banner banner banner
Осталось жить, чтоб вспоминать
Осталось жить, чтоб вспоминать
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Осталось жить, чтоб вспоминать

скачать книгу бесплатно


Оказывается, ещё на 3-м курсе на французском отделении факультета романо-германской филологии были отобраны и, как через решето, просеяны и отсеяны несколько «счастливчиков». Эти несколько человек, как через дуршлаг, были отфильтрованы от остальной массы студентов и представляли собой людей с хорошей родословной и с безупречным своим прошлым и с таким же безукоризненным прошлым своих родителей и родственников до «седьмого колена».

Таких у нас нашлось только 2 или 3 благонадёжных человечка. Среди их числа оказалась Елена – моя тогдашняя коллега.

Так уж получилось из-за бюрократических волокит и проволочек, что до 1-го сентября не успели прийти соответствующие документы, и поэтому Елене пришлось действовать по 2-му варианту развития событий – это на тот случай, если из Алжира или из другой арабской страны, где нужны были молодые специалисты со знанием французского языка, не придёт вовремя официальный вызов для выезда на работу заграницу.

Помню, как Лена влетела в мою комнату с радостными возгласами о том, что наконец-то пришёл из Алжира официальный вызов, и ей надо срочно уезжать из Приютного. Я сначала не поняла, почему с этим счастливым известием нужно было непременно лететь ко мне, как будто от меня что-либо зависело. Как позже я поняла, многое зависело, в частности, и от меня.

– Ленуля, я очень-очень рада за тебя. Это невероятно! Я даже об этом не знала! Почему ты раньше ничего не говорила об этом? – всё ещё удивлённая и не верящая в такое развитие событий, я вопрошала Ленку.

– Оль, да я сглазить боялась, поэтому и молчала, – ответила Лена.

– А у нас, что, на французском отделении такой отбор проводился для работы заграницей? – продолжала я не верить таким новостям.

– Да, но это нигде почему-то не афишировалось. Нас проверяли, как ты правильно подумала, до «седьмого колена». Прошлое и настоящее моих родителей внушали "органам" полное доверие, поэтому мои родители оказались достойными того, чтобы их дочь работала заграницей.

– Прими от меня поздравления, – я была рада и за Ленку и за её "седьмое колено." – Так почему ты дома, в Краснодаре, не осталась дожидаться вызова?

– Очень много было волокиты с документами. Они пришли, сама видишь, очень поздно, и теперь у меня могут возникнуть большие проблемы, из-за которых я не смогу поехать в Алжир.

– Лена, но я тут причём? Как говорят, с какого боку? От меня ты чего хочешь? Не могу уразуметь, – недоумевала я.

–Ты понимаешь, что меня здесь не отпускают. Я уже была у директора школы и у товарища Морозкина. Они категорически «против». Говорят, что для поездки в Алжир найдут в стране много желающих помимо меня, а желающих приехать сюда, в Калмыцкие степи, нет.

–Но тут они правы, Лен… Кто ж, кроме нас с тобой, 2-х дурёх, приехал сюда? Никто!

–Говорят, сиди, мол, и не рыпайся. Понимаешь, если я уеду, то некому будет вести мои уроки французского языка.

–Ты хочешь сейчас сказать, – не дала я Лене договорить фразу до конца, – что я-я-я возьму твои классы с французским языком?!

– Оль, выручай! – с большой надеждой попросила меня коллега.

–Н-е-е-е-т, Ленусь! Ты меня, конечно же, прости, но я не буду вести уроки французского языка. Даже не проси, не уговаривай и не умоляй! Да, и потом, я просто фи-зи-чес-ки не потяну столько часов…

–Оля, помоги! Сделаю для тебя всё, что захочешь, только помоги – согласись взять мои классы.

–"Что захочешь"? – переспросила я её. – А я как раз хочу не брать твои классы и часы. Лена, я не знаю французский так хорошо, как знаю английский.

– Оля, но ты что говоришь? Ты с университетским высшим образованием не достаточно хорошо знаешь язык, чтобы преподавать в 5-х–10-х классах? Не говори глупости.

–Тебе непременно надо "делать ноги" отсюда – всё бросать и ехать сейчас в Краснодар. А французский язык пусть в классах заменяют английским. Вообще, какая-то странная и недальновидная политика местных властей – к ним сюда не едут специалисты русского языка и литературы, а они – и французский тебе язык и английский тебе язык. А почему бы им на следующий учебный год не подать в МГУ на отделение восточных языков заявку на преподавателей со знанием японского или китайского языков? –пыталась пошутить я, чтобы хоть как-то разрядить неприятную ситуацию.

– Оль, мне не до шуток сейчас, – грустно и со слезами на глазах ответила Елена. – Что же делать?

– Лена, ты уезжай! А я уж буду опять своим хрупким телом "амбразуру" закрывать, – предположила я, как далее будут развиваться события.

– Зав. РОНО обещал, что не даст мне трудовую книжку, – возразила коллега.

– Лена! Какая трудовая книжка! Всего 2 месяца работы. Знаешь, – подумав, как дальше действовать, предложила я Елене свой вариант. – Мы сейчас пойдём к товарищу Морозкину или к моему директору и будем сообща решать этот вопрос. Мне в Элисте министр обещал, что через год отпустит меня и выдаст на руки трудовую книжку с соответствующей записью в ней. Но ты ведь, Лена, понимаешь, это была всего лишь устная договорённость со мной, а надо как-то документально оформить наше соглашение … И я знаю, как это сделать.

– И как же собираешься дальше действовать, – удивилась Елена забившему из меня фонтану идей.

– Я соглашаюсь взять все твои часы, хоть могу и сдохнуть к концу учебного года, не дожив до светлого дня получения трудовой книжки. НО…товарищ Морозкин даёт нам честное-пречестное слово и при нас, в присутствии 4-х человек, оформляет заявку на 2-х преподавателей иностранных языков на следующий учебный год. Один документ у него остаётся, а другой – у меня. Ну, как? Сойдёт такой вариант решения наших проблем? – спросила я Елену Прекрасную.

– Осталось теперь лишь проверить на практике, – согласилась со мной Елена. Мы тут же отправились осуществлять наш совместно разработанный план.

К счастью, получилось всё так, как мы с Леной разработали и запланировали.

Лену на следующий день, как ветром степным сдуло, а я честно тянула свою лямку до конца учебного года.

Я уже не сомневалась, что будет подана заявка на новых 2-х преподавателей со стороны РОНО. Нормальный человек, а товарищ Морозкин производил впечатление как раз такого нормального человека, понимал, что одному преподавателю просто физически невозможно иметь почти 3 ставки часов – это даже по КЗоТу запрещалось, а иногда было наказуемо.

Итак, за свою будущую свободу я уже не волновалась. Можно сказать, что после этих французско-алжирских событий я могла уже жить спокойно, если бы не моё печальное прошлое, которое не оставляло меня в покое.

ГЛАВА 10. ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОДНЫЕ МЕСТА

Единственное, чего я тогда желала – это наступление зимних школьных каникул, во время которых я собиралась беспрепятственно со стороны 2-х администраций школ полететь сначала в Краснодар, а потом к родителям в Сочи.

Меня снова неумолимо, как магнитом, тянуло в Краснодар, хотя я ещё на выпускном вечере дала себе слово больше никогда не приезжать и не приземляться на краснодарской земле, пусть даже транзитным рейсом.

Но желание снова быть там, где я встретила свою любовь, где жил и учился мой любимый человек, оказалось сильнее моей воли и данного себе слова. Я была, как наркоман, подсаженный на наркотик, и этим наркотиком был Ален и моя любовь к нему.

Я прилетела в Краснодар 31 декабря, за 5-6 часов до наступления Нового 1976 года.

Естественно, что сразу с аэропорта поехала к нам в общежитие, к своим девчонкам, но из 4 человек "своими" только были Тамара и её младшая сестра Надежда, учившаяся на юридическом факультете университета, а две другие девочки были для меня новенькими.

Я ехала из аэропорта по уже хорошо мне знакомой дороге, и в памяти моей прокручивались картинки, как ровно год тому назад я также ехала из аэропорта и сгорала от невыносимого желания увидеть Алена. Я тогда по минутам рассчитала, когда постучу в дверь Алена и увижу его… чему, как теперь известно, не суждено было сбыться.

Когда я вошла на 1-й этаж здания общежития, меня охватило такое ощущение, что я вернулась к себе домой, а так оно и было – долгих 5 лет это студенческое пристанище являлось для меня родным домом, а девчонки по комнате были мне, как сёстры.

Я увидела много знакомых лиц. Все студенты были весёлые и радостные, кричали, смеялись и поздравляли друг друга с наступающим Новым годом.

За столом на вахте сидели знакомые ребята, которым и в голову не приходила мысль потребовать от меня какие-нибудь документы, хотя теперь я была никто для моего общежития – просто посторонний человек "с улицы", который при входе в здание обязан был предъявить свой паспорт или какой-либо другой документ, подтверждающий его личность.

Дежурным было неведомо, что я уже окончила университет и больше не проживала в общежитии, тем ни менее я беспрепятственно прошла мимо вахты и поднялась на свой родной 3-й этаж. Перед дверью нашей комнаты остановилась, чтобы немного передохнуть и собраться с мыслями, но тут неожиданно открывается дверь, и прямо на меня толи с чайником, толи со сковородкой из комнаты выскакивает Тамара, чуть ли ни сбивая меня с ног… потом наши радостные крики, громкие возгласы. На шум выскочили все остальные обитатели нашей комнаты.

Я была так душевно тронута радостью девчонок после моих годичных "скитаний" по калмыцким степям и дорогам, что показалось, что я нахожусь среди родных людей. Я была счастлива снова оказаться там, где мне были рады. Меня сердечно тронула та искренняя радость, с которой я была встречена своими бывшими "сорумницами".

Если бы не приближающийся с каждым часом и с каждой минутой Новый год, то тот вечер стал бы моей маленькой пресс-конференцией на тему: "Каково жить и работать по распределению в глуши." Похоже, тема – очень актуальная для всех не блатных студентов.

Встреча Нового 1976 года стала памятной для всей нашей страны – в тот вечер первый раз на экранах своих телевизоров Советских народ увидел фильм, впоследствии ставший самым или одним из самых любимых фильмов – "Ирония судьбы или с лёгким паром."

Мы встретили Новый год у себя в комнате, после просмотра фильма спустились на 1-й этаж, где у нас проводилось празднование с музыкой и танцами. В тот вечер играл незнакомый мне вокально-инструментальный ансамбль с какого-то факультета. Временами, когда музыканты делали небольшой антракт для своего отдыха, включался магнитофон с записями самых популярных в те годы песен и мелодий.

Когда поставили кассету с песнями греческого певца Демиса Руссоса, и зазвучал этот волшебный, проникающий до глубин души голос, волна воспоминаний нахлынула на меня, сердце моё не выдержало – оно снова разрывалось на части от боли, горечи и обид.

Я вспомнила, как ровно год тому назад мы были вместе с Аленом среди его друзей и земляков, и оба были счастливы. Тогда казалось, что ничто и никто не может разрушить счастье, когда двое молодых людей искренне любят друг друга, и никто другой ни ей, ни ему не нужен. Я была уверена, что наконец-то нашла свою "половинку", которую человек находит, если ему посчастливится, и не находит, если ему в жизни не повезёт.

Так больно было смотреть на счастливых и веселящихся людей, когда у меня самой душа и сердце разрывались на части.

Я поднялась в нашу комнату на 3-й этаж в надежде, что никого в ней не будет, и дала волю слезам.

Мне не хотелось своими слезами и тяжёлыми воспоминаниями омрачать праздник друзьям. Я и так видела и чувствовала, как Тамара несколько раз за вечер порывалась спросить меня об Алене, но так и не осмелилась. Девчонки хорошо понимали моё состояние и были довольно тактичны, они не хотели своими расспросами причинить мне лишнюю душевную травму – ждали, когда я сама об этом заговорю.

Как никогда мне было плохо в тот праздничный вечер. Правильно люди говорят, никогда не надо возвращаться туда, где ты был счастлив. За тот год, что я провела в Калмыкии, что-то стёрлось из памяти, душевная рана немного стала затягиваться, но стоило мне вернуться в то место, где я была счастлива со своим любимым, где еще сохранились следы и отпечатки его пальцев на предметах в комнате, так сразу же сердечная боль дала о себе знать – моя рана обнажилась, словно с неё безжалостно содрали бинты, и стала кровоточить.

Так до самого рассвета я лежала на своей кровати (она, к счастью, оказалась свободной, потому что теперешняя хозяйка кровати встречала Новый год со своими друзьями за пределами общежития), пропуская через себя воспоминания совсем ещё недавнего прошлого.

На следующий день я позвонила Ирине Ярухиной и сообщила ей о том, что прилетела в Краснодар на 3 дня и уже завтра улетаю в Сочи. Она захотела встретиться со мной и пригласила к себе домой.

Снова я ехала по трамвайному маршруту, до боли знакомому мне. Сколько раз этим путём и этим трамваем я ездила к Алену, и ровно год тому назад рано утром, 1 января 1975 года, я ехала этим же трамваем, но в обратном направлении, от его общежития – к моему.

Ирина (надеюсь, что и её родители тоже) была очень рада нашей встрече. Прошло только полгода, как мы расстались после выпускного вечера, но казалось, целая вечность нас отделяет от того памятного дня в нашей студенческой жизни.

Мы с Иришкой и говорили, и плакали, и смеялись до самого позднего вечера. Для меня было новостью, что она после окончания университета устроилась преподавателем английского языка на кафедру иностранных языков в Высшее Военное училище. В будущем здесь Ирина встретит свою судьбу – военного офицера, с которым затем уедет в Балтийск, где они проживут счастливо несколько лет, а потом Ирина снова вернется в Краснодар, но уже одна.

Ирина так же, как и Тамара, не решалась первой спросить меня об Алене. Первой заговорила я сама.

– Ира, вот говорят, время лечит, но сколько должно пройти времени – год, два, три, десять лет, двадцать лет, чтобы боль прошла в душе и на сердце? – спросила я подругу, непроизвольно положа руку на грудь. – Год прошёл, а мне нисколько не легче.

– Оля, я тебе плохой советчик. Не знаю, что тебе посоветовать. Могу только тебе сказать, мне до сих пор не верится, что он так мог поступить. Вот просто не ук-ла-ды-ва-ет-ся в голове.

– Ира, представляешь, – продолжала я, – дошло до того, что иногда я слышу его голос, вернее, мне кажется, что его голосом говорит случайный прохожий или незнакомый мне человек. Я, что, с ума схожу?

– Да– нет, Оля. Так, наверное, бывает, когда у человека нервный стресс…

– И "крыша" едет, – закончила я фразу за Ирину.

– Я бы на твоём месте сейчас поехала к Алену и всё бы выяснила. Сколько мучиться напрасно? Может, он совсем ни в чём не виноват, в чём ты его подозреваешь…

–Ира, а письмо само пришло и легло на мою кровать? Как быть с доказательствами? Не принимать их совсем во внимание? – продолжала я задавать вопросы, на которые уже год у меня не было ответов.

– Если хочешь, Оль, я с тобой поеду, буду тебе моральной поддержкой. Так сказать, составлю твою группу поддержки, – предложила свои услуги верная подруга. – Подумай – или сейчас или никогда. Ты ведь прилетела сюда не для того, чтобы Новый год встретить в кругу своих бывших сорумниц, ты ведь прилетела, чтобы увидеть Алена, а теперь боишься в этом себе признаться.

–Да, я хочу его увидеть, но не смогу это сделать. Сколько раз я представляла по ночам, лёжа в постели и глядя в звёздное небо, как я подъезжаю к его общежитию, как поднимаюсь на его этаж, как стою перед дверью его комнаты, как поднимаю руку, чтобы постучать в дверь… и на этом моя фантазия выключается, как телевизор. Дальше я боюсь даже в мыслях представить, что может последовать.

– Оля, зачем представлять, когда ты можешь именно сейчас, сегодня или завтра, или прямо здесь и сейчас всё узнать. У тебя есть один шанс из тысячи выяснить ваши отношения… и потом или расстаться, но по-человечески, или, наоборот, остаться вместе. Ещё не поздно так сделать. Пойми, ты потом никогда себе не простишь, что не воспользовалась таким шансом.

Как Ирина была права! Я своим умом понимала, что так и надо поступить, но я также знала, что физически я не смогу этого сделать.

Мой организм за последние 2 дня был так душевно изнурён и ослаблен, что мне не представлялось, как я могу совершить столько действий по пути к Алену.

– Ира, такое возможно, – сказала я Ирине, – если кто-то, но не я сама, доставит меня к двери Алена, постучит в дверь, возьмёт меня за шкирку и втолкнёт меня в комнату. Т-ы-ы это сделаешь?

–Я сделаю всё, лишь бы ситуация наконец между вами прояснилась, и ты была счастлива.

– Знаешь, Ирина, я своей головой понимаю, что всё кончено, наша разлука– реальность, но сердцем…сердцем своим я не могу в это поверить. Сердце отказывается понимать, принимать и верить в то, что произошло. Я также понимаю, что через несколько лет, если мы когда-нибудь в этой жизни встретимся, и я и Ален, будем оба жалеть о том, что случилось…

– Я думаю, – уточнила подруга, – Ален будет очень жалеть и казнить себя за то, что так поступил с тобой, а ты не простишь себя за то, что сейчас не воспользовалась данным тебе судьбой шансом увидеть его…

–Ты, как всегда, права, подруга,– согласилась я с Ириной, ставя большую точку на нашем разговоре о моей злосчастной судьбе.

Иришка стала рассказывать о своей жизни и о работе. Тут в наш разговор включилась Иринина мама, которой хотелось узнать от меня о "прелестях" свободной и независимой жизни выпускника Кубанского университета после распределения.

Вечер воспоминаний быстро подошёл к концу, и надо было возвращаться в своё общежитие, а на следующий день лететь в Сочи. Перед расставанием с Ириной (неизвестно, на какое время) я дала ей свой адрес в Калмыкии, чтобы наша связь не прерывалась. Этот момент потом сыграл важную роль в моей жизни.

Снова мне тогда казалось, что расстаюсь с Краснодаром навсегда…

На следующий день, 2 января, во второй половине дня самолёт "ЯК-40", выполняющий рейс Краснодар-Сочи, благополучно приземлился со мной на борту в аэропорту родного города.

Папа не встречал меня на аэровокзале, как он это делал всегда, потому что в тот раз я не предупредила телеграммой своих родителей – хотела им сюрприз преподнести на Новый год. Когда я позвонила в дверь своей квартиры, сердце моё встрепенулось от радости, и я снова почувствовала аритмию сердца. Я тогда уже понимала, что мне и радоваться и расстраиваться одинаково противопоказано для здоровья. Но как жизнь прожить без радости и печали? Невозможно!

На пороге появилась мать, которая тут же повернулась в сторону комнаты, где, видно, сидел перед телевизором папа, и крикнула: "Гриша, смотри, кто к нам приехал!". Сразу же за этими словами появился папа, счастливый и довольный моим неожиданным появлением на пороге дома.

Через несколько минут мы уже втроём сидели на нашей уютной кухне и отмечали Новый год тем, что осталось от новогоднего застолья.

Господи, как я соскучилась по вкусной, горячей домашней пище. Надо сказать, что в селе Приютное, как и во многих населённых пунктах страны продовольственные магазины не могли предложить своим покупателям ничего, кроме хлеба, круп и рыбных консервов.

В течение 4 месяцев, которые я прожила в Калмыкии, у меня на завтрак был чай с неизменным бутербродом со сливочным маргарином. Нет, я не ошиблась, написав слово "маргарин" вместо слова "масло", потому что в продмагах Приютного продукт с определением "сливочный" был только маргарин, а привычное для меня раньше словосочетание "сливочное масло" я так нигде и не встретила за весь год своего там обитания. Весь год у меня на обед между уроками были 300 г пряников, которые я ела с горячим чаем из школьного буфета, а на ужин всегда была жареная или вареная картошка, которую я люблю с детства.

Ещё долгое время, лет 5 или 6, я не могла без содрогания смотреть на пряники, они до сих пор ассоциируются у меня с работой в калмыцких школах.

Я так была счастлива, что я снова дома, что мне никуда не хотелось выходить и ездить. Родные "пенаты" удерживали меня в своих стенах весь мой краткосрочный отпуск.

У меня были грандиозные планы – ходить в кинотеатры, посмотреть спектакль в сочинском драматическом театре, что находится на Театральной площади рядом с моей английской школой. Мне хотелось зайти в новое здание английской школы, встретиться со своими любимыми учителями, которые теперь мне были, как коллеги, а также поехать в гости к своим школьным подругам, Вике Говоровой и к Валечке Петропавловской.

Но "громадью" моих планов не суждено было сбыться. Тоска по родителям, семейный уют и теплота домашней обстановки приковали меня к дивану на застекленной лоджии и к книгам из богатой отцовской библиотеки, которые я поглощала с большим удовольствием и упоением.

Время быстро и незаметно пролетело. Надо было снова возвращаться в Калмыцкие степи к своим уже полюбившимся мальчишкам и девчонкам.

Но прежде чем возвращаться в Приютное, я давно уже запланировала для себя поездку в Москву на 1-2 дня, чтобы выяснить причины моего недуга, поставить правильный диагноз и найти верное и действенное лечение. Как ни странно, но мне нужно было обратиться к специалистам в Институт Красоты – только на них у меня была последняя надежда.

Наша разлука с Аленом и его роковое письмо стали источником моих бед и несчастий. Уйти из жизни – было тогда моей первой реакцией, а вот ответных реакций моего организма на то печальное событие было много – и резкое похудание, и серьёзные осложнения после гриппа, и неожиданное выпадение моих шикарных волос.

Куда я только ни обращалась, к каким дерматологам и другим специалистам, занимающимся этими проблемами, я ни ездила – всё напрасно. Я пила лекарства, втирала в корни волос различные мази, но волосы продолжали быстро выпадать. Стоило мне запустить кисть руки в шевелюру волос, так на руке оставались выпавшие длинные пряди волос.

Мои волосы были моей гордостью, а также легендой и "достопримечательностью" (так их назвал наш декан, Аркадий Соломонович) факультета РГФ.

Недавно Ирина, с которой мы почти каждый день общаемся по интернету на сайте "одноклассники", напомнила мне историю с косой, о которой я давно забыла.

Оказывается, я получила место в студенческом общежитии, можно сказать, благодаря своей косе.

Когда я была ещё абитуриенткой, то именно своей толстой русой косой, которую я носила на левой стороне плеча, и длина которой доходила до середины моего бедра, я выделялась из всей массы студентов и привлекала к себе повышенное внимание, буквально, всех– и студентов, и студенток, а также преподавателей университета обоих полов.

Когда я распускала косу и расчёсывала волосы, то они ниспадали и доходили мне до колен – зрелище было восхитительное. Я могла свободно спрятать наготу своего тела, как одеждой, своими волосами, распустив их.

Когда нас зачислили в студенты, наш декан в начале сентября на каком-то общем собрании в самой большой аудитории, увидев меня среди других студентов, сказал, обращаясь ко мне: "Хорошо, что Вы успешно сдали экзамены и поступили на наш факультет. Вы теперь будете достопримечательностью моего факультета. У кого ещё есть такая студентка с такой косой? Ни у кого! А у нас есть!"

Я была единственной девушкой с такой длинной косой не только на факультете, но во всём университете.