скачать книгу бесплатно
– О, как здорово, вы и встречи устраиваете! Иди, конечно, только позвони обязательно, если задержишься. Завтракать будешь?
– Давай.
***
Олег жил в десяти минутах ходьбы, и я, надев свой черный спортивный костюм, мельком глянул на себя в зеркало – прическа вроде нормальная, ничего не торчит, костюмчик мятый только, но это нестрашно, он же спортивный. Накинув пуховик, я попрощался с мамой, пообещав «если что» позвонить, и второпях покинул квартиру.
Я шел быстрым шагом, хотя до назначенного времени оставалось еще минут двадцать. Не то чтобы я боялся опоздать, но всегда чувствовал себя неуверенно, если шел минута в минуту без запаса. Меня не покидало чувство тревоги – вдруг я кого–то встречу, с кем–то заговорю, подверну ногу – да мало ли что может случиться, и я опоздаю. Я всегда выходил раньше, чем позволяло время.
– Привет! – мне открыл Олег, и я зашел в прихожую.
На вешалке было столько много одежды, что я с трудом нашел свободный крючок. Начав разуваться, я заметил среди десятка ботинок и туфель несколько пар женских сапожек. Это становилось все интереснее. Я мысленно улыбнулся и зашел в комнату.
Из колонок, висящих под потолком, доносилось «возьмем конфет и ананас, и две бутылочки для нас». Да уж, ну и репертуарчик. Кто же это поет? Голос знакомый, где–то слышал. Вспомнить я не успел, потому что мое внимание переключилось на стоящий посреди комнаты, длинный, деревянный стол. На нем были чашки с какими–то салатами и порубленной колбасой, рядом с которыми валялся хлеб. Колбасу и хлеб видимо рубили прямо на столе – он был в глубоких царапинах, всюду валялись крошки и колбасные шкурки. В центре стояла большая пепельница.
– О–о–о! А вот и новенький! Давай к нам, присаживайся!
Вся команда была в сборе. Кому не хватило места за столом, сидели на диване, стоящем вдоль стены. Лица у всех были веселые и радостные, царила атмосфера праздника. Но эти лица я изучал недолго и, присев к столу, уже пялился на трех присутствующих девчонок.
Машка – невысокая брюнетка с ослепительной улыбкой. Ирка – худенькая блондинка, голубые глаза которой сверкали игривым блеском. Рита – русоволосая, высокая, с гордым и правильным лицом. Все были ярко накрашены и дорого одеты, красавицы, а главное – старшеклассницы.
– Хватай вилку, бери, что хочешь! Чувствуй себя как дома, – сказал Олег и пододвинул ко мне чашку оливье. Жутко пересоленого, как оказалось.
– У нас через две недели игра, материал подготовили – высший класс! Всех порвем, путевка в финал нам обеспечена, – Саня сидел рядом с Иркой и хвалился своими успехами и достижениями. – У нас в визитке такой номер есть – закачаешься! Это просто бомба, зал будет порван! Я там в главной роли.
– Ой, а что там будет? Расскажи, а… – тонким голоском пролепетала Ирка.
– Нет, это невозможно, не могу. На игре все увидишь.
– Ну, пожалуйста, Сашенька… Мне так интересно… У тебя же главная роль… – Ирка сделала невинные глазки и быстро захлопала ресничками.
– Только никому не рассказывай, – сдался он.
– Никому! – победно улыбнулась Ирка и, повернув голову, подставила Саше свое красивое ушко, а когда тот склонился к ней и зашептал нашу будущую программу, прикрыла ротик ладошкой и тихонько захихикала, стреляя по нам своими голубыми глазками.
Я опустил взгляд и, ковыряясь вилкой, стал делать вид, что пытаюсь зачерпнуть порцию побольше.
– А как вашего новенького зовут? – накручивая на палец чернявый локон, спросила Машка.
– Сергей. Мы разве не говорили?
– Он немой, что ли? Чего молчишь–то? Представься девушкам, – высоко подняв подбородок, поддержала Рита.
– Серега, – буркнул я себе под нос и от волнения громко брякнул вилкой.
Все дружно захохотали, а я в довершении всего опустил глаза и покраснел, уставившись в тарелку с салатом.
– Ну, что–то мы заскучали, Олежа, погнали! – сказал Саня и расстегнул ворот черной рубашки.
Тот сразу подскочил и, раскрыв дверцы подвесного шкафа, достал из него маленькие стеклянные рюмочки. Выстроив их в ряд, он раскупорил бутылку водки и, прищурив один глаз, стал разливать ее равными порциями.
– А че, пива нет? – спросил я.
– Пива? Пиво можно каждый день попить, а сегодня день особенный, – Саня протянул мне рюмку с прозрачным напитком, а Олег поставил передо мной откуда–то появившуюся кружку, полную томатного сока. – Что смотришь так? Ни разу водку не пил?
– Пил, – соврал я.
– Ну и все тогда.
Все подняли рюмки, придерживая другой рукой кружку с соком. И мне ничего не оставалось делать, как поднять свою. Я не помню, какой тост произнес Саня – я был занят борьбой с рвотным рефлексом. Во рту стояла такая мерзкая горечь, что я и не сразу вспомнил про сок, он хоть немного спас ситуацию. Вроде никто не заметил моей неопытности, и Олег, подмигнув, протянул мне кусок сервелата.
Дальше было проще. Я стал чувствовать себя свободно и раскованно – уже не прятал глаза, поддерживал беседу на любую тему и остро парировал шутки. Вторая рюмка уже не вызвала приступа рвоты.
– Вкусный салат. Кто готовил? – с набитым ртом спросил я.
– Ма–аша… – пропела Машка и склонила голову набок так, что черные волосы упали с плеча красивым переливом.
– У нее хорошо получается. Да она и сама ничего…
– Спасибо, – она прищурила свои глазки и слегка улыбнулась уголком губ.
– А вот этот с крабовыми палочками я делала. Ты уже пробовал? – пододвинув ко мне тарелку, спросила Рита.
– Да! Это же мой любимый!
– Говорят, тебя в Клуб без кастинга взяли. Чем же ты так смог их удивить? Ты такой талантливый? – играючи спросила Машка.
– Еще какой! – ответил я ей в тон.
Девчонки рассмеялись, а парни начали иронизировать по поводу размера моего таланта. Было весело, мы отдыхали. В ход пошла вторая бутылка, или это была еще первая, когда я, сидя уже рядом с Машкой, сказал:
– А я еще на гитаре играю! Олегыч, у тебя есть гитара?
Олег попытался изобразить серьезное лицо, отчего получилось только смешнее и, пародируя чей–то голос, произнес:
– One moment!
После недолгого отсутствия он вернулся со старой шестиструнной гитарой золотистого цвета. Настроенной. Я определил это, проведя пальцем по струнам. Все смотрели на меня в ожидании. Особенно Машка. Она, подперев кулачком подбородок, не сводила с меня глаз.
Сев поудобнее, я положил гитару на левую ногу и заиграл лучшее, что умел – сложный в исполнении, но красивый на слух этюд. Я не сыграл даже половины, как услышал громкие возгласы:
– Где слова–то? Че, петь не будешь что ли?
– Нет, это же не песня, – я закончил играть, прижав ладонь к струнам.
– Щас Мишка покажет, как играть надо. Делай красиво!
Взяв гитару, Миша, игрок нашей команды, закинул ногу на ногу и лихим боем прошелся по трем простым аккордам. Он пел что–то про толстого фраера, про какой–то рояль, я мало понимал слова, а тем более смысл. Кто–то подпевал, кто–то просто качал головой – нравилось всем, и я начал стучать ладонью по столу в такт музыке. Машка повернула ко мне голову, с жалостным видом подняла брови и улыбнулась. Я не понял, что означает этот взгляд и выпил, стоящую под рукой, рюмку водки.
Дальше началось то, что называется «пьяный угар». Песни, крики, танцы, смех, «еще по одной» – как будто из кинопленки вырезали целые кадры, я не успевал понять, как одна картинка сменяет другую. Из этого состояния меня вырвал звонок моего мобильника. Сначала я не мог сообразить, откуда эта трель? И лишь когда Саня начал кричать что–то о трубке и моей глухоте, я наконец–то полез в карман и, достав телефон, увидел два пропущенных вызова от мамы.
Оставшегося трезвого рассудка хватило понять, что в таком состоянии лучше не перезванивать. Я начал со всеми прощаться, говоря, что мне пора, что меня ждут срочные дела и еще какой–то бред про важную встречу в три часа ночи. Ребята понимающе закивали головами, желая мне удачи в делах и счастливой дороги, а девчонки вроде бы возмущались и обиженно дули губы.
Расстояние, на которое трезвому мне требовалось десять минут, я преодолевал заметно дольше. Странно, машин совсем нет. Неужели уже так поздно? А где мой шарф? Забыл походу, да и хер с ним, до дома бы дойти. Вот он, мой подъезд, ключи на месте – вперед! Как бы зайти в квартиру так, чтобы мама не услышала… У меня есть время подумать. Четвертый этаж – это так высоко… Вот уже и мой этаж, моя дверь. Планов – ноль. Ну что, буду тихонько, на цыпочках, ключами не звенеть…
И когда я, максимально бесшумно закрыв дверь, уже расшнуровывал кроссовки, снова запела эта противная трель. Я второпях полез в карман, пытаясь отключить этот проклятый телефон, как вдруг увидел, что передо мной стоит мама, держа в руках свой мобильный. Она нажала красную кнопку, и мелодия прекратилась.
***
Проснулся я от головной боли и увидел, что лежу одетый на нерасправленной кровати. Глаза я сразу же закрыл, потому что смотреть мне ни на что не хотелось. Блин, меня же видела мама. Что же она теперь скажет? Я лежал и пытался вслушаться, что происходит в квартире – встречаться и разговаривать с мамой мне совсем не хотелось. Но я не слышал ничего. Абсолютно ничего. В квартире стояла тишина. Сил на то, чтобы думать, куда ушла мама в воскресенье утром, у меня не было, и я открыл глаза.
Сушняк. Надо срочно выпить воды, но для этого надо было пройти на кухню, что, во–первых, было тяжело, а во–вторых, страшно. Вдруг мама все–таки дома, просто я ее не слышу. Собравшись с силами, я поднялся с постели и пошел на кухню. Никого. Уже хорошо. По привычке или по внутреннему предчувствию я открыл холодильник и увидел, что в дверце стоит бутылка минералки. Мое спасение. Мысленно поблагодарив того, кто поставил ее туда, я открыл крышку и присосался к горлышку. Приятная прохлада начала разливаться по телу, даря мне свежесть и, пусть легкую, но бодрость.
– Умывайся и садись завтракать, – услышал я за спиной мамин голос и чуть не поперхнулся.
Значит все–таки дома. Я опустил голову и проскользнул мимо нее в ванную. Почистив зубы, я наскоро привел себя в порядок и сел за стол. Мама поставила передо мной тарелку с пышным горячим омлетом. Завтракать я не хотел, но отказывать маме сейчас тоже как–то не хотелось и, схватив вилку, стал есть. Машинально жуя безвкусную пищу, я щурился, когда она обжигала губы. Я боялся смотреть маме в глаза.
– Почему трубку не брал?
– …
– Понятно. Не мог. Так вот значит какие встречи в вашем Клубе, – мама сделала маленький глоток из кофейной кружки. – Я волнуюсь, ты понимаешь? Звоню, а ты не отвечаешь. Что мне думать? Ты ведь меня знаешь, я такое себе могу надумать, только повод дай. Вон в соседнем дворе мальчика ограбили и убили, слышал? А ты что всухомятку ешь, погоди, я тебе чайку с лимоном налью.
Это было очень кстати и, когда мама подала мне кружку, я с жадностью стал поглощать горячий сладкий напиток.
– Сегодня из дому ни ногой. Уроки сделай, еще не хватало, чтобы из–за твоих репетиций учеба захромала.
– Угу, – я продолжал молча жевать, не поднимая глаз с тарелки.
Мама сидела и смотрела на меня, держа в руках уже допитую кружку. Глубоко вздохнув, она встала и пошла к умывальнику. Громко заурчала вода.
– Когда будет выступление?
– В следующую среду! Это будет полуфинальная игра. Приходи, я для тебе билет достану.
– Приду, Сережа, конечно, приду. Ты вот что, – сказала она, когда я доел и уже собирался уходить, – сегодня, правда, никуда не ходи, дедушка обещал в гости прийти.
Быстро закивав, я встал и ушел к себе в комнату. Идти куда–то сегодня не было ни сил, ни желания. Я завалился на кровать и закрыл глаза. Да, вот это мы вчера погуляли, водку я теперь точно больше пить не буду. По–любому олимпийку в чем–то уделал, салатом или соком заляпал. Че завтра в кофте в школу идти? Я стал осматривать костюм на предмет пятен. Кстати, я вчера один был на спорте, все остальные были в классике: темные наглаженные рубашки или строгие пуловеры, черные брюки или джинсы. Неплохо смотрится. Тут я нащупал что–то у себя в кармане – на небольшом кусочке тетрадного листа был написан номер телефона, рядом с которым стояла большая буква «М».
Вот тебе раз. Что вчера было–то? Ничего такого я не помню. «М» – это, наверное, Машка. Ну, уж явно не Мишка. А она ничего, красивая. Но что мне делать? Звонить ей? И что сказать? Можно, конечно, в кино пригласить, или просто погулять, или… Блин, почему она мой номер не взяла – сама бы позвонила. А так теперь сиди – голову грей. Я свернул листок и бросил на стол.
Весь день я смотрел телевизор, на уроки мне хватило тридцать минут – ничего нового, ничего сложного. Время пролетело быстро, и я не заметил, как наступил вечер. Раздался звонок в дверь, и мама пошла открывать. Пришел дедушка. Поздоровавшись с мамой, он прошел в зал и позвал меня. Ему восемьдесят два года, и он ветеран войны.
– Здравствуй, внучок! – громко сказал он, когда я вошел в зал. Он был немного глуховат.
– Привет, – сухо ответил я и с неохотой плюхнулся на диван.
– А ты подрос, большой какой стал! Эх, давно у вас не был…
– На той неделе был.
Минут тридцать я сидел и отвечал на вопросы о школе, друзьях, подругах, опять о школе… Когда кончилось терпение и силы, я сказал:
– Ладно, мне пора уроки делать.
– Конечно, конечно! Иди учись! Вот молодец какой, учиться надо обязательно! Не будешь учиться – жалеть потом будешь…
***
– Так собрались, собрались! – захлопал в ладоши Саня.
Мы стояли плотным кругом плечом к плечу и, когда он вытянул вперед правую руку, каждый из нас положил на нее свою.
– …о–о–О–О, – наш командный клич становился все громче, а когда достиг своего апогея, мы разорвали круг.
До начала выступления оставались считанные минуты. Это была моя первая игра, мой первый выход, но я не чувствовал никакого волнения. Свою роль я знал на зубок, а предвкушение выхода на сцену дарило мне новые, незнакомые ощущения.
И вот началось. Мы выбежали из–за кулис, и нас встретили крики и аплодисменты толпы. Свет софитов ослеплял, но я увидел, что зал забит под завязку, свободных мест почти нет. Мы отыграли хорошо, без сбоев, все как репетировали. Зал смеялся над нашими шутками и громко хлопал. В конце выступления у нас была финальная песня, во время которой был подготовлен сюрприз. На начале сильной доли припева, по краям сцены, из пола, как большие бенгальские огни, начали сыпать искры, подлетая не меньше метра в высоту. Заработала пиротехника – «фонтанчики».
Зал взревел. Восторг, удивление, счастье, признание, любовь, восхищение и еще миллион эмоций вырвались из горячих сердец зрителей и наполнили собой души стоящих на сцене. Наши души. Это было незабываемо. Я в буквальном смысле ощутил эту энергию. Энергию зала.
Наша победа ни у кого не вызывала сомнений. Жюри поставило высший балл и торжественно вручило нам путевку в финал. Когда награждение закончилось, в зале включили свет, и публика начала медленно стекаться к выходу, а самые преданные болельщики ринулись к нам на сцену. Девчонки обнимали нас, парни жали руки. Меня поздравляли все: одноклассники, ребята с параллельных и старших классов и даже незнакомые мне люди. Рита, слегка обняв, наскоро поздравила меня и побежала дальше, одна девчонка, имени которой я не знал, все крутилась под ногами. Она была на год младше и давно по мне сохла. Интересно, а где Машка? Что–то ее не видно. Вот Ирка прижалась к Сане, вынырнув у него из–за спины, обвила за шею и, глядя прямо в глаза, что–то щебетала, обольстительно улыбаясь.
– Где наш капитан? Давайте, ребята! – прокричал Олег, и, выхватив Саню из крепких Иркиных объятий, мы вытащили его на середину сцены, где, цепко взявшись за руки и за ноги, стали подбрасывать его в воздух.
Глаза светились искренней радостью, мы праздновали победу. И тут я увидел Машку – она стояла в стороне, держа в руках мобильный телефон, и смотрела на нас. Что же она не подходит? В тот вечер она не выглядела такой скромной.
– Пойдемте в парк гулять! – прокричал Мишка. Его предложение было принято единодушным восторгом.
– Мальчики, ну холодно же… – жалобным голосом протянула Ира.
– Не бойся. Я не дам тебе замерзнуть, – Саня обнял ее за талию и прижал к себе.
Мы долго гуляли по парку. Сидели на скамейках, ели хот–доги, пили кофе, играли в снежки. Погода была хорошая, безветренная, и возле очередного ларька я спросил:
– Может, по пивасику?
Все удивленно посмотрели на меня.
– Ты что! Завтра же рабочий день, всем в школу. Мы в такие дни не пьем, – сказал Саня. Он стоял у киоска, склонившись к окошку, и держал Ирку за руку. – Тебе какие взять?
– Мне вот те, тоненькие.
Саня протянул продавщице сторублевую купюру.
Они закурили. Последовав их примеру, это сделали и остальные – со всех сторон защелкали зажигалки. В свете фонарей кожаные куртки и дубленки смотрелись красиво, а выпускаемый вверх серебристый дымок вносил в картину финальный штрих.
Что–то Машки не видать нигде, почему она не пошла? Интересно, а она курит?