скачать книгу бесплатно
Мы договорились, что Ален приедет в 16.00.
За час до назначенной встречи сердце у меня билось, как у загнанного и затравленного борзыми собаками зайчишки. Сумасшедший пульс своего сердца я ощущала всем телом. Казалось порой, что сердце клокочет у меня в гортани.
Мне становилось всё хуже и хуже, и никакие уговоры Алёны Королихиной выпить валерьянку, успокоиться и взять себя в руки, не помогали и не достигали цели.
За полчаса до назначенного времени я спустилась вниз на первый этаж. У нас при входе в вестибюльное помещение находилась вахта – стол с телефоном и 2-3 дежурных студента, которые следили за порядком. Они не пропускали в общежитие посторонних людей без документов, но иногда они не пропускали людей и с документами – сейчас бы сказали, что они осуществляли "фейс-контроль" по своему, им только понятному, усмотрению, но непонятному для всех остальных. В их обязанности входило бегать с 1-го по 5-й этаж и вызывать студентов к единственному телефону, который как раз и находился на столе на вахте.
Я прождала Алена на 1-м этаже уже полчаса.
На настенных часах в холле стрелки часов показывали ровно 16.00.
Сердце моё с каждой последующей минутой как будто умирало. Шаги и голоса людей, приближающихся к зданию нашего общежития, громким эхом отзывались в моей голове.
Дежурные ребята, сидящие в тот день на вахте, даже не слышали звуков этих шагов и голосов и не замечали проходящих мимо их поста людей – они были заняты тем, что происходило на экране общежитского телевизора, находящегося здесь же, на 1-м этаже.
Уже на часах большая стрелка показывала цифру "6", а маленькая стрелка медленно, но уверенно подползала к цифре "5".Нервы мои были на пределе, меня стало подташнивать, и голова моя немного кружилась.
За это время несколько раз сбегала вниз с 3-го этажа Алёна. Ей хотелось прояснить ситуацию – толи мой "восточный принц" опоздал, толи его не пускают по своим, каким-то особым, соображениям дежурные студенты, толи я решила своего восточного красавца спрятать от глаз своих "сорумниц" и провести с ним наше первое свидание прямо в холле, втайне от них.
Но ситуация, похоже, была прозаичной и банальной – человек просто не приехал на свидание. В такое развитие событий трудно было поверить, в это не хотелось просто верить, и я не сдавалась…
Прошло ещё полчаса напряженных и мучительных ожиданий (я уже писала, что после знакомства с Аленом моя жизнь превратилась в сплошное ожидание), надежда его увидеть снова когда-нибудь таяла с каждой минутой.
Тут на столе у дежурных зазвонил телефон, и по обрывкам речи дежурного студента, разговаривающего с кем-то на другом конце телефонного провода, я поняла, что вызывают кого-то из нашей комнаты. Я спросила студента, кого вызывают из нашей комнаты, и он ответил, что интересуются некой Ольгой, и этой "Ольгой" была я.
Кровь прильнула мне к лицу, голова так закружилась, что я еле-еле держала равновесие, чтобы не свалиться с ног, но потом здравая мысль пронзила моё сознание, что этот звонок не мог быть от Алена – я не давала ему номер телефона нашего общежития…
Когда я всё же дрожащими руками взяла трубку, то на другом конце провода услышала мелодичный голос Иришки.
Иринка была девушкой не глупой. Она тут же быстро сообразила – раз к телефону за мной не пришлось долго кого-нибудь посылать на 3-й этаж и вызывать вниз к телефону, значит, я находилась тут же поблизости – на 1-м этаже. Это в свою очередь значило, что я ждала кого-то на первом этаже, и Ирина моментально вычислила, "кого" я ждала.
– Ну, что, Олюня, не приехал Ален? – как-то виновато этот вопрос прозвучал в устах Иришки, словно она была в этом виновата, но тут же она поспешила меня ободрить – ведь подруга всё же.
– Не переживай! Он должен приехать. Он произвёл на меня впечатление порядочного человека, а порядочные люди так не поступают. Ты подожди… подожди… не уходи только… Может, транспорт пришлось долго ждать. Сама знаешь, как у нас трамваи и троллейбусы ходят, – старалась успокоить меня подруга.
– Ира, я всё понимаю, но ведь уже целый час прошёл, как он должен был приехать. Может, адрес забыл, хотя я ему адрес на бумаге не писала, чтобы он его не потерял. Я на словах всё объяснила, это гораздо надёжнее.
– Это в том случае, если у человека память хорошая, – не дала мне договорить подруга. – Ты подумай, он ведь – иностранец, мог ведь что-нибудь и не понять на твоём чисто русском языке. Лучше уж было бы ему свой адрес на бумажке написать, по бумажке ему бы русские ребята всё правильно и доходчиво объяснили… А так вот, видишь, что получается…
– У него память отличная, и русский он прекрасно знает, – заступалась я за своего, не пришедшего друга. – С плохой памятью человека бы не взяли учиться в чужую страну, да ещё в медицинский институт…
При этих словах я услышала шум приближающегося к общежитию такси, потом звук захлопывающейся дверцы машины, быстрые шаги по ступенькам… и в проёме входной двери я вижу стройный силуэт моего долгожданного иностранного гостя.
Я обрываю свой разговор с Ириной на полуслове и говорю ей: " А вот и мальчик мой приехал", и тут же бегу ему навстречу.
На лице Алена и смущение, и смятение, и радость, и гамма других чувств. Его лицо, каким оно было в тот момент, на всю жизнь, как цветная "живая" фотография, впечаталось в мою память.
В последующие годы, и в прошлом веке и в нынешнем, 21 веке, эта минута его первого появления в нашем общежитии всегда выплывала из глубин моей памяти каждый раз, когда я вспоминала и думала о нём и о своей судьбе.
– Здравствуйте! Извините меня, пожалуйста… Я опоздал на час… Извините, так получилось… Я не знал, что Вы так далеко живёте, и что так долго до Вас добираться.
Но мне не нужны были его оправдания и извинения. Я его давно извинила. Я его простила бы, даже если бы он опоздал и на большее количество часов. Для меня важно было, что он приехал, что он рядом, что я снова вижу его.
Нам всегда кажется, что в такие вот минуты мы – самые счастливые люди на земле, так оно и было. Перебирая в памяти за долгие 36 лет те события в своей жизни, я теперь могу с полной уверенностью признаться себе, что это были минуты настоящего человеческого счастья.
Я познакомила Алена со своими девочками. Мы специально для этого случая стол с угощениями ему не приготовили. Возможно, он нас бы неправильно понял, а вот десертное студенческое чаепитие и кофепитие с конфетами, печеньем и вафлями мы устроили.
Ален очень смущался и робел, чувствовалось, что такое соотношение мальчика и девочек в компании, как один к трём, его приводило в смущение, и он неловко себя чувствовал.
Он ехал на свидание к одной девушке, а приехал – к трём.
Я попросила Тому, незаметно для Алена, сходить к своему бойфренду Гене и пригласить его к нам, чтобы немного разрядить создавшуюся обстановку и это соотношение не в пользу Алена привести более менее к норме. За глаза между собой мы – девчонки из нашей комнаты – звали его "Гена-Крокодил" по имени известного нам всем с детства мультяшного героя. Гена об этом знал и на нас не обижался. Вскоре в нашей комнате появился Генка – очень высокий черноволосый, с большими черными усами, завивающимися на своих кончиках, молодой парень с дымящейся сигаретой "Наша марка" во рту. Ален повеселел, и наш разговор и общение с ним стали более непринуждёнными.
Нам было очень интересно с ним разговаривать. Он был "оттуда" – с Запада, вернее, с Востока, но всё равно из-за "железного занавеса". Он знал ту жизнь, которая для нас была, как говорили, за 7-ю печатями.
Мы с ним говорили не только о жизни вообще, мы говорили о его стране, о традициях в нашей и в его стране, а также о религии и политике. Он, на удивление для своих лет (ему было всего 22 года), хорошо разбирался в международной политике… Немудрено, что в будущем он стал занимать важный пост в Землячестве студентов из его страны, а через несколько лет, когда уехал из России, стал лидером одной из демократических партий в своей стране и публичным человеком… Но это было потом, а тогда, в октябре 1974 года, он был студентом медицинского института и самым дорогим и близким мне человеком.
Уже сейчас не помню, но, кажется, после одного из исчезновений Гены из нашей комнаты, у нас на столе появилась бутылка сухого вина, которую постепенно опорожнял сам Гена. Я не употребляла спиртного, ни в каком его виде. Девочки и Ален чисто символически выпили по глотку за наше знакомство. Всё содержимое бутылки оставалось на прежнем уровне, каким он был до покупки в магазине, за исключением тех 2- 3 стопок, которые выпил Генка за любовь, дружбу, тёплые добрососедские отношения и за дальнейшее развитие и укрепление дружеских связей между СССР и Ливаном.
Так, в кругу моих друзей быстро и незаметно пролетел наш первый с Аленом вечер. Настало время расставаться, и у меня опять, как у загнанного зайчишки, бешено заколотилось сердце, и в висках я ощущала биение пульса. Я могла даже считать этот пульс, не прижимая большой палец к вене на запястье руки, как это обычно делают врачи и медсестры.
Я очень волновалась перед нашим расставанием, я боялась, что этот человек вот сейчас скажет: "До свидания! Всё было очень хорошо…" – и уйдёт, не пригласив меня к себе в гости, и не назначив день и час нашего следующего свидания.
Я увидела, что у Алена было хорошее весёлое настроение, он был доволен этим вечером, и ему не хотелось уходить, но так как было уже поздно, ему надо было уезжать. При прощании со мной
он сказал, что хочет меня ещё увидеть, хочет, чтобы следующая встреча произошла теперь в его общежитии, чтобы я познакомилась с его друзьями и посмотрела, где и как он живёт.
Он ушёл… и казалось, что мир опустел для меня без него в ту минуту....
Я стояла на ступеньках нашего общежития и ещё долго смотрела в темноту, пытаясь проводить своим взглядом его удаляющуюся стройную фигуру, которая, к сожалению, быстро растворилась или рассеялась, как в тумане.
Хоть мне тогда было одиноко и грустно, но на сердце было так легко, так спокойно, как давно уже такого не бывало.
На дворе стоял октябрь, осень, а в душе моей проснулась весна, и наступило самое счастливое и незабываемое время в моей жизни.
Целую неделю мне надо было как-то прожить, просуществовать до дня свидания с Аленом. То время ожидания показалось мне вечностью. Я не знала, что мне делать, чем себя занять, когда появлялась свободная от занятий минутка. Все мои мысли были о предстоящей встрече с любимым человеком.
Не знаю, почему (видно, моё предчувствие с первой минуты нашего знакомства с Аленом постоянно находилось рядом со мной, не покидая меня ни на минуту) с первого дня каждый раз при прощании с Аленом у меня в голове появлялась тревожная мысль о том, что эта встреча, может быть, будет последней.
Эти мрачные и зловещие мысли отравляли мои счастливые часы и дни моей любви к этому человеку, не давая в полной мере ощутить и познать счастье любить и быть любимой. Эти тревожные мысли и предчувствия омрачали моё состояние любви и счастья, и ничего с этим я не могла поделать.
Может быть, мой ангел-хранитель уже тогда предостерегал меня. Я совсем недавно от кого-то услышала, что ангел-хранитель появляется у человека сразу же после его крещения. Моё крещение состоялось в 3-х летнем возрасте. Бабушкой по материнской линии сделала это втайне от моих родителей.
Уже тогда мой ангел-хранитель давал первые знаки и предупреждал – не бросаться в любовь, как в омут с головой, не тратить всю себя и все свои жизненные силы на любовь. Мне надо было хоть немного сил оставить на то, чтобы потом справиться с болью, с горем и с отчаянием после утраты этой любви.
Но это было потом… А тогда я ждала своего второго свидания и не знала, что ещё сделать, чтобы поскорее приблизить день, час и минуту своего счастья.
ГЛАВА 4. ВТОРАЯ ВСТРЕЧА С АЛЕНОМ
Когда я приехала в следующую субботу к Алену в общежитие, он так же, как я в своё время, ждал меня в холле на первом этаже.
Я до этого случая уже не раз бывала именно в этом здании. Дело в том, что мой старший и единственный брат, Валентин Шутенко, тоже учился в Краснодарском медицинском институте 4 года до того, как в 1970 году я поступила в Кубанский Государственный университет. Здесь, в Краснодаре, мой брат также встретил свою первую и единственную любовь со светлым именем "Светлана", и его любовь тоже была "любовью с первого взгляда".
В тот год, когда я поступила в ВУЗ, у Валентина со Светланой состоялась свадьба, а потом мой брат перевёлся в другой город, чтобы закончить Военно-медицинскую Академию и стать военным врачом. Его жена Света ещё год продолжала учиться в мединституте, а потом тоже перевелась в Куйбышев, чтобы быть поближе к своему мужу. В Краснодаре Света была для меня единственной родственницей, с которой я поддерживала уже теперь родственные отношения, приезжая к ней в гости по выходным дням. Это было не так часто, как хотелось бы, из-за моей и её загруженности в учёбе.
Помню, что свой первый студенческий Новый 1971 год я встретила не со своими девчонками, а вместе со Светой и её однокурсниками в том корпусе общежитий, куда я ехала на свое второе свидание с Аленом.
Так уж получилось, что Ален жил на том же этаже, где раньше жил мой брат, а потом Светлана. Я даже узнавала по лицам некоторых русских и иностранных студентов, с которыми я была чисто визуально знакома, когда приезжала к своей родственнице в гости и на праздники.
Когда Ален увидел меня, входящую в вестибюль здания, лицо его озарилось милой, удивительной и смущенной улыбкой, какую раньше (да и потом, позже, в моей жизни) мне не доводилось видеть ни на каком другом мужском лице.
Всё в Алене было обворожительным, загадочным, манящим и дающим ощущение счастья только уже от того, что он – рядом. Тогда казалось, что большего счастья вряд ли можно было желать…
Ален был таким уже близким и дорогим мне человеком, будто я его 100 лет знала, а не познакомилась с ним всего лишь неделю тому назад…
Я теперь понимаю, с позиций прошедших лет, что так всегда бывает, когда в человека влюбляешься at first sight – с первого взгляда, и это чувство оказывается настоящей любовью, а не влюблённостью или простым увлечением и флиртом.
В тот вечер Ален познакомил меня со своими ребятами, которые жили вместе с ним в одной комнате. Его друзья, в отличие от моих подруг, проявили чувство мужской солидарности, если так можно выразиться, и друг за другом покидали комнату в связи с какими-то «обстоятельствами», вынуждающими их оставить наше приятное общество, при этом не забывая сказать, что были очень-очень рады со мной познакомиться.
Когда мы с Аленом остались одни в замкнутом пространстве, ограниченном стенами их комнатки, то какое-то время было ощущение неловкости и стеснения… Ничто не приходило мне в голову, что сказать ему или о чём спросить. Наверное, то же самое испытывал и Ален.
Тогда я подошла к столу, который стоял не посередине комнаты, как у нас, в нашей комнате, а ближе к единственному окну, давая возможность ребятам дольше работать за столом, не включая электрического света. Видно было, что студенты-медики более рационально подошли к использованию дневного света, чем мы. Я увидела много листов с изображением внутренних человеческих органов. На одних листках было чёрно-белое изображение внутренних органов, а на других – изображение органов, уже раскрашенных цветными карандашами…
– Что это такое? – поинтересовалась я у Алена.
– Эти картинки Вы имеете в виду? – уточнил он.
– Я бы не назвала их картинками…Такое ж-y-y-у-ткое зрелище!
Д-а-а-а…Медицинская профессия определённо не для меня. Я бы никогда не стала врачом, хотя моя мама была врачом…
– Почему "была"? Она сейчас не работает врачом? – спросил меня Ален.
– Мамы …больше …нет… Её не стало 2 года тому назад, – ответила я, и на какое-то время в комнате наступила гнетущая тишина.
Первым после затянувшегося молчания заговорил Ален:
– Извините, я не знал. Это очень тяжело – остаться без матери… в любом возрасте это тяжело…
– Я постепенно начинаю привыкать к мысли о том, что её больше нет и НИКОГДА больше не будет, – постаралась я быстро прервать его речь, чтобы он не ощущал себя виноватым за заданный вопрос. – Раньше, когда она была ещё жива, она редко мне снилась по ночам, а теперь стала сниться чаще, живая, счастливая и всегда весёлая…
– Вот мой брат, Валентин, – продолжала я, – пошёл по стопам нашей мамы. Он стал врачом. Я последовала примеру своего отца. Я собираюсь стать переводчиком в "Интуристе", или в каком-нибудь НИИ в патентно-лицензионном отделе, или, на худой конец, преподавателем английского и французского языков.
– А где Ваш брат учился, здесь или в другом городе? – поинтересовался Ален.
– И здесь и в другом городе…
– А я не смогла бы стать врачом, даже при всём моём желании продлить семейную династию врачей, – старалась я продолжить свою речь, прерванную Аленом. – Мне страшно видеть кровь, я бы не вынесла такое состояние, когда надо каждый день на работе и всю жизнь сталкиваться с чужой бедой, горем, болезнями и болячками. Можно умом тронуться или стать психически больной от постоянных нервных стрессов и людских бед.
– Д-а-а-а… наверное, Вы правы. Врач – это такая профессия, которая не каждому под силу. Здесь нужны крепкие нервы и здоровая психика.
– А у Вас нервы крепкие, как стальные канаты?
– Что такое "канаты"? – с удивлением спросил Ален.
– Ой! Я и забыла, что Вы – иностранец и не все наши слова знаете и понимаете. Ещё раз делаю Вам комплимент – Вы так хорошо говорите по-русски, что я забываю, что Вы – не русский…
– Ещё пока никто не жаловался, – как настоящий русский, ответил Ален.
– А из-за чего на Вас можно жаловаться? – не уловила я смысла сказанных им слов.
– На то, что я – нервный… На то, что у меня некрепкие нервы.
– Ах, Вы э-э-э-то имеете в виду? – в ответ засмеялась я.
– Так что это за жуткие картинки? – продолжала я спрашивать Алена, ближе подходя к столу у окна.
– Это наша контрольная работа. Нужно все внутренние органы раскрасить разными цветными карандашами, как это показано в учебниках анатомии. Красным карандашом нужно покрасить всю кровеносную систему – сосуды, капилляры, артерии, вены… Мы, как будущие врачи, должны отлично знать человеческий организм до мельчайшего сосудика, – поясним мне Ален.
На столе так много лежало листов с изображением внутренних человеческих органов, что мне стало ясно – без моей помощи (учитывая то, что на его свидание со мной ушло часть времени, запланированного для выполнения этого задания) ему не справиться с этой домашней работой, и тогда я предложила ему свою помощь. Мы, как начинающие художники, вооружились карандашами и красками и принялись за "натуру".
Хотя я и не выносила вида крови, я всё же изъявила желание раскрасить кровеносную систему в организме человека и справилась с этой задачей на «отлично». Ален был доволен результатами моего труда, а потом, на следующий день, был доволен нашим, совместным с Аленом, трудом и сам преподаватель по анатомии, поставив Алену "отлично" за нашу первую пробу пера и кисти, вернее, цветного карандаша.
Наше свидание пролетело очень быстро и, главное, очень плодотворно для Алена – и свидание прошло на "высоком уровне", и контрольное домашнее задание было совместно выполнено на "5".
Когда Ален внимательно, как это бы сделал сам преподаватель, исследовал результаты моего кропотливого труда, он выразил свою уверенность в том, что я могла бы успешно учиться в медицинском институте и стать его коллегой, на что я ответила: "Талантливый человек во всём талантлив", похвалив самою себя и рассказав ему, как 4 месяца тому назад в летнюю сессию на "отлично" сдала экзамены по медицине, в том числе и экзамен по фармакологии, а это – не из легких дисциплина.
И тут я поведала Алену про свой печальный случай на практическом занятии по хирургии. Д-а-а-а, даже такое бывало в нашей студенческой жизни.
Дело в том, что у нас в университете была военная кафедра, на которой наши ребята-однокурсники готовились к "военному делу", а нас, женскую часть курса, в эти часы обучали медицине.
Планировалось, что в случаях Гражданской Обороны (когда в жизни наступит такой случай, не дай Бог) мы будем призваны Родиной помогать врачам и справляться со своими обязанностями в качестве медицинских сестёр.
Медицина у нас началась на 2-м курсе и закончилась на 3-м курсе. Таким образом, за 3 года мы прошли полноценный курс обучения по программе медицинского училища. Труды наши были вознаграждены вручением Дипломов медсестёр ГО. Этот курс оказался очень полезным для нашей дальнейшей жизни. Мы, действительно, получили ценные знания по медицине и некоторые навыки медсестёр, которые в жизни всегда являются не лишними.
Если бы ни эти занятия по медицине, я бы сейчас, в своей сегодняшней жизни, не смогла бы лечить свою любимую кошку Люсю и дочкину кошку Мусю, делая им уколы в холку и внутримышечно в бедро.
У нас были не только лекции по медицине – по инфекционным заболеваниям и по хирургии, но также и практические занятия по этим дисциплинам, которые, если мне до сих пор не изменяет моя девичья память, проводились в 1-й городской больнице Краснодара, где потом, спустя 3-4 года, такие же практические занятия были и у Алена.
Когда я говорила Алену о том, что медицина – не моё призвание, и вряд ли когда-нибудь она (медицина) могла им стать, я имела в виду как раз случай на практическом занятии во время операции в этой городской клинике.
Мы должны были после лекции по хирургии прямо там, в больнице, присутствовать на операции.
В тот день, опаздывая на занятия по медицине в больницу, которая находилась очень далеко от нашего университета, я не успела позавтракать и поехала, естественно, голодной.
В тот день и час в хирургическое отделение привезли на "скорой помощи" молодого парня, рабочего-строителя, который упал с высоты 3-х или 4-х этажного строящегося здания и при падении пробил свою голову металлической цепью, состоящей из звеньев очень большого диаметра.
Нас позвали в «операционную», чтобы мы наблюдали за действиями хирурга и тем самым учились на его примере, что и как надо было делать во время операции.
