скачать книгу бесплатно
Осознаю: все так, но все еще стою и гипнотизирую циферки на деревянной поверхности.
«Даже если сейчас он не впустит внутрь, буду знать, что сделала все возможное, чтобы поговорить», – привожу крайний убеждающий довод и решительно нажимаю на кнопку.
Закрываю глаза от страха и, не зная ни одной из молитв, просто повторяю:
«Пожалуйста! Пожалуйста! Пусть он выслушает меня!»
Звук открывающегося замка и падающего к пяткам сердца.
Матвей открывает дверь, а я прирастаю к полу от убийственной картинки: парень в спортивных штанах с голым торсом, который едва прикрывает полотенце, переброшенное через плечо, и мокрыми взъерошенными волосами, делающими его лицо таким знакомым, родным…
Невольно скольжу глазами по соблазнительному телу, отмечая, как стали шире плечи, как округлились бицепсы и реки вен, обрисовывая мощные руки, манят к ним прикоснуться…
Сглатываю, продолжая нагло пялиться на увеличившиеся грудные мышцы и немного сползая, залипаю на кубиках пресса, которые выглядит сейчас более очерченными…
В голове непрошено всплывают картинки, как я водила пальцами по этим рельефным мышцам, как он этими завораживающими руками вжимал меня в себя.
Стоп!
Так вообще все оставшиеся мозги утекут, и я двух слов не смогу связать.
Мысленно колочу себя по щекам и заставляю поднять глаза выше.
Надо сказать, мое появление вызвало зеркальный эффект: Матвей в шоке таращится на меня.
Парень первый приходит в себя.
– Что ты здесь делаешь?
– Можно войти? – спрашиваю вместо ответа.
Отходит в сторону.
Прохожу, заглатывая опасный запах и чувствуя, как дрожат не только руки, но и коленки.
Скидываю кроссовки, вешаю куртку, и мы снова цепляемся взглядами.
Глубоко!
Опасно!
Да уж, говорить наедине в пустой квартире – тоже такая себе перспектива. Не хочу оказаться в его постели, ничего не прояснив, а как сказала Аллочка: между нами искрит. Так что какой бы игнор Матвей ни включал, как бы ни старался показать, что я ему безразлична, это не помогает. Я вижу, как нас затягивает в воронку обоюдного желания.
– Проходи! – предлагает парень, указывая в сторону комнаты, разрывая наш взрывоопасный контакт.
Прохожу, чувствуя каждым волоском на теле его обжигающий взгляд, и еле сдерживаюсь от желания обернуться и поймать с поличным.
Диван, сложенное постельное белье, пару неразобранных коробок…
Не знаю почему, но я ищу признаки присутствия другой.
Не вижу.
Это обстоятельство окрыляет. Особенно от внезапно пришедшей мысли: «Чтобы я сейчас делала, если Матвей оказался не один?»
Отбрасываю лишние темы, и без них в голове каша, и, сев на краешек велюровой поверхности, пытаюсь отыскать в отложенной папочке на антресоли сознания схему продуманного бессонной ночью разговора.
Он останавливается у окна напротив и, прислонившись к подоконнику, смотрит, ожидая, что я начну.
– Матвей, давай будем друзьями. Нас же много связывает, – лепечу первую пришедшую на ум фразу, сцепляя пальцы и пытаясь успокоить их дрожь.
Я так и не отыскала в голове слова, с которых собиралась начать самый важный разговор в своей жизни. Видимо, от помех, что создает его сумасшедшая энергетика, пропадают электрические импульсы, что пытается отправить мне мозг, и я ничего не могу вспомнить.
– Друзьями вряд ли, – произносит парень, хмурясь.
– Почему?
Кривится и молчит.
Наверно, он считает, что притяжение, которое искрит между нами, помешает этому.
Да, вероятно, но не могу же я терпеть два года мегабайты его игнора!
– Ты счастлив? – вылетает само собой, ведя совершенно в другое русло.
– Я добился всего, чего хотел.
– Ты счастлив? – повторяю я, впиваясь в любимое лицо глазами и расстраиваясь, что разговор опять не клеится. Матвей закрыт, и я не представляю, как растормошить парня. Я вообще, возможно, не знаю человека, стоящего перед собой. За шесть лет многое могло измениться.
– Если ты имеешь в виду, отошел ли я от факта, что меня предали? – жестко выдает он, и глаза напротив становятся холодными, что я невольно обнимаю себя за плечи. – Не совсем, но оклемался.
– Предали? – почти беззвучно шепчу, выловив в его фразе странное слово и пытаясь осознать, что оно может значить.
Какие-то пару секунд Матвей продолжает растерзывать меня взглядом, а я растерянно хлопаю ресницами.
– Почему ты меня бросила?
Фраза, нарушившая тишину, звучит так горько, что я практически ощущаю эту горечь во рту.
Молча отворачиваюсь.
Как мне объяснить, что для меня его жизнь превыше всего?! Что любая минимально возможная угроза из-за моего присутствия рядом невыносима. А если…
– Вот видишь, даже объяснить не можешь.
«Могу. Только вряд ли ты поймешь», – мысленно кричу парню, но мы на разных берегах и не понимаем друг друга без слов.
– До сих пор не в состоянии принять, что ты согласилась променять наши чувства на деньги.
В висках вместе с пульсом стучит только что произнесенная фраза: «Променять наши чувства на деньги…»
– Что?! Как это променять?
Нахожу его глаза, всматриваюсь.
Он это серьезно?!
– Буквально. Взять деньги и бросить меня, – чеканит каждое слово Матвей.
– Какие деньги?! Я не брала деньги! – восклицаю, возмущаясь факту, что парень так думает.
– Хочешь сказать, что Ольга Константиновна врет? А как же расписка, подписанная твоей матерью?
Краснею от стыда, понимая, что моя мать действительно могла это сделать, тем более я слышала, как ей их предлагали.
– Я ничего не брала! – заявляю, чувствуя, как отвратительно оправдываться перед любимым человеком, особенно если знаешь, что в совершенном нет твоей вины.
– Почему ты тогда исчезла?
– Я сделала это ради тебя. Я не хотела, чтобы Егор совершил что-то подобное.
Он смотрит на меня так, словно слышит впервые.
– Что?
От воспоминаний того пережитого ужаса передергивает.
– Егор угрожал, что если я не уеду… Последствия могут быть еще хуже.
Пару секунд молчит, а потом выплевывает с обидой:
– А я предпочел бы сдохнуть, но рядом с тобой, а не переживать тот ад!
Вскидываю подбородок.
– А я снова бы уехала, лишь бы ты жил и исполнил свою мечту стать лучшим хирургом, а не погиб от рук ненормального брата!
Рассерженно смотрим друг на друга, каждый убежденный в своей правоте.
– Почему ты не пришла поговорить со мной? Разве нельзя было хотя бы все объяснить? – глухо спрашивает парень.
Утираю слезы со щек, убежавшие от переполняющих меня эмоций.
– В больницу не пускали. Я хотела попасть нелегально, но встретила твою маму, и она сказала, что если я решила уехать, то не надо идти к тебе, что ты меня не отпустишь.
Вижу, как каменеет лицо Матвея.
– И ты ее послушала?
– Да, но я попросила передать тебе записку.
Он таращится на меня.
– Записку?
Киваю.
– У меня не нашлось бумаги, и я написала на билете, что был на Алые паруса, там, где отыскала место.
Перед глазами всплывает этот момент. Торопясь, вожу ручкой по скользкой поверхности, на которой она никак не хочет писать, сжимая эмоции до минимума, чтобы поместилось.
– Прости меня. Я уезжаю, чтобы сохранить тебе жизнь, – шепчу слова, что отпечатались в моей памяти.
Матвей быстро моргает, чтобы прогнать слезы.
Таращусь на него и чувствую, как все холодеет внутри от нехорошего предчувствия.
– Я не получил ее, – хрипло выдает парень, подтверждая мои страхи.
Мы зависаем в глаза друг друга, с ужасом осознавая, что безжалостные люди и сложившиеся обстоятельства сыграли с нами злую шутку, которая украла шесть наших лет.
Шесть лет возможного счастья!
Шесть лет незабываемых мгновений и даже ссор…
Наших ссор!
Я первая не выдерживаю, подрываюсь и стартую к парню. Мне сейчас просто жизненно необходимо почувствовать его, вдохнуть успокаивающий родной запах.
Льну к груди Матвея и реву. Оглушительная новость прорвала эмоции, как нарыв, и они выходят из меня потоками слез.
Он прижимает меня к себе, утыкается носом в мои волосы, и мы стоим, оплакивая невозвратное прошлое.
Когда слезы, освободив мозг от отрицательных эмоций и сняв острое психологическое напряжение, «заканчиваются», поднимаю глаза и всматриваюсь в лицо парня.
Ему все еще очень плохо. Нет, я тоже еще переживаю, и особенно потому, что оказалась наивной дурой, которая повелась, но Матвей…
Таким я видела его только тогда, когда он узнал правду о Егоре.
Поднимаю руку, касаюсь щеки парня, словно лаской могу снять часть его боли. Он целует мою ладонь, находит мои глаза и просит:
– Ань, можно я вызову тебе такси? Мне надо побыть одному.
Отрываться от Матвея не хочется, я уже вросла в него и знаю: процесс отсоединения будет болезненным.
Это как однажды в детстве, зимой, когда мой язык примерз к металлу перил, и я понимала: будет больно, а еще то, что другого выхода нет.
Послушно киваю и медленно, чтобы не было так же больно, отстраняюсь: грудь, живот, руки…
