скачать книгу бесплатно
После этих слов Мордатенков застегнул папку на молнию и испарился первым.
– Чего гнать-то? Могли бы пообедать на дорожку, – мечтательно причмокнул Ма?зут.
– О, борщ из пьемонтских трюфелей, жареная оленья обливная! – съязвил я.
Кирилл больно взял меня за плечо и собрался было заглянуть в мои наглые глаза. Но я вырвался, отскочил, показал язык и добавил:
– Последний половник растаял во рту…
– Да кто тебе запрещает, Чурило? – огрызнулся Лёнч. – Сегодня все восемь порций твои! Что до меня, то вольному воля. Ничто меня больше здесь не держит.
– Да-да. Любишь кататься – полезай в кузов, – поддакнул я. – Нечего тут рассиживать.
А Равиль только кивнул и первым из нас покинул ленинскую комнату. «Кадеты шумною толпой…» Но каптёрка оказалась закрыта на замок. Засунули жало в казарму – никого. Прошли насквозь – в дальний коридор, заглянули в душевую – никого… Вернулись на исходную. Спустились на первый этаж. Дневальный на месте. Щемит, не краснея. Пнули в бок. Каптёра не видел? Тот зенки как распахнёт, увидал, что это мы, а не офицерьё, осклабился. Мотанул башкой в ответ в сторону парадной двери.
– Да где мы его искать будем? – взмолился Кирилл, когда просочились на улицу. – Айда в столовку. Может, кстати, он как раз там? Обедает!
– Твоя взяла, – махнул рукой Лёнч.
Припёрлись в столовую. По дороге даже пару раз честь отдали каким-то офицерам. Те обратили на нас ровно ноль целых фиг десятых и хрен сотых внимания. Стол наш оказался девственно чист. Мимо приключился дежурный по столовой с развозной тележкой. Перемещает полные кастрюли со щами.
– Майор Мордатенков на вас обед сегодня не заказывал, – отчитался он. – Только завтрак.
Вот те ещё один сюрприз. Ай да майор! Государственные средства зря не разбазаривает. Сказано – дуть на автобус. Подразумевается – в столовке бойцам делать нечего.
Ищем глазами каптёра. Но Степана не видать. В столовой не так и много личного состава – обед ещё только в самом начале. Рядом во главе длинного стола одиноко восседает живописный воинский чин, чёрт его разберёт кто. Крупный матёрый мужчина с тяжёлыми собачьими брылями, густыми брежневскими бровями. Смачно чавкает, обсасывая ложку. От ломтя хлеба отламывает, а не откусывает. Ну как такого не отвлечь болтовнёй.
– Простите, вы случайно не видели ефрейтора Чевапчича? – забылся Лёнч.
Воинский чин оторвался от щей и с любопытством заглянул в голубые наглые глаза. Даром, что находящиеся на почти недосягаемой высоте. Потом медленно оглядел всех нас.
– Смиррна! Хто такие?
– Первый взвод, вторая рота. Спортсмены, – скромно отвечаем, вытянувшись в струнку, – Майор Мордатенков…
– Майор Мордатенков, говорите?
К тому моменту я уже осознал, что попасть впросак было бы не столь обидно, как вляпаться здесь и сюда.
– Так что?, майор Мордатенков не объяснил товарищам спортсменам, как обращаться к старшему по званию?
– Виноват, товарищ… – спохватился Лёнч. Но звание воинского чина не знал.
– Старшина, – подсказал тот.
Меня прошиб пот. И точно…
– Старшина Речко?.
– Виноват, товарищ старшина, – настаивал Лёнч. – Больше не повторится.
– Ещё как виноват, рядовой. А повторится оно или не повторится – полевому суду неведомо. Вот сейчас пообедаю и буду решать, как с тобой поступим. Отделение, слушай мою команду. В расположение роты строевым шагом-мм-арш! Ждите меня там, салаги!
Мы ретировались бравым порядком. Смятение душ было полным и беспросветным. Хрен с ним, с обедом, но плясать на плацу до отбоя нам совсем не улыбалось. Кто его знает, чего взбредёт в башку своенравному старшине.
На крыльце казармы столкнулись с ефрейтором Чевапчичем. Тот сопровождал коротко выбритого молодого бойца с огромным тюком постельного белья на плече.
– Что, не могли меня в ленинской комнате подождать? – посетовал Степан, когда мы ему рассказали про конфуз со старшиной Речко?. – У меня ж и другие обязанности есть, не только вас обхаживать. Вот, в прачечную ходили, – похлопал он ладонью по огромному тюку, который свалил с плеча солдатик.
– И что нам теперь делать? – не находил себе места Лёнч. – Сидеть ждать старшину?
– Ты серьёзно? – улыбнулся Степан. – Напяливайте гражданку, и чтоб духу вашего здесь не было! Пока он щи доест и тушёную капусту навернёт, есть у вас минут пять.
Было ясно, что ефрейтор Чевапчич глаголет дело. Нет солдата – нет проблемы. А там ещё неизвестно, когда мы ему в следующий раз на глаза попадёмся! Может и никогда.
Судорожно меняем одежду, криво складываем форму, неловко передаём Степану на ответственное хранение. Шнуруем кроссовки… Время тикает пульсом (или пульсирует тиком?) у самой ушной раковины.
– Степан, а другой выход есть? – на всякий случай вопрошаю я.
– Отчего ж нет? Есть… – по той лестнице, что в коридоре, где душевая.
– Бежим, ребята! – командует Лёнч, и мы врываемся в по-прежнему пустую казарму.
– Про поросёнка не забудьте, – кричит вслед ефрейтор.
Мы недооценили тактический опыт старшины Речко?. Тот как раз поднимался по запасной лестнице. Услышав шаги и вычислив мелькнувшие на площадке между пролётами знакомые брыли, мы тотчас ретировались в душевую. Кроссы позволяли не топать. Сапоги Речко? проскрипели мимо неплотно прикрытой двери.
– Сейчас он вставит пистон Чевапчичу, – предрёк Кира.
– Это вряд ли, – заверил его Лёнч. – У Степана алиби. Скажет, ничего не знаю. Никого не видел. Относил бельё в прачечную. Только вернулся.
– Точно, – согласился я. – Бежим! Пока он не очухался.
Мы брызнули вниз по лестнице, выскочили на улицу и стремглав понеслись к КПП. Миновали наглядную агитацию с фанерными гербами союзных республик и налетели на штатского, озирающегося по сторонам. Ба!
– Ребята, это же Вася Васильков, – удивился я.
– Кто таков? – недоверчиво вскинулся Лёнч.
– Бродяга и тунеядец, – отозвался Вася.
– О! Мы таких уважаем, – пробасил Ма?зут. – Эти никем не командуют.
– Ну-ну. И никому не мешают, – согласился Равиль.
– Ты как сюда попал? – учинил я допрос. – Это же закрытая воинская часть КГБ.
– Я бродил по Царицынскому парку и увидел забор. В нём дыра. А у меня принцип. Если в заборе есть дыра – мне туда надо.
– А ничего, что поверх забора колючая проволока? – напустился Лёнч.
– Тем более надо, – произнёс Вася, затвердев взглядом.
– Ну и как?
– Я уже тут всё обошёл.
– И до сих пор на свободе? – усмехнулся Кира.
– А у Васи глаза добрые, – вступился я.
– Ага, и сам он прозрачный.
Тут Равиль (он единственный из нас стоял лицом к казарме) стрельнул взглядом и бросил лишь одно слово, от которого кровь застыла в жилах:
– Речко?!
– Бежим! – скомандовал Лёнч.
Очухались только у автобусной остановки. Новая напасть: ближайший рейс сто пятьдесят первого через двадцать пять минут. На остановке, естественно, никого.
– А где Вася? – не понял я.
– Так он же с нами не побежал, – напомнил Кирилл.
– А, ну да! – вспомнил я. – Он же не бегает, а ходит!
– Ну, ща его Речко? порвёт, – скрипнул зубами Лёнч.
Всё ещё напуганный перспективой появления старшины Речко?, я предлагаю отойти в лесок. Полежать на травке. Ребята поддержали меня единогласно.
И вот лежим мы на молодой майской травке, урчим голодными животами, пожёвываем травинки и пялимся на многоэтажный купол небосвода со снующими на лесках кучерявыми болонками. Как же странно устроен этот мир. Мир, в котором реальность порой перемешивается с ирреальностью, даже если кровь твоя химически чиста, а сам ты адекватен и полностью отвечаешь не только за себя, но и «за того парня».
– Летят вот эти ватные тампоны над русской средней полосой, – начал я. – А началось всё где-то на Багамах.
– Ты о чём? – не понял Лёнч.
– Я? – удивился я. – О Гольфстриме, главной климатической установке этой голубой планеты. О чём же ещё?
– Причём тут тампоны?…
– Чуваки, – внезапно обрадовался сам себе Ма?зут. – У меня ж бутики с салом есть!
– Кто о чём, а Чурило про… – прошипел Лёнч.
Глава 4. Женщина, которая поэт
Гражданка гражданке оказалась рознь. Довольно быстро выяснилось, что о старых привычках придётся забыть. «Динамо» разместило прикомандированных бойцов на так называемые городские сборы. Конечно, на сборах встречаются далеко не только спортсмены воины-срочники, но и, например, интернатовские[35 - Ученики школ-интернатов спортивного профиля (ШИСП).]. Некоторые из них – второгодники. А также выпускники ШИСП, студенты ГЦОЛИФК[36 - Государственный центральный ордена Ленина институт физической культуры (ГЦОЛИФК).], многие из них – заочники.
Распорядок прост: живёшь на базе в Серебряном бору, там у тебя койка и стол. На тренировки возит специальный заказной автобус. Он же и привозит обратно. Кому меньше повезло – те в Новогорске. Туда и ехать дольше, и замечательных пляжей там нет.
Спору нет, Москва-река в середине мая та ещё купель. Но, с другой стороны, в Лимпопо она не превратится даже в разгар июльской жары. Чёрт её знает, что должно случиться, чтобы она превратилась в Лимпопо. То ли в ней должны завестись крокодилы, то ли перевернуться земные полюса. Думаю, ни то, ни другое в нашей исторической перспективе не светит. Поэтому майские купания в Серебряном бору вполне себе ничего. Достойное времяпрепровождение. Особенно, если складывается приятная компания.
Компания начала складываться ещё в автобусе. Когда ЛАЗ таки закупорил дверку и отвалил от манежа, нас в нём было всего двое, не считая водителя. Рита сидела на третьем ряду, я присел напротив. Мы не были знакомы. Так, видели, конечно, друг друга на тренировках, но я даже толком не знал, у кого она тренируется.
– Куда подевался народ? – незатейливо инициировал я контакт.
– Метатели в «Лужниках», на южном ядре[37 - Южное спортивное ядро (ЮСЯ) и Северное спортивное ядро (ССЯ) – два разминочных стадиона в районе Большой спортивной арены Центрального стадиона имени Владимира Ленина.]. Готовятся к первым стартам сезона. А вот где все остальные – это загадка, – Рита пожала плечами.
Тут надо пояснить, что городские сборы – штука весьма условная. Почти добровольная. Личное дело каждого – присутствовать на сборах, или отлучаться по своим делам. Тем более что у многих есть свои родные или съёмные квартиры, или даже семьи. Очевидно, если ты военнослужащий-срочник, с командировочным удостоверением на руках, лучше не шалить. Честно говоря, на первом году службы, правильнее сказать, в первые полгода службы, ну, или как на духу – в первые недели службы, дисциплина для меня была делом святым, что вызывало у многих коллег уныние и тоску.
Я присмотрелся к Рите. Густая чёрная грива. Коротковатая, конечно, чтобы не мешала спортивной дисциплине. Размашистая штриховка чёлки. Вызывающе очерченный острый носик. Немного раскосые, выразительные глазищи. Союзные брови, впечатляющие скулы, нитка тонких, всегда крепко стиснутых губ. Признак спортивного характера? Вокруг всего этого смуглая загорелая кожица… Ноль косметики. Красавица!
Как у всех барьеристов (так называют бегунов и, конечно же, бегуний с барьерами) у Риты – длинные крепкие ноги. Затянутые в фиолетовые лосины, они являли собой образец, как мускулатурного рельефа, так и остроты коленных чашечек. Ни жиринки, ни полжиринки – ни на подбородке, ни на плечах… Длинные тонкие пальцы теребят лямку рюкзака, лежащего плашмя на соседнем сиденье у окна. Маникюр безупречен. Зелёный лак с косой фиолетовой полосочкой. Страза в углу ногтя на безымянном.
Тем временем сворачиваем на Беговую улицу.
– Рита, а ты давно в Москве?
– С октября.
– Нравится?
– Очень! – разгорелись глаза у девочки.
И тут же потухли:
– По дому скучаю.
– Дома хорошо… – соглашаюсь я.
– У меня такой дом! – качает головой девушка. – Любой позавидует… А я вот зачем-то бегаю от него.
– При этом ещё и препятствия преодолеваешь, – поддакнул я.
Рита резко взглянула на меня. Словно кислотой облила!
– Это я про барьеры твои, – поторопился я объясниться. – Ты же сто метров с барьерами бегаешь?
– Да.
Рита поправила чёлку
– Я давно из дому сбежала. С двенадцати лет в спортивном интернате. В Уфе. Теперь вот «Динамо» Москва. Меня на ставку взяли. А ты служишь?
– Вот уже пять дней как, – кивнул я. – А где твой дом?
– На Урале. В селе.
