Знаки

Да только вот не вышел в этом толк.

Он уходил и хохотал над нами,

Хозяин тундры, одинокий волк.

Балдел конвой над шутками майора,

И вдруг один обдолбанный узбек

Дал очередь, смеясь, поверх забора,

Навскидку и не целясь, волку в бег.

Он сэкономил повару запасы,

Был праздник у воров и фраеров.

Мы всем бараком жрали волчье мясо

И пили волей пахнущую кровь.

В МАИ, параллельно с учёбой занимался научной работой – исследованием экономической эффективности эксплуатации вертолётов в народном хозяйстве. На эту тему потом писал диплом. В студенческие каникулы после 3-х и 4-х курсов летали в Тюменскую область, где проводили опросы экипажей. Один раз в Салехарде нас взяли на борт во время патрульного полёта – где-то на Ямале тундра горела. И на обратном пути вертолётчики решили нам, москвичам, показать местную экзотику – сели в одном из заброшенных сталинских лагерей стройки 501, это железная дорога Салехард – Игарка.

После войны Сталин решил перевести базу Северного флота из Мурманска, т.к. он совсем рядом с границей, и был выбран для этого порт посёлка Игарка. А в целях бесперебойного снабжения решили построить железную дорогу. Дорогу строили только политические, 58-я статья, враги народа. Но в 53-м Сталин умер, Берия объявил амнистию, всех зэков выпустили, а дорогу так и не достроили, не успели.

И мы бродили по этому лагерю, видели эти сгнившие нары, вышки охранников, ржавые котлы, нары, кружки, вилки, ложки… Я потом уже узнал, что смертность была примерно 1 человек на 10 метров дороги, которую строили только зимой – летом земля оттаивала, по болоту нельзя было. У Твардовского есть строчки про людей, "ставших лагерною пылью"… Я ходил по этой пыли, реально чувствовал, что их души где-то здесь, возле насыпи с остатками шпал и рельсов…

Потом вернулись в гостиницу, упали на свои койки и долго лежали, просто тупо глядя в потолок. Это было одним из самых сильных ощущений в моей жизни. Позже, в местном музее мы узнали, что одноколейку вели с двух сторон – от Салехарда на восток, от Игарки – на запад. Где-то в районе Надыма должны были встретиться. Не хватило километров 150…

На выходе из краеведческого музея я увидел чучело полярного волка. Так получилась эта песня. Начал писать в 1990-м, а закончил в 2011-м.

_________________________________________

Здорово, Серёга, товарищ мой,

Привет тебе с дальних мест!

Узнал? Это – я и пока что живой.

Как видишь, хранит меня крест.

Теперь я – ЗэКа, а ведь я воевал,

Контужен был под Москвой,

В плену был, бежал, потом – трибунал,

Овчарки, этап, конвой.

И, кстати, здесь много таких же, как я,

Блатных и в помине нет,

У всех – 58-я статья

И минимум – 10 лет.

И здесь – не Дахау, не Равенсбрюк,

Немного не те места.

У нас под ногами – полярный круг

И вечная мерзлота.

Мы в тундре, в болотах дорогу бьём

Наверное, прямо в ад.

На 25 метров троих кладём –

Примерно такой "расклад".

Но я ещё жив в этом диком аду

Назло чертям и смертям,

Я вместе со всеми дорогу веду

По мху, по людским костям.

Здесь дохнут от голода, мрут от цинги

И от недостатка сил,

Ведь мы же – ЗэКа, мы народа враги,

Нам не копают могил.

Шаг влево, шаг вправо – свинец в упор,

Без крика, без лишних фраз.

Конвой на расправу жесток и скор –

Приказ он и есть приказ.

Прошу тебя, чтоб не случилось чего,

Моё письмо получив,

Ты матери не говори про него,

Скажи только, что я жив.

Скажи, что недавно, буквально на днях

Пришёл, мол, товарищ мой…

Скажи: всё нормально идёт у меня,

Что скоро вернусь домой.

И пусть меня ждут, обязательно ждут,

Ни в чём я не виноват.

Дела пересмотрят, ошибку найдут,

И нас отпустят назад.

Хотя – ерунда, и надежды нет,

Скорее сожрёт мошка!

Ведь мне до свободы – 15 лет,

До смерти же – два вершка.

На этом прощай, закругляюсь с письмом,

Как хочется есть и спать!

А утром опять за лопату и лом

И день напролёт пахать.

Но всё же ты знай, мы дорогу добьём,

И здесь пойдут поезда!

И может быть людям далеким огнём

Сверкнёт вдруг моя звезда.

Это – вторая песня, написанная после посещения того заброшенного лагеря.

_________________________________________

Прогнала осенняя пора

Северное лето со двора,

И сегодня так же, как вчера

С неба льёт, как будто из ведра.

Но спасибо, приютил нас от

Разных передряг и непогод

Затерявшийся среди болот

Этот маленький аэропорт.

Дом. Тепло.

Дождь в стекло.

Как уютен этот старый дом,

Даже в дождь не веришь за окном.

Только дни и ночи напролёт

С неба беспрерывно льёт и льёт,

Замер на стоянке вертолёт,

Отложив до лучших дней полёт.

Злость, тоска, с ума бы не сойти…

Надоело, встать бы да уйти!

А в ответ мне: с тундрой не шути,

Ты дождись погоды и лети.

Ведь дожди

Впереди,

Жди, да и куда ты тут пойдёшь,

Если всю неделю сыпет дождь.

Не спеши, взгляни на карту, друг!

Тундра тут – на север и на юг,

Ничего на сотни вёрст вокруг:

Волки, мерзлота, полярный круг.

Мы не в силах что-то поменять,

Всё, что нам осталось – пить да спать.

Ждать намного легче, чем искать,

Убегать сложней, чем догонять.

Да и здесь

Всё ведь есть,

Не ходи, поверь нам, пропадёшь

В тундре в этот безнадёжный дождь!

Лето 91-го. Аэропорт города Новый Уренгой, где мы ждали борт до посёлка Тарко-Сале.

_________________________________________

На севере диком, в далёкой Сибири

Когда-то жил добрый и смелый народ.

Они жили в счастье, достатке и мире,

Средь рек и озёр, тайги и болот.

В суровом и солнечном северном крае

Растили детей, добывали еду,

Молились богам и не подозревая

О том, что познают большую беду.

Тот день никогда и никто не забудет,

Когда из-за гор на огромных конях

Пришли к ним высокие белые люди,

Подарки везя за собой на санях.

Старейшины племени им разрешили

Повесить иконы на стенах своих,

Лишь только шаманы погибель сулили,

Но люди тайги не послушали их.

Теперь на базаре они продавали

Алмазы, меха и моржовую кость,

А белые люди в ответ им давали

Винтовки и водку, алчность и злость.

Когда наконец к ним пришло подкрепленье

Таёжный народ был уже обречён,

И их некрасивые с виду селенья

Сожгли те пришельцы огнём и мечом.

Потом, после боя, наполнив стаканы,

Они пили спирт за царя и Христа,

А люди тайги, завязав свои раны,

Навек покидали родные места.

Они уходили всё дальше на север,

Согнувшись под бременем тяжкой беды,

Туда, где свирепствуют стужа и ветер,

К моржам и медведям, в полярные льды.

Прошло много лет с тех печальных событий,

В тайге встали стены больших городов,

И только народ тот, людьми позабытый,

Всё так же живёт, говорят, среди льдов.

Средь вечных снегов они всё же сумели,

Смогли победить и несчастье, и зло

Тем, что несмотря на цингу и метели

В себе сохранили добро и тепло.

Я только недавно услышал впервые –

Геологи газ в этих землях нашли,

А значит, вгрызутся теперь буровые

Во чрево пустынной и мёрзлой земли.

Так что же тому остаётся народу –

Погибнуть во мраке арктической тьмы

Иль, выжив, забыть про святую свободу,

Живя среди нас стать такими, как мы?

В Салехарде вертолётчики рассказали, как один раз забросили трёх охотников далеко в тундру где-то на Ямале. Ну те лагерь разбили на берегу реки, всё как надо. У них полное обмундирование, винтовки нарезные, все дела… Вечером к ним приходят какие-то странные товарищи, в шкурах оленьих, чуть ли не с луками и копьями. А это – начало 80-х, на секундочку. Идите, говорят, люди добрые, отсюда – это наша земля, мы здесь охотимся. Ну те, понятно, спирту выпили, подобрели, говорят: уважаемые ханты-манси, вы ваще что ли ахренели, 20-й век на дворе, совейская власть, все равны, всё для народа. Вот, пожалуйста, путёвочки наши, разрешения, охотбилеты и т.п…

Ну местные сказали ок, не вопрос, мы вас предупредили…

Утром 2 охотника ушли на промысел, один остался в лагере на дежурстве. Вечером приходят – посреди палаток воткнут кол, на нем голова этого дежурного. Они тут же по рации вызвали вертолёт и свалили нахрен оттуда…

Проводили потом расследование, но никого там, понятно, не нашли.

А Вы говорите индейцы))

_________________________________________

Как всё же хочется побыть самим собой!

Послать всё к чёрту, увезти тебя с собой

В мир солнца, сопок и долин,

На край земли, на Сахалин,

Устроив бой с самой Судьбой один в один.

Мы улетим с тобой без слёз и телеграмм,

Свободы добрые ветра помогут нам.

В глухом таёжном тупике,

В забытом Богом уголке

Построим дом на тихой маленькой реке.

Про нас забудут в череде годов и дней.

И мы забудем: ты – о нём, а я – о ней.

Пускай здесь всё идёт конём,

Пусть полыхает всё огнём,

Нам будет здорово и весело вдвоём!

Как интересно тихой ночью помечтать!

И как во снах приятно малость полетать,

Но день прошёл, конец мечтам,

Пророчествам, надеждам, снам,

Здесь слова не давали нам,

Здесь все мечты – ненужный хлам,

Здесь жизнь сама всё расставляет по местам!

И я не буду вызывать Судьбу на бой –

Я не дурак, не сумасшедший, не герой

Старинных сказочных былин,

Сошедший с лубочных картин,

Прощай, мечта, далёкий остров Сахалин!

Научную работу по оценке эффективности эксплуатации вертолётной техники мы проводили по заказу НИИ Гражданской авиации, причём специально были выбраны регионы с непростыми географическими и климатическими условиями. Одна группа студентов работала по Северному Кавказу, а мы – в Западной Сибири. За 2 года провели анкетирование экипажей в Салехарде, Новом Уренгое, Тарко-Сале, Ханты-Мансийске, Нижневартовске, Урае, Тюмени, Тобольске. И на третий год был подписан договор по Дальнему Востоку. Я должен был лететь по маршруту Южно-Сахалинск – Курильск – Петропавловск-Камчатский – Анадырь – Бухта Провидения. Но в 91-м Союз развалился, финансирование прекратилось, поэтому никуда я не полетел, а очень мечтал… Песня была написана в тот момент, когда планировалась эта командировка.

_________________________________________

Очарована, околдована,

Окольцована ты теперь!

Не моя уже – месяц замужем,

И закрыта мне твоя дверь!

Я лопатушкой землю-матушку

В тундре целый год ковырял,

Комаров кормил, да рубли копил

И представь – не пил, не гулял!

Город молодой Новый Уренгой

Стал навек родной для меня.

Я там так скучал, твоих писем ждал,

Ну и сам писал раз в три дня.

Что вернусь домой я с большой деньгой,

Будем жить с тобой да не тужить.

А как прилетел – прямо обалдел,

Ну как же без тебя дальше жить?

И рассвирепел, морду бить хотел,

Мужа твоего всё искал,

А как повстречал я твой идеал

Чуть со смеха сам не упал!

Да ты с ума сошла, за кого пошла –

Не поверил бы никогда!

За носатого, за пузатого,

За пархатого за жида!

Я его простил, целым отпустил,

Морду не набил, пусть живёт –

Он ведь хил и мал, да в штаны наклал,

Пусть в Израиль свой вызов ждёт!

Что теперь страдать, с горя водку жрать?

Ведь давно ушёл поезд мой.

Лучше через день я махну в Тюмень,

В свой такой родной Уренгой!

Там на буровой я ведь в доску свой,

Там друзья мои меня ждут,

Девки местные, интересные

Сгонят грусть, скучать не дадут!

Пусть я не еврей, но и то хитрей –

Девку я давно там нашёл!

Кривоногую, да убогую,

Чтоб никто уже не увёл…

Как-то в незнакомой компании я спел эту песню и неожиданно чуть не получил по мордасам от одной девушки. Оказалось, по национальности она была еврейка. С тех пор я осторожно подхожу к исполнению этого произведения, хотя антисемитизмом никогда не отличался…

_________________________________________

Закончились 15 лет,

Я отмотал свой срок.

Да сгинет тьма, да будет свет,

Звени-звени, звонок!

Пятнашку мне без лишних фраз

Отмерил грозный суд,

И слава Богу, что у нас

Хоть больше не дают!

Сначала 10 лет в тюрьме

Меня учили жить:

Как можно вычислить в уме,

Как лучше заложить,

Как зафиксировать слова,

Как правильней отнять,

Как доказать, что дважды два

Порой бывает пять.

Я никогда в процессе дней

Не позабуду их,

Родных моих учителей,

Тюремщиков моих.

Ведь в пудре до сих пор мозги,

А на ушах лапша,

И пусть они мне не враги,

Но и не кореша!

И издевались надо мной

До мая с сентября,

А летом – строй, этап, конвой,

На выезд в лагеря.

Муштра, баланда, дым костров,

Бараки и забор,

А страшный вопль "Будь готов!"

Мне снится до сих пор…

Так я червонец разменял

На эту хренотень,

Но наконец-то он настал,

Тот долгожданный день!

Начальник, молод и красив,

Черкнул пером своим,

Пять лет тюряги заменив

На общий мне режим.

Ну, зона – это не тюрьма,

На зоне просто рай!

Не Воркута, не Колыма –

Обычный тёплый край.

Здесь не швыряли нас в дерьмо

С размаху головой,

И по сравнению с тюрьмой

Был вежливей конвой.

Платили жалкие рубли

За ветер в головах,

А мы старались, как могли

За совесть и за страх.

Ведь коль сваляешь дурака –

Не выставят зачёт,

Лишат посылки и ларька

Или накинут год.

Ну а сегодня кончен срок,

15 долгих лет.

Противно лязгает замок,

ЗэКа мне смотрят вслед.

И пусть мне грустно уходить,

Но всё же не дай Бог

Сюда ещё раз угодить

Пусть на недолгий срок!

Написано было в день окончания 5-го курса института. Закончилась последняя пара, я приехал домой и придумал за один вечер.

В СССР максимальный срок заключения в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом составлял 15 лет. Для меня показалась забавной эта аналогия, т.к. я 10 лет учился в средней школе, а потом 5 лет в ВУЗе. Поэтому получилась такая стилизация – по тексту, не по музыке. Исполняется не на трёх блатных, а в мажорной тональности.

_________________________________________

Кто-то счастлив, незаметно что-то там сумев украсть.

Кто-то весел, угадав какую нужно сбросить масть.

Кто-то рад, купив вина – сегодня он напьётся всласть.

Ты почувствовал свою неограниченную власть.

Раньше ты был первым среди двоечников и задир,

Но потом пять лет училища – и вот ты командир.

Ты, наверно, догадался – здесь закон предельно прост:

Чем глупее рожа и тупее взгляд – тем больше звёзд.

Ты всегда показывал для подражания пример,

Ты – защитник нашей Родины, ты – офицер!

Ты доволен дико, что скрип хромовых твоих сапог

Строит в две шеренги нас быстрее боевых тревог.

И тебя порой приводит просто в бешеный восторг

При ходьбе в строю одновременный стук солдатских ног.

Ладно, хрен с тобой, что ты на нас орёшь, как на собак.

Мы живём по принципу, что ты – начальник, я – дурак.

Но придётся воевать – как знать, что будет через год?

Вряд ли кто от пуль тебя спасёт, скорей наоборот.

Ты всегда показывал для подражания пример,

Ты – защитник нашей Родины, ты – офицер!

Ты нас можешь всех послать на смерть без всяких лишних фраз.

По Уставу мы должны, не медля, выполнить приказ.

Всё в твоих руках, но только не забудь ты об одном –

Даже по приказу человек не сможет стать скотом!

Ты всегда показывал для подражания пример,

Ты – защитник нашей Родины, ты – офицер!

В армии я не служил, в МАИ была военная кафедра, после 4 курса – месяц сборов в учебке города Остров Псковской области. Всё было по-настоящему – казарма, солдатская столовая, чипок, присяга, строевая, марш-броски, стрельбы, даже в учениях приняли участие. Взводным у нас был молодой лейтенант, сразу после училища. Ни имени, ни фамилии уже не вспомню, да и не надо. Песня целиком и полностью посвящена ему.

К тому времени войска из Афгана уже вывели, но в воздухе пахло чем-то нехорошим из-за всей этой межнациональной напряженности (Тбилиси, Баку, Фергана, Карабах, Прибалтика), и фраза «Но придётся воевать – как знать, что будет через год?» оказалась, к сожалению, пророческой…

_________________________________________

А мы с тобою толком так и не простились –

Кто ж знал, что коршуном уже висит беда?

Мы как обычно, очень сильно торопились,

А оказалось, что расстались навсегда.

И ты попал служить охранником на зону,

Писал мне письма, я – свои тебе в ответ.

А поздно вечером – звонок по телефону,

И тихий голос: "Паши больше нет".

Терзали сердце звуки траурного марша,

И перепонки автоматный залп рванул…

Да как же так, скажи, зачем всё это, Паша -

И медь оркестра, и почётный караул?

Как всё нелепо это – кладбище, поминки…

Ведь не под пулями ты был, не на войне,

Не там, откуда ждут запаянные "цинки",

Не в Карабахе, не в Баку, не в Фергане.

Они сказали: мол, такой он невезучий,

Что все там будем, в чреве матушки-земли.

И что во всём, мол, виноват несчастный случай

И сокрушённо так руками развели.

Нам не найти – да что искать теперь – виновных,

Вы оправдались перед Богом и собой,

Но кровь на ваших "незапятнанных" погонах

Легла ещё одной незримой полосой.

Ты самым добрым был из нас и самым смелым.

Чуть подожди, придёт и наш черёд.

Все в этой жизни мы у Смерти под прицелом.

В кого из нас Она быстрее попадёт?

Посвящение моему школьному другу, который погиб в армии в 89-м, и мы всем классом были на его похоронах. Написано в 91-м.

_________________________________________

Мелодия затихла ресторанная

В тяжёлом алом бархате гардин.

А Вы ушли, печальная и странная,

И я сижу за столиком один.

Всё обошлось без слёз и без истерики,

На дне бокала тает кубик льда.

Вы завтра утром будете в Америке,

Я больше Вас не встречу никогда.

Всё позади для Вас – тревоги и волнения,

Билеты, визы, взятки, суета.

Нам не вернуть что было, без сомнения.

А надо ли, ведь Вы уже не та.

Я все ошибки наши б сам исправил, но

У Ваших ног давно уже другой.

Вы сделали тогда свой выбор правильно,

Вы вовремя пожертвовали мной.

Окончены прощания дежурные,

Но грош цена всем сказанным словам.

Поверьте, я обиды не держу на Вас,

Я искренне желаю счастья Вам.

Плывут неспешно льдины по Москве-реке,

Звенит капелью талая вода,

Вы завтра утром будете в Америке,

Я больше Вас не встречу никогда.

1991-й год. Я шёл по Садовому кольцу мимо американского посольства. Там стояла огромная очередь из страждущих получить пропуск в райскую жизнь. В те времена уезжали навсегда, не думая, что будет возможность вернуться. Билет покупали в один конец. В толпе стояла девушка, она обернулась, мы встретились глазами, и вечером я написал эту песню.

_________________________________________

Так жить нельзя, так пить нельзя,

Стучит мне мысль по нерву.

Увы, я потерял ферзя.

Точнее, королеву.

Она была как снег чиста,

Как горько признаваться!

В душе – тоска и пустота

Пора, видать, сдаваться.

Мне говорят мои друзья:

Не стоит огорчаться,

Ведь пешки запросто в ферзя

Способны превращаться.

Всё это – замки на песке,

Друзья мои родные.

Хоть пешек много на доске,

Да все непроходные…

___________________________________

Как здорово – я наконец-то уеду

От новых подруг и от старых друзей,

От вечных забот и московского бреда,

От нервных людей и высоких идей,

От серых камней и больших площадей,

Сегодня я вырвусь из этой берлоги,

Из душного плена панельных домов,

Почувствую вновь бесконечность дороги,

Напьюсь ароматом далёких ветров,

Послушаю голос других городов.

Потом я вернусь неожиданно ночью

Под шелест холодных осенних дождей,

Прорву облаков грязно-серые клочья,

Увижу внизу миллионы огней,

Услышу дыханье московских аллей.

А после в полночном молчании комнат

Я вспомню романтику пыльных дорог,

И струны мне музыкой душу наполнят,

Родится мотив, необычен и строг.

И рифмы вольются в созвучие строк.

_________________________________________

А в этот год внезапно стаял снег,

Природа пробудилась ото сна.

Но, видно, так устроен человек –

Все посчитали, что пришла весна.

Что в прошлом и морозы, и зима,

И страх войны, и радости борьбы,

Что время открывать свои дома

И выносить весь мусор из избы.

И вроде дни длиннее, чем зимой,

И вроде бы слышны раскаты гроз.

Но птицы с юга не спешат домой,

Не набухают почки у берёз.

И утром – не то дым, не то туман,

А солнце светит, словно в октябре.

И кажется, что это всё – обман,

Что не весна, а осень на дворе.

Но люди ждут свершения надежд,

Что вскроются от вечных льдов ручьи,

От зимних избавляются одежд

И ловят солнца робкие лучи.

И мне они кричат, что стал я слеп –

Земля уже давно теплом полна,

Что если приказали сеять хлеб,

То это значит, что пришла весна.

Так и живут, не чувствуя подвох.

А я вопросом мучаюсь одним:

Коль всё же есть на этом свете Бог,

То чем мы провинились перед ним?

А с неба моросит холодный дождь,

И лошади в грязи по стремена.

И впрямь, так сразу и не разберёшь,

Что то ли осень на земле, то ли весна.

Несмотря на то, что песня о весне, она была написана осенью. Это был октябрь 1991-го года, когда я уже работал младшим научным сотрудником на 501-й кафедре МАИ, уже закончив институт. Меня послали за какими-то документами в НИИ на Профсоюзной. Стояла прекрасная погода, сухая, ясная и прозрачная. Я вышел из метро, достал сигаретку, присел на лавочку, и мне откуда-то пришли эти строки. Приехав потом домой, мне осталось их только записать и придумать гармонию.

_________________________________________

Ты знаешь, с детства ненавижу цирк.

Ты скажешь: это так парадоксально!

Прости, ты ошибаешься, старик,

Я, например, считаю, что нормально.

Я не люблю насквозь фальшивый мир,

Где чудо перепутали с обманом,

Где якобы не видно, что факир

Рукою что-то ищет по карманам.

А клоун так смешон и бестолков –

Вот он упал, запутавшись в портьере…

Все ищут на манеже дураков,

А настоящие-то – вот они, в партере!

Как ржут они над клоунской бедой,

Роняют на пол сумочки и папки,

Им нужно оправдать любой ценой

За смех уплаченные бешеные бабки.

А зрители напыщенных вип-лож,

Забыв о склоках, о делах, о злобе,

Как будто бы не ощущают ложь

В трагичном ритме барабанной дроби.

Но звук фальшив у барабанных кож.

К чему вам страхи, нервы и восторги?

Ведь акробатов связка крепких лонж

Избавит от холодных коек в морге.

Вот страшный вздох пронзает темный зал,

Ужасный миг – паденье акробата!

Но жив он, цел и даже не упал,

Он снова зашагал к концу каната.

И туш сменяет дробь, веселье – страх,

Вокруг счастливые и радостные лица,

И малышня у взрослых на руках

Так искренне поёт и веселится.

И вы довольны, что прошёл обман –