Провинция

Николай Федорович сел на место. Вакула радостно ударил его в плечо. Каждый сидящий в зале был за Антипина. Зам напряженно смотрел на наглого старика. Про деньги он говорить перестал. Слушание подошло к концу. Оно продлилось дольше, чем предполагалось. Все смотрели на Николая Федоровича, как на пришельца, спасителя. Как правило никто из пенсионеров не интересовался городом настолько, как он. Кадастровые выписки смотрел, бюджет знает, как в других странах делается знает. Вот это настоящий патриот. Антипин этим и отличался. Он любил свою страну, свой город. Другое дело, что такое стремление никак не поощрялось со стороны власти имущих. Прежний мэр отпинывал Николая Федоровича еще у порога администрации. Он избегал общения с ним. Антипин не сдавался, хотя понимал, что все люди, сидящие в кабинетах просто безмозглые, не на что не способные амебы, делающие все хорошее только для вида, для создания иллюзии, что они что-то делают на благо. Все слушатели вышли на улицу. Антипин закурил, перекинулся парой фраз со своими друзьями и пошел домой.

Жил Николай Федорович со своей женой, того же примерно возраста. Она тоже отдала всю жизнь производственному труду. В румынской стенке у нее лежат на видном месте, за стеклянной дверцей, бесчисленные награды. Тут и герой труда, и почетный работник и чего только нет. Ее звали Светлана. Ее время изменило сильнее, чем мужа. Выглядела она похуже, на свои года. Глубокие морщины, дряблая кожа. Молодость бесследно ушла с ее лица, оставив только живые светлые глаза. Когда Николай Федорович вернулся домой, Светлана встречала его с обедом. На все ее вопросы Антипин отмахивался. Он явно остался не в восторге от общественного слушания. Они вместе пообедали. Вечером включили телевизор. По нему показывали про успехи державы в освоении космоса. Потом показывали новейшее вооружение, не имеющая аналогов в мире. Антипин пошел спать в плохом настроении. Этот неприятный зам, его лицо все такое смазливое, очень не понравилось ему. Нового мэра Николай Федорович видел только по телевизору. Но в живую разговаривать это другое дело. Вот чего хотел Антипин – поговорить лично с мэром. А то один уходит, другой приходит, и никто не работает. Вот что можно сказать о работе прошлого мэра? Да ничего толкового. При нем обанкротилась одна крупная компания, которая обеспечивала работой большое количество людей. Да еще он взялся за облагораживание города, создание в нем зеленых зон. Тот же районный парк находился под его контролем. Получилось так, что он ушел с поста, оставив работу недоделанной.

Результаты общественного слушания обнародовали через три дня. Сделали под это дело сюжет на местном телевидении. Была отмечена высокая активность граждан в этом вопросе. Началась работа по улучшению городской среды в районном парке. Большая часть пожеланий инициативной группы граждан была удовлетворена. Все друзья Николая Федоровича радовались. Вера Романовна улыбалась, когда видела его во дворе, благодарила, что отстоял парк. Антипину было приятно, но какое-то нехорошее предчувствие у него имелось. Не могло все так гладко пройти. Черт с ними с туалетами, пусть ставят вонючие биотуалеты, можно потерпеть, можно даже без них обойтись. Тревожило Антипина та легкость, с которой чиновники принялись за улучшение парка. Сколько он живет в городе, такого никогда не было, чтобы администрация начала делать так, как хотят люди. Не сосчитать случаев, когда бабушки штурмовали мэрию, ругались с районными чиновниками, Антипин в свое время организовал забастовки на производстве из-за наглости руководства. А сейчас вдруг все взялось и быстро поменялось к лучшему? Нет, Николай Федорович Антипин слишком стар, чтобы верить в подобное.

Мужики собрались во дворе за самодельным столом играть в шахматы. Антипин стоял позади играющего, подсказывал на правах самого умного. Играл Андреич против Саныча, между делом разговаривали. Речь шла о вечном, о политике. Саныч проиграл, вместо него сел играть Вакула. Велись вялые разговоры обо всем подряд, даже о философии поговорили. Саныча, как проигравшего, отправили в ларек за водкой. Распили чекушку на четверых, оказалось мало. Антипин не любил напиваться, поэтому методично соскочил с перспективы продолжить алкогольное приключение. Светлана Антипина сидела дома, смотрела телевизор, до этого сходила в магазин. Примерно так проходил день за днем у пенсионеров Антипиных.

В один день Николай Федорович решил пройтись до парка, посмотреть на каком этапе находится работа. Он вышел на бетонную дорогу, увидел саженцы деревьев. Сначала обрадовался, что хоть об этом подумали чиновники, но при ближайшем рассмотрении позитивный настрой ушел. На саженцах висели этикетки, видимо еще не успели убрать. Подойдя ближе, Антипин начал щуриться, чтобы увидеть, что там написано. На вид он не смог определить вид дерева. Сзади гремели рабочие, шел постоянный ноющий звук от экскаватора. Этикетка оказалась в руках Антипина. То, что он увидел там, сначала не поверил, погрешил на свое слабое зрение. Потом снова вгляделся. Нет, все правильно. На белом фоне, черными буквами напечатано: «черемуха обыкновенная Колората/Prunus padus Colorata (1905—10265) обх. с**в 12—14 см. высота 350—400 см 23 500 руб..

– Невероятно, – пробурчал под нос Антипин.

Подойдя к другому саженцу, на Николая Федоровича смотрел ценник в 92 тысячи, следующий стоил уже 105 тысяч. Антипин рассмеялся, мотая головой. Хоть он не разбирался в садоводстве, но одно знал наверняка, что черемуха достаточно дешевое дерево.

– Собаки, – сказал он, отойдя от дорогущих саженцев на бетонную дорожку.

Вот так, после общественного слушания, местная администрация закопала в землю деньги, сделав все равно по-своему. Интуиция Антипина не подвела. По итогу слушаний ни денег, ни парка. Надо снова писать мэру письмо, трясти местные власти, добиваться улучшения городской среды. А что еще остается пенсионерам делать?

Прогулка

Прекрасный летний вечер. На город опускалась романтичная атмосфера. В центре заняты все рестораны и кафе, в парке прогуливались молодые семьи с колясками. На променаде включились элегантные квадратные фонарные столбы. Шум моря на пляже ласкал монотонным звуком уши гуляющих по песку. Обычный субботний вечер вступил в свои права. В этот момент сбрасывалась вся накопленная усталость города и это отражалось в глазах всех отдыхающих людей.

По набережной прогуливалась одна парочка. Он – молодой, подтянутый, приятно пахнущий с живыми чертами лица. Она – в красивом белом платье с цветочками, в ее завитых волосах красовалась черная заколка в виде божьей коровки, глаза у нее были необычного цвета: не то голубые, не то серые. Они меняли цвет в зависимости от освещения. Ее молодого человека звали Артем. Познакомилась она с ним сравнительно не давно. Артема она приметила еще в школе, когда они учились в параллельном классе. Потом вроде бы жизненный путь развел их по разные стороны, но волею судьбы они снова встретились. В очереди, в магазине продуктов. Артем первым узнал в цветущей девушке Риту, ту самую, которая бегала за ним в школе. Но сейчас они оба повзрослели и все стало серьезнее. Увидев Артема, Рита взвизгнула и набросилась на молодого человека. Тогда на нее еще покосились люди в очереди.

– Артем! – кричала она. – Сколько лет прошло? Мы так долго не виделись! Что ты сейчас делаешь? Чем занят? Есть жена?

Столько много вопросов обрушились на ошарашенного Артема, который, к слову, был молчалив по своей натуре. Безусловно встреча со старым школьным другом, коим он ее считал, сделала его счастливым. Видно было по глазам, как они заблестели от увиденного. Так состоялась их первая встреча. Затем случилась еще одна, потом еще и еще. Постоянные встречи переросли в отношения, и Артем с Ритой жили счастливо, но не вместе. Рита продолжала проживать вместе со своими родителями в центре, а Артем жил один, по его словам, где-то за городом. На вопрос от Риты «почему мы не можем жить у тебя?», он отвечал, что в данный момент у него делается ремонт и он не хочет приглашать девушку дышать стройкой. Свои жилищные вопросы он по какой-то причине постоянно скрывал от нее. По его словам, до конца ремонта оставалось несколько дней. Девушка долго пыталась выяснить, где же все-таки живет ее парень, но ничего не вышло.

В этот вечер они сходили в кино, поужинали в недорогом ресторане и решили пройтись по набережной.

– Когда у тебя ремонт закончится? – спросила Рита, смотря на небольшие волны у пляжа.

– Он в принципе закончен. Остается только ванную доделать и все. Думаю, на следующей недели ты можешь въезжать, – ответил Артем своим приятным тенором.

Рита прижалась к Артему, но потом вновь чуть отдалилась.

– Слушай, а давай куда-нибудь слетаем в отпуск? Я хочу в Европу, – осторожно сказала Рита, смотря вдаль синего моря. – Нет, лучше на тропические острова. Ты как на это смотришь?

Артем немного помолчал и через непродолжительную паузу начал говорить:

– Я тоже хочу, на острова. Да и в Европу тоже хочу, – он выдохнул и продолжил. – ты же знаешь, что у меня нет денег из-за ремонта. Вот на следующий год мы сможем если удастся скопить.

Настроение у Риты начинало падать. Ее лицо было уже не таким свежим и лучезарным.

– Ну мы же куда-нибудь поедем? – обреченно спросила Рита.

– Думаю, что нет.

Пара продолжила идти вдоль моря. Вскоре они дошли до лавочки и решили присесть. Дальше разговор продолжался на ней.

– Артем, – официально начала Рита, – давно хотела тебе все сказать, как есть. Ты выслушай пожалуйста.

Артем только кивнул в ответ, догадываясь о чем пойдет речь.

– Значит так, мы с тобой встречаемся уже чуть больше года. За это время ты подарил мне подарки только на день рождение, восьмое марта и новый год. Они мне очень понравились, но… – она вздохнула, ее плечи поднялись и опустились. – Для девушки этого мало. Вон у Машки парень, я видела, он ее буквально на руках носит, дарит ей дорогие подарки. Ведь я считаю, чем дороже подарки, тем сильнее показывает мужчина свою любовь. Они уже в Италию ездили, в Египет. Где они только не были!

Артем перебил речь своей девушки:

– Ты знаешь кто отец этого парня?

– Это не важно, – цокнула Рита.

– Хех, да это еще как важно. Его отец крупный бизнесмен. У них дом в Жуковском. Там только богатые могут себе позволить жилье купить.

– Какая разница. Главное – это внимание.

– Мне кажется ты противоречишь сама себе. Ты же говорила, что чем дороже подарок, тем лучше. Теперь ты говоришь, что это не главное. Внимание говоришь? Так я тебя без него не оставляю. Или ты хочешь, чтобы я как вша с тобой постоянно бегал? – Артема видимо задела этакая напускная дерзость своей девушки.

Рита надулась, но вскоре выдала:

– Может быть и хочу, чтобы бегал!

– Слушай, давай закончим этот пустой разговор и пойдем. У меня для тебя сюрприз есть, – Артем приобнял Риту, но та начала дрыгать плечами и скидывать его руку. Лицо молодого человека приняло вопросительное выражение. Он ожидал объяснений.

– Я устала Артем. Какой сюрприз? Опять плюшевый медведь, спрятанный где-то или коробка дешевых конфет? Я когда прошлый сюрприз искала колготки порвала, так что хватит сюрпризов, – Рита перешла на серьезный тон, что естественно не понравилось Артему. Он продолжал смотреть на свою возлюбленную.

– Ты чего Рит? Все же хорошо было.

– Да хорошо. Только мне это надоело. Все одно и тоже, у тебя постоянно нет денег, твои сюрпризы предсказуемы до нельзя. Если честно, я думаю, что ты даже живешь где-нибудь в коммуналке и просто боишься мне об этом сказать. Выдумал какой-то ремонт. Работаешь не знаю где. Ты мне говоришь, что в каком-то офисе работаешь, но я думаю, что это не так. Ты заврался любимый. Я так больше не могу. Рассказывай все как есть.

Артем тяжело оторвал взгляд от Риты. Скрестил руки в замок и посмотрел в сторону моря. Девушка сверлила его взглядом и ожидала ответ, но он так и не выходил.

– Умная. Значит наконец поняла, – выдал наконец Артем.

– Значит я права. Все, что ты мне наговорил была неправда? – допытывалась Рита.

– От части.

После такого Рита впала в что-то наподобие истерики. Проскальзывали даже оскорбления в сторону Артема, который сидел на лавочке и слушал все достаточно спокойно, с достоинством.

– Я разочаровалась в тебе Артем. Я думаю, нам надо расстаться. Соврал один раз, значит соврешь и другой, – такими словами закончила разговор на лавочке с видом на море Рита.

– Ты даже не выслушала меня, – возмутился Артем.

– Мне не надо слушать тебя. Я все и так поняла.

У парня в голове все сказанное еще переваривалось. Вся эта ситуация его просто шокировала. Рита уже уходила от него по дорожке.

– Давай провожу хоть на прощание, – спохватился Артем, быстрым шагом нагоняя ее. Рита со слезами на глазах ничего не сказала.

Они ушли с набережной. По дороге Артем поговорил с кем-то по телефону. Пара бывших влюбленных молчала. Внезапно Артем попытался исправить ситуацию, сказав что-то в духе извинений – результат не дало. Наоборот, кажется, все стало только хуже. Рита начала опять разговор в том же ключе, в котором она разговаривала там, на лавочке. Артем понял для себя, что эту девушку не интересовало ничего, кроме денег, дорогих подарков и развлечений. Он пытался вразумить ее, что жизнь не состоит из одних только развлечений и подарков. Все без толку.

Мимо идущей парочки проехала шикарная черная машина и остановилась чуть впереди.

– Вот! – воскликнула Рита, как будто что-то вспомнила. – У тебя элементарно машины нет. Я уже не говорю о такой как эта, – она указала на ту самую черную иномарку. Артем перестал бессмысленное бормотание.

Из машины вышел человек средних лет в строгом костюме. Он направился на встречу парочки. Рита и Артем замедлили ход.

– Ваша машина подана сэр, – сказал человек в костюме обращаясь к Артему.

– Спасибо, – он пожал руку человеку из машины и ускорил шаг, оставляя Риту позади.

– Эта милая дама не едет с нами? – спросил любезно мужчина.

– Милая дама этого не заслужила, – сказал Артем, посмотрев в последний раз на Риту.

Девушка осталась стоять одна со своими мыслями и внезапно почувствовала всю ненужность сказанного за сегодняшний день. Она смотрела в сторону уезжающей дорогой иномарки, в которой сидел ее уже бывший парень.

Хлад

«Придет Час Белого Хлада и Белого Света. Час Безумия и Час Презрения, Час Конца».

Анджей Сапковский.

Вьюга ревела и выла, как взбешенное животное. Летящие наискось острые снежинки превратили все сущее в сплошной белый шум, закрыли небо, закрыли мутное солнце, спрятали за своим белым покровом землю и горизонт. Крапа замутило, сталкер обессиленно упал на колени, от чего утонул в сугробе почти по грудь. Пальцы, несмотря на толстые перчатки, почти не работали, лицо закоченело даже под тканевой маской, а очки залепил снег. Кое-как выудив из кармана КПК, Крап смахнул снежинки с очков, нажал непослушным пальцем на кнопку включения «машинки» – экран тускло засветился белым светом, а потом тут же погас. КПК сломался от холода. А это значило, что мужчина заблудился и был обречен на гибель посреди заснеженного поля. Навалилась безысходная усталость, и Крап, поддавшись ей, мягко опустился в снег. Бороться без смысла он никогда не умел. Да и зачем окончательно выбиваться из сил? Чтобы проползти еще сто метров в этом белом аду? Нет уж. Крап предпочел легкую смерть – заснуть в сугробе и тихо отойти в иной мир (если он есть) в объятиях Морфея.

Снег принял сталкера охотно, как мягкая перина. Застывшие от боли конечности нудно зудели, но это не мешало сознанию засыпать. Снег долбил его по затылку, и эти удары чувствовались даже сквозь натянутую поверх лыжной маски шапку, убаюкивая сталкера.

Кажется, Крапа ждал рай. Умирающих грешников ведь не забирают ангелы. А дьяволами белые фигуры, мягко поднявшие его из сугроба, просто быть не могли. Крап попытался что-то сказать, но губы и язык не слушались его. А после мир погас.

Очнулся сталкер на топчане у костра. В помещении с бетонными стенами, а вовсе не в райских садах. Кисти и стопы болели так, будто их сунули в огонь. Верхнюю одежду с него кто-то стянул, рядом с головой поставили термос. Со стоном Крап сел, схватился за гудящую голову.

– Проснулся? – спросил голос за его спиной.

Крап обернулся и увидел мужчину в советском армейском бушлате. В одной руке мужик держал алюминиевую кружку, а в другой – шапку-ушанку.

– Мы где? – хрипло выдавил Крап.

– В укрытии мы. Полдня назад тебя наши притащили. Ты кто такой вообще?

– Сталкер я… А «ваши» – кто?

– Наши – это зимние. А тебя я что-то не помню. Первый раз в Зоне что ли?

– Иди ты… Третий год хожу.

Мужик недоверчиво сощурился, а потом хлопнул себя по лбу.

– Так ты не зимний, наверное!

– То есть?

– Зимой в Зону ходишь или в остальное время?

– Первый раз зимой.

– Ну, так, значит, никакой ты не опытный, а новичок, и весь твой опыт – туфта. Зимой вам в Зоне нечего делать. Придет Промокашка, у него поспрашивай, он у нас тут самый вумный.

– А ты кто?

– А я Сова. Квартирмейстер, типа. Ты сам-то чего в Зоне сейчас забыл? Не сиделось на большой земле?

– Мне к ЧАЭС надо.

– Не дойдешь, – отрезал Сова. – Тебя Зона холодом убьет или заплутает. Как тогда. Знаешь, где тебя нашли?

– В поле. Со стороны Агропрома заходил.

– Как бы не так. Мы сейчас в котельной. А тебя нашли вон, двести метров от стен. Заплутал ведь, да?

– Мне казалось, я в поле чистом.

– Это Зона зимняя. Думал, небось, раз половина мутантов спит, а аномалии как на ладони, так ты до ЧАЭС дорвешься?

Крап замялся.

– Честно говоря, так и думал…

– Не все так просто. Что забыл-то там?

– Монолит. Нужно к Монолиту.

– Придурок…

Откуда-то со стороны входа донеслись тяжелые шаги, приглушенные голоса. Вернулась группа Промокашки. Сталкеры ввалились в жилое помещение, как группа бигфутов – высокие, мощные, усыпанные снегом, что-то невнятно ревущие.

– Эй, эй! А Минус где? – воскликнул Сова, едва сталкеры постягивали с лиц балаклавы.

– Все, Сова. Минус в минусе. В «жарку» прыгнул, – ответил, кажется, главарь.

– Сам?! – квартирмейстер хлопнул себя по коленям.

– Сам. У него от холода в голове помутилось, – сказал другой сталкер, веснушчатый рыжий парнишка. – Все только и ныл, что мерзнет, а как проталинку от «жарки» увидел, так сразу к ней. «Погреюсь», грит, аккуратно. Он, зараза, замыкающим шел, никто цапнуть не успел. Ну и все – сгорел.

– Да если б не он, мы бы не дошли, хоть согрел… – включился в разговор третий сталкер.

– Дело говоришь, Боря, – кивнул лидер, сбрасывая со спины тяжелый рюкзак.

– Надыбали хоть что-нибудь? – поинтересовался Сова.

– Ага. Ни шо, а сущи, так скать, цінністи! – подмигнул товарищу пожилой мужик с пышными усами.

– «Светляков» пара, «рыбка», «пузырей» три, ну и мелочь, «медузы», «цветки», – пояснил Промокашка, выгружая из рюкзака контейнеры.

– Куда дойти-то смогли? – спросил Сова.

– Недалеко. Дальше завода на Янтаре не заберешься. Излучение бьет. Минуса, походу, им и накрыло.

Крапа, кажется, игнорировали нарочно, и тогда он решил заявить о себе кашлем. Промокашка обернулся на спасенного через плечо.

– Ну, тетеря сонная, рассказывай парням, кто таков, откуда и зачем, – молвил лидер зимних сталкеров, возвращаясь к рюкзаку.

– Да что рассказывать? Крапом кличут. Сталкер, из опытных…

– Это в сезон, имеется ввиду, – вставил Сова.

– Да уж ясно, что в сезон, – кивнул Промокашка.

– Мне на ЧАЭС надо, – выпалил Крап.

Вот тогда-то мужики и притихли.

– Тебе, паря, мозги, наверное, отморозило, да? – снисходительно, как клинического дебила, спросил его сталкер, которого до этого назвали Борей.

– Та он ёкнутый, хлопцы! – воскликнул украинец, нервно дергая себя за ус.

– Тише! Подумаешь, первый раз мужик тут. Нет хода к ЧАЭС, Крап. Забудь. В Зоне зима – это тебе не на Большой земле. Тебя холодом убьет раньше, чем ты до Складов доползешь. В аномалию, положим, не влетишь, раз уж опыт, хоть и сезонный, есть, а вот Хладом накроет – будешь на одном месте топтаться, пока не помрешь. Нет, брат, бросай эту затею.

– Мне либо на ЧАЭС, либо в гроб. Я должен попробовать, – Крап сжал челюсти.

– Монолит ему нужен, – снова подал голос Сова.

– Для чего? – строго спросил Промокашка, разворачиваясь к новичку лицом.

Крап смотрел в пол, сжав губы.

– Отвечай, – приказал Промокашка.

– Рак у меня. Неоперабельный.

– Серьезно, – крякнул Боря.

– Вот что, Крап… У тебя деньги есть? – поинтересовался Промокашка, после полуминутной паузы.

– Есть.

– Тогда готовься платить. Будем тебя собирать к Монолиту.

Ветер утих, и снежинки замедлили свое падение, кружились плавно и грациозно, похожие на маленьких балерин. Крап и парни Промокашки стояли на холме, осматривали окрестности. Это была вторая вылазка новичка с тех пор, как сталкеры спасли его от смерти. Вылазка преследовала две цели: собрать артефакты и показать Крапу, что такое Зона зимой.

Теперь мужчина узнал, что холод в Зоне – самая опасная и самая огромная аномалия. Спасения от него не было. Мертвые когти стужи пронзали любую одежду, рано или поздно. Ничего не помогало. Сталкеры носили с собой сразу по несколько термосов каждый, и то хватало их ненадолго, точнее, недалеко. Выпили половину – дуй домой, то бишь, на базу. Спастись от холода было можно в зданиях: зашел, развел огонь и сиди, грейся… Только вот здания, не занятые постоянно, быстро захватывали твари. В зимний период большая часть мутантов впадала в спячку или вообще подыхали, во всяком случае, кровососов, псевдогигантов, снорков и прочих жертв экспериментов сталкеры не видели. Зато кабаны, плоти, собаки и псевдопсы никуда не девались, а наоборот, сбивались в крупные стаи и представляли вполне реальную угрозу немногочисленным бродягам. В прошлом году огромная свора псов терроризировала Кордон и сталкеры оттуда оказались вытесненными на блокпост, где вместе с военными отбивали атаку мутантов. Отбили успешно, а потом успешно же отправились в тюрьму. С тех пор сталкеры военным помогать не спешили. Были еще химеры, но те, в отличие от остальных активных мутантов, так и бродили в одиночку, причем по всей Зоне, иногда даже до Свалки добредали. Промокашка рассказал Крапу, что в прошлом году наблюдал сцену охоты стаи псевдособак на одинокую химеру. Из пятнадцати собак погибли шесть, но химеру-таки завалили и сожрали. А заодно и собратьев тоже – зима же, нельзя мясу пропадать. Про контролеров Крап тоже спрашивал, но лидер зимних сталкеров честно признался, что не знает, впадают ли псионики в спячку или нет. Часть бродяг, что забирались дальше Свалки, к пустому и вымершему «Ростку», рассказывали байки, мол, контролеры и изломы – как люди, закутываются в тряпье и ходят по сугробам, грустные и поникшие. И если увидишь вдалеке сутулую фигуру в рваной шинели или кособокой шапке-ушанке, то знай – это мутант. Впрочем, оговорился Промокашка, наслушавшись таких легенд, можно ненароком и своего подстрелить – того же Сову, например. Но мутанты, это так, отчасти ерунда, сказали новичку бывалые зимние сталкеры, куда страшнее – Хлад.

Хладом в Зоне звали обширную и очень мощную галлюцинацию. Механизмы и природа этого помешательства были неизвестны. Выжившие (в том числе и Крап) рассказывали всегда одно – Хлад коварен, он пробирается в твою голову аккуратно и незаметно. Тебе не кажется, что ты шел по лесу и вдруг оказался в поле, нет. Хлад подменяет твою память. Ты выбьешься из сил и замерзнешь в сугробе, потому что будешь помнить – шел по снежному полю огромное количество времени и поэтому нет смысла идти назад, как и вперед, раз там тоже нет ничего кроме снега. И умрешь, может быть, в пяти метрах от стен базы. Коварная штука Хлад, хотя бы потому, что непредсказуемая. Но, в отличие от того же пси-излучения, Хлад не накрывал массово, только одиночек. Поэтому зимние сталкеры предпочитали держаться группами. Крап же планировал идти один, и от Хлада застрахован не был. Но не боялся. Все-таки двум смертям не бывать.

Кроме элементарных знаний о зимнем мире Зоны, новичок получил и ответ на то, зачем сталкеры лезут сюда в столь непригодное для жизни время. Зимой аномалии рождали артефакты особенно активно. Хотя, может, так просто казалось из-за отсутствия конкуренции. Каждая ходка обеспечивала группе Промокашки полные контейнеры артефактов, в том числе и очень дорогих. Как признавались нехотя сами ходоки, вырученных за зиму денег им потом с лихвой хватало на то, чтобы безбедно существовать целый год. В любой другой ситуации Крап бы без вопросов остался с Промокашкой и его товарищами, но ни артефакты, ни вырученные за них деньги не способны были вылечить рак…

Чуть позже, на базе, лидер сталкеров отозвал новичка в сторону, прихватив рюкзак. Они сели на старую паллету, закурили.