Майнбласт. В бездне тьмы. Часть первая. Двуличие

– Теперь мы знаем, что… – говорит Майнбласт, встав и подойдя к окну, – существует кто-то, кто может принимать облики людей, – поворачивается к Стиллиану, который не находит себе место, и отворачивается. "Никто не может угрожать человеку с оружием", – бубнит Карвер, наблюдая за ветром и вьюгой, которая скрывает за собой жизнь и разные отрицательные мысли.

Трикст поднимается и убирается прочь в спешке, на что собеседник не обращает внимания, оставшись наедине с собой. Чувство одиночества приятно радует сердце, ведь тот остаётся один с проблемами и переживаниями, ищет им оправдания. Сделав глубокий вдох, отправляет руки в карманы. Дверь на улицу захлопывается. Леденящие ветра, что вопят на улице, играют приятную мелодию, она заставляет вслушиваться. Сквозь танцы снежных потоков видит жизнь, что приобретает свойства хаоса. Морозные кристаллы, крутящие бешенные хороводы, похожи на неуловимые идеи. Они стараются скрыться за своим безобразным поведением. В голову продолжают вонзаться разные образы и события, которые, казалось, давно прошли, но никак не отпускают. Месть, исполнить которую он стремится, медленно сходит в пустоту, она растворяется в непреодолимых, и в то же время восхитительных ледяных ветрах. Она медленно гаснет с этой накопившейся в сердце яростью. Сейчас Майнбласт осознаёт, что движет им отнюдь не какая-то месть, а невидимая тень, взывающая за собой, прямиком в бездну тьмы.

"Не обрек ли я на смерть Келемдара, Стиллиана, Уранна, Кинессу, как я обрек на смерть Оле, Мираэтту и Олафа?" – широко раскрыв глаза, уносится во вьюгу. В ней он видит своего отца, осколки воспоминаний царапают и разрывают сферу, в которую трудно смотреть. "Я тебя убил?" – зажмурив глаза, старается избавиться от всего, что видит в буране, но всё остаётся во тьме. Кровавые руки уже давно запятнаны рубином близких и невинных людей. Мысли сковывают его. Напряжённый, он старается сконцентрироваться на событиях последних дней и вновь старается вернуться в мысли о предстоящем. В голове вспыхивают образы теней, подвала и вспышек света.

– Закончится ли всё это? – спрашивает вслух от напряжения Стрелок. Голос разносится по гостиной и, кажется, можно услышать во всём доме, ведь отклики отчаяния застают не только одного убийцу. Карвер считает, что Уранн и Келемдар, являющиеся старыми друзьями, действительно люди чести, готовые отвечать за свои слова и отдавать долг. Доверие удивительно высокое, что редко можно заметить в убийце. Единственный, кому он верил ранее – умерли, но сейчас на их место встают другие. В голове всплывает образ Мираэтты и Олафа, которые в момент взрыва своим пронзительным и любящим взглядом передали надежду, передали стремление не оставаться чудовищем, способным лишь на кровавую работу.

Майнбласт закрывает глаза, стараясь расслабиться, но на него вдруг нападает осознание: "Не вызвано ли моё непреодолимое желание изредка убивать с желанием познать смерть, в которой, по всей видимости, и хранится что-то невообразимое? Что во мне хочет открыть Келемдар? И… Садрос? Не эта ли сила заставляет Стиллиана охотиться за себе подобными, точнее – за вапором? И, если эти силы схожи, то, по всей видимости, и сны, и видения есть некий симптом? Наверное, если Трикстом управляет что-то изнутри, эта сущность, то и сны, видимо, голос сущности, но имеет ли она одну природу? А если имеет, то неужели Стиллиан не по собственной воле вступил с нами в союз? Шпион ли он?"

– Карвер! – кричит Келемдар с лестницы. – Карвер! – повторяет вновь. Истерзанный мыслями старик пробуждает Стрелка, открывшего глаза только на втором вызове. В голосе кричащего чувствуется стресс, напряжение, понять которое может только он сам. Майнбласт поворачивается и видит, как Келемдар останавливается.

– Да? – направляется навстречу. Глаза старика измучены вопросами. Сердце, кажется, переполняется печалью и отчаянием, а на его лице красные мелкие, едва заметные царапины, оставленные ногтями. Взъерошенный старик превращается в больного параноика. Он переводит дух и, споткнувшись, чуть не упал, продолжает спускаться.

– Садрос идёт за мной… – дрожащим голосом. – Я чувствую, что он где-то рядом…

– Этого я как раз и жду, – слегка отстранённый взгляд встречается с Келемдаром. Майнбласт уже думает о том, как бы ему встретиться с этим двуличным неизвестным, завлёкшим в свою игру слишком много судеб. Стрелку, всё же несмотря на поведение Келемдара и враждебные мысли в сторону Садроса, хочется поговорить с соперником, разъяснить всё и разложить по полочкам.

– Я так больше не могу! – выразительно шепчет и хрипит, словно умирает. Лик полный горечи умоляет. – Мы должны! Слышишь меня? Мы должны попробовать в тебя выстрелить! – спустившись, отправляется на кухню за стаканом воды. Сумка, кажется, наполовину опустела.

– Как ты думаешь, что будет в момент выстрела? – идёт следом, всерьёз задумываясь над предложением безумца. В мыслях у него страшная дилемма, и всё складывается так, что выстрел и вправду не кажется таким уж страшным, да и не смертельно опасным. Вновь поддаётся воспоминаниям. Сюжеты, явившиеся в голову, о том, как тот увидел взрывающуюся пулю перед глазами, а далее сны, волнуют его. Покачивая головой, заходит в помещение, не представляя, чем может обернуться все принятые им решения, каждое из которых по-своему интересное.

– Я думаю, что твоё проявление "болезни" это… – обмакнув руки в чан с чистой водой, стоящий на тумбе, тот ополаскивает лицо, немного похлопывая по щекам, чтобы пробудить мысли. Встряхнув ладони, чешет морщинистый лоб и говорит: – Я думаю, после вмешательства в твой стихийный баланс, тот, кто это делал… – наливает из большого стеклянного графина обыкновенную воду. – Я тебе сейчас покажу.

Стрелок скрещивает руки на груди. Келемдар достает из шкафчика у пола бутылку прозрачного спиртного. Усмехнувшись, говорит, пока наливает во второй стакан жидкость:

– Была бы воля стихий, они бы не позволили нам встретиться. Мы впервые общаемся наедине, я тебе так и ничего не объяснил, ещё с Портэлдо, поэтому постараюсь объяснить всё понятно и быть… – слабая улыбка проскочила на лице, – кратким.

– Точно, – почесав затылок.

– Смотри. В одном стакане у нас обыкновенная вода, а во втором – спирт. Если провести параллели, то обычный человек или, лучше сказать, вапор – это вода, и пока мы разговариваем, мельчайшие частицы не только испаряются, но и выветриваются, пока мы его не загерметизируем, то есть не внесём сюда каэлум. Я прав?

– Ближе к делу.

– Нет! – сердится. – Тебе нужно это понять! Этот стакан со спиртом, подобен тебе и твоему вапору, он видоизменён, но в какую сторону? Он прозрачен и имеет в целом то же преломление света. Грубо говоря, спирт, почти не отличить внешне от воды! Только это вещество, очень летучее, пока мы разговариваем, оно испаряется в сотни раз быстрее, и оно может гореть, а то и взорваться. Конечно, при определённых случаях, – Келемдар достаёт толстые деревянные спички и зажигает одну.

– Я думаю, что если… – подносит пламя к спирту, и он воспламеняется, быстро испаряясь. Испуская синее, едва заметное пламя, то буквально бежит по стакану. – Если мы используем внешние факторы, чтобы заставить воспламениться тебя так же, как и этот спирт. Я не говорю, что ты умрёшь или же будешь страдать… хотя… – думает. – Понимаешь, моя теория, о которой я сейчас говорю, довольно безумная и невозможная, но только поверь мне. Ты! – ударяет пальцем в область сердца Карвера и замирает, смотря в глаза. Речь замедляется и становится более проникновенной, а с лица пропадает любая тревога. – Ты – артефакт, которого ещё не знал мир. Мы зажжём твой вапор, который сочится из тебя, словно пот, мы проявим твои способности, мы ударим по аномалии и исследуем её!

– Спичка – это выстрел, который раскроет мои истинные способности?

– Верно! Я думаю, наблюдая за тобой, мы сможем понять, что выходит из тебя, когда тебя поражает эта скверна, – берёт дощечку, предназначенную для разделывания, накрывает спиртное. Оно гаснет. Положив назад, тот опрокидывает стакан в рот, а следом берёт другой и опрокидывает тоже, выдерживая паузу для вдоха. – Ух! – дрогнув. – Эмоциональный всплеск, который заставил пулю исчезнуть, а после подавил тебя на несколько дней? Страшная болезнь? Скверна? Что это? Сила! – ткнув в Карвера. – Сила, необходимая Садросу, – оба отправляются к окну в гостиной и смотрят в снежную бездну, а шум сильного ветра расслабляет. – В тебе живет нечто, что не открылось по его замыслу. Выстрел был случаен? – поворачивается на Стрелка, немного хмурясь.

– Выстрел тот, ведь не открыл во мне какие-то силы, – сомневается.

– Я думаю, что выстрел, смерти твоих близких и смерть человека, который оказался для тебя первым ближним товарищем – Оле, замыслы, которые пытаются пробудить в тебе чудовище. Вопрос в том, что если его пробудит Садрос, то оно будет на его стороне, если мы… – усмехнувшись, начинает мотать головой из стороны в сторону, делая медленный, печальный выдох. – Всё это предположения! Понимаешь! Ты не умер тогда, не умрёшь, я думаю, и сейчас. К тому же, что произошло в доме? Неужели ты был в том здании и выжил при взрыве? Тебе бы там все лёгкие, сердце и мозг одной лишь взрывной волной разорвало. Да и глаза, как ты вообще мог видеть?

Ты – большой вопрос, над которым я размышляю последние несколько дней, это точно. Собранная нами информация помогла мне избавиться от лжи! Дрянной лжи Портэлдо, – схватившись за лоб, тот продолжает размышлять. В его мыслях бушует спирт, и всё же, Келемдар чувствует расслабление. – По моим расчётам, как с Дуритами, понимаешь… Да и как с афоантропосами, у тебя есть нечто схожее с ними. Как мне кажется, нарушая баланс элеменаду, ну, какой-то из трёх стихий, а в твоём случае из двух, начинает уж очень активно потреблять энергию из неизвестного источника. Как афоантропосам необходим вапор, понимаешь? Есть ощущение… Знаешь опыт с маятниками? Ставишь два маятника на одну поверхность, раскачиваешь, и они спустя какое-то время синхронизируются. Вот и с тобой такое. Когда ты должен умереть, вапор, видимо, осознающий опасность, выхватывает из эмиралеса энергию, создавая барьер.

Вот, к примеру, с афоантропосами, у них немного по-другому. Если, по твоим рассказам, тебя спас какой-то барьер, защитивший тебя от пули, то афоантропосов, судя по рассказам Трикста, да и дуритов, спасает не барьер, а регенерация. Я точно уверен больше в том, что ты так же регенерируешь, вот у меня тут и не сходится что-то, – махнув рукой, тот будто хватает мысль из воздуха. Сжав кулак у своего лица, говорит. – Голод у афоантропосов, превращение и регенерация, а у тебя? А у тебя что-то посерьёзнее, ведь за основу у тебя, наверное, вапор. В тебе нет этой животной ликворы. Мы должны понять, что за сила в тебе! Она поможет нам понять все замыслы Садроса! – Майнбласт поворачивается на Келемдара, понимая, что тот уж очень близко подбирается к разгадке. Они выходят к окну, где стоял до этого Карвер в гостиной. Стрелок всё же решает не рассказывать о возможности видеть лишь очертания будущего.

– Скажи, Келемдар, – задумавшись, Карвер делает паузу. Теряется в уличных вихрях, но в них, всё же, находит гармонию. Мысли находят порядок. Он продолжает: – ты так много провел времени в изучении подобного. Расскажи мне… – скрестив руки на груди. – Какие смешения ты видел в жизни? Да и… Садрос ведь не человек в привычном варианте, ведь он – афоантропос. Но точно ли? – Келемдар отходит от поразившего ум вопроса. Лицо его кривится вопросами, а рука поглаживает подбородок. Развернувшись, тот отходит от окна и садится на стул.

– Элеменадалис, являющаяся просто философией, на самом деле… – понимает, что Карвер не поймёт эту мысль, поэтому решает рассказать по-другому. – Элеменадалис даёт нам знания, по которой мы можем разграничить природу на четыре основные элеменаду, – чешет голову. Рука невольно тянется к бумагам в сумке, но тормозит себя, стараясь выведать умозаключение без подсказок. Карвер же ищет ответы в леденящей буре. – Мы часть всемирного равновесия, и любое смешивание, способное повлиять на нас, на любую флору и фауну, на рельеф – это и есть тот же баланс, о котором мы разговариваем. Понимаешь, к чему я веду? То есть какими бы ни были смешивания между одной стихией и другой, это в любом случае часть того равновесия, которое пытаются сотворить эмаларис – система схожая с той, как синхронизацией маятников, только… не суть! Я хочу сказать: какими бы ни были вокруг события, они уже предопределены, это так называемое в еверабискхе "аб'башэм". Как и Война Восстановления Баланса, как и эра "Стихийного Величия" и остальные глобальные исторически значимые события, как и "Хоруг" и "Ацерабина", как и правление Торгинов, как и "Голос Стихий", как и выстрел, так и смерти последующие – это часть нашего неизменного мира, понимаешь?

Мы канатоходцы в этом мире. Остаётся быть: либо как Уранн, способным к анализу и чувствовать следующий шаг, либо же не думать о нём вообще. И вот задача, я думаю об этом… Может ли быть так, что ликвора, как часть животного мира, является олицетворением прошлого, точнее, скажем так, быть обратной стороной будущего, когда вапор – человеческий мир, быть стороной будущего… – махнув рукой, закрывает рот, понимая, что говорит глупость. Карвер понимает, что Келемдар не так уж и глуп, раз вышел на такую теорию. Тот чешет затылок и продолжает. – Я подумал, ведь регенерация должна быть чем-то обоснована, понимаешь? Может ли быть так, что она возвращает назад время? Грубо говоря, парадокс, который создаётся смертью, заставляет аб'башэм и элеменаду возвращать человека, в котором теснятся и ликвора, и вапор назад в то состояние, когда… – тот закрывает лицо руками и качает головой. – Какие же всё это глупости, Карвер, не слушай меня! Мы отошли от темы и наш вопрос только в следующем шаге.

Смешения в нашем мире необходимы, как необходим ты и Садрос, афоантропосы и эвануиты, которых я встречал. Они такие же канатоходцы. Они пока неповторимы для нашей науки, но механизмы для Эмиралеса, – он поднимается и начинает бродить вокруг стола, убрав за спину ладони. – "Эвануиты – как единица измерения"… Это ещё одна моя теория! Как единица измерения недостатка каэлума в мировом значении, а может и только одного Фортуито и Ройла. Они нестабильны в своей оболочке, не так, как мы поняли на примере Трикста – афоантропоса, они в прямом смысле неосязаемы. Их нестабильность проявляется по неизвестным причинам, я единожды наблюдал их и лишь… – останавливается и смотрит на потолок, – лишь единожды и краткосрочно, – продолжает движение. – А афоантропосы, они откровенно дикие, ведь они нестабильны не в своей оболочке, а во внутренней своей составляющей, – Келемдар показывает на себе руками, погруженный мыслями в астрал собственных знаний, а Карвер всё продолжает смотреть на хаос в поисках порядка. – В их человечность – вапор вмешивается животное начало – ликвора. И она лишь капля, способная пробудить в человеке инстинкты, оставшиеся ещё с древнейших времён. И эта капля очень хорошо впитывается, вмешивается или вживляется в вапор, ведь она сильнее его и первичнее, из-за чего происходит внутренняя деформация в тех случаях, если не восполнить утопающую в бездне человечность.

И ведь ошибки на ошибках встречаются в такой сложнейшей загадке, до которой я вот, думаю, догадался. "Афоантропос" – в целом и расшифровывается, как "аномально функционирующая оболочка", а "антропос" пришедшее из еверабискха "анарабис". Но ведь, не оболочка аномально функционирует, а, скажем так, внутреннее состояние. Сама неповторимая сущь.

– Стиллиан сейчас ест человека. Зачем?

– Да, верно, Стиллиан не просто ест человека, он поглощает человечность пока что единственным найденным путём – пожиранием. По сути, чтобы не стать чудовищем, нужно сохранить свой рассудок, чтобы либо справиться с собой и обратиться навсегда в животное из-за подавления ликворой твоего разума, оставив все ужасы позади, либо же принять это как должное и поедать людей, исследуя свой персональный цикл подавления. Теперь картина сложилась в единое целое, всё благодаря Стиллиану. Раньше я думал, что афонатропосы уже мертвы и их "аномальный функционирующий облик", как раз и заключался в том, что каэлум распадался, заставляя кожу гнить, а мышцы иссыхать. Как я понимаю теперь, всё оказывается куда сложнее, чем казалось ранее, а ведь достаточно было встретиться со Стиллианом. Я ведь говорил, что у нас очень полезный союзник! помнишь? Кхм…

Так вот, часто афоантропосы сходят с ума и превращаются в монстров, убивая одного за другим. Откуда же я всё это знаю? Оказывается, я видел таких, но совсем позабыл. Все знания уже наложились друг на друга… Контролировать эмоции и чувства во время голода почти невозможно, я видел их в Кораге. Что ж, если афоантропосы – это у нас смесь вапора и ликворы в каэлуме, где вапора большая часть, то что с дуритами? В их случае это, скажем, обратная ситуация. Понимаешь, если афонатропос – он человекоподобный и разумный, то есть в нём вапор – главный, то у дуритов главная ликовора, а вапор их частичка, которая и делает из них человекоподобных кровожадных животных.

У меня ещё вот что не складывается… Произошли искусственные вмешательства в сущь человеческую. Баланс был нарушен так, что поменялись сами законы. Если мы все были единицами: вапор или ликвора, то сейчас сам недостаток элеменаду может быть единицей: эвануитами. А дуриты и афоантропосы так это вообще, две ветви развития, как эволюция… – останавливается и хмурится, – понимаешь? Это математика, которая выводит на соотношения, как сообщающиеся сосуды. Вся система эмаларис в Эмиралисе есть вечное движение. Это считают философией, не обращая внимания на знания, которые там хранятся, хотя некоторые сравнивают и с религией, потому что почти сверхъестественно. Я же думаю, что это наука об устройстве мира.

– Ещё что можешь рассказать? – Карвер всё же задаёт вопрос, и не от того, что хочет вызнать больше, хотя сам мало чего усвоил из этого монолога, а от того, что Келемдар будто ещё не рассказал все тайны. Стрелок чувствует, что у старика не было ни друзей, ни собеседников ранее, поэтому тот пытается вылить все накопленные знания не только за долгие годы, но и полученные за последние дни. К тому же, этот безумный учёный будто и вовсе разговаривает с самим собой, вот он и думает, что может тот придёт к какому-то новому умозаключению.

– Твоя история, кстати, чем-то схожа с ними, с этими "сообщающимися сосудами", хах! – поправляет волосы и принимается почёсывать бороду. – Однажды я читал о тех, в кого всё-таки смогли привнести солус, – Стрелок поворачивается. – Они… – глаза начинают бегать, а голос дрожать, – в муках вопили о смерти, держались за голову и, как было написано: "Разрывали плоть свою в области затылка", – мудрец заканчивает мысль и поворачивается своим дряблым лицом на удивленного Карвера. Стрелок явно немного волнуется, ведь он не понимает, кем является. – Всё же, в тебе что-то есть такое, что-то новое, ещё неизведанное. То, до чего так и не додумался Садрос.

– Значит, он ищет, как пробудить во мне… – останавливается, смотря в пришедшую зиму, – как мы это назовем? – интересуется Карвер с едва заметной улыбкой, которая пробудилась, словно тот потихоньку сходит с ума вместе со стариком.

– Назовём? – останавливается, подняв голову на какую-то головоломку, лежащую недалеко, на полочке. – "Сацер" ещё есть, но о них я знаю очень мало. Совершенно никаких упоминаний в современной литературе, я откопал как-то книгу двухсотлетней давности, где на первой странице было написано заглавными буквами "Сацер – Путь к Просвещению". Чтобы ты лучше понял, почему это ты, я сделаю разбор слова. В еверабискхе, как ты, наверное, знаешь, есть слово "Сабцера", означающее…

– Горящий, воспламенённый.

– Верно! Но опять же слова были исковерканы со временем. К сожалению, вся книга была словно специально испорчена, оставили только эти слова, как издевательство, а может шанс, – подходит к стене и берёт головоломку, стоящую на полочке, представляющую из себя маленький куб, который имеет на каждой плоскости свой цвет. Каждая сторона делится на девять маленьких кубиков. Он проворачивает одну плоскость и, нахмурившись, ставит назад. – Ты будешь «сацером» – кладёт назад. – Думаю, что это твой случай. Пройдем же путь к просвещению! – указывает на револьвер.

Глава XV: Мрак

Из кабинета выходит Уранн, а следом его радостная жена. В полумрачном доме появляются мгновения счастья, ведь улыбки хозяев растянуты до ушей. Они спешными движениями двигаются к лестнице, совершенно не замечая примолкнувших старика и сацера.

– Есть новости? – Карвер останавливает пару своим вопросом. Муж, дрогнув от страха, поворачивается улыбнувшись от такой неловкой ситуации. Кинесса же оборачивает свой одержимо счастливый взор, в котором не теплятся чувства. Словно опьянённая чем-то та отвечает:

– Я вас испугалась! – подходя ближе, её речи становятся всё громче, – у нас есть несколько новостей, которые могут обрадовать Келемдара! – старик опускает взор, понимая, что никакие "радостные" новости быть не могут, ведь там не будет ни слова об испытаниях над Карвером. Всматриваясь в уложенный дорогой паркет и обращаясь в думу, он пытается придумать свой, более выгодный для него план. – Но сейчас растолковывать его вам смысла нет, обсудим позже, как вернёмся с Уранном, – почёсывая бороду, Логпоин позади любуется красотой и тела, и голоса жены. Подмигнув, зеленоглазая уходит, оставив Карвера в размышлениях.

Он вспоминает некоторые события из довольно-таки дальнего прошлого, для человека, потерявшего память шесть лет назад. Да и те вызывают лишь чувство растерянности. События касаются одной пещеры, где создали собственное логово клан "Чёрного Знамени", с заданной на них великодушной наградой. По заданию, ему нужно было принести не только их отличительные черты – чёрные нашивки, но и штандарты, всегда посещающие места ограбления. Та миссия казалась простой для Карвера, пока он не осознал, что у него будет напарник. К Майнбласту приставили одного неизвестного для него наёмника, кого называют или Потрошителем, или Колор Вайтом.

Байка об этом человеке распространилась, когда несколько лет назад на острове прошла большая миграция людей с Ройла. Все бездомные и нищие, не способные найти себе работу, устремляли взгляды на пристанище бедности и в то же время ужаса – Кораг. В Ройле об этом месте говорили не только как о руинах, в которых легко прятать концы в воду, но и как о последнем оплоте неспособных выжить в обществе людей, грубо говоря, как о городе для отбросов. Это место, о котором слагают страшилки, рассказы и легенды. Место, о котором детям рассказывают, как пристанище мрака. И ведь нищий сброд не просто бесполезные кметы, а некто, кто уже отчаянный настолько, что кажется, будто сможет выжить в руинах с преступниками и чудовищами. По крайней мере, о чудовищах только говорят, в жизни же их никто не видел, а если и видел, то уже каэлум его гниёт где-то среди снегов, руин или лесов.

Потрошитель перерезал всех до единого нищих, пришедших на остров Фортуито. Более пятидесяти человек были не только вырезаны, но и часть толпы, оставшаяся на корабле, предалась сожжению вместе с самим судном. Как рассказывали очевидцы той бойни, на пирс явился неизвестный, который по первому впечатлению хотел помочь, ведь принимал швартовые и направлял перевязанные старые верёвки к борту, чтобы борт не разбили. Эта группа людей, вышедшая с корабля, радовалась новому свету и такому тёплому гостеприимству этого мрачного острова. Часть мигрантов, прибывшая на Фортуито, недолго думая, после того, как сошли с судна, сразу же направились к земле: возможно, посетить портовое поселение, чтобы выпросить кусочек хлеба, а то и мяса или даже серебряный. Тогда-то и произошла бойня. Один за другим падали люди и женщины, и дети, и все, на кого были направлены молниеносные кинжалы убийцы. Увидев неладное, капитан корабля потребовал рубить швартовые и уноситься по ветру прочь. Ему было возможно двигаться хоть куда, лишь бы спасти свою шкуру. Швартовые по итогу и перерубил Колор Вайт, расправившись на пирсе с бездомными. По рассказам, когда корабль унесло в открытое море, на нём начался пожар. В скором времени люди заметили человека на шлюпке, подходящего к берегу, и на его лице была маска.

Тем не менее Карвер понимал, что Потрошитель – участник этого задания, поэтому воевать с союзником не намерен, хотя его неимоверно гневили, выжигая изнутри, эти истории о погибших невинных. Тогда и началось его первое и последнее парное задание. В том логове, когда они оказались, звучали горны, оглушающие пришедших, не давая им слышать перемещение бандитов, в десятки раз превосходящие числом. Встретившись взглядами за каменным образованием, Колор Вайт, подмигнул наполненными кровью глазами, навсегда оставив о нём впечатление, как о неистовом потрошителе, ведь тот выскочил из укрытия, принявшись стрелять и резать. Карвер, подхватив азарт, прыгнул следом, выплеснув весь свой гнев на несметное число головорезов. Их пути по окончании разошлись. С тех пор, Карвер всё чаще и чаще стал опускать свой взор к земле и скрывать его под шляпой, а Потрошитель продолжил двигаться по Фортуито, выполняя самую грязную для наёмников работу – убивать невинных.