
– Передайте им, что я скоро выйду, – проговорил он. – Постойте! Как Император?
– Ему нездоровится, он не выйдет сейчас.
Райнхард кивнул.
На лестнице возле выхода из дворца его встретил Бринхен, вышедший откуда-то из-за угла и самым приятным тоном сказавший:
– Доброе утро, мой принц!
– Здравствуйте, Канцлер! – ответил Райнхард, окидывая того внимательным, но не слишком значащим взглядом.
– Будьте внимательны, сэр Райнхард, когда вместе собираются пусть и такие юные, но всё-таки представители столь разных семей, следует постараться, чтобы не навредить.
– Что? – переспросил юноша, проходя мимо, и сам же ответил: – Да, я постараюсь.
– Прелестно! Знайте, что Бринхен Тайн всегда к вашим услугам, – добавил тот уже у двери.
Через мгновение солнечная полутень одного из открытых дворов этого большого дворца ударила в глаза, дыхнув в лёгкие настоящей каменной свежестью утра приморского города. Во дворе скопилась, можно сказать, целая толпа служанок, нянек и детей – дочерей представителей уже знакомых знатных фамилий, которые все были примерно одного возраста: Альмитта Мольтанни, Сейдэма Кальтон, Шайенна Эйстхарди и встретившая юношу привычно-радостным взглядом Джелла Ариенкранц. Единственным взрослым мужчиной в этой компании оказался Белый Герцог, Альциано Мольтанни, выступивший вперёд и произнёсший, кланяясь в глубоком реверансе, полагавшемся, вероятно, при обращении к особам императорской фамилии:
– Большая честь для всех нас быть встреченными самим Райнхардом Ариенкранцом! Приветствуем вас от лица всего Кондера, наследный принц!
– Доброе утро, сеньор Альциано, рад вас видеть, – сдержанно ответил Райнхард. – Леди, – он обвёл взглядом девочек, те присели, – Добро пожаловать!
После этих слов его сестра подбежала к нему и порывисто обняла:
– Брат!
Он погладил её по голове (под взглядом посмеивающегося глазами и уголком рта Альциано):
– Да, давно не виделись, Джелла, моя дорогая, – судя по всему, принц не хотел проявлять на публике лишних эмоций и был весьма сконфужен поведением своей младшей сестры.
– Как хорошо, что девочки будут гулять по городу в такой компании! – негромко, как бы между делом проговорил Белый Герцог и затем, обращаясь к своей сестре, добавил: – Правда, Альмитта? Тебе нравится принц Райнхард?
Вместо неё чуть было не открыла рот чтобы что-то сказать Шайенна Эйстхарди, но, тут же спохватившись, девочка удержалась от комментария, буквально прикрыв рот ладошкой, что скорее было бы характерно для беззаботного дитя плодородного запада, чем для более чем юной дочери пустынь Эйстера. Как бы там ни было, молодой Ариенкранц, явно чувствовавший себя немного неловко, чтобы не сказать – нелепо, произнёс:
– Итак, мне сказали, что все готовы. Тогда идёмте! – он сделал приглашающий жест рукой, указывая перед собой в сторону выхода с этого полуколодезного двора, обсаженного аккуратно подстриженными кустиками неопознанного растения, похожего на лавр, и обвешанного голубыми знамёнами с красными драконами.
Все послушно направились к выходу, и только тут наследный принц заметил, что всё это время в тени, позади всех служанок, слуг и нянек стояла герцогиня Холодной Страны Хельга Кальтон. Спокойная и неторопливая, носившая чёткий и легко различимый след не уже увядшей, а ещё только увядающей красоты, она подошла к Райнхарду и, поприветствовав его поклоном, обратилась к нему ровным, чуть-чуть по-северному шуршащим голосом:
– Ваше Высочество, скажите, пожалуйста, когда, по-вашему, я смогу поговорить с Императором?
Молодой Ариенкранц улыбнулся:
– Вы так официозны, леди Хельга…
Герцогиня перебила его, сохраняя спокойно-учтивое выражение лица и не делая даже никаких жестов:
– Из окна, что позади вас, за нами наблюдает, не таясь, Генеральный Канцлер. Я не удивлюсь, если Драггеры умеют читать по губам.
По лицу принца пробежало короткое выражение чего-то вроде с трудом скрываемого презрения, но такого оттенка, с каким, бывает, смотрят на кружащую поблизости осу. Он, однако, никак прямо не прокомментировал эти слова леди Кальтон, сочтя нужным ответить просто:
– Думаю, если он не выйдет и не примет никого сегодня, то уж завтра, в день открытия скачек, вы точно сможете с ним поговорить.
Дальше Райнхард хотел будто бы сказать: «Меня ждут у выхода…» или что-то в этом роде, но промолчал, и Хельга сама его отпустила (если так можно выразиться, говоря об отношениях вассала, хотя и старшего по возрасту, к сеньору), отрывисто и неглубоко поклонившись и проговорив со всей учтивостью, возможной для обитателей Холодной Страны:
– Удачной прогулки, принц Райнхард!
2
Генеральный Канцлер и в самом деле наблюдал из окна за всей сценой сбора во дворе детей и прислуги, за выходом к ним наследника, за его коротким разговором с Хельгой Кальтон. Когда принц покинул двор, Манфир Драггер усмехнулся и отошёл от окна.
– Райнхарда Ариенкранца, без двух дней восемнадцатилетнего наследника престола, будущего императора назначили нянькой детишкам наших знатных семейств, – сказал он, обращаясь к кому-то, кто стоял к нему спиной у камина в дальнем углу комнаты.
– Что ты хочешь этим сказать, отец? – вторым присутствовавшим был Рейби, старший сын Генерального Канцлера.
– Ты отлично знаешь, что я хочу сказать, Рейби.
Рейби взял свой стоявший у камина меч и стал его надевать:
– Ты собираешься сделать Сергиусу предложение, от которого тот не сможет отказаться, но причём тут Райнхард?
– «Причём» здесь не только Райнхард, но и Джелла, и Йохен, и Эрхард и все прочие Ариенкранцы, какие найдутся.
– Но Райнхард, кажется, не хочет короны, – пробормотал младший Драггер, никак не справляясь со всеми застёжками и то и дело откидывая мешающую полу плаща.
– Тем не менее, у него нет выбора. Такой император не нужен Кондеру. Лучшего момента не представится, и ты, мой дорогой Рейби, должен быть готов к этому не меньше других, – он подошёл к своему сыну и положил руку тому на плечо, смотря прямо в глаза.
– Если Сергиус согласится, ты станешь наследником, а не я, – улыбнулся тот.
