Правь

В книге нашелся сквернослов. В комментарии стояло: упоминал Творца всуе.

– А баба в седьмой яме слева.

Узилище представляет из себя три длинных коридора с множеством дверей. За каждой дверью маленькая комната. Охранники проводили четкую грань между комнатой в жилом помещении и комнатой в узилище. Вторые они называли ямами.

Колор снял ключи со стены и собрался идти с Яцеком, но тот его остановил.

– Дай сюда. Я сам.

– Как знаешь. Я тогда огонь разведу. Продрог за ночь.

Яцеку свидетели сегодня не нужны.

***

Ключ в первой двери проворачивался очень трудно. Инквизитор подумал, что охранник дал ему не тот ключ.

В камере на корточках укрытый кошмой сидел невысокий парень. Лет на двадцать, не старше.

Обычно узники встречают гостей стоя. Яцек достаточно долго провозился с замком, чтобы разбудить его.

– Поднимись.

Узник даже взгляд не поднял. Яцек подошел ближе.

– По-твоему я обратился к кому-то еще?

Снова нет реакции.

– Да что ты там, помер?! – инквизитор небрежно толкнул паренька сапогом.

Ноги его разъехались и все тело безвольно упало вперед. Голова завернулась, неестественно открыв лицо. На редкой растительности вокруг губ была засохшая пена. Яцек видел такое раньше у людей с разбитой головой. Череп узника был цел, а кожа холодной. Пару ссадин на запястьях и не более. Узник умер.

Может у него была падучая болезнь?

Яцек слышал, что падучие сжимают плотно зубы и пускают пену. Как бы там ни было, пользы от него никакой.

Яцек не запер дверь и направился в яму с женщиной. Охранник не обманул – высокая. На пол головы выше Яцека. Женщина встречала его стоя. Худая, с впалыми щеками, маленькими глазами и большим длинным носом.

Инквизитор подошел поближе. Ее руки инстинктивно поднялись, готовясь принять удар.

– За что тебя задержали?

– Украла, – хрипло проговорила она простуженным голосом.

– Что ты украла?

– Вареную репу.

– За кражу вареной репы в узилище не сажают. Это несколько плетей.

– У господ украла, – уточнила она.

Тогда все понятно. Яцек понимающе закивал. Женщина расслабилась, вглядываясь в его глаза. Руки ее опустились. Инквизитор ударил ее кулаком в нос. Удар был столь сильный, что голова отлетела назад и потянула все тело за собой. Женщина упала на спину и ударилась еще затылком. Свернулась калачиком на полу, закрыла лицо и заплакала.

– За что?

– Покажи мне лицо.

В ответ только всхлипывание и стон.

– Не заставляй меня бить тебя еще раз, – твердо произнес он. – Поднимись и покажи мне лицо.

Женщина поднялась на ноги. Ее покачивало. Держать равновесие было трудно.

– Пожалуйста, не бей меня.

– Убери руки.

Она медленно убрала руки, боясь посмотреть на инквизитора. Ее длинный нос сломан и повернут в сторону. Из глаз бегут слезы. Все лицо уже налилось синяком.

То что надо. Яцек развернулся на каблуках. Боль в пояснице стрельнула через весь позвоночник.

Это Творец меня тут же наказывает.

Скрипнув зубами от боли, он быстро вышел и запер за собой дверь.

***

Охранник стоял спиной к очагу и выставил задницу к теплу. Увидев Яцека, он резко выпрямился и неловко улыбнулся.

– Узник сгиб.

– Какой?

– Ты разве не должен делать обход каждые три колокола?

Охранник замялся с ответом.

– Так вот собирался как раз.

– Шестая слева. За что его взяли? – спросил Яцек, потирая костяшки на правой руке.

Охранник заглянул в книгу и ответил:

– Я помню его. Митин старший его привел. Говорит, донесли за ересь. Оклеветал Творца.

Братья Митины. Не любил их Яцек. Папаша сидит в собрании. Надменные ублюдки. Говорят, младший получил тоже какое-то задание от патриарха. Его задание поди поприятнее.

– Ясно, – сказал Яцек. – Будут еще узники за ересь или прочую грязь, пришли весточку.

С этими словами он бросил один медяк, который охранник от неожиданности не успел поймать. Не дожидаясь ответа, Яцек ушел из узилища на солнечные улицы столицы.

7. Мольга (07.10.4004)

Лодка зашла в бухту. За долгое время суша оказалась по оба борта лодки. Этот факт грел сам по себе. В лицах гребцов появилось облегчение.

Порт в Погроме не уступал размером столичному порту. Но если в Ростке почти все было выложено из камня, то здесь и порт, и возвышающийся над ним город был полностью из дерева. Да и порт представлял из себя сумбурно разросшиеся от берега причальные ветки. И у каждой теснились лодки и парусники.

Протискиваясь между подмостков с минимальной скоростью, лодка часто бывала в паре шагов от столкновения с причалом или другими судами. Толстяк на баке не скупился на брань, всякий раз отвечая на комментарии людей на причале или других лодках.

– Набаты на лодках видели? – спросил Арлей и вытер рукавом под носом.

– Тоже внимание обратила.

– А наш жирдяй вместо набата горло надрывал пол луны.

– Нравится слушать свой голос, – проворчала Мольга.

– Набат быстро портится от сырости и теряет упругость. Наш толстяк не из богатых купцов, – прохрипел Богдан.

Арлей зашелся кашлем, а потом сплюнул за борт сгусток мокроты.

– Навь, скоро нутро свое выхаркаю.

– На берегу пойдешь на поправку, – пообещал Богдан.

На берегу Бряч обнял каждого, словно прощался с близким родственником. Потом от него несло так, словно он сам сидел на веслах две недели. Толстяк показал, как пройти до детинца.

Погода на севере была дружелюбнее, чем в столице. Легкий бриз и никакого дождя. А вот люди провожали двух инквизиторов с нескрываемой неприязнью.

– Хорошо отстроили эту улицу, – отметил Богдан.

– Ты тут раньше бывал?

– Да. Когда еще вместо брусчатки тут был сруб, чтобы повозки не тонули в грязи.

Дорогу им пересекло три ратника.

– Воевода Богдан?

– Я давно не воевода. – Мольга заметила, как Богдан напрягся.

– Это видно. – Ратник засмеялся, от чего кольчуга на его груди зазвенела. – Ты не помнишь меня?

– Сотня Димитара. Вас немного осталось, когда вы зашли в город. И ты там был, – Богдан указал на второго. – Простите, братки, имен не помню.

– Как же тебя в святоши занесло, воевода?

– Ты так говоришь, словно это плохой чин, – возмутился Арлей.

– Замолчи. К тебе никто не обращался, сопляк.

– Я инквизитор его святейшества…

Ратник сделал шаг вперед, уперевшись широкой грудью в инквизитора на расстояние поцелуя, и прошипел ему в лицо:

– Хоть левое яйцо самого творца. Закрой пасть, пока тебя не спросят.

Арлей втянул носом сопли и отступил на шаг назад. Ратник забросил свою крепкую ладонь Богдану на плечо, оставив Арлея за спиной. – Так как так вышло, что воевода в рясу инквизитора вырядился?

Богдан ответил своей привычной хрипотой:

– Я человек служивый. Как и ты. Нам говорят, мы делаем.

Ратник сплюнул в сторону, потрепал за плечо и ответил:

– Навье пекло, как же ты прав! А сюда зачем пожаловал?

– Задание к митрополиту вашему.

– Вот так тебе повезло, с этим жирным прыщем дела иметь. Ну смотри, – он обнял инквизитора еще крепче за плечо, – вот туда по Улице роз и выйдешь на детинец. Ну а дальше уже спросишь у своей братии.

– Улица роз? – переспросил Богдан. Они встретились взглядами, и Мольге показалось, что они смотрят друг на друга слишком долго.

– А ты и не знаешь, – ратник засмеялся. – Этот напыщенный кретин отправил корабль, который прибыл на один день раньше, в волчье логово и велел посыпать всю дорогу от порта до самого трона лепестками роз.

– Прояви уважение, когда говоришь о митрополите, – возмутился Арлей.

Ратник развернулся на каблуках и схватил мальчишку за ворот раньше, чем он договорил.

– Клянусь молотом творца, еще раз ты откроешь рот, и я вышибу все зубы из твоей пасти, – выждал два удара сердца и добавил: – Никто меня не остановит. Ясно?

Арлей снова шмыгнул носом и кивнул.

– Ну и компанию ты себе выбрал, – он кратко глянул на Мольгу и подмигнул ей. – А знаешь, когда по этим лепесткам прошлась вся его свора и карета с жирдяем, то вся эта улица снова выглядела как залитая кровью. Ты ведь помнишь, сколько крови эта улица впитала?

– Помню, – ответил Богдан кратко, хотя казалось, ему есть что добавить.

– Послушай, воевода, давай мы тебя проводим до детинца. Город полон волков. Не допусти творец, кто-то из них узнает тебя.

– Это совсем не обязательно.

– Я настаиваю, – не отводя взгляда, сказал ратник.

– Тога, веди нас, – улыбнулся Богдан.

И они пошли. Мольге не терпелось расспросить Богдана о его ратном прошлом. И почему даже в инквизиторской робе приняли за своего? Но открывать рот она не осмелилась. И все шли молча, пока не появились первые висельники у дороги. Глазницы были пустыми. Почему воронье всегда их выклевывает? Не может терпеть, что мертвецы смотрят на них? Когда дальше по улице появились новые висельники, Богдан озвучил вопрос, который беспокоил всех:

– Кто эти висельники?

– Ооо! Это правосудие митрополита.

– Воры?

– Волки.

Все помолчали несколько шагов, и ратник продолжил.

– Город мы, конечно, заняли. Но посмотри вокруг. Он все еще кишит волками, которые не признают новую власть. Да еще этот кретин обложил всех налогом на язычество. Ввел патрули улиц, когда идут служения. Волки нас ненавидят. И демонстративные казни любви не добавляют. Ребята боятся выходить в патруль группами меньше трех человек.

Он глянул на Мольгу. Переборов страх, она выдержала его взгляд.

Еще несколько висельников, и они оказались у детинца. Впрочем, детинец – это слишком красивое название деревянному сеновалу с двумя дымоходами.

Стоило ратникам попрощаться, Арлей сразу же оживился:

– Мы должны немедленно доложить об этом в местную инквизицию.

– Оставь это, у нас тут другая миссия.

– Ты их защищаешь?

Богдан резко остановился.

– Послушай, если ты хочешь заниматься порядком в этом городе – ступай. Я просидел в этой гребаной лодке не для этого. Я иду к митрополиту с другой целью.

И они пошли дальше. Арлей просто пыхтел от гнева. А Мольга улыбалась так широко, что чувствовала, как от улыбки болит сломанный нос.

Пройдя кучу охранников и предоставив тысячу раз грамоту от патриарха, группу из Ростка допустили в столовую, где трапезничал митрополит Погрома. В просторной зале было хорошо натоплено и пахло жареным мясом. Между большими деревянными колоннами, выкрашенными в красные и синие цвета, стоял большой стол. В торце сидел толстый муж в робе служителя. Вокруг него кружила прислуга. В стороне находилась свора охранников в инквизиторской робе. Внимание всех привлек грязный мужчина в цепях. Руки и ноги были скованы короткой цепью, из-за которой он не мог выпрямиться. Лицо было скрыто под густыми черными волосами.

– Это те самые гости с грамотой от патриарха? – с набитым ртом спросил толстяк.

– Да, ваше преосвященство.

– Похожи на бродяг в инквизиторской робе. Выйди на свет. – махнул он рукой. На толстых пальцах красовались перстни из разных металлов и с разными камнями. Группа сделала несколько шагов вперед.

– Достаточно! – махнул он снова рукой, в которой уже был кусок сыра. Он откусил и запил вином. Махнул девочке с кувшином и, поставив кубок на стол. – Это же Богдан. Воевода, который заварил всю кашу. Ты прибыл разгребать это дерьмо?

– О чем ты, митрополит?

– Ты устроил резню в городе. Сжег кучу домов и стен. А потом бросил все и вернулся в столицу за лаврами. А меня отправили на эти руины. Чтобы я навел порядок там, где после тебя порядку не бывать.

– Я здесь не для этого, – сухо ответил Богдан.

– Тогда лучше убирайся. Тебе тут не рады. – он оторвал кусок мяса от тушки, вырвал зубами добрый кусок и швырнул кость на пол.

Обросший мужчина со звоном цепей, как собака, на четвереньках подбежал к кости. Под густыми волосами мелькнул на мгновение блеск глаз. После этого он завалился на бок и выставил кандалы вперед. Именно тогда, когда один из свиты хотел пнуть его ногой. Обидчик попал голенью по железному ободу. Узник перекатился на другой бок и убежал, как шкафка, под стол догрызать кость. А ударивший схватился за голень, потирая ушибленную костяшку.

Пользуясь паузой, Богдан ответил:

– Ты знаешь о грамоте. Чернилами на белом стоит, что ты должен собрать нас в поход. Ты хочешь ослушаться прямого приказа от патриарха?

– Мерзкий прихвостень! – изо рта полетела непрожеванная дичь. – Взять их!

Мольга не успела разглядеть, кто шевельнулся первым. Но в следующий момент алебарда крутанулась в руках Богдана и замерла в направлении инквизиторов митрополита.

– Стоять! Именем инквизиции объявляю, что каждый, кто ослушается воли патриарха, закончит на костре. Есть грамота. Либо вы выполняете волю церкви, либо мы возвращаемся сюда с отрядом инквизиции и предаем всех суду. И тебя тоже! – он перевел алебарду на жирного борова за столом. Обезоруженный инквизитор рядом удивленно потирал запястье, все еще не понимая, как лишился оружия.

Толстяк медленно откинулся на спинку кресла. Слова об отряде инквизиции явно сбили с него спесь.

– Ты! – он указал на одного из инквизиторов – Иди сюда.

Инквизитор невысокого роста с капюшоном на самый нос подбежал к митрополиту. Они о чем-то пошептались.

– Артемий проводит вас. А теперь ступайте. Не хочу, чтобы вы оставались в нашем граде.

Богдан протянул алебарду ее владельцу назад.

– Спасибо, братка.

***

– Ну что, пожаловался на ратника? – съязвила Мольга, стоило им выйти на двор.

– Заткнись, колдунья! – рявкнул Арлей и откашлял зеленый сгусток в руку. Вытер его об рясу.

– Замолчите оба, – прохрипел Богдан. – Как там тебя, Артемий?

– Да, – ответил инквизитор из-под капюшона.

– Покажи лицо.

Он сбросил капюшон и сморщил красные воспаленные глаза с засохшим гноем на ресницах.

– Недуг. Не переношу света. Увидел?

Богдан лишь кивнул, и инквизитор скрыл лицо снова.

– Что вам требуемо?

– Ну мы бы хотели отдохнуть, согреться, поесть путно. А там видно будет.

– Не пойдет, друзья. С митрополитом ругаться не хочу. Велено было – сегодня. Значит, сегодня до заката я должен выставить вас за черту города. Уж извиняйте. Ничего личного.

– Это против всех правил! – возмутился Арлей. – Жалуйтесь в столице. Тут митрополит власть, – он почесал пальцем под капюшоном.

– Пожалуемся. А сейчас давай нам теплые шмотки, лошадей и провиант.

– На лобном месте. Там у торгашей выберем.

И все пошли за инквизитором.

– Кто этот бедняга под столом? – спросила Мольга.

– О… Так и знал, что вы спросите.

– Ну такое не у каждого митрополита увидишь, – добавил Богдан.

Артемий хохотнул, отчего капюшон подпрыгнул.

– Ты, воевода, знаешь его как Эрих Заметающий След.

– Знаю. Мои ребята его так и назвали. Как вы его поймали?

– Это гордость митрополита. Ему будет жаль, что он сам не рассказывает, – инквизитор кратко обернулся на Богдана, выглянув одним красным глазом из-под робы. – Он велел брать всех мужей подряд в подвалы и развязывать им языки, пока они не расскажут, где скрывается Эрих. Заняло, конечно, много времени. Но в конце концов поймали того, кто рассказал, где живет его любовница. А когда знаешь, где человек ночует, поймать его не трудно.

Под капюшоном было не видно, но Мольге показалось, что инквизитор улыбается.

Они пришли на продолговатую площадь с множеством торгашей. Переоделись в простолюдинов. Арлей обмотался шарфом в надежде, что это избавит его от больного горла и постоянно бегущего носа. Мольга осталась при своих вещах. Но взяла мешок с лямкой через плечо. Богдан обменял инквизиторскую кистень на ножи и спрятал их под плащом. Набрав в мешки хлеба, сыра и вялых яблок, они верхом направились к лесу. Артемий в компании еще шести ратников проводил их.

– Дальше мы не пойдем. Я и так сделал больше, чем от меня требовалось. Не хочу, чтобы хрыч на меня взъелся.

Богдан поравнял с ним лошадь и поблагодарил.

– Не так я представлял пребывание в Погроме. Но все равно спасибо.

– Воевода?

– Да?

– В лесу лютуют бандиты. Главарь называет себя Соловьем. Не разводите ночью огня.

– Вот уж обрадовал.

– А лучше вообще идите не по тропе. Удачи, воевода.

После этих слов инквизитор и его два сопровождающих развернули лошадей и, брызгая грязью, ускакали в направлении Погрома.

До леса оставалось шагов тридцать. Богдан, Арлей и Мольга проводили группу Артемия взглядом.

– Пойдем, – скомандовал Богдан.

8. Яцек (07.10.4004)

Чем ближе к Белому холму, тем плотнее дома друг к другу. Над дверью висела деревянная табличка. На рисунке изображен то ли конский хвост, то ли веник.

Женщина вышла из домика и, увидев робу инквизитора, поспешила прочь.

Он вошел без стука.

– Яцек, ты мне так всех гостей распугаешь! – встретил его хозяин.

Хозяин избушки стоял над очагом с джезвой в левой руке. Его длинные черные волосы свисали вниз, закрывая лицо.

– Если твои гости чисты перед Творцом, то бояться инквизицию им не стоит.

– Ты сам знаешь, что это не так.

– Я смотрю, ты табличку над дверью повесил.

– Красивая? – хозяин оторвался первый раз от своего варева и показал в улыбке свои заточенные, как у животного, зубы.

– Ты решил стать конюхом? – серьезно спросил Яцек.

– Нет. С чего ты взял?

– Да не пойму, что значит конский хвост на табличке.

Хозяин засмеялся.

– Ошеул! Это связка трав!

– Сам рисовал?

– Да. Краску сварил из рыбьей желчи. Надеюсь, не смоет с первым дождем.

– Ты знаешь, что тебя и без того трудно постоянно выгораживать перед инквизицией?

– Яцек, братка. Какая муха тебя укусила?

– Табличка с травами? Я как это объясню, если меня сверху вопрошать начнут?

– Навья навь! – плюнул себе под ноги хозяин. – Умеешь ты испортить настроение.

Яцек ничего не ответил. Они помолчали несколько ударов сердца, и хозяин спросил расстроенным голосом:

– Снять?

– Снять.

– Навь! – сплюнул он еще раз и размазал носком сапога. Инквизитор опустился на скамью у стола. Нагой стоял у своего варева и, стиснув зубы, молча помешивал закипающую жижу длинной палочкой. Они знакомы слишком давно, и Яцек знает, что его пока что лучше не трогать. Пусть успокоится.

Варево закипело. Пахло чем-то сладким. Нагой перелил варево в стекляшку и залил грязную джезву водой. Он сел рядом напротив Яцека.

– Чего пришел? Явно не чтобы табличку сорвать.

– И тебе не хворать.

– Ай, в Навь! Все одно. Все потом сдохнем, – выругался Нагой.

– Снова живот болит?

– Все что не сожру, назад лезет.

Яцек покивал молча. Он всей душой хотел помочь другу, но не знал как.

– Сам как? Редко заходишь. Мамка не пускает?

Нагой снова оголил свои сточенные зубы. С такого расстояния Яцек разглядел, что некоторые из них уже начали подгнивать.

– Она всегда тебя не любила. Ты же знаешь, как она говорит всегда… – начал оправдываться Яцек.

– Ты тот – кто твой друг, – продолжил Нагой. – И кто же я сам тогда? Суровый инквизитор, боящийся своей мамки?

– Довольно, – рявкнул Яцек, но собеседник не испугался. – Давеча на холме был.

Нагой молча смотрел, выдерживая паузу, и инквизитор продолжил:

– У самого патриарха. Подсунули заданьице.

– Тааак… – Нагой забарабанил костлявыми пальцами по столу. – А судя по роже, ты этому не рад.

Яцек оглянулся на дверь и сказал чуть тише:

– Дед объелся белены и придумал, что есть какая-то секта. Они написали свое писание и теперь поклоняются ему.

– Ну история не нова.

Где-то внутри Яцек надеялся, что Нагой сможет ему помочь с делом Белого холма. И после этих слов эта надежда вырвалась фонтаном наружу.

– Как? – воодушевленно воскликнул инквизитор.

– Ну были же уже сектанты. И Симоновская инквизиция их всех пережгла. Даже я это знаю.

Надежда снова рухнула. Яцек так хотел верить, что Нагому что-то известно, что позволил себе самому и обмануться. А друг тем временем поднялся и снял с полки одну из книг.

– Погодика… – он аккуратно листал страницы. – Вот! Писание Иаве. Там околесица, что второй сын творца в Нави сидит. И что поклонники у него есть. И что поклонники враги церкви и что жечь их нужно. Чушь, даже если и взаправду все.

– А в Ростке их где найти?

– Ну они точно табличек не вешают на дверь, – ухмыльнулся Нагой.

– Был один в узилище. Он мог что-то поведать, да сгиб с пеной у рта.

– Пена – это может падучая хворь, – пояснил Нагой.

– Я так и подумал. Сидит как живой. Ногой его ткнул, он и распластался по полу, – пояснил Яцек.

– Погоди, – Нагой убрал длинную прядь черных волос за ухо. – От падучей сидя не гибнут. Там же припадки. Они орут и брыкаются, как безумцы.

Яцек задумался.

– А тот сидел. Знаешь, как будто в кустах серит. На корточках.

– Похоже на яд, – задумчиво протянул Нагой.

– Да брось. Кто его в узилище травить будет?

Яцек спросил риторически, но сам задумался. В тот день всего один охранник в узилище был.

– Его бы разрезать, да посмотреть.

Инквизитор недовольно зыркнул на Нагого.

– Чего?

– Снова за свое?

– Да я помочь хотел. Типун на тебя. Сам своих злодеев ищи.

Нагой встал и пошел мыть джезву.

– Не серчай, Миха, мне тогда непросто тебя от костра спасти было.

– Да помню я, не надо всякий раз напоминать.

Они еще какое-то время помолчали. Друзьям детства было достаточно молчаливых мгновений вместо длинных перепалок.

Нагой заговорил первым:

– Слыхал, там какие-то артисты приехали? Говорят, на сцене бабу колют на смерть. Кровью обливается. Все взаправду, а потом она встает и на ней только шрам.

– Не слыхал. – Вот вы бы таких проверяли, а не под моей табличкой колдунов искали, – проворчал Нагой и повесил чистую джезву на крючок.

– Добро, пойду я. Ты не хворай тут, а то прийду другой раз, а ты тут издох.

– А Яцек тут с нарядом, чтобы арестовать.

– Вот же разочарование меня ждет.

– Вали уже, – рявкнул Нагой и улыбнулся во весь рот.

– Бывай.

Яцек прошел несколько шагов и оглянулся на табличку.

– Вот же слабоум… – пробубнил он себе под нос.

***

Дверь в узилище представляла из себя обитые железом толстые дубовые доски. Яцек постучал кулаком. Из окошка на него глянули уставшие глаза. Те самые, что пару дней назад глядели на него спросонья.

– Ты тут снова один?

– Да, – виновато протянул охранник.

– В этот раз никто не сгиб?

Он испугался и на мгновение запнулся.

– Нет. Никто, – но звучало это очень даже неуверенно.

Взгляд охранника упал на торбу в руках инквизитора. Он работал в узилище недолго, но догадывался, что принес с собой Яцек.

– Замкни дверь.

Яцек молча наблюдал, как охранник ставит засов на дверь. Хороший механизм. Даже если дверь сорвут с петель, она все еще будет заперта.

– От чего сгиб узник в шестой?

– Я не знаю. Может, хворый был, может, запытали его.

Охранник почесал щетину на шее и тупо уставился на Яцека.

– Его не истязали. Ран на теле не было.

– Может, замерз до смерти? Творцом клянусь, не знаю.

Не похоже, что врет, но нужно убедиться.

– Показывай шестую. Там еще пусто?

– Да, – ответил он, хватая ключ со стены.