скачать книгу бесплатно
Естественно, никто из нас никогда бы в жизни не был готов к такой работе, даже в случае острой необходимости во время Гражданской Обороны, но присутствовать на операции мы обязаны были, в противном случае, мы бы не получили "зачёт" по медицине.
Я с Ириной и с другими моими однокурсниками вошла в "операционную», когда врач-хирург, манипулируя своими многочисленными хирургическими инструментами, что-то делал около разбитого виска пострадавшего парня.
На какое-то мгновенье мне показалось, что мозг оперируемого пациента "закипел" и, пенясь вместе с кровью, стал вытекать из пробитой раны на черепе… Тут мне становится плохо…Всё вокруг меня из цветного превращается сначала в серый, потом в чёрный цвет. Голос хирурга, комментирующего для нас свои действия, и шепот моих девчонок куда-то удаляются и затем совсем стихают. Последнее, что до меня донеслось, это чей-то испуганный голос: "Ой! Что это с ней?", и больше я ничего не видела, не слышала и не чувствовала…
Когда я очнулась, то не сразу поняла, где я нахожусь, что со мной случилось, и кто со мной сейчас находится рядом. Потом слышу Иришкин тревожный голос: "Оля, что с тобой? Тебе плохо?» .Понимаю, что жива, ещё нахожусь на этом свете, и что рядом со мной -Ирина.
– Ой! Какие мы н-е-е-е-жные! Если не выносишь кровь, то нече было в медицинский поступать, – услышала я чей-то незнакомый голос позади кушетки, на которой я лежала, и этот голос исходил из существа в белом халате, которое сидело на стуле за столом в «ординаторской».
– А мы не из мединститута, – встала на мою защиту верная подруга.
– Как это не из мединститута? – продолжал на нас с Ириной нападать всё тот же голос существа в "белом".
– Мы из университета, а здесь мы находимся на практике, – ещё слабым голосом поддержала я нашу с Ирой словесную оборону.
– А-а-а-а, – протяжно и понятливо и на этот раз даже жалостливо посочувствовал нам с Ириной всё тот же голос. – Ну, раз так, то и понятно. Поговорю с вашим руководителем, пусть позволит вам не присутствовать на практических занятиях. А что тебя так уж испугало? – продолжал интересоваться голос.
– Я испугалась, когда мозг вытекающий увидела… Не каждый день с таким сталкиваешься, – ответила я.
– Глупенькие! Какой там мозг! Если бы были настоящими медиками, то знали бы, что предварительно рану обрабатывают перекисью водорода – вот вам и «кипящий» мозг с кровью…
Об этом случае я и поведала Алену в тот вечер. Похоже, что после моего рассказа, я как-то ближе стала ему. Наверное, ему просто, по-человечески, меня стало жалко – он ко мне приблизился, чтобы посмотреть последний, разукрашенный мной рисунок, и так наклонился близко ко мне, что я почувствовала дурманящий запах его импортного мужского одеколона и …его дыхание.
Он даже не притронулся, не прикоснулся ко мне, только приблизился на несколько см ближе, чем обычно… и у меня закружилась голова, и голос мой стал срываться, будто я заикалась…
К сожалению, надеюсь, к общему сожалению, наше второе свидание пролетело очень быстро, но очень плодотворно для Алена – и свидание прошло на "высоком уровне", и контрольное домашнее задание было совместно выполнено на "5".
Наши встречи с Аленом не были частыми. Мы виделись 1 или 2 раза в неделю и обычно в выходные дни. У Алена был очень тяжёлый 1-й курс обучения, а у меня был последний курс, тоже не из лёгких – впереди ждали государственные экзамены и диплом. Учитывая, что я планировала получить красный диплом, заниматься приходилось во сто крат больше, чем тем студентам, которые шли на обычный диплом.
Так проходил в учёбе, в свиданиях, в счастье и в радости месяц за месяцем. С каждым днём, с каждой встречей Ален становился для меня человеком, без которого я уже не могла жить и не представляла свою жизнь без него.
До сих пор помню тот октябрьский день, когда Ален приехал во 2-й раз ко мне в общежитие.
Это стал знаменательный и памятный день в моей судьбе. Казалось бы, что такого особенного в том, что он в тот вечер сделал мне "маленький" подарок, но подарок оказался не простым, а как показала моя дальнейшая жизнь, подарок стал судьбоносным. Он стал для меня не просто подарком, а моим талисманом.
Когда Ален приехал во 2-й раз на свидание, он опять выглядел каким-то смущенным и робким. Оказывается, он собирался сделать мне маленькие подарки, но не знал, как об этом мне сказать.
В день нашего первого свидания я попросила Алена подарить мне свою фотографию, чтобы она постоянно была перед моими глазами. Я боялась, что опять черты лица Алена не всплывут в моей памяти, когда я захочу мысленно представить его лицо, как однажды уже случилось.
Я подумала, что он забыл про мою просьбу, вот поэтому и ведёт себя так растерянно.
– Ален, Вы привезли с собой фотографию? Я так хочу поскорее её увидеть, – спросила я Алена и тем самым вывела его из смущённого состояния. Мой вопрос, как нельзя кстати, подошёл к создавшейся ситуации.
Ален быстро достал из внутреннего кармана пиджака какой-то маленький пакетик и вытащил завёрнутые в красивую обёрточную бумагу какие-то предметы. Что-то ярко сверкнуло в лучах электрического света на ладони Алена. Я ахнула, когда увидела красивый кулон на серебряной цепочке, составленной из крупных, необычной формы, звеньев. Кулон представлял собой 8-угольную серебряную звезду с крупным, переливающимся внутри звезды камнем, напоминающим изумруд.
Камень был довольно крупным, диаметром в 2 см, он был так хорошо огранен, что его грани блестели, сверкали и переливались в лучах света, как бриллиант чистейшей воды.
– Это м-н-е-е-е-е?! – спрашивая и одновременно удивляясь, выдохнула я.
–Да, я хочу тебе сделать маленькие подарки, – как-то естественно и непринуждённо Ален перешёл на "ты". – Я думаю, что таких вещей нет ни у одной девушки не только в Краснодаре, но и во всём Союзе. Я их купил у себя в Ливане.
Потом он достал ещё один подарок – брошь в виде бабочки с тельцем из какого-то полудрагоценного камня и с золотыми крылышками, на которых блестели, как маленькие бриллианты, разноцветные камешки.
Наконец Ален достал из другого внутреннего кармана какой-то документ, напоминающий студенческий билет, и протянул мне на своей вытянутой руке фотографию, размером 3см на 4 см. Я была счастлива!!!
Дороже этих "драгоценностей" (хотя они и не тянули на то, чтобы называться "драгоценностями" в прямом смысле этого слова) у меня ничего в жизни не было ни до того дня, когда Ален сделал мне свои подарки, ни после…
Я их берегла, как зеницу ока. Они и до сего момента каждый день радуют и восхищают мои глаза и душу.
Спустя много лет все военные, друзья и сослуживцы моего мужа, когда видели этот кулон на длинной серебряной цепочке, сначала думали, что у меня на шее висит Орден Александра Невского, который присваивают гражданам страны только за великие военные заслуги перед Отечеством.
Сам того не ведая, Ален в тот вечер подарил мне Орден за "великую заслугу" – за мою Любовь к нему, длиною в жизнь мою.
–Я буду называть этот кулон "Звездой Шерифа", – сказала я тогда Алену.
– Можешь его называть, как захочешь… только хочу, чтобы ты никогда меня не забывала, и чтобы этот кулон всегда напоминал тебе обо мне, – как-то грустно выразил своё пожелание и напутствие Ален.
Его слова оказались пророческими – я никогда не забывала Алена и мою первую любовь к нему.
Этот кулон как будто обладал какой-то магической силой. Он был не просто подарком, он стал моим талисманом, дающим мне ощущение близости, какой-то внутренней духовной связи с человеком, который подарил мне этот предмет, но сам исчез из моей жизни на долгие 33 года.
Кулон не просто давал мне ощущение близости к любимому человеку, но являлся сам своеобразной духовной связью, которая соединяла меня с дорогим человеком в течение тех долгих лет, что я прожила в разлуке с ним.
Он, будто живое и разумное существо, однажды, 13 сентября 1980 года, своим немым языком дал мне понять, что разорвалась та невидимая связь, которая столько лет меня соединяла с моим любимым человеком… Но об этом я узнала лишь 33 года спустя…
Вот и сейчас, когда я пишу эти строчки, кулон Алена висит на самом видном месте в моей квартире – на медной ручке дверцы от серванта, входящего в комплект моего мебельного гарнитура из испанского ореха.
В такой, как сейчас, ясный и солнечный день камень кулона, отражая попадающие на него лучики солнца, сверкает и играет своими многочисленными гранями, как крупный бриллиант.
В нашей с Аленом жизни то были самые счастливые и безоблачные дни, заполненные любовью, радостью, заботой друг о друге и постоянным невыносимым ожиданием встреч с самым дорогим и близким мне человеком.
Через месяц наступил первый праздник в нашей жизни – 7 ноября. Тогда мы всей страной отмечали 57-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. С утра я, как и Ален, пошла со своими однокурсниками в демонстрации по главной улице Краснодара – ул.Красной, а потом я поехала к Алену в общежитие, где мы продолжали отмечать у них праздник, но уже по-другому – "по-русски", с большим угощением на праздничном столе и, конечно же, не без употребления "национального" 40-градусного напитка, после чего начинаются песни, танцы и выяснения отношений: "Ты меня уважаешь?".
Но студенты-медики– народ культурный, поэтому празднование 57-й годовщины Великого Октября прошло в допустимых рамках приличия, если не считать, что все ребята, как сами хозяева, так и их гости, были пьяны, кроме нас с Аленом. Правда, мы с Аленом тоже были "пьяны", только по другой причине, и нашим "зельем" был не 40-градусный напиток, а любовь…
А впереди нас ждал ещё один праздник – праздник всех праздников, Новый Год, волшебный, весёлый и самый любимый праздник у нашего народа.
Однако Ален не захотел встречать Новый 1975 год в нашем общежитии, куда я его уже заранее пригласила.
Ален хотел проводить Старый год, когда мы с ним познакомились, и встретить Новый год вместе со мной и с его друзьями у них в комнате. Мне было всё равно, где и с чьими ребятами и девчонками отмечать праздник, главное для меня – быть в этот день вместе с Аленом.
Помню, как 31 декабря за 4 часа до наступления Нового Года я более 1.5 часа добиралась на трамвае до общежития Алена.
На улице было очень холодно, с каждой минутой крепчал мороз, но настоящая зима со снегом и метелями ещё не наступила в тот декабрь.
Все улицы и дома в городе, а также дороги, газоны и земля были непривычно для зимнего месяца серыми и чёрными. На них уже давно должен был лежать снег, а вместо этого – голая почва, скованная морозом, и только кое-где на поверхности земли сохранилась пожелтевшая ещё осенью трава и упавшие с деревьев редкие серо-коричневые, почти уже сгнившие, листья, случайно зацепившиеся за промёрзшие кочки земли и таким образом уцелевшие на поверхности почвы.
За несколько дней до этого дул сильный северный ветер, который срывал и сдувал с земли опавшие листья и вихрем, как в смерче, прибивал их к стенам домов и заборов, являющихся естественным барьером на пути у гонимой ветром осенней листвы.
Когда я подъезжала к зданию общежития, то с небес что-то стало падать – мелкое, колющее и обжигающее. Это "что-то" трудно было рассмотреть, "оно" было настолько микроскопично малым, что невооруженным глазом увидеть было просто невозможно.
Я приехала к Алену в самый разгар подготовки к празднованию Нового Года.
В такие дни студенческие общежития напоминают растревоженный улей – студенты, как пчёлы, снуют, носятся, как угорелые, летают по коридорам с этажа на этаж общаги, влетая и вылетая из комнат, как из ульев, и из всех помещений, какие только были в здании корпуса.
Это хаотичное, на первый взгляд, бесцельное и бессмысленное движение студенческой массы в канун Нового Года напоминало "броуновское" движение…
Но за несколько минут до боя курантов на Кремлёвской Башне суета, шум и беготня по коридорам и комнатам прекращались. Все собирались в комнатах по своим компаниям за праздничными столами в ожидании знакомого до боли каждому советскому человеку боя курантов… Потом долгожданный бой часов, гимн Советского Союза, наши громкие "ур-а-а-а", "ур-а-а-а", звон бокалов, наполненных доверху "Советским Шампанским" или звон рюмок и стаканов с русской водкой.
После первого тоста и закусывания снова шум, радостные возгласы и крики с поздравлениями, пожеланиями друг другу счастья и любви, но уже это происходило опять в коридорах и на 1-м этаже, где обычно проводились танцы.
В тот новогодний вечер все мои тосты, которые я не произносила вслух, были только за Алена, за нашу любовь и за то, чтобы мы никогда с ним не расставались.
Этот новогодний вечер запомнился мне на всю жизнь ещё и тем, что Ален был очень счастливым, весёлым, заботливым и нежным со мной. Его поцелуи были такими же страстными, дурманящими, кружащими мою голову и уносящими меня в мир грёз, удовольствий и наслаждения, как и его самый первый поцелуй, который произошёл совсем незадолго до Нового Года.
Когда мы познакомились с Аленом, у меня и в мыслях не было, что он так "быстро", через 1.5 месяца после нашей первой встречи, меня поцелует.
Сейчас такое кажется почти невероятным, и многие даже в это не поверят, но тогда было другое время… хотя и в те времена были "исключения", когда молодые люди целовались в первый вечер своего знакомства. Сейчас же это является нормой поведения у современной молодёжи, а "исключением" из нынешних правил как раз являлся бы наш случай.
Каждый раз, когда Ален лишь только дотрагивался до моего плеча, прикасался к моей руке или к талии, по всему моему телу пробегала предательская дрожь, которая выдавала моё возбуждённое состояние, и по всей коже моего тела бегали мурашки, а вслед за этим наступал озноб, и, наверное, поднималась температура…
Так прошёл мой первый Новый Год с любимым человеком.
Я возвращалась к себе домой, к своим девчонкам, радостная и счастливая. Мне тогда казалось, что и Ален любит меня, и большего счастья в жизни для себя я не представляла и не желала.
Казалось, НИЧТО не предвещало беду…
Утром, когда я вышла от Алена на улицу, я глазам своим не поверила – всю землю, дороги, деревья и крыши домой покрывал девственно чистый белый снег.
В то раннее предрассветное утро мои следы были не первыми, но первыми че-ло-ве-чес-ки-ми следами на запорошенной снегом дорожке, ведущей к остановке трамвая, который должен был меня через 1.5 часа доставить в Черёмушки к моему студенческому городку. Естественно, что в тот момент я была первым и единственным какое-то время пассажиром в том первом трамвае, подошедшем к остановке.
Бездомные уличные собачки уже успели потоптать своими лапами снег около входа в общежитие в надежде и в ожидании, что им вынесут поесть косточки или что-нибудь даже повкуснее с праздничных столов обитателей этого здания.
Не зря мы считаем Новый Год сказочным и волшебным праздником. Словно по велению волшебной палочки ровно в полночь с 31 декабря на 1 января крупными хлопьями пошёл пушистый первый снег в ту зиму.
Несколько лет спустя, вспоминая празднование Нового 1975 года, я писала в своем стихотворении:
Осталось только вспоминать
Наш первый вечер, тот октябрь,
Безумство, радость первых встреч,
Что не смогли с тобой сберечь…
Наш Новый Год в кругу друзей,
Веселье, смех, огни свечей.
И утром первый снегопад-
Осталось только вспоминать…
Вот и вспоминаю я всю свою долгую жизнь события тех дней минувших и мою любовь к Алену.
Мне порой кажется, что последовавшая за тем моя жизнь – это один лишь процесс воспоминаний, который я вынуждена считать своей жизнью.
В истории человечества были всего лишь "Десять дней, которые потрясли Мир", а в моей жизни были всего 4 месяца, которые потрясли "мой Мир".
После празднования Нового Года у меня в университете, как и у Алена в мединституте, наступила пора зачётов и подготовки к экзаменам. Мне предстояло сдать в зимнюю сессию последние экзамены перед государственными экзаменами или защитой дипломной работы.
Мы могли сдавать на выбор – или 2 экзамена по английскому языку и по зарубежной литературе, или защита диплома. Диплом закономерно выплывал из нашей курсовой работы на 4-м курсе, обрастая дополнительной информацией и большим количеством приведенных примеров по лексике, стилистике или грамматике (смотря по тому, у кого какая тема была), взятых из тех или иных произведений зарубежных классиков, прочитанных нами в оригинале.
Моя руководительница по курсовой работе, которую я защитила на "отлично" на 4-м курсе, советовала мне не останавливаться на достигнутом, а дальше работать и довести мою курсовую до дипломной работы. Моих примеров по стилистике романа Драйзера "Сестра Керри" хватало даже на то, чтобы докторскую писать, но я отказалась: жизнь в общежитии – не лучшее место для занятий науками.
Хотя пора подготовки к экзаменам была напряженная, и было мало свободного времени, мы с Аленом продолжали постоянно встречаться то у него, то у меня в общежитии.
ГЛАВА 5. «ЯГО» В ЖЕНСКОМ ОБЛИЧЬЕ
Вот и наступила теперь для меня тяжелая минута – вспомнить мою последнюю встречу с любимым человеком и ввести в канву моего повествования ещё один персонаж, который сыграл роковую и зловещую роль в наших с Аленом судьбах.
Я уже упоминала на первых страницах своего романа Олю Королихину и Тамару Низенко. Вместе с ними я в мире и в согласии прожила в одной комнате в течение 5 лет обучения в университете. Тамара училась на нашем факультете РГФ, только шла на курс ниже. К Тамаре иногда приезжала в общежитие по каким-то учебным делам и вопросам её толи однокурсница, толи одногрупница Светлана, которая была не иногородней студенткой, а коренной жительницей, и жила со своими родителями в Краснодаре.
Первый раз я увидела её ( лучше бы я её совсем никогда не видела) в нашей комнате задолго до описываемых событий и потом редко, но всё же иногда, встречала её в многочисленных коридорах нашей Alma Mater.
После того как Света однажды приехала к Тамаре в тот злополучный день, когда у меня в гостях был Ален, её визиты к "нам" участились.
Нам с Алёной это не очень нравилось – за Светой ходила недобрая, если ни сказать, дурная слава, и "слава" эта росла не на пустом месте…
Мы не раз с Алёной замечали, как Светлана довольно "откровенно" вела себя (в отсутствии Тамары в комнате ) по отношению к Геннадию, бой-френду Тамары, и строила ему глазки, совсем этого не скрывая. Мы пытались Тамаре дать понять, что ей следует быть более внимательной и осторожной и постоянно быть начеку, имея дело с красивым бой-френдом и подругой-красавицей, но Тома лишь в ответ на наши предостережения махала рукой… а зря…
Если бы Тамара ещё тогда приняла к сведению наши советы и опасения, то не произошло бы то, что потом случилось…
Мне бы не хотелось так много внимания уделять описанию столь коварной личности, но приходится…
Светлана была красивой – нет, она была супер красивой девицей высокого роста, за 180 см, с изящной спортивной фигурой и длинными стройными ногами, с большой копной рыже-каштановых густых волос, доходящих ей до половины спины.
Черты её лица не просто были правильными, они были perfect – само совершенство. Мы с девчонками, как, наверное, и все другие люди, встречавшиеся на её жизненном пути, говорили ей, что она ошиблась в выборе института и факультета – ей надо было поступать в какое-нибудь столичное, московское или ленинградское, театральное училище.
Глядя на её фигуру и безупречную внешность, можно было без каких-либо вступительных экзаменов и предварительного прослушивания зачислить это "прелестное" создание на 1-й курс такого театрального учебного заведения.
Артистизма, актёрских способностей и таланта ей было не занимать – мою жизнь, как, впрочем, и судьбы многих других, близких ей людей (что выяснилось только много-много лет спустя), она разыграла, как по нотам.
Никогда раньше и после в своей жизни я не встречала человека, чья прекрасная безукоризненная внешность диссонировала с его внутренним содержанием.
Если говорить о Светлане, то её форма и содержание находились, если можно так выразиться, в антагонистическом противоречии. В ней сочетались два существа – прелестное создание и дьяволица.
Большие карие глаза, точеный, правильной формы носик, полные чувственные губы, обычно подведённые тёмным тональным карандашом поверх нанесенной на губы помады, никого из молодых людей не могли оставить равнодушным.