скачать книгу бесплатно
***
«О, заботливая Мать примет и знаков, содрогнись! Да так, чтоб все смогли увидеть: белы ли первобрачные простыни наши!? Неумолимо грозное море под фатою невесты, о, море, чреватое всеми заботливыми матерями, отстирывающими простыни своих дочерей, сорванные с высоких кроватей, на которых и сами они стали женами или любовницами!… Та вечная вражда, [словно надзиратель со своею ферулою] стоящая за нашими отношениями, любить нас не отучит. Как разбегаются ребяческие стада разнообразных монстров, едва завидев маску твою! Мы принадлежим к иной касте: к тем, которые говорят с камнем, поднятым с места действия драмы: мы способны созерцать [всё] то, что совершается жестокостью и силой, чрева принадлежащих нам дурнушек не орошая семенем своим.
«В тревоге и смущении нам по-душе видеть тебя сим Королевским Станом, по которому несутся на выгул покрытые золотом белые гончии несчастья. В пылу вожделения мы желаем видеть тебя полем чёрных маков, в которое молния вонзает свои вилы. И нас влечёт к тебе не знающая стыда страсть, и от творений твоих, грезя, зачнём.
«И вот ты перестало быть для нас настенным изображением [действующих лиц драмы], или шитьем, украшающим одеяния жрецов, но, ? от стайки рождённых тобою мальков до собравшейся на берегах твоих толпы рождённого тобою народа, ? [стало] величайшею розой альянса и величайшим иерархическим древом, подобным тому древу искупления, которое чернеет на скрещении [заросших] дорог былых нашествий:
«В люльке ветвей качается мёртвое дитя среди отливающих золотом фляг и обломков мечей или жезлов, среди почерневших глиняных эффигий, соломенных шевелюр, убранных в косички, и ветвящихся красных кораллов, ? там, где смешались жертвоприношения данников с трофейными доспехами цезарей
«Иные узрели лик твой полyденный, который внезапно озарило наводящее ужас величие патриарха. И воин, идущий на смерть в грезимом тобою, облачается, набив рот черным виноградом, в доспехи твои. И блеск твоих волн ? в шёлке обнаженного меча и в ослеплении дня,
«И привкус твой ? в священном хлебе и в слиянном теле всех посвящаемых в тайны женщин. «Ты мне откроешь династий своих скрижали», ? восклицает герой, ищущий подтверждения своих притязаний на престол. И тот, [другой], недугом снедаемый, который входит в море: «Я возьму у тебя документы, удостоверяющие мою национальность.»
«Достойно хвалим и лик твой, Чужестранка, когда, ? с первым млеком разбуженной денницы, словно ледком подёрнутым зелёными перламутрами, ? на древних, нависших над волнами дорогах, по которым отправлялись в изгнание Короли, некий поворот истории ввергает нас, ? промеж двух скалистых Голов, ? в эту немую процедуру опознания ничем не связанных вод.
«(Разрыв! Наконец-то! Разрыв с тем, что говорят нам наши земные глаза и слово речённое, ? промеж двух скалистых Голов, ? касательно ретрибуции жемчугом и тех трагических отплытий, которые мы, облачённые в отливающую серебром парчу, вынуждены были совершить.. Корабли, высотой в полнеба из-за нагруженных на них бессмертных творений из мрамора, взметнувших свои крыла, и, за ними следом ? из чёрной бронзы; о! А ещё загружают всю золотую посуду, на которой оставил свои отметины пуансон наших предков, а также ? изрядное количество предметов, могущих быть обращенными в звонкую монету в созвездии тунца или возничего!)»
***
«Мы отступаем ? такие плоть от плоти твои, земля, такие привязанные к этим берегам, такие причастные [ко всему] … И если нам, рождением обиженным, надлежит и дальше, до порта прибытия, вести за собой эту привязанную к нам обиду, пускай подхватит нас толпа и вынесет мощным потоком туда, где начинаются новые, ещё непокоренные дороги.
«Этим вечером причастимся мы соли аттической [разыгрываемой нами] драмы, навестим море, меняющее диалект в каждом граде Империи и то [другое] море, стражу свою несущее у других врат, то самое, которое и в нас несет свою стражу и держит нас в изумлении!
«Почесть и Море! Раскол Великих! Лучащееся мученье [прикованного] на траверзе Века… Твой коготь ещё там, в нашем боку? Мы разгадали тебя, шифр богов! Мы пройдём по твоим, венценосный, следам! Тройные ряды штурмующих берега расцветающих пенных полчищ и эта дымка посвящения на водах,
«Подобно тому как, к высоким насыпным дорогам, словно нанесенным широкими белыми штрихами по склону скалистых полуостровов, к тем земляным площадкам, по которым прохаживались Короли, [обозревая с высоты родные гавани и готовые к отплытию корабли] подступают тройные ряды расцветших алоэ, как некие магические знаки, и взрываются вековые цветоножки в празднуемых со всею торжественностью предвечериях!..»
Примечания
…И ветер вдаль загонными Лесами уносит мёртвое перо, овеянное славой: <…> Le vent soul?ve aux Parcs de chasse la plume morte d’un grand nom <…> Загонные Леса ? от Загона, т.е. участка угодий, на котором проводят облавную охоту (см. Словарь охотничьих терминов). В оригинале букв. «Парки охотничьи» (возможно имеются ввиду королевские охотничьи угодья: на это указывает и «перо, овеянное славой» ? букв. «перо… [оставшееся] от имени высокого» …la plume morte d’un grand nom).
***
…среди почерневших глиняных эффигий ? у Сен-Жон Перса: <…> parmi les effigies d’argile noire <…> Эффигии (лат. Effigies) ? ваяние из камня или дерева, изображающее умершего, скульптурное надгробие.
…на которой оставил свои отметины пуансон наших предков: <…> au poin?on de nos p?res <…> Пуансон (фр. poin?on) или патрица ? штемпель для чеканки выпуклых метал. изделий, а также инструмент гравировщика, клеймо, метчик, чекан.
…могущих быть обращенными в звонкую монету в созвездии тунца или возничего ? в оригинале: <…> et tant d’esp?ces monnayables, au signe du thon ou de l’aurige <…> Загадочное созвездие Тунца (фр. thon, лат. Thunnus), очевидно, шутка автора. Букв. «в знаке тунца или возничего».
***
…Почесть и Море! Раскол Великих! Лучащееся мученье [прикованного] на траверзе Века ? у Сен-Жон Перса: <…> Honneur et Mer! Schisme des Grands! Dеchirement radieux par le travers du Si?cle… <…> Здесь, вероятно, отсылка к мифу о Прометее (?????????, др.-греч., «предусмотрительный», «осторожный»), рассказанному Гесиодом[30 - Теогония, 521 и далее].
V. Речь была Женщиной, слагающей стихи
Речь была Женщиной, слагающей стихи:
«Горечь, о, милость! Где ныне благовоний дым?… Поелику маковое семя брошено в землю, к тебе, напоследок, обращаемся, бессонное Море живущих! Ибо для нас ты ? нечто бессонное и опасное, словно залетевшее под сквозной полог насекомое. И глаголем: мы видели его ? Море исполненное женщин, [кои были] прекраснее [отпущенной на волю] погибели. И знаем отныне, что только ты величаемо есть и хвально,
«О, Море, растущее в наших грёзах, словно не имеющее предела поношенье, словно непристойность священная, о, ты, давящее на высокие стены нашего детства, раздувшись словно срамная опухоль и ниспосланная свыше болезнь!
«Незаживающая язва в нашем боку ? словно печать вольноотпущенника, любовь, устами коснувшаяся раны ? словно кровь богов. Любовь! Любовь бога сродни инвективе, когтищи, в женской плоти нашей блуждавшие и рожденные разумом сонмы летучие на непрерывности зыблемых вод… Ты истерзаешь, кротость,
«До той притворной стыдливости души, которая рождается в неестественных наклонах шеи и на арке плотно сжатых губ с обращенными долу уголками ? эта болезнь поражает сердце женщин, словно пожар [расцветших] алоэ, словно пресыщенность богача, окруженного мраморными изваяньями, мурринами.
«Час настаёт, вздымаясь в нас [волною], который мы не чаяли увидеть. Мы слишком долго ждали на [высоких] кроватях наших, когда же, наконец, ворвавшихся толпа со стен домашних факелы сорвёт. От вечера сего ? и рожденье наше и наша вера. Там, где мы сейчас, ? в своём ряду, в доверие втеревшись Городов, ? ещё нас держит дух кедровый и запах ладана, но на губах у нас ? солоноватый моря вкус,
«От солоноватости моря, пропитавшей наши простыни, въевшейся навсегда в наши высокие кровати, и ведут свое начало поношенье и подозренье (в конце концов выливаясь в интимнейшую из ночей), вьющиеся, подобно виноградным лозам, по всем беседкам на земле, по всем тенистым перголам.
«Пусть лёгкими будут шаги ваши, божества преддверия и алькова! Одевальщицы и влас наших Завивальщицы, невидимые Блюстительницы, о, все вы, за нами стоящие во время публичных торжеств с поднятыми навстречу морским огонькам громадными своими зеркалами, в которых отражается призрак Града.
«Где же вы были вечером сим, когда оборвали мы ниточки, что с яслями блаженства связывали нас?
«А вы, те, кто ныне там, божества крыши и террас, Властители! Сеньоры! Повелители бича! О, мэтры танцевальных па, смущённо предстоящие пред Вышними во человецех и те, кто страху нас и трепету научит, дивясь всему, что видят ? о, вы, кто женский крик в ночи выс?ко держат, заставьте вспомнить нас, однажды вечером, как там же исчезало всё, что от страстей наших и гордости пришло, и то, что в самом деле было вокруг нас, и всё, что было нам от моря, и то, что из другого места,
«Среди всего, что нам запрещено законом и того, что разум наш постичь не в силах…»
Примечания
…Море исполненное женщин, [кои были] прекраснее [отпущенной на волю] погибели: <…> la Mer aux femmes plus belle que l’adversitе <…> Несчастье или бедствие (фр. adversitе букв. означает «состояние того, что вышло наперекор»[31 - еtat de ce qui est tournе contre (Littrе 1872—77);]. «Наперекор» воле Зевса Прометей похитил огонь и принёс его людям. Громовержец в ответ приказывает Гефесту создать из земли и воды Пандору, «хлебоядным мужам на погибель»[32 - Подробнее см.: Гесиод, Труды и дни, 48 и далее (перевод В. Вересаева);]
…Любовь бога сродни инвективе: <…> Amour du dieu pareil ? l’invective <…> Инвектива (от лат. invehor, «набрасываюсь», «нападаю») означает резкое обличение, нелицеприятные (букв. бранные) речи.
…словно пресыщенность богача, окруженного мраморными изваяньями, мурринами ? у Сен-Жон Перса: <…> comme la satiеtе du riche entre ses marbres, ses murrhins <…> Муррина (лат. murrha) у древних (Плиний[33 - Естественная история ископаемых тел, 32.II.7 и 8 (пер. В. М. Севергина, Спб., 1810, стр. 225—228);]) означала вазу (также бокал или ковш) из природного минерала (флюорида или фторида кальция). Муррины бывают белые и разноцветные, имеют матовый блеск (другое название минерала ? плавиковый шпат). Впервые муррины привёз в Рим Помпей и, в ознаменование своей победы, «посвятил таковые камни и питейные сосуды Юпитеру Капитолийскому, но вскоре вошли они в употребление у людей, кои домогались иметь из них даже столики и столовые приборы»[34 - Ibid., стр. 226;]. Доставляли этот минерал в основном из Малой Азии: особенно богатыми были залежи на территории Парфянского царства.
VI. И сия дщерь у Жрецов…
И сия дщерь у Жрецов:
«Пророчества! Пророчества! Тающие следы губ, блуждающих по морям, и всё то, что, подобно якорной цепи, удерживает под пеною морской слово, готовое вот-вот родиться, но так и не произнесённое…
«У подножия двух скалистых Голов [крепкими узами] привязанные девы вслух разбирают послание. Хоть бы их заставили замолчать в нашем присутствии: хором славословить бога у них выходит лучше, чем поочерёдно излагать написанное… Девы, привязанные у подножия двух скалистых Голов, словно в колесницы запряженные…
«И нетерпение на водах ? от слова, замедлившего в наших устах. И Море промывает на камне наши горящие от соли глаза. И на камне бесполом вырастают глаза Чужестранки…»
***
«О, не есть ли всё вокруг ? лишь вылупление лучащихся пузырей блаженства, которым равно славословить и ненасытный час, и час слепой? А это море ? то самое, что в нас песчаные свои откапывает отмели и свой рассказ ведёт нам о песках иных?
«Их столько и не грезилось Поэту ? причастных ко всему происходящему на водах и под оными!… Одиночество, о, кишение! Кто, наконец, отпустит к нам Сестёр незримых наших, томящихся под пеною? ? Смешались в кучу здесь, словно на поле брани, их зонтики и рюши, ретивых крыл проделки, и сотни тех ? разорванных на части какой-то грубой силой,
«Ах, столько дев в оковах, ах! их столько под уздцами, и столько их в давильнях ? мятежные, исполненные горечи, выросшие ? они пьяны вином тростинок зеленеющих…»
***
«Об этом вспомнят сыны ваши и сыновья сынов ваших и дочери сынов ваших, [о том] как, ? вдалеке, на отмелях песчаных, ? от семени худого племя новое ускорило свой шаг и обгоняло нас, Дев непорочных.
«Пророчества! Пророчества! Орёл Века сего, под капюшоном, точит свой клюв между двух скалистых Голов. В низине невозделанных небес тяжелеют почерневшие заплечные сумки [странника]. А над озарёнными бледным золотом островами дождь высыпает нежданно белесые ячменные зёрна послания;
«А вам, чего вам-то было страшиться послания? Этого внезапно пробегающего по в?дам дыхания, указующего бледно-жёлтого перста из окаменевшей серы, или этих свободных от примеси, готовых к посеву чёрных семян разной птичьей мелочи, бросаемых нам в лицо, словно ингредиенты для приготовления грёзы вместе с чёрной солью прорицания? (семейство ? буревестниковые, вид ? пелагический, образ жизни ? эрратический, в этом отношении схожи с ночными бабочками.)»
«…Есть, [нам] есть что сказать в пользу нашего века. Так в трещинах [позолоты] видна редкостная протрава, подобно тому как обломок меча хранит привкус высохшей глины, а осколки разбитого им горшка ? вкус стали, ? тот особенный вкус, который всегда будет влечь уста тех, кому повезло с рожденьем.
««Взалкал, взалкал я вас, иные дали»: крик птицы морской в миг высочайшего спаривания! И [обычные] вещи больше не имеют значения на суше, оставшейся без защиты… Для нас [есть лишь] морской Континент, а совсем не [этот], ? насквозь пропитавшийся ароматом пажитника, ? простор предуготовленной для знатного брака земли; для нас [есть лишь] вольница морская, а совсем не тот склон [горы], предуготовленный для простого человека, ослепленного звёздами родного края.
«И достохвальны вместе с нами Те, кто на устланных морскими водорослями песчаных дюнах, ? изрытых, словно покинутые кабаньи логовища, ? в поднимающейся над бескрайними водами священной в?ни, ? когда ипомея песчаных берегов облачится в гиацинтовый пурпур ? а море вновь станет цвета жертвы [вечерней] ? сумеют поймать ветер, ? словно паруса, раскрывшиеся на самых высоких реях!
***
«…В небе, меняющем свои паруса, трепещут, озаренные изнутри, дивные полотнища тех [парусов], что были распущены. И в нас, причесанных железною чесалкой, стихает гул недовольства. Море в нас растёт, словно в пустых комнатах огромных каменных раковин…
«О, Море, которым тускнеют женщин [ясные] очи, их нежность и дыхание вырастают из моря, а нежность и грезимое ими ? из дыхания, в текучей же непрерывности грядущего есть и милость, издалека пролившаяся на наши головы,
«Словно уст священных слюна и сок жизни вечной. И разлита нежность в славословии, не в элоквенции; в полнейшей бездыханности, а не в безупречной дикции. И блаженство явленного отвечает блаженству вод…»
***
«…Дождь сеет над не ведающим жалости Океаном семена золотистых своих первоцветов: их ровно столько, сколько раз моргнет божье веко. Дождь над Океаном изнутри озарён: [там] столько светлого, сколько уместится неба, выросшего как на дрожжах, в наполненном дождевой водой корыте рисовых полей. Ставшие взрослыми девы, заживо привязанные [у подножья двух скалистых Голов], склоняют свои головы под тяжёлою ношей померанцевым золотом расцвеченной грозовой тучи.
«Время от времени море стихает, облачается в цвета наипреклоннейшего возраста и становится похожим, в пестроте рассветных лучей, на ту, которая любуется своим отражением в глазах новорождённых младенцев; [похожим] на ту, в своём отливающем золотом уборе, которая в вине ищет ответы на [все свои] вопросы.
«Или же покрытое серой пыльцой, словно припудренное Сентябрём, становится оно морем целомудрия, [непорочною девой], которая нисходит, нагая, осыпаема пеплом духа [святого]. Так кто же теперь на ушко нам скажет ? где оно, место истинное?
«…Окликнуты тихонечко, мы слушаем вдруг зазвучавшее в нас совсем близко и, в то же время, очень далеко, ? как тот чистейший свист Этезианки на превысоких реях. И есть нежность в ожидании, а не в дыхании и не в славословии. Но всё это (только нам одним и раскрывшееся, но не полностью) едва ли можно облечь в форму рассказа… Лучше промолчим, освежив полость рта горстью мелких ракушек.
«О, Путешественники, те, кто отплывает в дальние края по чёрным водам на поиски [древнейших] санктуариев: отправляйтесь в путь и сами ввысь тянитесь, не возводите храмов до небес. Земля [обетованная] разбросанных камней к себе самой вернётся и в водах низвергающихся этих свои одежды сбросит. А мы, Блюстительницы, связанные прежде, свободу получив уходим [к ней], в песках зыбучих не оставив и следа.
«Вскрытые пласты шелковистой белой глины, сладковатой на вкус, прослойки липкого, нодозного белого мергеля, тоже сладковатого, опережают нас, ещё не проснувшихся женщин, в нашем стремлении к земле. И, ступая босыми ногами по этим ночным мацерациям, ? подобно тому как слепой среди ночи ощупывает занесённые снегом зарубки ? мы, след в след, идём за чистым языком словно вылепленной из глины местности: [повторяя] рельеф менингеальных извилин, [обходя] священные выпуклости лобных долей эмбрионального детства…»
***
«… И дожди прошли [чредой вещуний грозных], вопрошать их было некому. Знамения ? долгими своими упряжками ? исчезли за песчаными дюнами, чтобы вдалеке распрячься [на просторе]. Мужи ночи покидают темнеющие нивы. Тяжеловыйный скот, запряжённый попарно, движется без погонщика по направлению к морю.
«И пусть нас осыпают упреками, о, море, если мы также не повернули головы!.. Дождь с солью идёт к нам с приливом. И на земле ? зелёной воды прозрачность, четырежды в году зримая.
«Чада, широчайшими водными листьями укрывающие власа свои, за руку и нас возьмите, когда наступит полночь зелёной воды: Вещуньи уходят ? с Дождями ? свободные от пут, чтобы снова сеять [приметы и знаки] на заливных рисовых полях.…»
(А там! Что хотели мы высказать, что высказать мы не смогли?)
Примечания
…ароматом пажитника ? Пажитник (лат. Trigonella), здесь имеется ввиду т.н. пажитник сенной или греческое сено (фр. fenugrec, лат. Trigonella foenum-graecum). Это растение (семейства Бобовые) в древние времена возделывалось (на корм скоту) повсюду ? от Египта до римских восточных провинций. Сено из пажитника имеет сильный аромат, его почти не давали в качестве корма рогатому скоту, да и лошадям и овцам скармливали лишь небольшими порциями (см. Пажитник в ЭСБЭ). Обугленные семена пажитника, датированные 4000 г. до н.э., были обнаружены в Ираке. Пажитник богат белком и содержит до 30% слизи, а по химическому составу близок к рыбьему жиру (отвар семян п. служит заменителем последнего). Входил в состав смесей для бальзамирования фараонов (семена были обнаружены в гробнице Тутанхамона).
…когда ипомея песчаных берегов: <…> quand l’ipomеe des sables <…> Ипомея (лат. Ipomoea) ? род цветковых (двудольных) растений семейства вьюнковые (Convolvulaceae). В основном, многолетние травы, встречаются ядовитые (Ipomoea purga). В магии ипомею используют как средство приворота, привлечения успеха и в качестве защиты от злых чар.
…И разлита нежность в славословии, не в элоквенции: <…> Et la douceur est dans le chant, non dans l’еlocution <…> Элоквенция (лат. eloquentia) ? зд. ораторское искусство.
…чистейший свист Этезианки на превысоких реях: <…> ce sifflement tr?s pur de l’Еtеsienne ? la plus haute corne du grеement <…> Этезианка ? от др.-греч. ??????? (???? = год), периодический ветер, называемый также мельтеми (????????). Над Эгейским морем этот сухой летний ветер образуется, когда над Балканами расположена область высокого давления, а над Турцией ? низкого.
…О, Путешественники, те, кто отплывает в дальние края по чёрным водам на поиски [древнейших] санктуариев: <…> ? Voyageurs sur les eaux noires en qu?te de sanctuaires <…> Санктуарий (лат. sanctuarium) может означать как личный архив или секретную переписку (допустим, Sanctuaria Neronis), так и святилище, т.е. особое (священное, sanctus, место с алтарем), местопребывание божества.
…прослойки липкого, нодозного белого мергеля ? у Сен-Жон Перса: <…> des emp?tements noueux de marne blanche <…> Нодозный (лат. nodosus от nodus, «узел») ? состоящий из узлов, узловатый.
…ступая босыми ногами по этим ночным мацерациям: <…> Et de la paume du pied nu sur ces macеrations nocturnes <…> Матерации (лат. Maceratio) ? букв. «вымачивание», «размягчение» = разъединение тканей (как растительных, так и животных) в результате воздействия растворяющей жидкости (воды).
…рельеф менингеальных извилин: <…> relief d’empreintes mеningеes <…> Менингеальный (лат. Meningeus) ? зд. имеющий сходство с мозговой оболочкой.
VII. И вечер дланию божественной вед?м…
И вечер дланию божественной вед?м в рассветной неге ? меж Островов разлитой: то ? дщери наши кличут троекратно, у губ сложив ладони, дев чужеземных видя приближенье:
«Костры наши ? на всех берегах ? этим вечером!… И наш союз! ? в последний раз!!!…»
***
«С грудями Парок, наши матери, ? в креслах своих, вырезанных из кедра, ? восседают: их пугают звуки саб? приблизившейся драмы, которые слышны в садах с веретенообразными деревьями ? ибо они возлюбили много, кончив тем, чем кончают жёлтые осы,
«А среди роз, белеющих во мраке, теряет память лето.
«Мы, став теснее в чреслах и челом острее, плывём, привязаны на скорую руку к загривку волны, научившись проворней плечо подставлять зыбям грядущим.
«Легки корзины наши: не хранят покой ни аспида, ни вдовьего стилета… Для нас ? Века марширующего свист и королевский блеск течения его
«И крик его, вельми громкий, от моря грянувший, какого доныне никто не слыхивал!
«Гроза, с глазами генцианы горной, грёз наших череду предать позору тщилась зря. И даже волны самой драмы, стирающие наши шаги, ничем иным для нас не станут ? лишь кипением пены, да лепетом бессвязным у ног наших простертого мужлана.
«Пытливы, мы в ожиданьи напрягаем слух: вот-вот раздастся щелканье хлыста! И Та, чья сталь разящая остра, Та, что танцует на водах, словно Принцесса, получившая предостережение под сенью древних стен, толпою окруженных,
«Для нас лишь искорку живую сохранит того искусства, которое в полемике рождалось,
«Так в живо разгоревшемся очаге семейства знатного мерцают изумруды…
** *
«Той, что танцует танец свой двудольный в дни Альционы, на долях слабых невмоготу становится, и подступила бы невольно к горлу тошнота,
«Когда бы хор [на сцену] не вступил тяжеловесно,
«Подобно морю самому, что мнёт и мнёт зыбей своих волну ? рождая идолов, нетвёрдою походкой под масками рогатыми бредущих.
«Назавтра, надев котурны драмы и сняв украшения, встретимся лицом к лицу с разросшимися вдоль дороги эуфориями, но этим вечером, в оставшихся от детства сандалиях на босу ногу,
«Сойдём [неспешно] в последнюю долину детства, ведущую к морю
«Тропинками в зарослях ежевики, которыми влекомы и дрожащие на ветру, [словно ветхие лохмотья], клочья желтеющей пены вместе с перьями и пухом древних птичьих кладок.
«Дрyжки! Дружность наша со всеми теми, которыми мы когда-то были: [со всею этою] пеной и взметнувшимся над пеной крылом, разорванным в клочья над водами, [со всем этим] сверканием соли и громоподобным хохотом бессмертных над схваткою жестокой вод,
«И с нами самими, плывущими в раскрывшемся бескрайнем платье белоснежного оперения!.. и со всею этой сетчатой зеленью без конца и без края, и со всем этим бескрайним золотым плетением, в клетке подводной своей сохранившим век амбры и золота…
***
«Как-то раз, когда вечер окрасится в цвета сциллы и скабиозы, ? в то время как зеленая горлинка, облюбовавшая скалы, круто обрывающиеся в море, к нашим пределам унесёт свой стон, нежный, словно голос водяной флейты, ? и никого уже не испугает лист приморской цинерарии, и птица, взлетающая над бурным морем, крик свой от нас утаит ?
«Как-то раз, когда вечера склоненный лоб станет теплее наших к ногам упавших опоясочек, когда далекий лай Парок уснёт в подбрюшье холмов ? и Клелия, садов певунья, щелканьем дрозда из страшной сказки нас не испугает, а море в этот час вновь станет тем для нас, кем оно было от рожденья [нашего] ?
«И воскликнули мы: час прекраснейший, с тобою несравнимы те [часы], когда зачаты были, от наших матерей рождённые, прекраснейшие девы. Плоть непорочна этим вечером. И омовением своим омоет небо нас, словно для того, чтобы смыть румяна и белила наши… Любовь, это ты! И никакого недосмотра!
