Читать книгу Дела любви. Том II (Сёрен Кьеркегор) онлайн бесплатно на Bookz (4-ая страница книги)
bannerbanner
Дела любви. Том II
Дела любви. Том II
Оценить:
Дела любви. Том II

5

Полная версия:

Дела любви. Том II



III

ЛЮБОВЬ ВСЕГО НАДЕЕТСЯ – И ВСЁ ЖЕ НИКОГДА НЕ ПОСТЫДИТСЯ

«Любовь всего надеется». 1 Кор. 8:7


Множеством притч и символов речи Священное Писание пытается различными способами придать нашему земному существованию достоинство и торжественность; дать ему обрести воздух и перспективу через приобщение к вечному. И это действительно необходимо. Ибо когда оставленная Богом суета земной жизни замуровывается в гордом самодовольстве, этот спёртый воздух сам по себе вырабатывает яд. И когда в нашем временном существовании время в определённом смысле течёт так медленно, и в то же время так неуловимо быстро, что мы никогда не замечаем его течения; или когда мгновение замирает и останавливается; когда всё, абсолютно всё сговаривается обратить наши мысли и нашу энергию в служение мгновению – тогда перспектива теряется, и это отрешённое, забытое Богом мгновение временного существования, будь оно длиннее или короче, означает отпадение от вечного. Вот почему в разные времена так часто ощущалась потребность в освежающем, вдохновляющем, бодрящем дуновении, мощном порыве ветра, способном очистить воздух и рассеять ядовитые испарения; потребность в спасительном импульсе великих событий, которые спасают, взбудораживая застой; потребность в оживляющей перспективе великого ожидания – чтобы не задохнуться в мирском и не погибнуть в этом удушающем мгновении!

Но христианство знает только один путь и один выход, причём оно всегда знает один путь и один выход; именно с помощью вечности христианство в любой момент может обрести воздух и видение. Когда давление суеты усиливается именно потому, что мгновение растягивается, когда она стремительно мечется в мгновении, которое в понимании вечности стоит на месте, когда труженики сеют, и жнут, и снова сеют, и снова жнут (ибо суета пожинает многократно), когда труженики наполняют свои житницы собранным урожаем и заслуженно почивают – тогда как увы! человек, поистине желающий добра в это же время не видит ни малейшей награды за свой труд и становится посмешищем, как тот, кто не умеет сеять, как тот, чей труд напрасен и кто только сотрясает воздух – тогда христианство своей притчей дает видение, что земная жизнь – время сеяния, а вечность – время жатвы. Когда мгновение, именно потому, что оно стоит на месте, становится похоже на водоворот (ибо водоворот не движется вперёд), когда в нём происходят борьба, победа, поражение, и снова победа, то в одной, то в другой точке – но тот, кто воистину желает добра, он единственный теряет, и теряет, как кажется, всё: тогда христианство притчей даёт видение, что эта земная жизнь – время скорби, борьбы, а вечность – время победы. Когда мгновение замирает в жалком сплетении ограниченности, которое насмешливо подражает самому святому, доброму, истинному в жалком принижении, насмешливо играет в раздачу чести и позора; когда всё становится тщеславным, будучи втянутым в эту жалкую запутанную суматоху – тогда христианство даёт воздух и видение, придаёт жизни достоинство и торжественность, с помощью притчи указывая ту сцену в вечности, где будет навечно решаться, кто получит венец славы, а кто будет предан позору.

Какой торжественно-серьёзный праздник! Воистину, что такое честь и позор, если бы окружение не придавало чести и позору бесконечный смысл? Даже если бы человек заслуженно удостоился чести здесь, в мире, какую серьёзность должен иметь мир, чтобы придавать этому значение! Предположим, что ученик заслуженно опозорен или заслуженно удостоен почестей; если бы торжественная церемония проходила на лестнице; если бы учитель, раздающий честь и позор, был жалким человеком; если бы никто или почти никто не был приглашён из тех высокопоставленных лиц, которые почтили бы праздник своим присутствием, но только ещё большее число простых людей, чья репутация была, мягко говоря, неоднозначна: что же тогда честь и позор? Но вечность! Знаете ли вы хоть один зал торжеств, чьи своды столь же величественны, как своды вечности? Знаете ли вы хоть один, хоть один храм, где царит такая священная тишина, как тишина вечности? Знаете ли вы хоть один, хоть один самый избранный круг почтенных людей, которые были бы настолько уверены, что здесь нет никого, против кого честь могла бы иметь хоть малейшее, самое малое возражение, настолько уверены, что здесь нет никого, кроме тех, кого честь почитает, как вечность? Знаете ли вы хоть один зал торжеств, хотя бы он был и с зеркальными стенами21, который бы так бесконечно и исключительно соответствовал требованиям чести, который бы так бесконечно не допускал бы даже самой маленькой, самой незаметный щёлки, в котором может спрятаться бесчестье, как вечность? – и если там вас выставят на позор!

Таким образом, в отношении чести и бесчестия христианство каждому мгновению даёт перспективу с помощью вечности, если вы сами будете надеяться. Христианство не возносит вас на высоту, с которой у вас откроется более широкий обзор: это лишь земная надежда и земная перспектива. Нет, надежда христианства – это вечность, и поэтому в его картине бытия есть свет и тень, красота и истина и, прежде всего, открытость перспективы. Надежда христианства – это вечность, и Христос – это Путь; Его унижение— это Путь, но и когда Он вознёсся на небеса, он также остаётся Путём. Но любовь, которая выше веры и надежды, берёт на себя дело надежды, или берёт на себя дело надеяться для других, как задачу. Она сама назидается и питается этой надеждой на вечность, а затем с любовью действует и по отношению к другим в этой надежде, которую мы сейчас и рассмотрим:


ЛЮБОВЬ ВСЕГО НАДЕЕТСЯ – И ВСЁ ЖЕ НИКОГДА НЕ ПОСТЫДИТСЯ.


Ибо воистину не всякий, кто всего надеется, тем самым является любящим; и не всякий, кто всего надеется, тем самым защищён от того, что он никогда не постыдится; но с любовью всего надеяться – противоположно тому, чтобы в отчаянии вообще ни на что не надеяться, ни для себя, ни для других.

Надеяться всего, или, что то же самое, надеяться всегда. Конечно, на первый взгляд кажется, что всего надеяться можно раз и навсегда, поскольку «всё» объединяет многообразие в одно, притом в то, что можно было бы назвать вечным моментом, как будто надежда покоится в безмятежности. Однако это не так. Ибо надежда – это синтез вечного и временного; отсюда следует, что задача надежды в форме вечности выражается в том, чтобы надеяться всего, в форме временного – надеяться всегда. Одно выражение не истиннее другого; напротив, каждое выражение становится ложным, если оно противопоставляется другому, вместо того чтобы объединиться в одно: в каждое мгновение всегда надеяться всего.

Надежда относится к будущему, к возможности, которая, опять же в отличие от действительности, всегда двойственна – возможность развития или упадка, созидания или разрушения, добра или зла. Вечность «существует»; но когда вечность соприкасается с временным или находится во временном, они не встречаются друг с другом в «настоящем», ибо тогда само настоящее было бы вечным. Настоящее, мгновение, так быстро проходит, что на самом деле оно не существует, оно существует только как разделительная линия, и, потому это прошедшее, в то время как прошедшее – то, что было настоящим. Поэтому, когда вечное пребывает во временном, то оно пребывает в будущем (ибо настоящее не может удержать его, а прошедшее миновало), или в возможности. Прошедшее – это действительное, будущее – возможное; вечное – это бесконечно вечное; во времени вечное – это возможное, будущее. Поэтому мы называем будущим завтрашний день, но мы также называем будущим и вечную жизнь. Возможное как таковое всегда двойственно, и вечное в возможности соотносится с его двойственностью. С другой стороны, когда человек в отношении возможного относится к двойственности возможного, то мы говорим: он ожидает. Ожидание содержит в себе ту же двойственность, что и возможное, а ожидать – значит относиться к возможному чисто и только как к таковому. На этом отношения расходятся, поскольку ожидающий человек делает выбор. Ожидание возможности добра – это надежда, и именно поэтому надежда не может быть временным ожиданием, но является вечной надеждой. Ожидание возможности зла – это страх. Но и надежда, и страх – это ожидание. Но как только выбор сделан, возможность изменяется, ибо возможность добра есть вечное. Только в момент прикосновения двойственность возможного становится равной. Поэтому принимая решение выбрать надежду, человек решает бесконечно больше, чем кажется, ибо это решение вечное. Только в простой возможности, то есть, для просто или безразлично ожидающего, возможности добра и зла равны; в проведении различия (а выбор – это проведение различия) возможность добра больше, чем возможность, ибо это вечное. Отсюда следует, что тот, кто надеется, никогда не постыдится; ибо надеяться – значит ожидать возможности добра, но возможность добра – это вечное.

Таким образом, нужно более точно определить, что такое надежда, ибо в обыденной речи мы часто называем надеждой то, что отнюдь не является надеждой, но желанием, страстным стремлением, томительным ожиданием то одного, то другого, короче говоря, ожиданием многообразия возможностей. При таком понимании (когда надежда на самом деле означает лишь ожидание) юноше и ребёнку очень легко надеяться, потому что юноша и ребёнок сами ещё являются возможностью. И, с другой стороны, это опять-таки в порядке вещей, когда видишь, как с годами в людях обычно уменьшается возможность, иди ожидание возможности, и надежда. Этим можно объяснить, почему опытные люди так пренебрежительно отзываются о надежде, как будто она принадлежит только юности (как, конечно, надежда юноши и ребёнка), как будто надежда, как и танец —это что-то юношеское, чего пожилые люди и не любят и не умеют делать. О да, легко надеяться, как и делать с помощью вечного, то есть с помощью возможности добра. И даже если вечность – далеко не юность, она всё же имеет гораздо больше общего с юностью, чем с угрюмостью, которую часто почитают за серьёзность, чем с замедлением лет, которое при довольно благоприятных условиях само по себе вполне довольно и спокойно, но при всём при этом ему не на что надеяться; а в неблагоприятных условиях скорее склонно раздражённо брюзжать, чем надеяться. В юности у человека достаточно ожиданий и возможностей, в юности они развиваются сами собой, как драгоценная мирра, стекающая с деревьев Аравии. Но когда человек становится старше, его жизнь, как правило, превращается в скучное повторение и пересказ одного и того же; никакая возможность не пугает его пробуждение, никакая возможность не оживляет, не омолаживает; надежда становится чем-то ненужным, и возможность – чем-то столь же редким, как зелень зимой.

Человек живёт без вечного с помощью привычки, мудрости, подражания, опыта, обычая и использования. И воистину, возьмите всё это, смешайте вместе, поставьте на тлеющий или просто по-земному пылающий огонь страсти, и вы увидите, что из этого можно получить всё, что угодно, разнообразно приготовленную вязкую слизь, называемую разумной жизнью. Но никто никогда не получит из этого никакой возможности, возможности, той замечательной возможности, которая так бесконечно нежна (даже нежнейший весенний побег не так нежен!), так бесконечно тонка (даже тончайшее тканое полотно не так тонко!), и всё же вызвана вечностью, создана вечностью и поэтому сильнее всего, если это возможность добра.

Можно рассуждать на основе опыта, разделяя жизнь человека на определённые периоды и годы и затем называя первый период временем надежды или возможности. Что за глупость! Таким образом, говоря о надежде, человек совершенно упускает из виду вечное, и всё же при этом говорит о надежде. Но как это возможно, если надежда опирается на возможность добра, а значит, и на вечное? А с другой стороны, как можно говорить о надежде так, будто она принадлежит исключительно определённому возрасту? Ибо вечность простирается, безусловно, на всю жизнь, так что надежда есть и всегда должна быть до последнего, поэтому нет возраста, который был бы возрастом надежды, но вся жизнь человека должна быть временем надежды! Также на основе опыта можно рассуждать о надежде – отбрасывая вечное. Как в театре, сокращая время и сгущая события, можно за несколько часов увидеть события многих лет, так же театрально человек желает устроить всё во временном существовании. Отвергается Божий план существования: временное существование – это безопасное и здоровое развитие, усложнение – растворение в вечности. Всё это устраивается в пределах временного существования, тратится несколько лет на развитие, затем десять лет на усложнение существования; затем в какой-то год слишком туго затягивают узел, а затем наступает растворение. Бесспорно, смерть – это тоже распад, и затем она проходит, человека хоронят – но не раньше, чем произойдет распад тления. Но поистине тот, кто не хочет понимать, что вся его жизнь должна быть временем надежды, находится в отчаянии, независимо от того, совершенно независимо от того, знает он об этом или нет, счастлив ли он в своем мнимом благополучии или томится в скуке и тяжком труде. Тот, кто отвергает возможность того, что его существование в следующее мгновение будет растрачено – если он не отвергает эту возможность потому, что надеется на возможность добра; то есть каждый, кто живет без возможности, находится в отчаянии, он порывает с вечным, он самовольно закрывает возможность, он без согласия с вечностью полагает конец там, где нет конца; вместо того чтобы уподобиться человеку, пишущему под чужую диктовку, который постоянно держит перо наготове для следующего слова, чтобы не вздумать бессмысленно поставить точку, не дождавшись завершения мысли, или по-бунтарски отбросить перо.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:


Полная версия книги

Всего 10 форматов

bannerbanner