Правь

На последних словах голос дрогнул, и матушка почти заплакала.

Я знаю, что произошло, матушка. Бедная девчонка была готова на любую работу за пару монет. Что угодно, чтобы пережить эту зиму, но ты довела ее своими истериками. Нисколько не злюсь на девчонку и не буду ее искать.

– Конечно, мне интересно. Я просто стараюсь быстрее согреть комнату.

Старуха фыркнула.

– Мне нужно в туалет.

– Сейчас! – подскочил Яцек.

Он принес ей деревянное блюдо, усадил на него мать и сам отошел в другой угол комнаты. Он всегда так делал, словно у него там появилось срочное дело.

В комнате запахло мочой.

– Где ты там?

– Иду…

Яцек избавился от содержимого и вернулся в комнату, разжег огонь в печи и сел за стол у котелка.

Он поймал недовольный взгляд матери. Виновато опустил глаза.

– Почему ты прогнала хожалку?

– Эта змея обворовывала нас.

– У нас и взять-то нечего, – обвел он рукой скудно обставленную комнату.

– Морковь для похлебки. Она сожрала ее, пока я задремала.

Яцек ничего не ответил и взялся нарезать репу.

– Что от тебя хотели на холме? Расскажи! – спросила матушка. Яцек тихонько выдохнул. Он ждал этого вопроса.

– Патриарх дал мне задание, – ответил он и застучал ножом по столешнице, кромсая репу.

– Яцек! – сказала матушка резко. Она всегда использовала такой тон, чтобы ругать его. – Ты прекрасно понимаешь, почему я волнуюсь. Так что будь добр! Объясни: что хотели от тебя на холме.

Еще один длинный выдох.

– Да, матушка. Извини. – Он отложил нож и сгреб репу в казан. – Патриарх объявил войну иноверцам. Какие-то сектанты. Поклоняются своему новому писанию.

– Именем Творца тебя молю, будь осторожен. Твой отец так и пропал.

– Знаю, матушка.

Знаю! Слышал эту историю с детства чаще, чем все дети сказ о богатыре и волке.

– Ты никогда меня не поймешь, пока у тебя не появятся свои дети. Пока ты не потеряешь кого-то тебе дорогого. Я любила твоего отца больше всего на свете.

Ну начинается… Яцек поднялся со скамьи и подставил свои бока теплому воздуху у очага.

– Тебе тогда было девять лет. Ты и сам помнишь, как я горевала. Ходила на Белый холм, просила впустить меня.

Он помнил только, как она рыдала целыми днями, а все дни Яцек проводил в школе инквизиции. И там он сам обливался слезами от тренировок у мастера Коловрата. Прошло сорок лет, а Яцек до сих пор с отвращением вспоминал тренировки.

Матушка продолжала говорить, всхлипывая:

– Вот так же, как тебя сейчас. Его позвали на белый холм. Он никогда не говорил о службе и не любил, если я спрашивала. А потом один раз не вернулся.

Голос ее дрогнул, она поспешила размазать слезы по щекам.

Яцек ненавидел эту историю. Не проходит и двух дней, чтобы она не повторила ее. Он отвел глаза, не выдерживая грустного взгляда.

Яцек дорезал овощи и подвесил казан над очагом.

– Найди ему его иноверцев, сына.

– А то я сам не знаю…

– Не дерзи матери! – рявкнула старуха, нахмурив лоб.

– Поспрашиваю люд. Может, кто что знает.

– Яцек! – голос матери стал серьезным и жестким.

– А?

– Не вздумай попросить помощи у Нагого.

– Я и не собирался.

Это было правдой. Яцек даже не подумал об этом. Нет, он по-прежнему поддерживает дружбу с Нагим, но совсем не подумал о нем сейчас.

– Ужасный человек, – не скрывая отвращения, проговорила она.

– Матушка! – удивленно воскликнул Яцек.

Он подошел к столу. Поднял связку моркови с противоположной скамьи. – Вот же морковь!

– А где она была?

Челюсть ее от удивления отвисла, открывая беззубый рот.

5. Мольга (02.10.4004)

Чем ниже они спускались в порт, тем злее был ветер. Мольге не нравилось идти в сопровождении двух ряженых в инквизиторскую робу идиотов. Никто не любил инквизицию, но еще больше презирали крыс, кто с ними сотрудничает. А то, что она пряталась под капюшоном от ветра, больше походило на жалкую попытку скрыть свое лицо от прохожих.

Благо, днем улица с блудилищами и харчевнями была не столь оживленная. Вот вывеска со свиньей. Вот заблеванный угол, в котором она пряталась. Вот блудилище, где она убила Курноса. Но по улице бегают лишь носильщики с тележками или кучевыми упряжками.

Из всех кораблей и лодок, которые стояли в порту, лодка с поэтичным названием «Белокурая девственница» оказалась обычной деревянной коробкой на воде. Скомканный парус выглядел как простынь бывалой блудницы. Замерзшие и обросшие бурлаки спали на веслах как мертвые. Другие, кто не спал, с любопытством уставились на двух инквизиторов.

Завидев инквизиторов, по трапу к ним поспешил жирный коротышка.

– Это явно ошибка! – возмутился Арлей видом лодки.

– Тогда бы он так не лыбился, – прогундосила Мольга с забитым тромбом носом.

– Вы должно быть те самые гости, что поплывут с нами до Погрома? – толстяк бегал своими маленькими глазками, не понимая, к кому из троих нужно обращаться. – Меня зовут Бряч. Слуга его святейшества. Он согнулся пополам, чуть было не завалившись вперед.

Было бы смешно, если бы ты упал, жирный боров.

– Мы что, на этом поплывем?

Толстяк смутился и оглянулся на лодку, словно сам ее видел впервой.

– Прошу прощения. Конечно, судно мое не новое. Но других у меня нет.

Его глазки все еще бегали с одного на другого.

– Поплыли уже. Холодно тут стоять, – рявкнула Мольга. Она проверила маленький сверток под плащом. На месте. Не потеряла. Обошла толстяка и пошла по трапу.

– Не люблю плоскодонки, – пробубнил Богдан, последовав за Мольгой.

Тесная каюта была до потолка забита всякого рода барахлом. Все это барахло было еле-как привязано канатами к поперечным балкам.

– Задень тут что-нибудь и тебя найдут грузчики под кучей барахла, когда прибудем в Росток.

Арлей уставился на Мольгу, не понимая, угроза это или шутка.

– Вам нечего бояться. Вы можете расположиться на этой стороне, – толстяк указал угол с утоптанной отсыревшей соломой. – Если позволите, я дам команду к отплытию.

– Командуй, – ответил Богдан, после чего обратился к Арлею и Мольге: – Тут зато не моросит.

И в самом деле. Иди поной бурлакам на веслах. Они сидят под открытым небом и на ветру.

Несмотря на топот ног, скрип досок, шум воды и вой ветра, в трюме отлично было слышно крики коротышки. Он поливал бурлаков отборной бранью. Самые остроумные выражения вызвали улыбку на лице Арлея.

Богдан выбрал из барахла заколоченный ларь и уселся на нем. Арлей опустился на солому. Мольга не желал сидеть с инквизицией в одном углу и оперлась на перекладину в стороне.

С палубы брань коротышки сменилась ритмичному:

– И раз! И раз! И раз!

– Сколько нам плыть? – спросила Мольга.

– Три-четыре дня.

Арлей присвистнул.

– И все четыре дня он будет так орать?

– Если будет попутный ветер, то наверное перестанет, – ответил Богдан.

– Скучно, – помолчав выдала Мольга.

– Ты бы могла нас развлечь, – ехидно подмигнул ей Арлей.

– У тебя две здоровых руки. Развлекай себя сам.

Богдан засмеялся, а Мольга насторожилась. Ублюдки ей не друзья. И никогда ими не станут. Воспоминания об изнасилованиях в узилище были слишком свежими.

– Еще и холодно. А ты могла бы нас согреть, – не унимался Арлей.

Как ей хотелось перерезать ему глотку и смыть кровью ехидную улыбку, но этого не допустит его дружок. А о возвращении и награде можно и вовсе забыть.

Мольга достала кинжал и стала выковыривать им грязь из-под ногтей.

– Забери тебя Навь! Мне все еще не нравится, что у тебя есть нож.

– Конечно. Ты же привык, что женщина беззащитная и в кандалах.

– Даааа, – протянул он мечтательно. – В узилище я бы научил тебя уважению к инквизиции.

Богдан глубоко выдохнул, откинулся на спину и закрыл глаза.

Не притворяйся, что спишь, лис. Я вижу тебя насквозь.

– Скажи, душегуб, у тебя хоть раз была женщина, которая ложилась под тебя по своей воле?

– Множество, – ухмыльнулся Арлей. Но Мольга видела, что ухмылочка уже не такая искренняя.

– Блудницы не считаются, – парировала Мольга, не отрывая взгляда от кончика кинжала и безымянного пальца.

– Скажи лучше ты, колдунья, был ли на тебе хоть раз мужчина, который без бутылки хотел тебя?

И тут Мольге нечего было ответить. Да, у нее было множество мужчин. Особенно когда она хотела забеременеть. И она была вольна выбирать среди них. Любил ее кто-нибудь? Нет. Но что-то нужно ответить. И быстро. Нельзя позволить ублюдку подумать, что больно уколол ее.

– Вам, душегубам, нравится издеваться над людьми. Видеть их мучения.

– Не всем, – пробубнил Богдан, не открывая глаз. Арлей кротко на него обернулся и ответил:

– Поверь, колдунья, куда приятнее было бы вас убивать. Этот приятный хлопающий звук, когда кистень опускается на череп. Хлоп – и готово.

Какая же ты мразь! Даже причавкиваешь и смакуешь, рассказывая это. – Так убивали бы в своих темницах. К чему столько узников? Да еще эти показательные казни!

Она сплюнула. Злость накатывала с каждым словом.

– Все эти пытки созданы, чтобы приблизить вас к творцу. Только через страдания язычник приходит к истинной вере. Поверь, ты просто не попала ко мне на дыбу. Ты бы молила меня о встрече с творцом, чтобы самой расцеловать ему ноги.

Мольга сглотнула. Он не шутил. Не запугивал. Он искренне верил, что прав и не переставал ухмыляться.

– Путешествие предстоит длинное. Идем к нам. Мы тебя согреем, – нарушил он ее длинное молчание.

– Тут смердит.

Мольга вышла на палубу, а инквизитор смеялся ей в спину. Она злилась на себя. Сбежала. Нужно было пустить ему кишки. Кинжал был еще в руке. Она спрятала его под плащ. Ветер трепал волосы. Но боль в сломанной переносице отступила на холоде.

Она оглянулась на берег. Грязные кварталы и белая инквизиторская крепость на холме. Отсюда Росток выглядит маленьким и игрушечным.

И так четыре дня? Если не сегодня, то завтра инквизитор попытается изнасиловать ее. И все это кончится резней. Теперь она жалела, что просто не сбежала из Ростка, пока могла.

На ветру было еще холоднее, но возвращаться она не хотела. Тогда она села за весло. На свободную банку. Вот кому на этом корыте не холодно – так это бурлакам. Стоило ей пару раз махнуть веслом, как коротышка прекратил счет и прибежал к ней.

– Дражайшая! Что ты делаешь! Ты не должна!

Ох! Бедолага, ты совсем охрип так орать.

– Вернись на бак. Я пришла согреться.

Мольга услышала смешки бурлаков за спиной. Кто-то зашептался. Толстяк замешкался и побежал к носу корабля.

Очень скоро Мольга согрелась. Она вообще поймала себя на мысли, что ей нравится. Руки забыли, что такое работа. Мышцы горели. Спина вспотела. И только сломанный нос напоминал о себе пульсирующей болью, отдавая до самого мозга.

Она не знала, сколько прошло времени, когда на палубу вышел Богдан. Он сразу понял, зачем Мольга села за весло, и сел на бак рядом. Они гребли молча. Слушая только такт толстяка.

Вот оно решение! Мольгу осенило. Она так широко улыбнулась, радуясь своему коварству, что почувствовала боль в переносице.

– Тоже устал от своего нудного дружка? – обратилась она к Богдану.

– Он умеет быть неприятным. Ну и холодно сиднем сидеть.

– Ты немного темпа сбавь, мы тут на левой стороне обосремся за тобой поспевать.

Богдан засмеялся. Лестью это было только отчасти. Инквизитор действительно работал веслом не запыхавшись.

– Не хотелось бы такое увидеть.

– Еще бы! Лодку сразу накренит от нашего дерьма.

Он снова засмеялся, задрав голову вверх.

– Ты и сама неплохо справляешься. Поверь, я знаю, о чем говорю, – ответил Богдан.

– Приятно размяться после стольких лун в узилище.

– А я уже начал волноваться, что ты сбежала. Вышел проверить, где ты.

– Зачем мне это делать? – слукавила Мольга.

– Может, из-за Арлея?

– Если я откажусь от задания и сбегу – то точно не из-за этого напыщенного слабоума.

Богдан ничего не ответил.

Толстяк подбежал к ним.

– Друзья мои. Людям на веслах запрещено говорить. Иначе они сбиваются с такта и не слушают меня. Я не вправе вам запрещать, но вы нарушаете дисциплину среди моих гребцов. Прошу вас, – он чуть склонился в коленях, – молю, не обижаться на вашего слугу. Но нам еще плыть четыре дня. Ступайте внутрь.

– Мы будем немы, – ответила Мольга, а Богдан кивнул ей в ответ, показывая жестом, что рот не открывается.

Толстяк скривился. Он остался недовольным, но не смел поспорить с инквизитором и Мольгой.

– Не спим, лоботрясы! Иииии раз! И раз… Когда стало темнеть, на палубу с заспанным лицом и синими от холода губами вышел Арлей. Он сразу засмеял Богдана и Мольгу за их занятие.

– Ладно она, но ты-то инквизитор! Зачем тебе сидеть с чернью на веслах! Еще и кольчугу снял, – он пнул лежащую на полу кольчугу.

– Нет ничего постыдного в труде, – прохрипел Богдан. – Даже творец трудился над Алатырем при мироздании.

– Да-да. Шесть дней и шесть ночей. Знаю…

Когда стало темнеть и береговая линия потерялась в сумерках, лодка встала на якорь. Толстяк раздал гребцам холодную закваску из воды и молотых зерен. Пассажиры получили такое же блюдо.

– Навье отродье! Это вообще можно есть? – возмутился Арлей.

– Друг мой, если мы спустимся в трюм, то я предложу вам хлеб и сыр из запасов. Но не на глазах у гребцов.

– Так идем! – и Арлей, не дожидаясь, поднял крышку в трюм.

Мольга не спешила возвращаться в трюм к Арлею. Богдан тоже остался на банке. Гребцы все оставались на банках, повиснув на веслах. Мольга и Богдан опустошили миски и подошли к борту судна.

– Спящий океан… – протянул Богдан.

Ветер притих. Океан действительно уснул. В небе из разорванных туч поблескивали звезды.

– Ты не похож на инквизитора, – сказала Мольга и провела рукой по груди инквизитора. – Это скорее мышцы работающего человека. И руки тоже. – Она взяла его руку. Грубая кожа, а ее ладони покрылись мозолями от работы веслом. Мышцы инквизитора напряглись, но он не сопротивлялся.

– Я не всегда был инквизитором.

Хриплый голос дрогнул. Да, инквизитор, ты у меня на крючке. Какие же вы мужики все поверхностные. У меня на лице один сплошной синяк и сломанный нос по центру, а вы дрожите от бабского внимания. Мама в детстве не любила?

Но в ответ она склонила голову набок и спросила:

– А чем ты занимался раньше?

– Ратным делом, – он отвел глаза, словно признался в чем-то постыдном.

Толстяк выскочил из трюма, и Богдан испуганно выдернул свою огромную ладонь из рук Мольги.

– До утра отбой. Отдыхайте! – крикнул он команде гребцов, хотя половина уже достала какие-то лохмотья из-под банки и спала, укутавшись.

– И вам советую отдохнуть. Вы гребли весь день, – обратился он к Мольге и Богдану.

Инквизитор поднял с пола свою кольчугу и отправился с Мольгой в трюм.

***

Мольга почувствовала, как Богдан убрал из-под головы свою руку и ушел, но сделала вид, будто крепко спит. Мольга много времени провела в блудильнях. Каждый мужчина спешит убежать после секса как нашкодивший ребенок. И она позволила Богдану это сделать.

Он вышел на палубу.

Теперь зашевелился Арлей. Она была в полудреме и готова была провалиться в сон, но когда почувствовала, что инквизитор ложится рядом, то резко проснулась как от кадки холодной воды. Она оттолкнула его ногами, вскочила и с криком, размахивая кинжалом:

– Не подходи, пес! Убью как собаку!

Арлей еще не поднялся с пола, когда в трюм вбежал Богдан.

– Что случилось!

– Она накинулась на меня! – заревел Арлей. В свете маленькой масляной лампы, которая покачивалась в такт лодке, Мольга разглядела, что он уже стоит и показывает на нее рукой.

Богдан молчал. Явно ожидая, что скажет Мольга.

– Клянусь всеми богами, я не позволю себя использовать!

– Мы не будем этого делать, Мольга, – сказал хриплым голосом Богдан, вытягивая руку вперед.

– Этот пес полез ко мне!

– Обслужила Богдана и меня обслужи!

– Арлей, мы инквизиторы, а не насильники. Не порочь робу инквизитора.

– Что! – взвыл Арлей. – Ты сам ее только что трахал!

– Это было по обоюдному желанию. Так, Мольга?

– Я лягу лучше с любым из бурлаков, чем с этим уродом, – указала она на Арлея.

– Я говорил, что она развернет кинжал в нашу сторону! Говорил, что его следует изъять!

– Оставь ее, – холодно проговорил Богдан. Мольга ликовала, но на лице изображала испуг. Да мальчики, история стара как мир. Из-за баб брат идет на брата. И вас мне удалось рассорить.

– Я доложу об этом верховному инквизитору!

– Докладывай. А пока что сходи проветрись.

Арлей всем своим видом изображал обиженного подростка. Пыхтел носом, громко топал и хлопнул крышкой, выходя на палубу. За последнее ему точно были особо благодарны спавшие на своих баках бурлаки.

Мольга продолжила играть свою роль. Уронила свой кинжал и бросилась с объятиями к своему спасителю.

Надеюсь, не переигрываю.

Она уткнулась лицом в крепкое плечо бывшего ратника. Стоило чуть надавить на сломанную переносицу, как из глаз покатили слезы.

Жалей меня, инквизитор. Почувствуй себя нужным.

***

Лодка спокойно покачивалась. Ноги замерзли. Мольга их поджала, спрятав под шкурами. Она бы поспала еще, но крики толстяка не дадут уснуть.

– Тоже проснулась? – прохрипел Богдан ей на ухо.

– День только начался, а меня уже тошнит от его счета, – ответила она, не размыкая глаз.

Инквизитор хотел засмеяться и закашлялся. Мольга потянулась рукой ему в пах.

– Где Арлей? – спросил он.

– Не знаю. Но важно, что его нет тут, – и с этими словами крепко сжала его член.

Она играла роль. Но признавалась сама себе, что эта часть ей нравится. Богдан был не молод, но его хриплый голос, упругие мышцы, покрытые шрамами руки и плечи возбуждали ее. Может, она бы смогла и кончить, если бы не боялась все это время, что веревки не выдержат и их полуголые тела найдут в трюме под кучей хлама.

Когда они закончили, Богдан спросил ее шепотом на ухо:

– Ты не забеременеешь?

Мольга покачала головой.

– Это какое-то твое колдовство? Откуда эта уверенность?

– Ты слабоум?

– Что? – обиделся бывший ратник.

– А я-то ослица и забыла, что ты гребанный инквизитор?

– Я просто спросил…

– Ты считаешь меня колдуньей!

Богдан потупил взгляд в сторону и слез с нее.

– Прости.

– Идем искать Арлея. Кабы не натворил дел, – с показной обидой она стала натягивать свою шерстяную рубаху на голое тело.

***

Арлей сидел на веслах. Что позабавило и Мольгу, и Богдана. А на их вопрос он дерзко ответил:

– А что мне остается? Держать вам свечу и аплодировать?

– Как ты собираешься аплодировать со свечей в руке?

Арлей только фыркнул на колкости Мольги, а она не успокоилась:

– Или ты собирался держаться за свою свечу?

– Довольно, Мольга, – монотонно прохрипел Богдан.

Все уселись за весла. Сегодня толстяк уже никого не отговаривал, а лишь в перерыве, когда разносил воду, прокомментировал, что с такой помощью все прибудут в Погром уже завтра к вечеру. Мольга догадывалась, что это лесть, но хотелось верить. Ей не нравилось на лодке. Не нравилось в море. И одна лишь отдушина была – это мускулистые плечи Богдана спереди, которые бугрились от работы веслом.

– Никогда в жизни так не мерз, – проныл Арлей. А когда никто не ответил, продолжил. – Холод змеей проникает под одежды.

– Морской воздух сырой. Он холоднее. Он действительно проникает под любую одежду, – объяснила Мольга.

– Вам-то, волкам, не привыкать.

– Единственное отличие от тебя – мы, волки, не ноем как щенки.

Арлей хотел что-то ответить, но Богдан рявкнул на обоих как на детей.

Так они плыли полдня, пока на берегу не увидели руины. Толстяк Бряч, видя их интерес, направил лодку ближе к берегу.

Голая земля. Только местами выглядывали кусты чилиги. А вокруг из земли торчали высокие серые глыбы. Невероятно огромные. И по обломкам сверху было понятно, что когда-то они были еще выше.

– Это руины волотов? – спросил Арлей.

– Они самые. Завораживает, не правда? – толстяк радовался, угодив инквизиторам. – Смотрите, там из камня торчат железные ребра. Я читал об этом. Они умели плавить камень и выливать из него жилища для себя.

Мольга удивилась размерам руин. Какие большие были волоты, если им нужны были такие жилища?

Но вслух Мольга лишь съязвила на фразу инквизитора:

– Ты что умеешь читать?

– Замолчи, колдунья. Я умею читать и писать на двух языках!

– Вся земля вокруг отравлена, – продолжил толстяк, игнорируя перепалку. – Как-то довелось видеть бедолагу, что сунулся в проклятые земли. Плоть гнила на нем живом.

Толстяк передернул плечами от воспоминаний и добавил:

– Никогда не забуду, как он молил о смерти.

– Таково было наказание творца за тщеславие и гордость, – хвастался своими знаниями Арлей.

– Что они сделали? – спросила Мольга.

Арлей глянул на Бряча. Тот деликатно промолчал, дав ответить инквизитору.

– Они построили великие города. Высокие, почти до небес. И возомнили себя ровней творцу. Такую гордыню Творец не потерпел и наказал их проказой.

– Разве он не один там на небесах сидит?

– Что значит один? – удивился Арлей.

– Ну творец ваш…

– НАШ!

– Наш, мать твою! Он изгнал всех из нави и живет там один.

– Да… – не понимая согласился Арлей.

– Почему бы не обрадоваться, что его дети вернутся к нему?

Арлей разозлился. Ответа у него не было.

– Ты несешь ересь, колдунья! Остановись! Иначе по прибытию отправишься прямиком на костер!

Толстяк поспешил замять конфликт:

– Что ж, друзья, если позволите, мы продолжим наше путешествие.

Мольга заметила, как с облегчением выдохнул Богдан.

Любой другой с любопытством бы наблюдал за их перепалкой. Но Бряч оказался достаточно мудрым, чтобы поскорее сбежать от них. Уже скоро все снова услышали счет:

– И раааааз! И раааз!

6. Яцек (03.10.4004)

Следующим утром Яцек сразу же направился в узилище. За завтраком он выслушал длинную напутственную речь матушки. Она пророчила ему, патриарх обязательно наградит его за хорошую работу. Остальные будут еще локти кусать, что отказались от такой возможности. Осталось всего-то отыскать навий культ иноверцев.

Редкое для луны Кота солнце разогнало непроглядные тучи. От ветра остался легкий бриз. Сама погода пророчила успех. Только поясница снова ноет с утра.

Двери в узилище были заперты с ночи. В маленькое окошко на него зыркнула сонная рожа.

– Яцек, ты!

Даже через это окошко инквизитор почувствовал перегар от прокисшего кваса.

После некоторой задержки за дверью загремели засовы, и охранник открыл дверь.

– Заходи, гостем будешь.

– Ты чего тут один? – удивился инквизитор.

– А ты не слыхал, что было?

– Про Курноса знаю, – сказал Яцек.

– Значит, уже слышал?

– Видел, – поправил его Яцек и прошел в каморку. Воздух был затхлый, но холодный. В очаге тлели прогоревшие дрова.

– Сам видел? На твоей улице было? Ты кого-то уже нашел?

Яцек пропустил серию вопросов мимо и спросил:

– А второй где?

Обычно в узилище дежурило по трое. Охранник недовольно уставился на Яцека, борясь с желанием переспросить о Курносе.

– Его высекли вчера. Еле уполз домой и не вертался.

Яцек присвистнул.

– Кто?

– Тут вчера кто-то важный был. Весь в белом. С ним ратных с десяток. Велел высечь Вано.

– А что он хотел?

– Бабу одну освободил. А Вано высек за то, что бабе нос разбил. Вот только знаешь что.

Охранник потер глаза, убрав из уголков гной, и продолжил:

– …баба та сама бешеная. Из волков. Прыткая. Не один раз бежать пыталась. Даже мне вон оставила след.

Он задрал рубаху и показал шрам на волосатом животе.

– Ведро разбила и деревяху о камень заточила. Слава творцу, кишки мне не выпустила. А то бы не отворил тебе Колор сегодня дверь. Яцек вспомнил дикарку у дверей к Патриарху вчера днем, но ничего не сказал охраннику.

– Слушай. Давай книгу. Поищи мне там среди узников.

– Ага, – дернулся он к столу как ужаленный, взял в руки книгу и вопросительно уставился на инквизитора.

– Нужны все, кто за ересь и инакомыслие задержаны. И еще бабу одну. – Охранник улыбнулся краем рта, а Яцек добавил – Самую высокую.

Решил, что я хочу развлечься с ней. Скверно сознавать, что для охранников обычное дело.

Яцеку были неприятны такие истории. Он был далеко не самый богатый инквизитор. Но даже ему хватало серебреников на блудниц, которые не забывали мыться и имели хотя бы все передние зубы. С презрением он относился к товарищам, которые приходили для своих утех в узилище.