Знаки

Когда во второй половине сентября вдруг наступают тёплые погожие дни, многие это время называют бабьим летом. Но это неправильно. Ещё бабушка мне говорила – по старому стилю календаря лето заканчивалось в середине сентября по-нынешнему. Потом наступает настоящая осень, с холодным ветром и дождями. И недели через 2-3 вдруг опять тепло. То есть по нашему календарю – это октябрь. Как-нибудь обратите внимание, что именно тогда на неделю приходит бабье лето.

Ещё нюанс – раньше было летнее и зимнее время, осенью стрелки переводили на час назад, чтобы утром, когда народ поднимается на работу, было светлее, ну типа настроение лучше, расход электричества меньше. Потом отменили. А в песне осталось…

_________________________________________

Уютная пропасть ночного кафе.

Интимные столики, ласковый свет.

Негромкая музыка, медленный джаз,

Но всё это было когда-то и не один раз.

Изящная линия Вашей руки,

А губы от кофе немного горьки.

Любовь и восторг в выражении глаз,

Но я это видел когда-то и не один раз.

Красивые девочки, радостный смех.

Галантные мальчики, шик и успех.

Дежурный набор анекдотов и фраз,

Но всё это было когда-то и не один раз.

Я верю, что искренни Ваши слова,

Что жизнь без любви безнадежно мертва,

И что очень счастливы Вы в этот час,

Но я это слышал когда-то и не один раз.

Гитара и скрипка – старинный романс,

За столиком справа – игра в преферанс.

Какая там разница, вист или пас?

Ведь всё это было когда-то и не один раз.

Поверьте, Вы так мне сегодня близки,

А мысли мои от любви высоки.

Но я ухожу, оборвав свой рассказ,

Ведь я говорил это как-то и не один раз.

Предел бесконечности равен нулю,

А след моей жизни похож на петлю.

И даже любовь превращается в фарс,

Ведь всё повторяется с нами и не один раз.

На Ленинградке, недалеко от метро Сокол, в начале 90-х открылось небольшое кафе, куда мы любили заглядывать после учёбы (если не шли в общагу или пивбар Белые ночи). Название уже не вспомню.

_________________________________________

Ночь одеялом укутала город,

Млечным путём купол неба распорот,

Улицы голы в фонарном свечении,

Но я иду там, где нет освещения –

По Улице Счастья.

Звёздное небо парит над домами,

Смотрит на Землю пустыми глазами.

Тёмная улица, лица прохожих

Чем-то во тьме друг на друга похожи

На Улице Счастья.

Шелест шагов, неестественны позы,

Головы вверх, люди смотрят на звёзды,

Смотрят на небо с надеждой и страстью,

Звёзды ведут их по Улице Счастья,

По Улице Счастья.

Взоры безумны, походка упруга,

Здесь всем давно наплевать друг на друга.

Главное – резче работать локтями

И расчищать себе путь кулаками

На Улице Счастья.

К чёрту вас всех, я свернул в переулок,

Звук одиноких шагов моих гулок,

Он превращается в музыку строчек,

Счастья вам, люди, спокойной вам ночи

На Улице Счастья.

В то время я жил с родителями в Нагатино, недалеко от станции Коломенская. До метро ходили трамваи, ехать было 5 остановок. Один раз вышел вечером из дома и оказалось, что случился локальный блэкаут – в районе отключилась электроэнергия. До метро шёл пешком, как и сотни людей вместе со мной. Была полная тишина, безветрие, безлунное ясное небо, на котором сияли миллионы звёзд. Очень необычное ощущение для Москвы.

_________________________________________

Час пик. Метро. На эскалаторе у входа

Толпа, как водится, ругалась и дралась.

Как много здесь сегодня разного народа,

Какая публика сегодня собралась!

От поп-звезды до машиниста экскаватора,

От продавца цветов до кинооператора,

От генерал-майора до ассенизатора –

Все едут вместе на ступеньках эскалатора.

Вы позабыли все дела, и все проблемы,

Газеты в сторону, вам лень сейчас читать,

Вам наплевать на политические темы,

На секс, на Бога – вам на всё сейчас плевать.

На гибель негров в государстве на экваторе,

И что в ЦК дурак сидит на консерваторе,

Вы посылаете здесь всё к такой-то матери,

Когда вы едете в метро на эскалаторе.

Вы здесь рассеянны, грустны и одиноки,

Но всё же вы всегда надеетесь – а вдруг

Заметите в навстречу едущем потоке

Кого-то из своих знакомых и подруг.

Вы здесь задумчивы, как баржи на фарватере

И все похожи, как цыплята в инкубаторе,

Как близнецы, ну как монголы в Улан-Баторе,

Когда вы едете в метро на эскалаторе.

Конец уж близок, осторожней, ради Бога,

Ведь упадёте – вам костей уж не собрать,

Тогда для вас досрочно кончится дорога,

И как ушей своих вам счастья не видать!

Не будет вам карьеры видного сенатора

Благополучия жука-администратора,

Огромных денежек трудяги-арендатора,

Коль вы оступитесь при сходе с эскалатора.

Довольно много песен я написал в метро. Очень удобно – можно отключиться, ничего не мешает, стоишь, держась за поручень и складываешь слова. Плюс ритм вагонных колёс. Этот текст я придумал на пути от Коломенской до Сокола.

_________________________________________

Он пришёл в этот город к нам издалека,

Мы запомним тот радостный день на века –

Как звучал с колоколен малиновый звон,

Как по гнёздам попрятались стаи ворон.

Показался нам очень знакомым старик,

Где-то видели мы тот волнующий лик –

Может, на пожелтевших старинных холстах

Иль на стенах в заброшенных древних скитах.

На центральную площадь собрался народ,

Бедный люд и надменный зажиточный сброд.

Шум огромной толпы удивлённой затих,

И сказал тогда голосом тихим старик:

Вы – великий народ в этой странной стране,

Грусть и горе вы топите в горьком вине,

А над вашей землёй – беспросветная ночь,

Я пришёл к вам сюда, я хочу вам помочь!

Я не сделаю зла, вы поверьте в меня,

И познаете радость весеннего дня,

И я сделаю так, что вы вспомните вновь,

Что такое мечта, красота и любовь!

Я приму на себя весь тяжёлый ваш грех,

Вы услышите вновь детский радостный смех,

Вы забудете подлость и грубую лесть,

Ненависть и предательство, зависть и месть.

Вытер капли старик со вспотевшего лба,

И тотчас ожила, зашумела толпа,

И пока волновалась людская река,

Кто-то вдруг закричал: "Я узнал старика!

Это – старый еврей, это – хитрый злодей,

Глянь, ладони его – в ржавых метках гвоздей,

Был он приговорён на кресте умирать

За свой длинный язык, да вот выжил, видать!

Он – известный болтун, проходимец и лгун,

Ненавидящий всех сумасшедший колдун,

Греет руки свои на несчастье людей,

Что стоите вы, люди, хватайте скорей!"

Я в лачуге своей старика приютил

И от страшной толпы разъярённой укрыл,

Мы тревожную ночь коротали вдвоём,

Молча слушая крики и брань за окном.

А наутро рассвет был спокоен и тих,

Старца я проводил до ворот городских,

И он обнял меня, счастья мне пожелав,

На прощанье печально рукой помахав.

Уходил по дороге несчастный старик,

С неба слышался коршуна сорванный крик,

Словно, чувствуя, что он ушёл навсегда,

Хохотала над городом нашим Беда.

Это редкий случай, когда у меня сначала придумалась музыка, а потом – стихи. В мае 92-го в Германии проходил совместный проект «Wind of Change», который совместно делали Московский авиационный институт и университет города Гёттинген. Я был одним из организаторов с российской стороны. В декабре 91-го оргкомитет собрался в Германии, мы приехали на переговоры в какой-то ресторан, но немецкая пунктуальность в этот раз дала сбой (это, кстати, один из мифов – немцы опаздывают ещё похлеще наших), нас попросили подождать полчаса. В углу зала стояло пианино, и я, хоть и никогда на нём не играл, сел за клавиши и начал пробовать извлекать звуки – мне когда-то показали, как строятся аккорды. В результате обнаружилось, что получается весьма симпатичная гармония. Последовательность аккордов я записал в блокнотик и потом, по возвращении в Москву, сыграл уже на гитаре. Оказалось, что очень даже подходит под будущую песню. Вот только я не понимал, о чём она. Текст я писал где-то год.

Через очень много лет я приехал в Тбилиси, где снимал комнату в частном доме в самом центре. Оказалось, что хозяин, Нукри Абашидзе, – знаменитый грузинский джазовый музыкант и композитор. Я показал ему свои клипы на YouTube, и он сказал, что хочет сделать мне свою аранжировку на какую-нибудь песню. Но гитары у него в доме не было. Стоял синтезатор. И я ему спел этот текст, сыграв аккомпанемент негнущимися пальцами. Нукри очень понравилось, он отправил меня спать, заперся в комнате, а утром, с нетерпением дождавшись моего пробуждения, показал свой вариант оркестровки. Музыка была просто великолепна, волшебна и изящна. Но, к сожалению, совершенно не подходила под смысл текста. Дико извиняясь, я сообщил об этом Нукри, он слегка расстроился, но пообещал следующей ночью сделать как надо. И в результате песня получилась невероятной! Именно в этом варианте я записал её на диске «50-я минута». А первую аранжировку я тоже использовал, но с другими стихами, которые Вы увидите следом. Послушать исполнение можно на диске «Романтика пыльных дорог».

_________________________________________

Я – путник усталый в бескрайнем просторе

Заснеженных троп и замёрзших полей.

Мне странны печали, страданье и горе

Живущих в дворцах и лачугах людей.

Я – вечный бродяга, мой путь бесконечен,

Он мне предназначен счастливой судьбой.

Я долгой дорогой, никем не замечен,

Иду к роднику с голубою водой.

Деревья застыли под тяжестью снега,

Лес в хмуром молчанье понуро поник.

Я так долго шёл без еды и ночлега,

Но всё же нашёл этот чистый родник.

Я вновь обретаю любовь и свободу,

Уходит усталость, уносится страх.

Я пью ледяную прозрачную воду

И чувствую – льдинки хрустят на зубах.

Я чувствую, как просыпаются силы,

Пусть губы немеют и больно руке.

Спасибо тебе, ты меня воскресила

Живая вода в голубом роднике!

Что ж, снова вперёд, с новой силой и страстью –

Таков этот крест, что назначен Судьбой -

Дарить людям радость, надежду и счастье,

Делиться со всеми живою водой.

_________________________________________

Занеможил, загрустил

Конь мой вороной.

Я подпругу отпустил –

Отдыхай, родной!

Бросьте вы, Тоска да Грусть

Каркать-ворожить…

Я хоть смерти не боюсь,

Да охота жить.

Уготован был судьбой

Мне тяжелый крест,

Но вернулся я домой

Из суровых мест.

Ночи напролёт скакал –

Вот он, отчий дом!

Только, видно, зря хлестал

Я коня кнутом.

Мать с отцом в земле лежат

Вот уж с той весны,

А братишка мой, солдат,

Не пришёл с войны,

Дом родимый продала

Злобная родня,

А жена моя ушла

К другу от меня.

Я в глаза ей посмотрел

Молча – и простил,

На погосте посидел

У родных могил.

И пустил в галоп коня,

Врезав шпоры в бок,

Ты ищи-свищи меня

В поле ветерок!

Полдень. Шагом конь идёт,

От жары ослаб,

А навстречу мне бредёт

Каторжный этап.

И слышна "Дубинушка"

Под кандальный звон,

Горькая судьбинушка,

Сволочной закон.

Где поля кончаются,

Лес дремуч стоит.

На ветру качается,

Стонет да шумит.

Не ходи, погибель тут,

Сгинешь, пропадёшь!

Не моргнув тебя убьют

Здесь, за медный грош.

Обошёл я стороной

Этот лес глухой.

Вижу – прямо предо мной

Стольный град большой.

Ярмарка на площади,

Шумный балаган.

Краденые лошади,

Вспоротый карман.

Еду, удивляюсь я,

Что за срамный грех?

Баба раздевается

На виду у всех,

В кабаках рекой вино,

Драка, блеск ножей.

Вот потеха, вот смешно,

Наливай да пей!

Нищие стараются

Кто во что горазд.

Люди насмехаются –

Ждите, Бог подаст!

В церкви пахнет бражкою –

Батюшка вдвоём

С молодой монашкою

Пьёт за алтарём.

Время беспокойное,

Смутные года.

Коли воля вольная,

Горе – не беда.

Эх, Расея, моя Русь,

Веселись, пляши,

Выгоняй Тоску да Грусть

Из моей души!

_________________________________________

Мы уедем с тобою из Города страха и горя,

Из проклятой Страны недоверия, хамства и зла.

Мы уедем в Монако на берег лазурного моря

И сыграем в рулетку, а там уж – была, не была.

Всё поставим на кон, до копейки, до цента, до франка,

Выбор здесь невелик – цифра, дюжина, чёт иль нечёт.

Ведь рулетка – игра не сложней, чем "очко" и "орлянка",

А таким вот, как мы, почему-то обычно везёт.

Мы сорвём полный банк, выигрыш будет наш, как ни странно,

Яд проглотит хозяин, теперь уже полный банкрот,

Выпьем за ночь вдвоём все запасы вина в ресторане

И обнявшись уйдём с чемоданом хрустящих банкнот.

А потом мы махнём сразу в Рио и на "Маракане"

Мы увидим с тобой настоящий бразильский футбол,

Почернеем, как негры на пляже, на Копакабане,

И я всем покажу там, как надо играть в волейбол!

Будет всё точно так, вот увидишь, поверь мне, однако

Он пока что далёк, этот самый счастливый конец.

Я сажусь в самолёт, но лечу я, увы, не в Монако…

Время – десять ноль-ноль, Домодедово – Новокузнецк.

Летом 92-го я уволился с кафедры МАИ, где трудился младшим научным сотрудником в надежде поступить в аспирантуру и сделать карьеру учёного – экономиста. Советский Союз развалился, денег платить практически перестали, поэтому нужно было искать другую работу. Друзья мои ездили челноками в Турцию, работали на вещевых рынках в Лужниках и на ЦСКА, а я по счастливой случайности, прочитав объявление в Коммерсанте и пройдя собеседование, устроился в советско-западногерманское совместное предприятие «Интермода», где занимался открытием региональных представительств по России и СНГ. Первая моя командировка была в город Новокузнецк. Прекрасный рейс из Домодедово. В 10 утра, лететь 4 часа, ещё 4 часа разницы, в 18.00 по местному времени ты на месте, день прошёл, суточные капнули. Меня там встречала прекрасная девушка, в которую я сразу же влюбился. До этого мы с ней общались по телефону, но это тот редкий случай, когда голос соответствовал внешности, обычно бывает наоборот. Она довезла меня до гостиницы и уехала домой. Я сходил поужинать, в номере почитал книжку, и где-то часов в 11 вечера меня сморило. В районе двух ночи я проснулся и понял, что сна уже ни в одном глазу. То есть по Москве я лёг в 19.00, а проснулся в 22.00. Так до утра и просидел, но зато написал эту песню. С девушкой ничего не сложилось, через год она вышла замуж за сотрудника представительства «Интермоды» в Новокузнецке (которого сама же в своё время взяла на работу), у них прекрасная семья, трое детей, мы до сих пор передаем друг другу приветы через одного общего знакомого…

_________________________________________

Здравствуй!

Три с лишним тыщи километров за спиною…

Утром

Я распрощался с надоевшею Москвою,

С шумом

Её проспектов и большими площадями,

С грустью

И одинаковыми будничными днями.

Звёзды

Висели в небе в окнах между облаками,

Сверху

Смотрели вниз своими волчьими глазами.

Осень

Играла мне на золотой виолончели

Вальсы

В сопровождении простуженной метели.

Странно,

Не понимаю сам – зачем мне это надо

Вечно

Мотаться где-то от Баку до Салехарда?

Сутки

В аэропорте одуревшем ждать погоды,

Счастье

Искать в пути и в ощущении свободы.

Знаешь,

Но если надо будет, только попроси, и

За день

Я пролечу на самолёте пол-России,

Брошу

Свои проблемы и помчусь в любые дали,

Чтобы

Развеять все твои тревоги и печали.

Вечер.

В иллюминаторе огни аэропорта.

Плавно

Затихли двигатели, замер трап у борта.

Вот и

Окончен круг моих осточертевших странствий,

Дай мне

Обнять тебя, сказать одно лишь слово "здравствуй!"

Дай мне

Обнять тебя, сказать одно лишь слово "здравствуй!"

_________________________________________

В грязном пивбаре мне вечером хмурым

Долго описывал старый еврей

Архитектуру бараков и тюрем

И географию всех лагерей.

Он мне рассказывал, как дело шили,

Как на допросах ломали рога,

Как за те годы его породнили

С грозной Сибирью пурга и тайга.

За что сидел? Так ведь кто ж его знает?

Быстро в те годы паяли срока.

Нынче за это уже не сажают,

А он 6 лет от звонка до звонка!

Там было пофигу и диссидентам,

И фраерам, и ментам, и ворам,

Здесь – тяжело, коль ты по документам

И по лицу Рабинович Абрам.

Ладно, еврей. Но что может быть хуже

Здесь, на Руси, чем клеймо "бывший зэк"…

И я спросил: объясни, почему же

Ты не уедешь отсюда навек?

Он усмехнулся: ты знаешь, дружище,

Мир – это очень большая тюрьма.

Там, может быть, чуть светлее и чище,

В нашей же камере больше дерьма.

Там меня встретят, обнимут и примут,

Место укажут за общим столом.

Здесь даже то, что осталось, отнимут,

Радуйся, что хоть не в спину ножом.

Пусть лучше вкус там у хлеба и каши,

Главное всё же, что пайка – одна.

Здесь я на нарах лежу у параши,

Буду под нарами, но у окна.

Мягче режим там – на наши мерки, –

По выходным спать дают поутру,

Но, как и здесь, шмоны есть и поверки

На леденящем, колючем ветру.

Строй, две шеренги побритых затылков,

Я – заключенный такой-то, статья.

Жизнь, как похожа ты на пересылку

В страшную вечность из небытия!

Мы так легко расстаемся с друзьями –

Смерть-надзиратель заходит сюда:

Номер такой-то, на выход, с вещами,-

И он уходит от нас навсегда.

Бог очень толст и устал от одышки,

Китель накинув, выходит на двор.

Добрые ангелы дремлют на вышке,

Даже забыв передернуть затвор.

Мы можем бить им земные поклоны,

Каяться или молитвы читать –

Знает конвой, что из этой зоны

Нам никогда никуда не сбежать.

Нам не уйти от назначенной кары,

Властной Судьбы непреклонной руки.

Вот – твои шкары, а вот – твои нары,

Ляжь и сдыхай от зеленой тоски!

Травку кури, пей чифир с мужиками,

Акты мастырь или режься в буру.

Помни одно: смена тюрем и камер

Вряд ли когда приводила к добру.

Недалеко от офиса «Интермоды» находилось небольшое кафе, куда мы часто захаживали по пятницам после работы. В один из вечеров с нами за столиком оказался довольно пожилой мужчина. Мы разговорились, он под коньячок рассказал свою историю жизни. Я ничего не придумал, клянусь! Даже его имя и фамилию сохранил – Абрам Рабинович. Больше мы, конечно, не виделись.

В этой песне я использовал весь свой запас тюремно-лагерного жаргона.

А тема эмиграции тогда была очень актуальна.

__________________________________________

Я сбежал от тоски, оборвал ее цепь золотую,

Неизвестно зачем улетел в эту дальнюю даль.

Ты оставила мне пьяный вкус своего поцелуя,

Ну а я подарил расставания боль и печаль.

Это, видно, судьба, так задумали черти ли, боги?

То – взлетать в небеса, то как камень – на самое дно.

И искать свой покой в одиночестве долгой дороги.

И пытаться понять то, что людям, увы, не дано.

Пусть тебя рядом нет, ты меня ждешь и любишь, я знаю.

И пускай говорят, что смешон я, наивен и глуп…

Брошу всё и вернусь, пусть из самого светлого рая,

Чтобы вновь ощутить опьяняющий вкус твоих губ!

Песня была написана в городе на Неве, весной 94-го. Я был в командировке, остался в Питере на выходные, и ко мне должна была приехать моя любимая девушка (которая в октябре того же года стала моей женой). Она в пятницу вечером села в ночной поезд (Сапсанов тогда не было), и утром я ждал её приезда. Ну вот пока ждал, написал этот текст, а в Москве после возвращения подобрал на гитаре музыку, которая в принципе уже была в голове.

_________________________________________

Дворцы, арены, залы,

Гостиницы, вокзалы,

Забытые райцентры, большие города,

Фанерные концерты, с купюрами конверты,

И снова самолёты, и снова поезда…

Усталость.

Наверное, недолго осталось.

Кто знает, может, сущая малость,

Ушли года, растаяв, как дым!

Усталость.

Пусть здорово от жизни досталось,

Но слава Богу пелось-игралось

Не хуже в общем-то, чем другим.

Порой берет досада –

Кому всё это надо,

Гастрольная халтура по три концерта в день?

И ведь уже не мальчик

То в Воркуту, то в Нальчик,

То в Пермь, то в Севастополь, то в Питер, то в Тюмень.

Моложе – были злее,

Но жили веселее,

Пусть бабок не хватало, и небогат был стол.

Осталась грусть и жалость,

Куда всё подевалось –

Тусовочное братство и вера в рок-н-ролл?

А с виду всё в поряде,

Вершина в хит-параде,

Цветы, аплодисменты и миллионы дел.

Во снах – кресты да черти,

А мысли все – о смерти,

О том, что в этом мире так много не успел…

Усталость.

Наверное, недолго осталось.

Кто знает, может, сущая малость,

Ушли года, растаяв, как дым!

Усталость.

Пусть здорово от жизни досталось,

Но слава Богу пелось-игралось

Не хуже в общем-то, чем другим.

Командировок у меня было очень много в то время – Сибирь, Урал, юг России, Средняя Азия, Азербайджан, Украина. Бытовые условия, конечно, были ещё те – не дома колхозника, но и не нынешние отели. Да и пейзажи начала – середины 90-х навевали не самое радостное настроение. Будучи в Перми, я познакомился с достаточно известным музыкантом Крисом Кельми. Он там был на гастролях со своим хитом «Ночное рандеву». Мы с ним потом долго общались, перезванивались, я ходил на его концерты. Оказался очень дружелюбным, доброжелательным и спокойным, как танк. Но Фейсбуков и Вотс Аппов тогда не было, поэтому общение прекратилось в какой-то момент.

Эту песню я посвятил ему и в его лице – всем рок-музыкантам, ушедшим в поп-музыку. К сожалению, он её не услышит, он умер в январе 2020-го.

_________________________________________

Затерялись внизу маяки полосы, и

Пелену облаков разорвал самолёт.

Высота – семь пятьсот, подо мною – Россия,

И над телом её я встречаю восход.

А внизу под крылом – вечность и постоянство,

Угольки городов и степей пустота,

Непролазная грязь, безнадёжное пьянство,

И нищета, нищета, нищета!

Не осталось уже ни святого, ни злого,

Раз исчезла черта между Злом и Добром.

Всем давно наплевать здесь на дело и слово,

И гори эта жизнь ярко-синим огнём.

Если нищих калек гонят прочь от порога,

Если горло порвут за последний пятак,

Если всё продают, даже господа Бога,

Значит, что-то не так, значит, что-то не так!

Значит, порвана нить и утеряна мера –

Жизнь гораздо сложней самых лучших идей,

Зло удобней добра, страх сильнее, чем вера,

Сын дороже Христа, дом нужнее церквей.

Что оставим мы здесь – огрубевшие шрамы

Неродящей земли да гнилые моря,

Пыль и грязь городов, разорённые храмы

И лагеря, лагеря, лагеря!

Я бегу от тоски, от сплошной безнадёги,

Я бегу безогляд, невпопад, наугад.

Но куда занесёт свежий ветер дороги,

И вернусь ли назад, и вернусь ли назад?

Эта песня того же периода, 94-95 годы.

_________________________________________

Я ухожу,

Взрывая старые мосты,

Я ухожу,

Разбив дворец моей мечты,

Я ухожу,

Окончив долгий разговор,