скачать книгу бесплатно
Сане вспомнилась ее августовская поездка в Корейский округ.
Саня не знала корейского. Вернее, она, конечно, выучила азбуку и пару-тройку привычных фраз для приветствий и «спасибо», но особого интереса этот язык у нее не вызывал. Языки у нее вообще никакого интереса не вызывали. Она знала английский, латинский да немножко немецкий. Правда, Дрон говорил, что ни черта это не немножко, но Сане было глубоко пофиг. В Пхеньяне ничего особо интересного для себя она не обнаружила, плюс было душновато – но в путеводителе было указано, что Пхеньян непременно стоит посетить при поездке в Корейский округ.
Пхеньян встретил ветром и небольшим дождиком. Сане вспомнились пропагандистские лозунги времен строительства Купола о том, что в Пхеньяне всегда солнечно. Насчет этого Саня сильно сомневалась. Товарищ Ким был персоной загадочной. Казался довольно строгим, но не брезговал вниманием к себе. Прямо-таки совсем не брезговал. А именно, снимался в разного рода рекламе в сопровождении красивых девушек, то ли актрис, то ли певичек. Еще, как Сане стало понятно, любил толкать умные и пафосные речи с налетом ура-патриотизма.
Саня закурила, пристально вглядываясь в Землю-двойника, которую отчего-то было прекрасно видно на этом черном небосклоне. Ей было интересно – есть ли там та, другая Саня? Еще когда началось строительство Купола, к ним периодически летали дроны-разведчики с той планеты. Однако это никого особо не заботило – были другие проблемы. Купол, который все никак не хотел работать. Миллионы людей, погибших как на орбите, так и на Земле. Ее мама и папа: Марина и Юрий. У Сани не сохранилось ни одной их фотографии. О родителях у нее были лишь смутные воспоминания, да еще Лизонька в своих назидательных речах упоминала о них примерно: «Они погибли ради того, чтобы ты не умерла. Они хотели, чтобы ты прожила жизнь на полную, чтобы ты жила изо всех сил, построила такую жизнь, которая будет именно твоей – и жизнь, достойную гражданина Союза».
Тогда было полно таких детей, как она. Неприкаянных, почти беспризорных. Никому не нужных, как тогда казалось. Никому. Кроме Союза, который быстро укатал всех сирот по квартиркам и приставил «охрану»…
Свой день рождения Саня не любила. Сухая дата в ноябре. Он уже скоро. Обычно Саня брала отпуск и уезжала на несколько дней. Не сказать, чтобы она очень уж любила путешествия – скорее нет, чем да. Чем дальше она уезжала, тем некомфортнее ей становилось, тем сильнее хотелось оказаться в родной клетушке, посреди высоток Чернограда, как называла она про себя центр Российского округа.
Она побывала в разных местах. Когда с ней рядом были Арина и Лизонька, они возили ее в Польский, Венгерский, Чешский и Китайский округа. После того как она с ними распрощалась, ей удалось съездить в Корейский и Японский округа. Потом ей стало интересно, что же происходит за пределами Союза. На удивление, разрешение на выезд ей выдали сразу – сбегать из Союза мало кто решался. Это было столь же бесполезно, сколь и бессмысленно. В других местах были свои проблемы. Никто никого нигде не ждал. Да и Саня подозревала, что открыто выступить против страны-создателя Купола никто, даже с ядерным оружием, не рискнет. В мире несколько миллиардов человек, кому какое дело до каких-то единичек.
Саня поежилась от холода или от озноба. Она никогда не умела одеваться по погоде. Могла всю зиму проходить в своем перештопанном плаще, хотя дело было вовсе не в деньгах. Саня не знала, на что откладывала лодуры – иногда могла за считаные дни истратить всю зарплату, иногда за полгода у нее скапливалось несколько сотен тысяч. Кира часто трындела, что Саня выглядит неженственно – та только отмахивалась. Ей вообще была непонятна эта пресловутая «женственность». Есть женщины, есть мужчины. И всё. На каждого урода найдется свой извращенец. Уж ей-то это было доподлинно известно.
В детстве Саня любила читать книжки о разных мирах – с пришельцами, монстрами, чужими порядками и законами. Ее тогда это увлекало, и Арина безропотно покупала ей все книги, которые она просила. Ей часто вспоминалось ворчание Лизоньки, когда пришлось заказывать новый книжный шкаф: книги уже не помещались в старом, а просто складировались на полу и на балконе. Когда же Земля нашла положение и укрепилась на орбите, а нахождение поблизости другого разумного мира стало реальностью, а не вымыслом, Саню обуяли два чувства – страх и скука. С примесью негодования. Еще будучи несовершеннолетней, она была напугана – не столкнемся ли мы с другой планетой? Пронесло, не столкнулись. Орбита устаканилась. Две Земли, как два брата-близнеца, крутились вокруг Солнца – по часовой и против часовой. В новостях уверяли, что даже в случае столкновения погибнет та, другая, Земля. Это было проверено на астероидах. На более крупных объектах проверять не решились. Купол знал свое дело.
Когда жизнь вошла в почти привычную колею, утраченную за пару десятков лет отдаления от родного Солнца и с приближением к другому, Сане стало дико скучно. Вот он, другой мир. Казалось бы, космические путешествия на расстояние в несколько сотен километров возможны, – а хрен. Не только Сане, но и всем остальным стало попросту неинтересно. На всей Земле как будто повис немой вопрос: «Ну и что?» Ну и ничего, как оказалось. Пусть та Земля абсолютно идентична, пусть там те же государства и те же люди. Ну и что? Тут бы свою жизнь прожить. Зачем еще чужая? Это только все усложнит…
И тогда на Саню нахлынуло негодование. Чего ради была вся эта писанина, все эти мечты и грезы об иных мирах? Да к хренам все это. Ничего не нужно.
Саня была в гневе. Ничего не происходило. Ни-че-го. У Союза свои дела. У арийцев и конфедератов – свои.
Никому ничего не нужно, кроме своей гребаной жизни, которую еще надо умудриться не просрать. Саня радовалась лишь отмене вездесущего Союзного расписания дня. Но так было нужно – сохранить видимость суток, даже если годами стояла глубокая ночь. Нужно было обеспечивать образование и работу, нормальное функционирование всех сфер жизни, в кратчайшие сроки осваивать новые способы добычи энергии и полезных ископаемых, на полную раскручивая вулканическую индустрию (разумеется, солнышка нет, а холод мы не любим), при этом занимаясь еще и строительством вездесущего Купола.
Феномен Купола
Понятие «купол» является в Союзе весьма многогранным. Это не просто слово, обозначающее определенную конструкцию для защиты от опасной внешней среды, теперь это и гарант жизни любого жителя Земли.
Разумеется, так называемый Купол сам по себе куполом в строгом смысле не является – это, скорее, два купола, или внешний шарообразный слой. Куполом принято называть силовое поле, которое окружает планету Земля. Это поле не только обеспечивает безопасность при столкновении с разного рода космическим мусором и астероидами, но и является практически вечным двигателем. Это неиссякаемый источник энергии, способный компенсировать отсутствие солнечного тепла и света: специальные поля обеспечивают стабильность земной коры – именно запуск Купола помог в преодолении природных катастроф и в восстановлении полезной флоры и фауны, почти исчезнувшей во время перемещения из одной звездной системы в другую.
Однако само слово «купол» стало нарицательным. Купол полностью похоронил возможность любых космических исследований, поскольку он создает заметные помехи для установления связи с другой Землей. Говоря откровенно, Купол сводит на нет любые попытки связи с другими космическими объектами. Разумеется, в обстановке, когда несколько частей света были буквально уничтожены в считаные часы, а население планеты уменьшилось до двух миллиардов человек, вопрос о каких-либо глубинных исследованиях, пусть даже соседней планеты, даже не входит в сотню самых главных на повестке дня.
Материал подготовлен агентством Lebensraum
На вопрос «В чем смысл вашей жизни?» Саня обычно отвечала: «Курить, бухать и морально разлагаться». Отчасти это было правдой, отчасти не совсем.
Курила Саня Коршунова как паровоз. По пачке табака в день. Кира постоянно капала ей на мозги со всем этим дерьмом по поводу вреда курения, но ей было все равно. Она фильтровала речь Киры, ее слова были для Сани чем-то вроде посторонних шумов – менее надоедливыми, чем звуки патрульных мотоциклов, но более навязчивыми, чем Союзные речи из репродукторов. Толку-то…
Никакого толку.
Саня врубила ноутбук, поставила чайник. Надо, наконец, научиться готовить. Но ей было лень. Арина с Лизонькой пытались было ее научить – да так и плюнули.
Официально Саня работала в «ФармГрупп», модерировала их сайт, почти механически расставляя новые лекарства по категориям, расписывая их достоинства, достоинства и еще раз достоинства, а также переводила на человеческий язык сухие доклады о поездках каких-то чинуш от здравоохранения.
«Интересно, этот сайт хоть кто-то читает?» – подобный вопрос она задавала себе каждый день. Не работа, а переливание из пустого в порожнее.
Детка, тебя лишили лицензии, а Союз дал работу, денежки хорошие платит. Сиди и не питюкай.
Саня особо не возражала. По большей части ей было все равно. Деньги есть – и ладно. Она не Рылеев, Союз в ее квартире жучков не понатыкал и соглядатаев к ней не приставил. Наверное. Даже если понатыкал – какая разница. Какая разница.
Саня часто смотрела на вторую Землю, когда та появлялась на небе. Ей было интересно – есть ли там ее двойник? Есть ли там другая Саня Коршунова? Чем она занимается? Она тоже врач? Или так же бессмысленно просиживает за ноутбуком? Она выглядит так же? У нее тоже черные крашеные волосы и шрам на полщеки?
В чем Саня действительно сомневалась, так это в наличии татушки на спине у Сани-2. Наверное, у той Сани все намного лучше. Наверное, она живет, а не существует. Наверное, у нее нет поводов лепить себе на спину эмблему государства, чьи щупальца проникли повсюду. Во все сраные уголки. Во все сраные места этой гребаной местности.
Бутылка звякнула об пол и разбилась. Рыжеволосая девушка с зелеными глазами, похожая на богиню из северных сказочек, вздрогнула. Коробка грозила выскользнуть у нее из рук.
– И чё ты приперлась? – голос казался чужим, грубым.
Девушка чувствовала, как холод постепенно сковывает ее нутро. На нее уставились два глаза – безумные, нездешние. Ей казалось, что они серые – как шерсть волчонка. Нет. Теперь она их воочию разглядела – они были грязными, тусклыми, как грязный снег во время черноградской зимы.
– Александра Юрьевна, я пришла поблагодарить вас…
Существо, сидевшее на диване, расхохоталось.
– Что, прости? И не называй меня по имени-отчеству, старушкой себя чувствую. А мне всего-то двадцать четыре. Зови меня Саня.
– Хорошо, – рыжая протянула ей коробку.
Губы существа изогнулись в уродливой усмешке. Рыжей казалось, что здесь, кроме них, есть кто-то еще. Кто-то третий. Кто это?
Тонкие бледные руки взяли коробку и открыли ее.
– Мы с мамой не знали, что подарить хирургу, и…
– И решили подарить бухлишко? – Девушка улыбнулась совершенно искренне и, отбив горлышко бутылки заточкой для ножей, начала пить прямо из горла. – Что-то еще?
– Саня, я обязана тебе по гроб жизни.
Саня закатила глаза. Бутылка громко стукнулась о журнальный столик.
– И чего? Мне теперь обосраться? Дорогуша, я нарушила профэтику и теперь без лицензии. Все, пиздита ля комедия.
Если бы Саню спросили, хотела бы она узнать что-либо о своих двойниках, ответ был бы очевиден: «Нет». На той Земле другая Саня, которой определенно повезло больше, чем ей. Саня, лицо которой не изуродовано шрамом. Саня, которая успешно работает хирургом-трансплантологом. Саня, у которой мама и папа не погребены на орбите. Саня, которая не ходит раз в полгода на черноградскую площадь к шпилю-монументу, чтобы равнодушно погрустить и выкурить пару сигареток в память о павших героях.
Саня с той Земли счастливо живет со своей семьей и горя не знает.
Коршунова подошла к окну и открыла его. В квартиру ворвалась дымная вонь Чернограда.
И дым Отечества нам сладок и приятен.
Закончив с бесполезной сортировкой новых средств против импотенции и для импотенции, Саня закинула ноги на столик и закурила.
Наверное, Саня-2 не курит. И живет в здоровом городе с нормальным воздухом. Наверное, ей не ебет мозг государственная машина. И ей не приходится играть в игру «Послушный гражданин». Саня-2 не думает, чем бы разнообразить спиртовой рацион раз в недельку. И не насмехается над дурацкими плакатами.
Саня-2 живет в отличном месте, в прекрасном окружении и ничуть не задумывается о своем двойнике. За ней не увязывается хвостом случайная жертва бюрократии. И в любовниках не щеголяет чел с сомнительной репутацией, помешанный на бабле. Да какой там. У Сани-2 нет любовников, она примерная жена и мать. Саня-2 обладает отменным здоровьем, у нее не диагностировали ХОБЛ в двадцать лет, и нет абортов в анамнезе.
Не то чтобы Коршунова о чем-то жалела. Саморазрушение приносило ей какой-то звериный кайф. Она этим не гордилась, но и не стыдилась этого. Она давно поняла, что всем попросту насрать – что окружению, что Союзу. Оценочные, мать их, суждения. Реальность есть. А как к ней относиться – уже дело каждого. С принятием этого Сане стало гораздо легче жить.
По ночам она спала то очень крепко, без сновидений, то с дикими криками. Наверное. Соседи не жаловались. Соседям все равно. Ей тем более.
Иногда, правда, щемило где-то в грудной клетке, когда на черном небе показывался странный двойник без купола. Саня воспринимала это как знак, чтобы сходить к пульмонологу, но все время откладывала визит.
Какая теперь разница. Какая разница.
Иногда она задумывалась о том, почему с той Земли к ним прибывают гости, а они туда попасть не могут. Ну, разумеется, за исключением Рылеева. Этот гениальный мальчик мог шастать туда-сюда без особого вреда для здоровья. По крайней мере, так это преподносилось разного рода писаками.
Почти машинально включив кубик-телевизор, Саня налила себе чаю. Два пакетика, четыре ложки сахара. Кира часто ругала ее за отсутствие нормального питания.
– Саня, не стоит так разбазаривать свое здоровье! – Рыжеволосая была в ужасе, глядя на пустые пачки из-под табака, раскиданные по полу, и сиротливо стоящую на журнальном столике полупустую чашку с чаем.
– Да иди ты на хер, мать Тереза.
– Ты опять пила!
В ответ кивок.
– Я что-нибудь приготовлю.
– Да делай ты, что хочешь, – отмахнулась Коршунова.
Саня смотрела в потолок, периодически стряхивая пепел в пепельницу. Внезапная тишина была нарушена шелестом бумаги.
– Саня, что это?
Увидев, что разглядывает Кира, Саня сделала неопределенный жест рукой.
– Тебе диагностировали хроническую обструктивную болезнь легких… Рекомендация… не курить… Саня!
– Чего тебе еще?
Кира только покачала головой. Кто она, в конце концов? Она не ее мать, не ее воспитатель. Да и подругой ее назвать трудно. Кира вообще не знала, были ли, есть ли у Сани друзья. Наумова вряд ли можно считать другом – он был то ли любовником, то ли сослуживцем, то ли телохранителем. То ли просто обычным знакомым, который иногда заходил раскурить и выпить вместе.
Саня вполуха прислушивалась к бурчанию кубика-телевизора. Мельком глянув на календарь, она вздрогнула. 14 сентября. Ох ты ж… Официальная дата смерти ее родителей.
Это воспоминание из детства было особенно ярким. Она частенько думала об этом. Помнила серого человека в кожаном пальто, который сел перед ней на колени и обнял. Помнила надрывный плач бабульки, которая за ней приглядывала. Как бишь там ее звали? Как-то необычно, да. Аделаида Максимовна. Она просто звала ее баба Ида. Баба Ида плакала и гладила девочку по волосам. А Саня, маленькая пятилетняя Саня стояла и сжимала в ручках игрушечного Сквиртла – маленького покемона-черепашку. Взрослая Саня не помнила, где ее плюшевый Сквиртл. Потерялся на дороге жизни, как и она. Сбился с пути и сидит где-то, плачет. Сквиртл был подарком. Только она уже не помнила, чьим. То ли родителей, то ли бабы Иды, то ли серого человека.
Саня сжимала Сквиртла, баба Ида – Санину ручку, серый человек – саму Саню. Саня так и не узнала, как его звали. Ей было неинтересно. Он просто обнимал ее и ничего не говорил. Потом они прошли в квартиру. Саня направилась в комнату, а серый человек и баба Ида – на кухню. Тихий шепот, жалостливые причитания бабы Иды.
Сане тогда хотелось задать миллион вопросов. Но отчего-то ей было ясно – ответов в тот день она ни от кого не получит. Она просто легла спать. На следующий день проснулась рано – часа в четыре утра. Баба Ида сидела на кухне. Саня молча села рядом. Баба Ида так же молча насыпала ей в чашку четыре ложки сахара, положила пакетик и налила кипятку. В молчании они сидели до того момента, как в дверь позвонили. Баба Ида нехотя пошла открывать, Саня засеменила следом. Она ожидала, что придет серый человек и объяснит, что же все-таки происходит. И почему баба Ида плакала.
В квартиру ввалились две женщины. Сейчас Сане такая характеристика была смешной. Только потом она узнала, что Арине на тот момент было двадцать, а Лизоньке – двадцать три. Арина улыбалась и норовила ущипнуть Саню за щеки, Лизонька казалась более серьезной – именно она тогда и объяснила бабе Иде ситуацию.
Девушки были не похожи. Одна все время улыбалась и, присев на карточки, взяла Саню за ручки. На ней были синие штаны, водолазка и белая жилетка-пуховик. Более серьезная девушка и выглядела соответствующе: длинное пальто неопределенного оттенка бежевого, руки затянуты в кожаные перчатки. В руках – большая папка-уголок.
– Вы Цапликова Аделаида Максимовна?
– Да, девушки. А вы, простите, по какому вопросу?
Более серьезная девушка протянула бабе Иде папку.
– Я Елизавета Пароходова. Это моя партнерша – Арина Гранина. Мы назначены воспитателями Коршуновой Александры Юрьевны, две тысячи тридцатого года рождения.
– Стойте, какими воспитателями, я ничего не понимаю!
– Может, мы пройдем в квартиру? Неудобно общаться в коридоре.
– Да, девочки, проходите. Чаю, кофе?
– Мне чего покрепче, если можно, – отрезала Пароходова.
– Конечно, конечно.
– А мне чаю! – объявила Арина, усаживая Саню себе на колени.
– Пожалуй, мне стоит разъяснить. Несколько недель назад, когда случился первый удар, и погибло несколько сотен тысяч человек, Союз принял специальное постановление, касающееся воспитания детей, чьи родители оказались в числе погибших. Данное постановление имеет силу и при последующих ударах. Насколько мне известно, Марина и Юрий Коршуновы погибли на орбите во время второго удара. Мы были проинформированы об этом и назначены воспитателями Александры. В дальнейшем мы будем отвечать за нее и выполнять свои обязанности, прописанные в новейшем постановлении о «Воспитании сирот».
– Я не понимаю, девочки… Я полагала, что Саню за неимением родных определят в детский дом.
Пароходова опрокинула в себя стакан с янтарной жидкостью. Баба Ида подлила еще.
– Это устаревшая информация. Все детские дома подлежали расформированию еще на этапе создания Союза, одновременно в кратчайшие сроки было построено много новых многоэтажек, где не имеющие недвижимости сироты могли бы жить. А мы участники воспитательной программы. Это наша работа, и, поверьте, Аделаида Максимовна, нам платят за нее. И неплохо платят.
– Ой, да завались ты со своим презренным металлом, – одернула ее Арина, параллельно запихивая Сане в рот огромную конфету. – Аделаида Максимовна, моя партнерша мыслит приземленно. Мы будем заботиться о Сане намного лучше, чем воспитатели в детдомах. Хотя бы потому, что нас двое на одного. Мы будем жить с Саней, заботиться о ней, водить ее в школу – вроде она в этом году идет? – Получив кивок от партнерши, Гранина продолжила: – Будем помогать с уроками, возить в разные места, сделаем все, чтобы она была готова к взрослой жизни. Это, – Арина пошарила в кармане жилетки, выудила оттуда небольшой листочек и протянула бабе Иде, – новый адрес Сани. Никаких препятствий к тому, чтобы вы ее навещали, я не вижу.
Баба Ида и вправду навестила ее несколько раз. Потом перестала. На вопрос маленькой Сани о том, где же баба Ида, Лизонька молчала, а Арина с фальшивой улыбкой бубнила что-то вроде «уехала». Потом Сане стало ясно, куда баба Ида уехала. А потом уехали Арина с Лизонькой. Арина плакала. Лизонька казалась отсутствующей. Она вообще всегда казалась Сане более холодной, чем заводная Арина, которая всегда была рада объяснить все по сто раз, все показать, везде сходить.
Лишь за год до совершеннолетия ситуация немножко прояснилась.
– Лиз, а Лиз?
– Мм?
– Я сегодня на верхней полке.
– Как хочешь, – отрезала Пароходова. – Потише говори. Саня спит. У нее завтра экзамен, ей нужно выспаться.
– Да-да… Лиз, ты сегодня опять туда ходила?
– С чего ты взяла?
– У тебя все на лице написано. И я прекрасно знаю, почему ты подалась на эту работу.
– Еще одно слово…
– Лиз, я ж тебе не чужая. И я понятия не имею, почему ты пытаешься делать из всего этого тайну за семью печатями.
Лизонька потерла глаза.
