Фронтир Индикона. Часть II

***

Уже четыре дня прошло, как отплыл Павел, и пока никаких вестей. Начинаю беспокоиться. Прибережную полосу эоловых дюн месторождения Мамбруи, протянувшихся параллельно берегу, я обнаружил лишь на третий день, ну а дальше дело техники – найти центральную дюну, обозначить границу и можно начинать пробивать шурфы. Мощность рудных песков доходит до тридцати метров. Запасы под триста тысяч тонн, негусто, и тяжелых минералов в нём не больше пяти процентов, в основном ильменит, рутила так и вообще одна десятая процента. Для промышленных целей неинтересно, бедные пески. Тут по соседству месторождение Квале, уже гораздо интересней, за исключением одного, здешний рутил содержит лютеция и гадолиния, по три десятых процента… Посмотрим правде в глаза, извлечь получится в лучшем случае треть, а значит, рутилового концентрата требуется две, а лучше три тонны. Вроде нестрашно, вот только чтобы его получить нужно обогатить три тысячи тонн песка, а для того чтобы его обогатить на винтовых сепараторах нужна вода, а ближайший ручей в четырёх километрах. Как быть? Таскать на ватусии по тропам? Ну-ну. Килограмм двести больше не нагрузишь, за сутки туда и обратно одна ходка, устают быки, не такие выносливые как лошади. Даже если пару десятков пригнать, четыре тонны в день, как раз за два года перетаскают. Можно попробовать сделать замкнутый оборот воды, но и это не вариант. Потери на испарение, время на постройку и опять кирпичи. Они мне уже снятся по ночам! Так что не вариант. Канатная дорога! Других возможностей переместить за короткое время столь циклопический объём песка не вижу. Опор устанавливать не нужно, лес тут густой и деревья высокие. Уклон имеется, и запаса верёвок должно хватить, а не хватит, местные деревни подрядим плести. Ширины просеки для прохода ватусси хватит, а отлить ролики из бронзы труда не составит. Один бык по канатной дороге протащит как минимум тонн пять, в двадцать раз больше, чем на своём горбу. Параллельно с просекой делаю шурфы методом ударно-канатного бурения. Ещё на нашей базе, когда готовился к походу, я отлил двухметровую обсадную трубу и тяжёлую, сменную желонку с клинообразным лезвием и с двухлепестковым клапаном, для песка то, что доктор прописал. Вместо треноги изготовили раму – аналог китайской установки ударно-канатного бурения. Ударно-разрушительное действие подвешенной к верёвке желонки, осуществляется подпрыгиванием двух операторов в сидячем положении на свободном конце упругой жерди. Нужный мне слой песка не так уж и глубоко – метров двенадцать, пятнадцать, но его ещё нужно найти, а желонка то всего одна!

Сразу ввожу круглосуточный режим работы, делаю две рамы чтобы желонка работала без перерывов, заранее шнековым буром готовим отверстие под обсадную трубу. Бух-бух-бух. От сорока до шестидесяти ударов в минуту. Желонка идёт шустро, только успевай её вытаскивать и подливать воду, а иначе никак, стенки скважины осыпаются. За сутки пробиваю пять шурфов. Образцы песка промываю и пропускаю через сепаратор. Тут же на месте обустроил небольшой, закрытый от лучей солнца домик для спектроскопии рутила. Таблица спектров ещё в процессе, но кое-что я и на память помню, и хорошо. Пока ничего интересного, сжигаю порошок и довожу до ума таблицу. Линии кислорода и титана преобладают, изредка попадается в пробах ниобий и тантал.

Бинго! На пятые сутки при сжигании рутила из семнадцатого шурфа я отчетливо увидел ярко фиолетовые толстые линии – гадолиний, а значит, там же и европий. Работал плотно, да еще бегал указывал, где бить шурфы. Надо очертить границы и глубину пласта, заснул под утро, но толком так и не выспался. Павел ворвался ко мне словно вихрь.

– Ярослав Александрович, вставайте! Да вставайте же скорей! Нас ждут великие дела. Арабы не сегодня завтра закончат ремонт. Если не хотите упустить корабль нужно действовать.

– Павел! Ну имейте же совесть, я и двух часов не спал! Давайте для начала хоть перекусим, и вы мне всё обстоятельно расскажите.

– Собственно, и рассказывать нечего. Прежде всего примите благодарность за вашу подзорную трубу. «Вот!» —он протянул мне тяжелый футляр. – Возвращаю в целости и сохранности. Теперь, значится, – он развернул карту, – вот тут у нас рифы и небольшой пролив Мида-Крик, аккурат на сорока градусах. Там рифов видимо невидимо, они, значится, решили в залив то проскочить, а наш корабль «Монахар» там то на пузо и сел. Мы с кормчим углём обмазались и вместе к рыбакам поближе подплыли, а уж с вашей то трубой я корабли со всех сторон осмотрел. Нда-с. Наше то судно точь-точь как Листарх описывал, а вот у арабов судно с латинским парусом. Штурман наш, Аджит, говорит, что арабы такие суда в Индии покупают. Две мачты, водоизмещения они небольшого, тысяч двадцать пудов.

– Павел Петрович, ну опять!

– Тьфу на эти ваши тонны! Около тридцати тонн. Суда у арабов лёгкие и прочные, сделаны из тикового дерева.

– Два судна? – уточнил я.

– Так точно! А команды на них не больше сотни. По больше части матросы и грузчики, с оружием хорошо если четыре десятка будет.

– Медь случаем не видел?

– Там же горой сложена. Я же стоянку со всех сторон осмотрел. Арабы сперва корабль разгрузили, с рифа стащили воротом, а после начали днище и борта от наростов чистить. Аджит говорит в этих водах нарастание сильное, вот видно и смолят перед переходом. Вот что, Ярослав Александрович! Медлить нам не с руки. От нас то до их стоянки всего миль сорок, не больше. Если поспешим, то завтра к вечеру будем на месте.

– Так что же вы так долго там наблюдали?

– А что там высматривать то? Дня нам хватило. Да и лишние подозрения ни к чему. Там неподалеку городок на берегу стоит. Мале. Я там на ночь остановился и ваших купцов ссадил. Воды взял запас, а там на рынке лодками кто только не торгует. Вот я и обрисовал какие нам лодки надобны. Всё что было и скупили, да ещё и рыбаков пару сторговали. У них же укрепили борта и скрепили жердями. Да и что говорить попусту то? Пойдёмте, глянете, я как раз на них в бухту пришёл.

***

Сборы не заняли много времени, и ранним утром мы погрузили на катамараны оружие и припасы и отплыли на юг. Семь катамаранов вместили полсотни гребцов и два десятка охотников с луками. Лодки сверху плотно закрыли кожей, превратив в поплавки, а запасы и людей разместили на верхней обрешетке из жердей и сетки, что связали из запасов верёвки.

Старались идти подальше от берега, чтобы невысокие прибережные волны не перехлёстывали борта. Порох у меня в кувшинах, залитых воском, но мало ли что. Местные рыбаки уверено показывали путь между рифами, растущими даже на приличном удалении от берега. Ближе к вечеру мы достигли окрестностей города Мале и встали на стоянку у безымянного рифа.

– Не стоит лишний раз в городе показываться. Туда арабы время от времени наведываются.

– Да бросьте, для них что мы, что арабы – все на одно лицо.

– Не скажите, Ярослав Александрович. Береженого бог бережёт! Значится, завтра до полудня мы достигнем стоянки. Думаю, надо первым делом атаковать лагерь на рифе. Они там совсем нападения не ожидают, – он довольно потёр руки.

– Плохая идея. Сколько вы там говорите воинов с саблями?

– Десятка четыре.

– Поверьте, их хватит чтобы наше «горе-войско» в капусту накрошить.

– Ну а как же мы? Доспехи то не пробить! Мушкетоны, гранаты опять же.

– Вы же сами говорили, что там несколько мелких островков. Часть арабов на кораблях, часть в лагере. Да и не факт, что у остальных матросов нет оружия. В эти времена каждый матрос и гребец на торговце – солдат, а то, что не носят сабли во время работ, понятно.

– Тогда что вы предлагаете?

– Не вступать в столкновение с основными силами. Захватить для начала их суда. Как думаете, какова будет реакция?

– А мы, значится, перестреляем их при попытке отбить суда?! Тогда штурм лучше провести ночью…

***

На следующий день мы достигли стоянки с захваченным кораблём. Встав поодаль, я вскинул подзорную трубу. По сравнению с арабскими доу индийский торговый корабль напоминал слона. Он стоял в небольшом углублении, образованном кораллами, а возможно и специально сделанным под него. Множество закопченных до черноты матросов смолили борта, на нескольких лодках перевозились бесформенные, похожие на красно-коричневые шкуры, слитки меди и бурдюки с водой. Два доу стояли чуть в стороне и прикрывали небольшую лагуну со стороны берега.

– Грузятся уже. Не сегодня завтра отплывут, – пробубнил под нос Павел. – На ночь то на каждом не больше десятка охраны. Если без шума взять, до утра не спохватятся.

– Полностью с вами согласен!

До темноты проводили инструкцию. Вязали штурмовые лестницы из жердей. Главная задача – производить как можно меньше шума. Бронзовые доспехи не одевали, слишком стесняют движения, а белые поддоспешники и штаны как следует обсыпали угольной пылью.

Только настала глубокая ночь, мы медленно двинулись к стоянке парусников. Бледный серп луны давал едва заметную полоску света. Все вёсла заранее обмотаны тканью, а того, кто хоть что-то будет говорить, я лично пообещал отдать подземным духам. Меня они боялись, очень боялись.

Маску я всё-таки надел и фосфором кости на штанах и куртке намалевал. Не очень-то ярко, с берега точно не увидеть, да накидкой прикрыл до времени. Мы решили штурмовать всеми силами одно судно, а после другое. Дежурный матрос беспечно ходил по палубе и смотрел в сторону костров на рифах, где темной глыбой высился корабль и раздавались веселые крики. На берегу вовсю шло веселье.

По моей команде три десятка луков и арбалетов не оставили двум матросам ни единого шанса. Три лодки подошли с востока и лестницы (у Павла глазомер то о-го-го какой!) чётко зацепились за борта. Скинув накидку, я взлетел на палубу и столкнулся к громадным, полусонным арабом, выходящим из пристройки на носу корабля. Он ошалевшими глазами уставился на зловещую маску с очками. Этого промедления хватило, чтобы я выхватил копис и атаковал. Араб, надо отдать ему должное, не растерялся и в последний момент успел среагировать, заблокировав мой удар выхваченной из-за пояса джамбией – кинжалом с широким загнутым клинком без гарды. Но у клинков разные весовые категории, вторым ударом я, сделав обманный маневр глубоко рассек бок. Взревев от боли и ярости, араб бросился на меня и тут же налетел на острый рог, торчащий из центра вовремя подставленного щита.

Я ворвался в гамбус и рубил, колол, опять рубил, не разбираясь кто-тут находится. В очках обзор не очень, а в узком тёмном помещении особо не развернешься. Всё было закончено за несколько минут. Корабль был взят без криков, никто из матрасов не успел подать сигналов на берег. Пленных взять не вышло, всего на корабле было убито двенадцать человек. Не теряя времени, мы снова сели на лодки и отправились ко второму кораблю.

Видимо какой-то шум мы произвели и к моменту нашего прибытия на палубе нас встречала вся команда. Залп, ещё один залп. Тяжелые арбалетные болты с легкостью навылет пробивали ничем не прикрытые тела и тряпочные доспехи, и бронзовые пластины. Пока остатки команды прятались за бортом мы с Павлом попали на борт. Только вот мне работы не досталось. Он словно вихрь ворвался в группу арабов и виртуозно работая палашом, методично разделывал туземцев одного за другим. Диагональный удар в лицо, укол в грудь, изящная защита от выпада и тут же резкий проход в бедро. Быстрая серия горизонтальных ударов в ребра, живот и бок. Сразу несколько противников получают колотые ранения. Восходящий удар в запястье. Перебравшиеся на палубу кевенги, как завороженные смотрят на этот танец смерти с палашом.

Через минуту бой закончен, я с трудом отбиваю нескольких матросов. Пленные нам ещё пригодятся.

– Ну, Ярослав Александрович! Право! Ну что же вы меня на полпути прервали, дали бы довести дело до конца. Только в раж вошёл.

– Успеете ещё доблесть проявить. Шума и так подняли много…

До утра никто так и не понял, что произошло. Видно, хорошо вечер провели и только утром, когда под руководством Павла стали вытягивать якорь и разворачивать корабль носом к рифу на берегу заметили неладное и не нашли ничего умней, как послать лодку проверить в чём дело. Ну мы её и приняли, да и подняться помогли. Хех минус шесть! Лишь спустя час четыре больших лодки нацелились на мой корабль. На каждой по два десятка до зубов вооруженных бородачей с искаженными от ярости лицами. Уже доносятся до корабля крики и грязные ругательства. Одна из лодок отворачивает в сторону второго корабля. Метрах в ста со дна лодок достают небольшие плетенные щиты. Только вот такая защита подойдет максимум против слабых луков африканцев. Подпускаю поближе и даю отмашку. Два десятка арбалетов дают залп по прямой. Тяжелые болты пробивают и щит, и человека за ним, некоторых сносит за борт. Пока они перезаряжаются я даю парный залп из мушкетонов, бросаю на палубу и мне подают вторую пару. На лодках, что подплыли к борту, творится ад, многие кидаются в воду, тех кто пытаются залезть на палубу копьями скидывают. Даю команду и гранаты летят в лодки. Одна ушла в воду, жалко, но тех что попало хватает чтобы полностью дезорганизовать нападающих. Даю команду вылавливать пиратов из воды и догнать уцелевшую лодку.

Вскидываю трубу и смотрю, что там творится у Павла. На той лодке больше всего одоспешенных и они уже вплотную подходят к борту. Почему не стреляют?! Бум-бум-бум раздаётся практически слитный выстрел и стоящих на лодке сносит, словно кегли от шара. Мортиркой отработал, эстет блин. Мы же договаривались пленных взять побольше.

Разгром пиратов был полный. Организованного сопротивления нам никто оказать не смог, и Павел с кевенги до самого вечера вылавливали попрятавшихся в рифах беглецов. Мое же дело как обычно оказание первой помощи. По потерям у нас пять человек: двое при ночном абордаже и трое при прочёске острова. Тяжело раненых нет. У противника тридцать шесть в минус, ещё пятеро отойдут к Аиду не сегодня завтра, свинцовая дробь в потрохах не способствует здоровью, совсем. Двенадцать раненых средней тяжести дробь, осколки гранат, наконечники стрел и вдвое больше легкораненых, а всего пленных семьдесят восемь человек. Отличный результат. Бойцы по больше части и оба капитана погибли при штурме, а моряки не горят желанием оказывать сопротивление. Сразу объявил стандартные условия три года работы на меня и свобода, плюс деньги на возвращение домой.

Помимо кораблей нам досталось семь лодок, утонула только одна, граната буквально оторвала носовую часть. Трофеи хороши – золотой песок, медь, камедь, рога носорогов, звериные шкуры и слоновая кость. Сюрприз – три десятка юных красавиц. Со слов пленных их купили на острове Менуфуя, где располагался самый большой рынок рабов. Нашлись и карты, по которым я без проблем опознал в этом острове современный Занзибар.

***

В общей сложности мы задержались на рифах на неделю, пришлось осмаливать днище, грузить товар, сложенный на берегу, ремонтировать лодки и, главное, готовить смешанные команды для всех трёх кораблей. Павел ни за что не хотел оставлять тут небольшие и юркие арабские суда, на которых можно было далеко заходить вверх по течению рек. Я успел сплавать в Мале, где торговцы приобрели полсотню ватусси, запасы еды, тканей и верёвок, а также почти полторы сотни молодых мужчин, желающих заработать железный зуб, хороший нож, что был тут в большом дефиците.

Капитаном индийского судна решили оставить Аджита, штурмана, что управлял кораблем и ранее. Тот мне много рассказал про индийских мореплавателей. В Индии есть множество портов, но главных два: Бахардипур, расположенный в устье Инда, и Бхарукачкха в Камбейском заливе. Торговали пряностями, слоновой костью, падром или ароматическими смолами, сахарным тростником, хлопчатыми тканям и китайским шелком, что индийские купцы перепродавали в страны Средиземноморья.

На востоке Индии расположена морская держава Калинга, что занимает всю полосу Коромандельского побережья от устья реки Маханди и на юг, почти до устья реки Кришна. Главными гаванями, через которые шёл основной поток грузов, были на севере Ганжам и Супара, на юге —Масулипатам. Южнее Калинги, до устья реки Кавери, располагалось тамильское царство Чола, столица которого, Урайур. В Чола расположены два крупных порта: Каверипаддинам или Каверипатнам в устье реки Кавери и Падуке, а также неболшой порт Сопатма.

Индийский корабль длиной пятьдесят пять метров был пузат и имел одинаковые, острые корму и киль. Грузоподъемность такого, похоже, и правда достигала пятисот тонн.

Судно имело две мачты, треугольные паруса, носовое и кормовое рулевые весла. Важной деталью является балансир, состоящий из четырех поплавков, длина которых равнялась одной трети длины корпуса. Этот балансир присоединен к корпусу судна посредством трех изогнутых и трех прямых брусьев. Всё судно было сделано из тикового дерева.

Похоже установка балансира повышала устойчивость судна на высокой волне. Аджит пояснил, что балансир служит для предупреждения опрокидывания, но при ходе в свежий ветер балансир надо догружать. Так как балансир всегда оставался с наветренной стороны, то поворот судна осуществлялся за счет переноса парусов на другой борт и перехода с управления кормовым веслом на управление с помощью носового, при этом задействованное рулевое весло опускалось в воду. Получается, что при изменении направления движения корабль начинал плыть кормовой частью вперед. По мне, управление излишне сложное, но учитывая размеры судна и парусов и несовершенство формы, слабую устойчивость и высокие палубные надстройки, другого выхода и не было. Павел верно называл хитреца, что придумал такую конструкцию, всякими нехорошими словами.

Медь и припасы Павел решил перевести позже, а на первый раз корабли загрузили ватусси, подвешенными на ремнях, наёмными работниками и пленными. Ветер не создавал нам больших проблем и за сутки мы добрались до нашей базы. Чтобы разгрузить ватусии, их вытаскивали на палубу, связывали и журавлём грузили на сетку катамарана. Им, понятное дело, такое не нравилось, и над водой стоял недовольный рёв быков.

Сквозь тернии джунглей I

С момента захвата кораблей минуло больше недели. Павел Петрович отправился забирать оставшуюся медь, три дня уже прошло. А я непрерывно борюсь с местными «буратинами». Одно дело – внедрять трудовую дисциплину среди детей и подростков, совсем другое – среди взрослых мужиков со своими тараканами в голове. Тяжело, раньше Мартин и Джон ещё помогали, да и родители наших работников-подростков необходимую взбучку обеспечивали, а теперь я один. Начинаю понимать, почему колонизаторы заковывали рабов в кандалы. Совершенно иное отношение к труду, другое мировоззрение. Больше трёх-четырёх часов заставить сосредоточиться на чём-то нереально. Штат надсмотрщиков уже составляет десять процентов от общей численности. Поднял его вынужденно, когда начались первые побеги. Вроде бы всё правильно сделал: пообещал двойную плату солью и каждому железный нож за хороший труд, но всё не действует, а вот палки работают прекрасно! Усердней всего трудились захваченные накануне арабы, а вовсе не вольнонаёмные или освобожденные из рабства бхутну. И какая-то нехорошая тенденция наметилась: сколько не пригони народу, всё равно не хватает.

Помимо прорубания двух просек от месторождения к реке и в лагерь на берегу, начали копать наклонную шахту именно там, где залегает богатый лютецием слой ильменитовых песков. Трапециевидную крепь шахты делали из маслянистого и прочного венге и крепили в лапу на шип, делая расстояние между столбами в шахте не более полуметра, а сам наклонный ствол сплошным. Проходку организовал круглосуточную, в пять смен по два забойщика и три помощника в каждой. Одновременно клали деревянные шпалы и бруски-рельсы для вагонетки. Тут проблема в том, что пробивать штреки в песках хуже, чем в обводненных горизонтах, чуть зазеваешься и завал. Думал, шахту пройдем и самое опасное позади останется, размечтался! Сегодня при проходке центрального штрека горе-рационализаторы решили схалтурить и наверх вместо половинок брёвен каких-то жердей напихали. Результат ожидаемый – обвал грунта и два мертвых забойщика. Сразу кинулись откапывать, да не успели. Жаль, работящие ребята были, из арабов. Не удержался и впервые отходил виновников палкой до полусмерти.

В лесах оказалось до ужаса много мамб, зелёных, у которых яд сильней, чем у чёрных, да и сами они крупнее. Если в течении пяти минут не успели ко мне лесоруба притащить – готов. Противоядие от колдуна работало не так хорошо, как антидот, и только когда яда в кровь попало немного. Большого труда стоило научить туземцев оказывать друг другу первую помощь: после укуса отсасывать яд из ранки, массировать рану по кругу, подгоняя зараженную кровь, а после накладывать стерильную повязку и давать пить заготовленный целебный отвар, что я выдавал каждой партии лесорубов.

Четверо погибших. Большая часть от укусов в шею и голову. Змеи, как правило, атаковали с верхних веток. В качестве профилактики при работе в лесу стали использовать широкополые шляпы и толстые накидки из рафии, к которым в обязательном порядке привязывали бубенцы, а ветки сперва простукивали, результат – снижение смертей от укусов до минимума. С гигиеной тоже неплохо справились: не моешь руки, не пьешь кипячёную воду – на день от питания освобождаешься, а упрямишься, готовься повисеть на жаре в узкой клетке у всех на виду, как попугай. Жестоко, несомненно, но зачастую другими способами порядок не навести, да и надело мне миндальничать.

Параллельно шахте пробивались вентиляционные штреки, а в качестве обсадных труб использовалась скреплённые из трех частей, выжженные изнутри брёвна. Пришлось налаживать токарный станок для их обработки. Повезло, что взяли с собой запас ремней, бобин и подшипников.

Как только просека к берегу была готова, я разделил рабочих на две группы: одни начали провешивать веревки для подвесной дороги и готовить рельсы, а другие – заготавливать глину и весь спектр оборудования для неё. Как не крути, а мне придётся организовать на месте небольшое производство для литья меди.

Просеку к реке делали более основательной, местами даже трамбовали глиной, через небольшие ручьи и болотца прокладывали бревенчатые мостики и сооружали гати. На берегу Галаны обустроили два причала, сбили большой плот, организовали веревочную переправу. Грузооборот между местными деревнями и нашим лагерем вырос на порядок. К нам всё чаще перегоняли ватусси, каждый день шли охотники, желающие продать свою добычу, и рыбаки с уловом, что сняло большую часть забот по обеспечению лагеря провиантом. В результате решил пробивать просеку дальше, к небольшому городку Мале на берегу океана.

Сам лагерь перенесли с берега к ручью. Там, на небольшой глубине, обнаружился пласт подходящей глины. Здесь же решил ставить обжиговые печи и обогатительные установки. Нет у меня времени бегать туда-сюда.

Никаких вестей от Мартина не было, и я всё отчетливей понимал, что без нормальной двухсторонней связи с базой нам не успеть. Не предусмотришь всего что потребуется. Понятно, что ждать пока письмо за три недели дойдет в один конец совершено не годится! Выбирать не приходится, нужен либо оптический, либо электрический телеграф. Сел, подсчитал. Для первого потребуются не только зеркала, но и вышки, а также обученный персонал, который будет в состоянии принимать и передавать сигналы. Местность имеет сложный рельеф, а значит вышки придется устанавливать через каждые пять, десять километров. На этом всё, дальше можно не считать, даже полсотни вышек для нас – неподъёмная задача, а учитывая ценность зеркал, каждый такой пункт с большой вероятностью может быть ограблен, да и не обучить мне столько народу, никак!

С электрическим телеграфом, ситуация обратная: при более сложном устройстве, он выйдет значительно дешевле в прокладке, особенно если прокладывать не железный, а медный провод. Дело в том, что время запаздывания электрического импульса пропорционально произведению сопротивления и ёмкости проводника и, как следствие, квадрату его длины. Форма сигналов, проходящих по очень длинному проводнику, сильно искажается и посылая определённую совокупность точек и тире, на выходе мы получим нечто совершенно невразумительное. Отправляемые импульсы тока расплываются, искажая друг друга. Чтобы сократить время запаздывания, придётся уменьшить ёмкость провода, увеличив его сечение, и снизить сопротивление, уменьшив толщину изоляции. Ну и использование как можно более чистой меди, да с добавкой золота, также поспособствует уменьшению сопротивления.

В истории телеграфа насчитывалось более сорока семи различных систем передачи, но большая часть их так и осталась на бумаге. Не буду изобретать велосипед, только немного переделаю телеграфный аппарат Морзе. В качестве передатчика электрических сигналов использую ключ, запитанный от угольной батареи, а приёмником сигналов будет соленоид или реле, посмотрим, что смогу сделать. Соленоиды, не что иное, как катушки индуктивности. Длина намотки соленоида сильно превышает его диаметр, и при подаче постоянного тока через такую обмотку, внутри неё, во внутренней полости, формируется однородное магнитное поле, втягивающее в себя металлический стержень. Сила, с которой соленоид втягивает плунжер, зависит в основном от двух вещей: количества и плотности витков и от силы тока, протекающей через соленоид. Угольный топливный элемент – источник питания для соленоида на приемной стороне. Нажимая на клавишу телеграфного ключа, передаём нужное сообщение. Точка – это короткое нажатие, тире – длинное. Нажимая на ключ, с батареи через линию связи подаётся питание на электромагнит приёмной стороны. Электромагнит притягивает к себе рычаг с грифелем, который оставляет на движущейся бумажной ленте отметки в виде точек и тире. Так как втягивающая сила зависит от тока, то из соленоида и пружинки на месте можно собрать примитивный амперметр, нужный для отладки схемы. В качестве пружинки подойдет упругая пластинка, а силу её изгиба можно откалибровать гирькой. Так, а сколько потребуется меди? Провод сечением три квадратных миллиметра имеет вес где-то двадцать семь килограмм на километр. Если я не накосячил с картой, то по прямой от нашего лагеря до главной базы двести шестьдесят два километра. От неё еще восемьдесят четыре километра до лагеря на реке Ани. Итого суммарная масса меди, нужная для изготовления двух проводов, не больше девятнадцати тонн, а у нас её раз в двадцать больше. Расстояния небольшие, полагаю, промежуточных станций для усиления сигналов не потребуется. Нужно только обучить нескольких аборигенов поумней для обслуживания линии телеграфа.