скачать книгу бесплатно
У Сашеньки горба не было.
У Сашеньки было все. И одновременно ничего.
А теперь не было и Сашеньки.
Теперь некому будет заплетать косу. Некого будет учить чему-то новому. Сашеньки больше нет.
Марина казалась самой себе призраком. Обезличенным призраком, который не может найти покой. Свой покой она уже не найдет. Хотя на душе было непривычно спокойно.
Марина пустым взглядом провожала гроб в печь крематория. Сашенька. Сашенька сгорит и обратится в пепел. Марине хотелось взвыть, разодрать весь мир на части. Хотелось орать, вопить. Как? Как они могут жить? Как жизнь может продолжаться дальше? Как она еще жива? Как она может жить?
Марина злобно глядела на планету-близнеца. Какого черта эта планета сюда прибилась? Здесь и так места мало. Нет места. Этой планете тут нет места. Какого черта она здесь делает? Эта планета заберет Луну. Эта планета уже уничтожила массу астероидов. Она уничтожит и Землю.
На периферии слуха до нее доносились чьи-то голоса. Юра что-то говорил ей, но Марина его не слышала. Ей казалось, что где-то недалеко воет волк. Одинокий волк. Она готова была взвыть. Но не могла. Взгляд был направлен на планету-странника. Гребаный странник. Ты все отнял, ты все забрал.
Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненависть вертелась в голове, грызла грудную клетку подобно голодной собаке. Марина никого не слышала. Кроме воющего волка и грызущей собаки. Собака разрывала, раздирала плоть зубами. Это все планета-странник. Зачем? Планета все забрала.
Марина скомкала в руках листочек, который казался клочком дешевой туалетной бумаги. Предсмертная записка, какая патетика. Собака клацнула зубами.
«Мама, я все знаю. Живи. Только этого и прошу. Живи, что бы ни случилось. Живи. Я умираю с надеждой, что в другом мире мне и тебе повезло больше».
Марина со злостью отшвырнула записку. Собака заскулила, волк надрывно завыл. Не в силах больше выносить вида проклятой планеты, клацанья собачьих зубов и воя волка, Марина закричала.
Хотелось, чтобы планета содрогнулась, чтобы собака наелась, а волк охрип. Но планета на месте. Собака все так же клацает зубами. Волк все так же надрывно воет. Только ей не легче. Только ей все больнее и больнее. Только ей пусто. А этим троим хорошо. Планета, собака, волк. Планета, собака, волк: в голове отбивало стаккато. Планета, собака, волк. Ее кто-то хватал за руки – Марина кричала, стараясь оглушить волка, испугать собаку, взорвать планету. Но им хоть бы хны.
Планета с силовым полем злобно подхихикивает в такт клацанью зубов и отчаянному вою. Марина неотрывно смотрит на планету – ей кажется, что она окутана не силовым полем, а шубой. Планета в шубке. Планете холодно. Планету надо согреть. Планета прибилась к солнышку. Планета ищет маму. Волчонок воет и зовет маму. Щенок клацает зубами от страха, что мамы нет.
– Я вам не мама! – прохрипела Марина. Волчонок завыл. Собака стала грызть кости. Планета приблизилась к солнышку. Планета сгорит? Пусть горит. Пусть сгорит все к чертям! Планета, где твой крематорий?
Что это за вой? Волчонок привел собратьев? Нет, это искусственный вой. Какие-то белохалатные чудовища. Чудовищам никто не нужен. Гребаные белохалатники. Куда они ее тащат? Волчонок такой одинокий. Волчонку больно. Щенок маленький. Ему нужно расти. Планете нужно солнышко.
Ее последний крик обрывается с уколом раствора, убивающего все живое. Она слышит последний, отчаянный вой волка, последнее клацанье зубов – и почти отключается. Ей кажется, что вместо планеты она видит обезображенное лицо со шрамом. Ей хотелось протянуть к нему руки, но она бессильно упала в долгожданное забытье.
Тук-тук.
Кап-кап.
Тук-тук.
Кап-кап.
Немыслимая какофония звуков. Это бесило. И не вызывало никаких эмоций.
Тук-тук.
Кап-кап.
Тук-кап-тук.
Кап-тук-кап.
Тишину, могильную и мертвую тишину рассекла жгучая боль в районе грудной клетки, но то была фантомная боль. У Марины Коршуновой сердце было как у космонавта, а легкие – обычные, как у любого жителя мегаполиса.
Марина посмотрела на стакан с водкой, накрытый ломтем бородинского хлеба, – дурацкая традиция еще со времен государства, в котором она никогда не жила, которого больше нет, которое никогда не воскреснет на этой Земле. Не воскреснет – как и Сашенька, которая умерла ровно семь лет назад. Символическая цифра – так сказал Юра. Но Юра во всем видел какие-то бесполезные образы и философию. А в реальности жить ему было скучно. И вот она – реальность. Ужасающая и мерзкая реальность. Реальность, где нет Сашеньки, ее дочки…
Марина где-то читала, что в старину самоубийц хоронили за оградой кладбища – им не было места среди людей, хоть и умерших. Попрощаться с жизнью, обречь на страдания своих близких – это, по мнению Марины, было отвратительно и низко. Ничто не могло сравниться с этим по ужасу и бездне отчаяния, в которое ввергал самоубийца тех, кто любил его и был готов до последнего заботиться о нем и оберегать его.
Марина погладила фотографию Сашеньки в рамочке. С фотографии смотрела вечно молодая девушка, которая не дожила всего ничего до своего девятнадцатилетия. Девушка с уже несбывшимися мечтами.
Марина всегда считала самоубийц слабыми. Ей всегда казалось, что для того, чтобы жить, нужно гораздо больше сил, чем умереть.
14 сентября. Марина ненавидела 14 сентября. Сашенька затянула у себя на шее петлю и спрыгнула с табуретки. Марина не была той, кто обнаружил ее тело. Или была? Марина уже ничего не понимала. Она давно утратила связь с реальным миром.
А Юре все нипочем. Сашеньки нет – ну и что с того. Юра совершенно не казался удивленным смертью дочки. Расстроенным, взбешенным, но никак не удивленным. И для него почему-то все очень быстро пришло в норму. А Сашеньки нет. И всё. Нет. Просто нет!
Марина посмотрела в окно: в вечерних сумерках другая Земля казалась особенно яркой – еще ярче, чем Луна. Марина слышала, что ее частенько называли «противоземля», но это было не совсем верно. Орбита была немножко другая – и удивительно, что вторая Земля совсем не мешала. Когда она только начала приближаться, когда ее стало видно в телескоп, думалось, что столкновение неизбежно – Сашенька тогда очень боялась.
– Мам!
– Да?
– Что ты думаешь про планету, которая к нам приближается? – Сашенька задумчиво погрызла стержень ручки.
Марина пожала плечами.
– Да ничего особенного я про ту планету не думаю. Главное, чтобы мы не столкнулись.
Марина щелкнула пультом телевизора.
«Перейдем к срочным новостям. Дроны-разведчики впервые приблизились к экзопланете, которая направляется в сторону нашей Земли. Как свидетельствуют полученные снимки, очертания некоторых материков, в частности Евразии, практически идентичны. Специальный дрон в ближайшее время сделает снимки городов и людей. При попытке войти в атмосферу часть дронов была уничтожена специальным силовым полем, которым окружена экзопланета. По всей видимости, именно данное силовое поле делает связь невозможной на сегодняшний момент. Мы будем внимательно следить за развитием событий».
– И тут про эту планету говорят. Как будто ничего другого в мире не происходит, – недовольно пробормотала Марина.
– Я читала, что столкновение нам не грозит. Судя по направлению планеты и по просчитанной траектории ее пути, она прибыла из ближайшей звездной системы и приобретет новую орбиту вокруг нашего Солнца. Астрономы вроде как даже «час икс» просчитали. Планета должна приобрести четкую орбиту буквально через пять лет. И, судя по расчетам, она будет вращаться в противоположном Земле направлении. Другой вопрос, что будет с Луной и перетянет ли она себе спутник.
Марина опрокинула в себя стакан. Другая Земля приблизилась, приобрела орбиту, спутник остался при родной Земле. Марина читала, что дроны-разведчики еще много раз летали к той планете: подтвердились очертания городов, облик людей, памятники – многое было идентичным. Но из-за силового поля связаться тогда не представлялось возможным, а на той планете, судя по всему, никто не горел желанием общаться с Землей-близнецом.
Ну да, у них одно солнце. Они рядом. И что с того?
Звук пощечины рассек тишину комнаты. Девушка взвизгнула.
– Мерзавка! Дрянь!
– Мама, ты что?..
– Эта тварюшка еще и спрашивает «что»? Где ты была ночью? Небось опять шлялась со своим солдафоном!
– Андрюша не…
– Андрюша, Андрюша! Тебе об учебе надо думать, а не с мужиками гулять! Да на тебе через пару лет пробы негде будет ставить.
Девушка оцепенела. По румяным щекам покатились слезы. Когда же мама поймет… Когда осознает, что это любовь? Неужели она считает, что это мерзко и отвратительно? Андрей вернется со службы, они поженятся, она готова уехать с ним в любую глушь…
– Ты еще школу не закончила, а туда же! Сашенька, я же тебе всю жизнь твержу: учеба – в первую очередь! Ты обязана поступить в университет, получить профессию, а уж потом думать о таких серьезных вещах, как замужество и тем более семья!
Хлопнула дверь. Сашенька устало опустилась на кровать, и начала было расплетать косу. Нет. Не нужно. Волосы повредит. Надо бы сходить в салон и подстричь немного – да когда? Мама говорит, что вместо «очередной гулянки» лучше сходить к парикмахеру – и обрезать их немного, хотя бы до лопаток.
Но Сашенька любила свои волосы – она с удовольствием ухаживала за ними, делала натуральные маски. Ей нравилось наблюдать в зеркале, как они водопадом спадают с плеч или крепко держатся в толстой косе. Ее мама всегда была более практичной. У матери всегда все было расписано по минутам.
Сашенька подошла к окну, посмотрела на небо и провела пальцами по стеклу. Скоро к ним приблизится идентичная планета. Интересно, там тоже живет Саша? Как она там? У нее все в порядке? Она уехала с Андреем далеко-далеко? Тамошняя мама одобряет ее шаги?
Интересно…
Марина перебирала Сашенькины вещи. Поначалу Юра настаивал на том, чтобы их выбросить. Прощаться надо один раз. Это же говорил ей мозгоправ, которого Юра нарыл среди знакомых своих друзей. Но Марина не могла сказать это одно единственное «прощай». Она не могла отпустить – или же ее не отпускало. Замкнуло – и не размыкает.
Вот та самая бежевая блузка, в которой она обнаружила Сашеньку в петле. Та самая, которую ей выдал белохалатный. Свободные темно-бежевые брюки. Подвеска с каким-то камушком. Марина зарылась в них лицом. От Сашеньки всегда пахло инжиром. Из вещей выветрился весь запах. Они были затхлыми и блеклыми. Какой теперь в них толк?
Среди груды остальной одежды прощупывалось что-то мягкое. Черепашка. Маленькая плюшевая черепашка. Откуда? Она не помнила, чтобы у Сашеньки была такая… Дочь не жаловала мягкие игрушки, больше любила кукол. Наряжала их, давала им имена. Марину это всегда смешило и умиляло одновременно.
– Мариш…
– Юра… откуда она тут?
– Кто она?
Марина протянула мужу черепашку.
– О, это ж Сквиртл! Не она, а он. Не знал, что Сашенька увлекалась покемонами…
– Поке… чем?
– Это игра такая, компьютерная. И мультик был. В детстве я любил их. Но Саша вроде никогда не увлекалась аниме… Марина, у меня есть одна новость. Я не уверен, что поступить так будет правильно. Но, думаю, ты можешь заинтересоваться.
Женщина перевела взгляд на мужа. Ей казалось, его совершенно не тронула смерть Сашеньки. Ему вообще было все равно. Таскается по своим «интересным людям». А что толку… Толку что?
– Ты о чем?
Юра со вздохом опустился в кресло.
– Ты не думала, что на той, другой Земле, все иначе?
– Я тебя не понимаю.
– Хотя дроны-разведчики подтвердили совпадения в очертании материков, облика городов и внешности людей, еще не факт, что они проживают ту же самую жизнь, что и мы.
– Ты хочешь сказать?..
– Именно. Существует большая вероятность, что «там» Сашенька жива. Что ее воспитывали по-другому. Что она не покончила с собой.
Коршунов еле уклонился от прилетевшей в него вазы.
– ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?!
– Я сказал то, что я сказал, Марина. Сашенька может быть жива.
Марину затрясло. Ее плечи содрогались – ей было невыносимо от того, что она не могла заплакать. Никаких сил не было.
– Мне дали контакты одного человечка. Умный малый. Деятельность у него, как оказалось, обширная – и физик, и программист…
– И швец, и жнец, и на дуде игрец, – пробормотала Коршунова.
Юрий сел рядом и протянул ей бумажку, на которой был нацарапан телефон, адрес и инициалы.
– И что делать?
– Мариш, есть возможность узнать, жива ли Сашенька «там». И, как я понял, можно посетить ту Землю… Хочешь? Это недешево. Но ведь у нас есть средства.
Конечно, есть. Есть, потому что в последние семь лет они их практически не тратили.
– Посетить… Землю… Сашенька…
Марина не знала, как относиться к этой идее. Ей хотелось увидеть вторую Сашеньку. А хотела бы та, другая, Сашенька увидеть ее?..
Марина не знала, что об этом думать. Честнее сказать, она попросту боялась обо всем этом думать. Ее замкнуло на орбите ее горя, как замкнуло соседнюю Землю на новой орбите в галактике Млечный Путь. Она как будто вращалась вокруг одного центра, но центр ее жизни казался уже не солнышком, а черной дырой. Ей так хотелось, чтобы в ее жизни появилось новое солнце. Но этого не будет. У планет и систем есть миллионы, миллиарды лет. А у нее в запасе еще пара-тройка десятков лет – какое там солнце? Ничего бы не успело родиться. Марина слышала, что при сжатии планеты до размеров мяча для гольфа, материя не получит свойств мячика. Она будет обладать и плотностью, и гравитацией пострадавшей планеты. А если пережать, то образуется черная дыра. Но это все теории. Красивые словечки, которые так обожает Юра.
А на практике – у нее пустая жизнь, работа, с которой она справляется исключительно механически.
Войдя в квартиру, Марина сразу поняла, что у них гости. Вернее, один гость и вполне конкретный: Андрей Наумов. Этот солдатик.
У нее с детства было прекрасное обоняние. Марина тяжело вздохнула.
– Мам, это ты? – послышалось из кухни.
– Да, Сашенька.
Марина вошла в кухню, увидела горящие лихорадочным румянцем щеки дочери и натянутую улыбку Андрея.
Наумов никогда не нравился Марине. Сашенька познакомилась с ним на дне открытых дверей в медицинском университете – вот только Андрей интересовался военной хирургией, да еще и был на год ее старше. Он был умным, начитанным. Красиво ухаживал – так, как ухаживали только в позапрошлом веке.
– Здравствуй, Андрей! Ты дезертировал?
– Почему же сразу дезертировал, Марина Александровна. Дембельнулся раньше. Теперь так можно.
– Вот как. И какие планы? Собираешься поступать в университет?
– Не знаю. Я думал продолжить военную карьеру, у меня неплохие перспективы.
Марина обрадовалась, но не подала виду. Значит, отправится куда-то далеко. И отстанет, наконец, от Сашеньки.
