Сказка для Алисы

– Мне просто нужна была передышка! – с восторгом продолжал профессор. – Так что спасибо вам огромное, друг мой!

Проведя по своей мордочке пушистой лапкой, Йотт чуть не стянул всю свою шкурку со лба на подбородок.

«Я идиот! – ругал он себя. – Надо было дать ему вдоволь намахаться, чтобы он выдохся и сам отступил. А так…»

Впрочем, теперь дело было сделано. Картина словно ожила – лепестки алых цветков, что стояли в вазе, колыхались, будто от ветра.

Профессор поднял вазу и нажал на открывшуюся его взору небольшую красную кнопку. После чего поставил вазу на место и отдёрнул руку.

Картина вновь обрела свой прежний вид. А через мгновение стена, на которой она висела, вдруг подалась назад, а затем, разделившись на две части, разъехалась в стороны.

Перед профессором открылось огромное зеркало в ажурной позолоченной раме. Йотт с тревогой следил за своим товарищем.

– И что дальше? – надтреснутым голосом спросил он.

– О, дальше проще, как ни странно, – теребил бороду профессор. – Однажды я видел, как она это делала, когда мы практиковались, а потом ещё много читал, так что…

Сосредоточившись, он двумя руками ухватился за раму, вперив в зеркало воспаленный взгляд.

Йотт затаил дыхание.

Прошла минута, и стало заметно, что профессор Моргимерт нервничает.

Видя отчаяние своего товарища, Йотт вздохнул и опустил уши.

«А может, он прав… – подумал он, – Мы действительно себе не простим, если не попытаемся… Она ведь такая славная…»

– Положите руки на стекло, профессор, – не успев одёрнуть сам себя, вдруг произнёс он, – вы держитесь за раму…

Профессор удивлённо обернулся.

– Но позвольте… – растерянно начал было он.

– Просто положите руки на стекло! – закатил глаза Йотт. – Даже я помню, что было в том свитке…

Отдохнув немного и вновь пройдясь по комнате, профессор Моргимерт погладил бороду, потянулся и вернулся к своему занятию.

На этот раз ждать пришлось недолго: через минуту отражение профессора стало растворяться, зеркало потемнело, и профессор, отдёрнув руки, продолжал бормотать что-то себе под нос. Спустя ещё несколько мгновений, поверхность чёрного зеркала превратилась будто в неподвижную водную гладь…

– Готово! – с восторгом произнёс незадачливый волшебник. – Быстрее сюда, друг мой!

В который раз вздохнув, Йотт соскочил с дивана и подошёл к профессору Моргимерту.

– Ну что, вы готовы? – спросил тот.

– А у меня есть выбор? – пожал плечами Йотт. – Готов, получается…

Взявшись за руки, они переступили позолоченную раму, как переступают порог, и темная гладь поглотила их…

– Ну, и что дальше, друг мой? – язвительно произнёс Йотт. – Мне кажется, что мы уже битый час просто бредём в темноте… Хотя я вообще не уверен, что мы движемся куда-то…

– Да, странно… – согласился профессор. – Только не отпускайте мою руку, уважаемый, а то мы можем потеряться…

При этих словах Йотт крепче сжал палец профессора своей маленькой лапкой.

– Время здесь ощущается как-то очень странно… – произнёс он. – Оно будто застыло, и в то же время я чувствую, что оно несётся куда-то… Очень странное место, скажу я вам…

– Пожалуй, соглашусь с вами, – ответил профессор.

– Так что дальше? – поинтересовался Йотт. – Как мы найдём здесь Синту?

– Сейчас… – неуверенно буркнул профессор.

Почувствовав эту неуверенность, Йотт похолодел.

– Постойте, друг мой… – строго начал он, – вы вообще представляете, что нужно делать?

– Я стараюсь сконцентрироваться на Синте, на её образе, – неожиданно ворчливым тоном произнёс профессор. – А вы мне мешаете!

– Ну, хорошо, – ответил Йотт. – Пробуйте…

Сколько ещё прошло времени, сложно было сказать. По ощущениям несчастного Йотта – пожалуй, целая вечность. И ничего, ровным счётом ничего не происходило…

По тому, как вспотела рука профессора, Йотт понял, что у этого растяпы снова ничего не выходит.

– Ну как? – задал он риторический вопрос, – Что-то снова пошло не так?

Профессор молчал, было слышно лишь его тяжелое дыхание.

– Знаете, что, друг мой! – завёлся Йотт. – Раз не знаете, что делать, не нужно было соваться! Давайте возвращаться, и дело с концом! Я же вас предупреждал…

Пофессор тяжело вздохнул.

– Я пытаюсь… – робко возразил он. – Но ничего не получается…

– Это я вижу! – язвительно ответил Йотт. – Вернее, ничего не вижу в этой кромешной тьме! Давайте назад, говорю вам!

– Я же говорю, что пытаюсь! – вскричал профессор. – Не выходит…

На этот раз Йотт не на шутку перетрусил.

– То есть вы хотите сказать, что…

– Я ищу выход! – воскликнул профессор Моргимерт. – Дайте сосредоточиться!

Йотт попытался проглотить ком, что застрял в горле. Получается, что профессор уже не помышляет о поисках Синты, а просто старается отыскать дорогу обратно? И у него ничего не получается? И что дальше?!

Внезапно Йотту стало трудно дышать. Казалось, тьма густеет, обволакивает его, затекает внутрь… Он попытался успокоиться и дышать ровнее. Паникой ведь ничего не решить…

– Ну, что? – робко обратился он к профессору.

– Как видите – ничего… – ответил тот. – Но ведь это должно было сработать… Должно…

Йотт глубоко вздохнул. В принципе, он знал, на что шёл. Довериться этому чародею-недоучке было верхом неосмотрительности. Ну что ж, он сам принял это решение, поэтому нечего искать виноватых… А всё она, проклятая совесть…

– Мне надо передохнуть… – внезапно осипшим голосом произнёс профессор Моргимерт. – Как тогда, с картиной…

– Валяйте, – ответил Йотт, – хуже не будет…

«А вдруг это и правда поможет, как тогда?» – промелькнула в его голове слабая надежда.

Всё также держась за руки, они немного покружились на месте, всматриваясь в непроглядную тьму. Ничего. Ровным счётом ничего. Лишь кромешная тьма и полная тишина. Лишь звук их голосов, да и то какой-то тусклый, полностью лишённый эха и каких-либо отголосков…

– Сколько времени прошло, как думаете? – спросил профессор.

– Понятия не имею! – резко ответил Йотт. – Если чувствуете, что набрались сил, то давайте, вытаскивайте нас отсюда…

Профессор в который раз вздохнул.

– Возьмите меня за подол мантии, – попросил он, – мне нужны свободные руки.

«Руки ему нужны, видите ли, – ворчал про себя Йотт. – Голова ему нужна, а не руки…»

Не отпуская палец профессора, он крепко схватил его за подол левой лапкой, и лишь затем разжал правую.

«Не хватало ещё здесь потеряться, – подумал он. – Для полного счастья…»

К большому разочарованию Йотта, все эти манипуляции не дали желаемого эффекта, и через какое-то, впрочем, совершенно неопределенное время, профессор, наконец, сдался…

– Простите меня, друг мой… – сокрушенно произнёс он. – Простите великодушно… Вы были правы – не нужно было сюда соваться…

В другой ситуации Йотт был бы несказанно рад услышать от профессора Моргимерта признание своей правоты – порой их жаркие споры длились по несколько дней, и каждый, обычно, оставался при своём мнении. Но этот раз стал исключением. И всё же Йотт решил, насколько его хватит, сохранять спокойствие и достоинство.

– Ну, что поделать, – неожиданно усмехнулся он.

– Я буду ещё пытаться, – неуверенно произнёс профессор. – Но чуть позже… Пока всё это бесполезно…

Какое-то время оба молчали. Первым не выдержал профессор Моргимерт.

– А не кажется ли вам, уважаемый, что жизнь, в принципе, – прекрасная штука! Так жаль, оказывается, расставаться с ней…

– А не рано ли вы заговорили о смерти, друг мой? – с тревогой спросил Йотт.

«Ну всё, пиши пропало… – подумал он. – Если уж он начал такие разговоры, то, видать, дело – дрянь».

– Прав был почтенный магистр Фрай, – продолжал свою мысль профессор, – надо было жить на полную катушку, а не дышать книжной пылью…

– Ага! – не выдержал Йотт. – А ведь мы с вами спорили на эту тему, друг мой, и вы с пеной у рта защищали важность познания ради самого познания!

Профессор растерялся.

– Ну… я ведь сейчас говорю лично о себе, – возразил он. – А для человечества… Для человечества в целом – познание, безусловно…

– …бессмысленно… – закончил за него Йотт. – Стремление познать то, что познать не дано, не может приносить счастья…

– Не соглашусь с вами! Категорически! – несмотря на обстановку, завёлся верный себе профессор Моргимерт. – Иначе мы бы до сих пор ходили в шкурах и являлись бы кормом для хищников…

– Не путайте! – отрезал Йотт. – Я против того, чтобы стараться постичь непостижимое, тратить на это жизнь. Здесь я всегда был согласен с Домианом…

– Так это всё взаимосвязано! – возразил профессор. – Без стремления познать суть, не будет и прогресса. Одно невозможно без другого!

– Если людям хорошо, тепло и уютно, то и не нужно лезть дальше, – возразил Йотт. – Потому что, дойдя до определенной точки, мы покатимся назад. И познание вместо того, чтобы помогать, начнёт вредить…

– И как вы себе это представляете, друг мой! – всё больше распалялся профессор. – В какой-то момент просто взять и сказать: «Всё, достаточно! Нам хватит!» Так вы это видите?

– Я сейчас не говорю о возможности практической реализации, – возразил Йотт, – я лишь хочу предостеречь…

– А если нет практической реализации, то и говорить не о чем! – отрезал профессор.

Тьма вокруг них была такой же непроглядной. Закончив спор, они попытались было пройтись, но быстро поняли бессмысленность этой затеи – ровным счётом ничего не менялось…

– Давайте присядем, что ли… – предложил Йотт. – Не вижу никакого смысла в том, чтобы растрачивать энергию. Вам она, надеюсь, ещё пригодится, когда вы соберётесь с духом…

– Спасибо, друг мой, – хмыкнул профессор Моргимерт. – Спасибо, что ещё верите в меня…

«Ну, а что же мне остаётся?» – подумал Йотт.

– В продолжение нашего спора… – вздохнул Йотт, когда они с профессором, стараясь держаться поближе друг к другу, уселись на то, на чём до этого стояли… – Я говорю лишь о принципиальной невозможности для нас познать самое главное. А значит, и всё остальное лишено смысла…

– Позволю себе не согласиться с вами! – возразил профессор. – Стремление к знаниям похвально. Как уже говорил, это движитель прогресса человечества…

– А куда ведёт этот ваш прогресс? – спросил Йотт. – Вместо того, чтобы постараться разобраться в своих душах, люди ковыряют землю, где очень скоро обретут последнее пристанище…

– Прогресс ведёт вперёд, – стоял на своём профессор.

– Ну да, – ответил Йотт, – к войнам, в которых можно разом убить побольше людей, к болезням, которые появляются невесть откуда, к тому, что мы травим место, где живем… Мы сами – как та болезнь! Как вирус какой-нибудь… Это нам кажется, что наше существование – есть добро, абсолютное и непререкаемое. Так думает каждая завалящая бактерия, каждый вирус…

– Но, позвольте, вы же несёте несусветную чушь! – взвился профессор. – Они не могут мыслить, поэтому…

– Я образно… – тихо ответил Йотт. – Не придирайтесь к словам… К тому же, если бы мы были вирусом, то существо, в котором мы бы обитали, тоже не считало бы нас способными мыслить, а может быть, и не считало живыми… Всё относительно, понимаете? Посмотрите в телескоп и в микроскоп, как в той старой теории… И может быть всё то, что мы считаем прекрасным: деревья, цветы и так далее – на самом деле признак болезни, следы нашего ненавистного присутствия, или его скорого появления…

Профессор хмыкнул.

– Дослушаю вашу околесицу лишь из уважения, – вздохнул он. – Но заранее заявляю: я с этим категорически не согласен!

– Если бы мы и впрямь были вирусом, – продолжил Йотт, – то нашему носителю следовало бы обратить внимание на то, как этот вирус себя ведёт… Если он сидит тихо и не мешает – ну и пусть. Но дать этому вирусу распоряжаться своим телом… Это как «носительство» и «острый период». Если этот вирус вместо того, чтобы сидеть тихо, пытается лезть во всё, «побеждать природу», распространяться и уничтожать, то с этим нужно что-то делать. Может, даже извести его каким-нибудь «фагом», который хотя бы нейтрален… Может, поэтому очень часто бывает так, что очень развитые цивилизации сталкиваются с дикарями, которые, набравшись кое-какого опыта, отбрасывают этот ваш прогресс назад, и сами растворяются без следа…

– Вы, уважаемый, ещё и злобных дикарей хотите оправдывать? – не удержался профессор.

– Не в этом суть, – отмахнулся Йотт, который решил не уходить с намеченного курса. – Я к тому, что вирусу не дано понять, где он находится.

Представьте себе какого-нибудь «супермикроба», наделённого тем, что он сам будет считать Разумом, безотносительно к тому, что на самом деле представляет собой это понятие… Он обитает, к примеру, в теле человека, и настолько мал, что ещё и не открыт, а может, и открыт никогда не будет… Так вот: способен ли он будет понять, осознать, где он обитает?

Он может исследовать какие-то объекты, даже «понять», какое влияние они на него оказывают. Но он никогда не познает Истины, не выйдет за рамки… А если выйдет, то своим взглядом просто не сможет объять необъятное… Он слишком мал, поэтому всегда будет видеть не материю, как таковую, а лишь пространство, что разделяет ядро и крутящиеся вокруг него электроны…

– Всем известно, что атом – это наименьшая частица вещества, – назидательно произнёс профессор. – Так что не пойму, о чём вы говорите…

– То, что нам известно – не есть истина в последней инстанции, – парировал Йотт. – Неужели то, как стремительно меняются наши представления об устройстве мира, ничему людей не учит? Нет! Каждое поколение продолжает считать, будто оно что-то «знает»… Вот они, дикари, заблуждались, а мы-то знаем! А пройдёт ещё миллион лет? Попали бы в будущее – смеялись бы сами над собой…

– Но есть вещи незыблемые… – возразил профессор Моргимерт.

– Нет незыблемых вещей… – ответил Йотт. – Ни одной… Есть лишь наши незыблемые представления о них… Может, Большой взрыв – это появление чужеродной органики из одной маленькой клетки, а расширение Вселенной – рост этого «организма». А может, это вообще следствие нагревания вещества, к примеру, на кузнечной наковальне, и наш мир «живёт» лишь до тех пор, пока тот «кузнец» не погрузит его в ледяную воду, и тогда всё движение здесь застынет… Наш мир запросто может оказаться и "лабораторным экспериментом высшего разума"… Или аттракционом для заскучавших "реальных людей"… Находясь внутри, мы никогда ничего не узнаем, а выйти наружу никогда не сможем…

Профессор поморщился и махнул рукой.

– Ну, знаете… – он хмыкнул, собираясь с мысями.

На самом деле, споры профессора и Йотта обычно и занимали столько времени потому, что оппоненты то и дело перескакивали с одного предмета на другой. Но на этот раз Йотт был не в настроении затягивать, да и обстановка не располагала…

– Давайте завершать это, – вздохнул он. – Я считаю, что нам суждено жить в вечном неведении, тешась обрывками и неверными трактовками, своими иллюзиями… Многие наши представления никогда не будут ни подтверждены, ни опровергнуты. А потому они бессмысленны. И если мы не можем познать главного – своего Предназначения, то и остальное смысла не имеет… Вот поэтому я, как и почтенный магистр Фрай, не уважаю всю эту «тягу к знаниям»…

– Хорошо, допустим, что вы правы, – поборов негодование, произнёс профессор, сделав вид, что смирился. – А в чём тогда смысл, по-вашему?

– В вере… – тихим голосом ответил Йотт. – В вере, в любви, в надежде… И больше ни в чём… Нам нужно обратить свои взгляды и свои искания не наружу, а внутрь… Мы не там ищем, и не то…

Профессор хлопнул себя ладонью по лицу.

– Опять вы за своё! – воскликнул он, – Вы каждый спор пытаетесь закончить этим самым!

– Потому, что это так! – твердо произнёс Йотт.

– Сколько раз я вам говорил, что некоторым просто приятно думать, что их существование, якобы, угодно каким-то там высшим силам! – завёлся профессор. – Это же просто перекладывание ответственности, отказ от самостоятельности…

– Давайте не будем об этом, – примирительно произнёс Йотт, – хотя бы не сейчас… Я уже много раз говорил вам, что атеистом быть проще, но разум мне не позволяет. Ведь иначе, если сконцентрироваться на познании, которого не достигнуть, то, как я уже сказал, наше существование бессмысленно. А я не хочу, не могу в это верить… Без искры внутри мы, так или иначе, просто погрязнем в насилии, перегрызем друг другу глотки…

Вспомните историю моего народа! А ведь мы были иными… Не ведавшие насилия и не вынужденные добывать себе пропитание убийством, не могут принять сущность этого мира. Для них является жутким то, по каким законам он создан и функционирует… Может, мы были каким-то сбоем системы, потому нас и постигла такая участь, словно в назидание…

Профессор хотел было ответить, но внезапно передумал, решив, что дальнейший спор на эту тему сейчас будет неуместен.

– Ладно… – примирительно буркнул он. – Надеюсь, у нас с вами ещё будет возможность продолжить… Хватайтесь покрепче за подол, буду дальше пробовать…

Кряхтя, профессор Моргимерт поднялся на ноги. Он выпрямился и поднял руки над головой.

Йотту показалось, что прошла целая вечность. Озираясь по сторонам, он видел всё ту же непроглядную, душную Тьму…

Профессор боролся изо всех сил, но силы его были на исходе. Он весь взмок от напряжения, и хотел было взять очередную паузу, как вдруг…

– Смотрите! – воскликнул Йотт. – Смотрите, профессор! Впереди! Вон там!

Профессор прищурился. Пока он ничего не видел.

– Где? – спросил он. – Что вы там увидали?

– Точка! – ответил Йотт. – Вон там, впереди! Ну, это уже кое-что…

И правда, впереди появилась маленькая серая точка… Она была еле различимой, но в то же время совсем не такой, как окружавшая её Тьма. Она была словно воплощением Бытия… Теперь уже и профессор Моргимерт разглядел её.

– Не опускайте руки, профессор! – Йотт дёрнул его за подол мантии. – Я в прямом смысле… Не упустите это, слышите?!

Профессор с силой тер виски.

– У меня руки совсем затекли, – пожаловался он, – дайте отдохнуть немного…

– А вдруг она исчезнет? – с тревогой спросил Йотт.

– Не думаю… – погладил бороду профессор. – Вернее, надеюсь на это…

И действительно несмотря на то, что профессор Моргимерт прекратил пялится в темноту и размахивать руками, точка никуда не делась. Напротив, как показалось Йотту, она стала даже чуть ярче…

– Пойдёмте туда, к ней! – позвал профессора Йотт.

Они медленно побрели туда, где мерцала маленькая светящаяся точка. Казалось, что она где-то на горизонте, хотя никакого горизонта здесь не было и быть не могло…

«Ну, хоть что-то у него стало получаться, – старался приободрить себя Йотт. – Глядишь, может куда и выведёт. А то я уже чуть с жизнью не распрощался…»

«Жизнь… – думал он. – Жизнь и правда – хорошая штука… И чтобы я ещё раз подписался на такую авантюру? Нет уж, увольте! Найдём Синту, и просто буду нежиться в гамаке, глядя на звёзды…»

Впереди всё также светилась серая точка, а вокруг была непроглядная темнота…

«И всё же я непроходимый глупец, что сунулся сюда, – рассуждал он. – Жизнь и так слишком коротка, а порой внезапно заканчивается… Твоё тело изнашивается, и вновь становится частью Природы. А ведь действительно, появление человека из одной маленькой клетки – настоящее Чудо… И какие же замысловатые процессы управляют этим? Ведь кто-то сделал это возможным… А этот невежда ещё спорит о том, есть ли Бог…»

Собственные мысли подхватили Йотта, закружили, унесли куда-то…

«Впрочем, сложнейшие ли процессы управляют Миром? – думал он. – Или это творение какого-то “студента”, основанное на принципе: “если-то”… Ведь мы можем судить лишь со своей точки зрения, и если что-то сложно для нашего понимания, это не означает его абсолютной сложности. Всё относительно… А если это действительно конец? Если они никогда не найдут дорогу обратно? Достойно ли он сам прожил свою жизнь, со всеми своими поисками Истины, спорами, книгами, друзьями… А если им суждено вернуться, изменит ли он хоть что-нибудь?.. Жизнь одна, – думал Йотт, – и нужно успеть сполна насладиться ею… Одна ли жизнь? – оборвал он сам себя. – Я же вроде верю в другое… Ладно, не сейчас…. Так на что же достойно её потратить, эту жизнь?»

«Ты уже потратил, глупец, – будто отвечал ему внутренний голос. – Так что теперь поздно думать об этом…»

«И всё же… – отогнал эти мысли Йотт. – Когда же ещё подводить итог, как не в конце?..

…Вечное противоречие – привязанность к этой жизни, и вера в то, что это лишь один эпизод в череде подобных… Со временем понимаешь, что истинная ценность – это найти того, с кем твоя душа не будет одинока… – мелькнула мысль у него в голове. – Да, ничего другого, стоящего, здесь просто нет…

Вот только это – не его случай… Он остался один, его народа нет, и нет по-настоящему родственной души… А другие – они всё же другие, даже если такие замечательные, как Синта, чудаковатый профессор или Домиан…

Или дело вовсе не в этом, не в его народе? А может, он думает об этом, потому что, как и многие, просто жаждет недостижимого?

Да, пожалуй, – он кивнул сам себе, – Но всё же в этом есть смысл… Встретить по-настоящему родственную душу… Вот только понять, что нашёл Настоящее, очень трудно. Часто мы просто выдаем желаемое за действительное…

Встретить настоящую дружбу, настоящую любовь, без всяких компромиссов и сомнений – большая редкость. Это то доброе и светлое, что делает нас чище. И все сразу становится предельно ясно…

Можно отдать жизнь за то, чтобы ещё хоть немного побыть с тем, кто тебе по-настоящему дорог…

Или отдать жизнь за друга, такого, как Синта…

Или не стоит? Имеет ли он право вот так распоряжаться собственной жизнью? Или должен, как законченный трус, цепляться за неё изо всех сил? Что из этого угодно Богу? Если отринуть этот бесценный дар, не проявить должного уважения – это же грех? А если пожертвовать всем ради кого-то другого, будет ли это оправданием?

Но может быть тот, кто готов ради другого пожертвовать не только этой жизнью, но и абсолютно всем, даже тем, о чём ещё не знает, истинно ценит то, ради чего все это затевалось? Может он, презрев страхи о пропащей душе, становится ближе к Богу? Или это правило незыблемо, и раскидываться этим даром всё же нельзя?

Проверять это очень не хочется… Ответ – в самом конце пути, в том конце, который конец… Конец всему… И предыдущие оценки могут оказаться ложными… Ведь мы – заложники своей ограниченной сути, неспособные выйти за рамки…

Что наши друзья, наши возлюбленные? Просто части одной нашей жизни… Если нас ждёт череда воплощений, то пожертвовать всем, своей душой, ради одной-единственной жизни, это всё равно, как пожертвовать всей жизнью ради одного дня… Как отдать всё за незрелую юношескую любовь, без надежды встретить Настоящее на склоне лет…

И что такого должно быть в этом дне, в этой жизни, чтобы жертва была оправдана? Купание в роскоши? Неземные наслаждения? Или та самая душевная близость? Что должно быть в жизни, чтобы ради неё принести в жертву Вечность?

А может, и нет никакой Вечности?..»

Мысли эти, скачущие и хаотичные, были обычным делом для Йотта, склонного многократно переосмысливать каждый аспект своего существования. Впрочем, ему это нравилось, его это просто развлекало… Он знал, что никогда не найдёт ответов, но сам поиск был для него занимательным, как решение головоломки или теоремы, а скорее, гипотезы, которая не имеет решения… Пока не имеет…

Сейчас же он, семеня своими крошечными лапками рядом с профессором, просто хотел подальше отогнать страх, что стал одолевать его.

«Страх, – подумал он. – Вот что уж точно движет нами…»

Вдруг профессор Моргимерт резко остановился, и Йотт чуть не выпустил из своей пушистой лапки подол грубой чёрной мантии.

– Это так не работает! – вздохнул профессор. – Она всё ещё на том же месте. Тут надо иначе…

Йотт, погруженный в собственные мысли, и не заметил, что точка действительно не стала к ним ближе, хотя ему казалось, что шли они очень и очень долго.

Отдохнув немного, профессор вновь постарался сконцентрироваться. И на этот раз дело пошло заметно быстрее – не успели наши горе-путешественники заметить, как уже стояли у стены, где в призрачном тумане соединились свет и тьма. За пеленой виднелся серый, будто сотканный из дыма, город.

– Это же дом Синты… – растерянно произнёс Йотт. – Что это значит?

Собравшись с духом, они оба ступили в круг света, будто от висящего на столбе фонаря.

Дом Синты пропал. И теперь, вместо темноты, вокруг всё было серым. Но и темнота никуда не делась. Она клубилась там, на границе круга…

Но вдруг этот самый круг света стал разрастаться, а темнота подвинулась куда-то «на край».

Йотт сглотнул. Эти метаморфозы пространства вызывали у него легкую тошноту.

– И что дальше? – спросил он профессора.