Личная битва

Ох ты, бабочка

Молоденькая

Чёрнобровенька,

Хорошенькая!

Вот он, русский Хаос! О чем песня? Глупый вопрос. Сверкает, взметает, всё есть, всё родное.

Закончили в пляске с Юрсом под ручку, топоча и кружась по избе. Во!

Через час заглянула на уху. Юрс спал, Март спал, кастрюля с рыбой кипела ключом. Так они и теряются, шансы, одни за другими. Как это похоже на мужчин…

– Эй, повара!

Юрс вскочил.

– Ах, ах. Ладно, садись за стол.

Он научил справляться с костистой щукой: надо отломить кусочек белого мяса и щепотью вынуть кустик тонких иголочек. Мягко и вкусно.

Напитать глаза красотой. Я брела изгибами дороги навстречу склонявшемуся светилу, веерными лучами бьющему сквозь деревья. Белый котик молча провожал, потом исчез. На пустынных тихих полянах лежали длинные тени. Что-то, что-то… Леса вековые, потомственные, на исконных земляных холмах. Смотрят. О чем они? В чем удача происходящего, без чего трудно уехать? Светись, душа. Светлый ток… ну… некое предвестие. Завтра, на этом месте. Что-то отверзнется…

На обратном пути встретила Юрса. Гулял, один. Некоторое время шли молча.

– Почему так волнуют изгибы дороги? – произнесла я.

– Тебя тоже?

Из бурьяна осторожно выбрался белый котик.

– К кому подойдет?

Ревнивец.

– К тебе, конечно, к хозяину.

Дорога привела к «последнему подъему». Когда это было? Господи, позавчера. Юрс был нежен, почти прозрачен. Таким он бывает в своем уединении?

– Вдруг высоко прошли «Темные аллеи», до словечка, до печали. До восхищения, – проговорил тихо.

– Священное волхование. – я издавна склоняюсь перед Буниным. – «Стекло заискрилось мелким дождем», или «Тучи воробьев горохом пересыпались с крыши на крышу».

Юрс удивился.

– Прозу наизусть помнишь?

– Такую-то – конечно. А знаешь, едва он, наконец, был разрешен, его проза ошеломила и придавила советских писателей. В их числе был и Юрий Казаков. «Когда на меня обрушился Бунин с его ястребиным видением, я просто испугался».

– О, Казаков! Я знавал его.

– Тоже в Литинституте учился. Давно.

Если бы не жалкая мартышкина истерика, мне было бы что вспомнить, хотя бы испуганный телефонный звонок Юрию Казакову на первом курсе, в пору наивной отваги. Казаков был хмур, удручен смертью отчима, читать мой рассказ отказался сразу, но трубку не бросал.

– Сколько вам лет? В ваши годы я был всемирно известен. Писать рассказы на Руси после Чехова, Бунина, Толстого… зачем вам? забивать страницы толстых журналов?

Я было отчаялась, но строптивость, внутреннее чутье не уступило, я состоялась в свой срок, в свою меру. Зато через прочтенное у него, встреченное позднее у Бунина, у Иоанна Дамаскина, ощутила раствор мужской души: «…Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну и безславну, не имущу вида. Оле чудесе!»

Оле чудесе!

…Последний закат потухал над холмами. В его зареве четко рисовались дальние деревья, выше них стояло и меркло на глазах многосложное, выстроенное ввысь облако, похожее на ямщика в мохнатой шапке.

Соседи появились поздно. Роман оглянулся на мое окно, и я тихо рассмеялась на своей подушке. Он был в майке навыпуск, совсем закрывшей плавки.

8 июля

Что? Что дóлжно понять? Смотреть, смотреть в высокую крону, подняв прямые ладони. Душа проснулась. Сейчас, сейчас-сейчас… близко. Во-от! Знаю. Новые мысли. Почему-то для Юрса. Ну… как есть.

Я подходила снизу. Юрс не видел меня, он смотрел куда-то перед собой, освещенный ровным светом восхода. Сейчас, сейчас скажу. Признавать поэта надо при жизни.

– О, Юрс! – я встала перед ним, невесомая, с разгоревшимся лицом. – Эти леса, туманы, травы, Юрс! ждут своего возвышения через твою поэзию. Своим присутствием ты освящаешь их.

– Они сказали?

– Да.

…Так. Время. Алая тенниска, порты в полоску, пресловутая черная сумка у порога. Прощайте, пучки сухих трав, сборники стихов, опрятная стопка одеял, в сумрачной помывочной деревянные кадки, ковши, голубая бочка с водой, березовые веники на обструганных стенах, в парнóй красная кирпичная печь, кран, полки. Вот они и пролетели, три неизвестных дня.

Я присела «на дорожку». Простите и прощайте.

…Солнечные лучи щедро освещали широкий стол.

– На посошок, геолог? Снимай зарок. По маленькой.

– Можно.

Три полные стопки сдвинулись и были тотчас запечатлены объективом.

– С Богом!

Лучезарное счастье, разлюли-малина, и всего-то тридцать граммов! Безотказный способ. «По-уму» – это чтобы не больно.

И сразу пошли, волоча сумку. Для паркета, для паркета.

Машина пофыркивала. Возле нее ожидал Роман, высокий, славный. Я приблизилась, бережно, легонько обвила его шею, одаряя, утоляя нечто безмолвное, что провеяло между нами. И он привлек, на мгновение, у талии, ближе к бедрам. Все.

Уложили сумку в багажник, хлопнули дверцами. В путь.

– Не сердитесь, – сидя справа, я улыбнулась с уверенностью красивой женщины. – Мы немножко приняли.

– Святое дело.

В последний раз нырнули в лес, поехали вдоль озера, сверкавшего огоньками сквозь кустарник, все дальше, дальше от места, где прокипел кусок жизни и где будет больно, если вдруг вернёшься.

– Отдыхает твоя сумка, – старая песня Марта.

Оно не покидало его, яркое терзание на желтой дороге, оно разрушало его. Своими шуточками он доискивался знака, что всё неспроста, что всё осознано: его ужас, его благородство, внятно ли мне, что он пережил? Если нет – лететь с одним крылом…

– No comment! – вскрикнула я. – Достал меня с этой сумкой! – и, полу-оглянувшись к сидению за спиной, добавила раздельно, мол, знай, друг, всё пóнято. – Я тебе хоть слово сказала?

– Нет, – веско ответил он.

Объяснились.

А магазин был открыт. Тася поджидала. Истинное уважение! К Юрсу, конечно, его любят. В Москве такое немыслимо. Разлили шампанское, и еще разок. Тут же находился молодой мужчина с мягкой улыбкой, с хвостиком волос на затылке – здешний поп без храма, сам по себе окормляющий паству: крестины, отпевание.

Побеседовали.

– Что ты с ним разговариваешь, отойди, – Юрс оттащил за руку. – Он расстрига. Его здесь не любят.

– Мне интересно. Я художник, Юрс.

Отец Александр умильно улыбался.

– Как рассердился! Совсем расстроился человек. Спасибо вам за умную добрую речь. Для меня это благая весть.

Мне хотелось еще поспрашивать священника, понять его жизнь, но не против же Юрса! Строптивость сверкнула сталью и приугасла.

Посидели на лавке. Все по-уму. Душа не страждет, обезболивающее работает, чтобы успеть насладиться друг другом в последний раз.

– Смотри на меня. Вот, хорошо.

– Ах, Март… ну что ты нашел? Вот на той фотографии…

– Опять! – он даже хлопнул себя по бедрам и почти закричал. – Да сейчас ты лучше! Ты себя не видишь! А на фотографии – твоя дочь, ей до тебя пахать да пахать.

Вот. Как он нашел эти слова?

– Хороший ты мужик, – я прижала ладони к его ушам и близко-близко заглянула в голубые глаза.

Он молчал. Хорошие мужики скуповаты в такие минуты.

Пора. Вышли на шоссе. Бескрайний простор так и бросился на плечи.

– Какие дали! Аж захватило…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.