скачать книгу бесплатно
– Не сейчас, – тихо произносит он, глядя в конец вагона, словно ожидая, что Вороны вернутся и набросятся на него.
Вэйвэй ждет объяснений, но Профессор не расположен к такому разговору.
В команде говорят, что ворон – символ греха. Когда начались трансформации, только вороны перелетали через Стену, питались падалью на измененной земле и возвращались с красивыми безделушками или яркими камнями в клювах. Вот почему в Северном Китае их забрасывали камнями – это про`клятые птицы.
Маленькая Вэйвэй воображала себе, что люди из компании умеют летать. Она верила, что у них есть крылья, спрятанные под черной одеждой, и, когда они расправляются, эти люди взлетают в небо, подобно сумеречным птицам Запустенья. Широко раскрывают рот и перекликаются на отрывистом, невнятном английском, а когда возвращаются, во рту держат все грехи поезда, точно камни, твердые и такие яркие, что больно смотреть.
Стена
В салон-вагоне душно и тесно от скопления тел. Аромат духов висит в воздухе и застревает в горле у Марии. Слишком уж много здесь шелка и бархата. Она задыхается в плотном платье.
Пассажиры первого класса собрались полюбоваться на Стену и по традиции отметить ее появление тостом. В ясный день Стену можно разглядеть, отъехав всего на пятьдесят миль от столицы.
Мария слышала, что билетов первого класса продано гораздо меньше, чем обычно, несмотря на все ухищрения компании. Но вагон все равно выглядит переполненным. Леди обмахиваются веерами, у джентльменов в застегнутых на все пуговицы накрахмаленных рубашках пылают щеки от жары и горячительных напитков, что разносят на серебряных подносах официанты. Мария делает глоток и морщится.
– Уже который месяц не могут добыть настоящую русскую водку, – заявляет графиня, устроившись на троне из подушек, как монарх крохотной страны перед своим двором. – Боюсь, нам придется обойтись без нее. – Она сокрушенно качает головой. – Полагаю, нас ожидает нелегкое путешествие. Я случайно заглянула в вечернее меню, и прочитанное меня не очень обнадежило. Бедная Вера жалуется, что ее организм не может больше переваривать эти экзотические овощи.
Вера поджимает губы и безмолвным кивком подтверждает слова графини.
Мария пытается найти подходящий ответ, но ей мешает чувство неловкости. Слишком долго она не была в обществе незнакомых людей. В первый раз с начала путешествия она осознает блеклость своей одежды среди чужих ярких нарядов. Она поневоле задумывается о том, что вынужденное притворство наверняка отражается на ее лице, что образ той, другой Марии сползает с нее, как не по размеру выбранное платье.
Однако Анна Михайловна с прежней невозмутимостью скептически оглядывает своих придворных, а непрерывный поток ее замечаний действует скорее ободряюще. От Марии требуется лишь внимательно слушать и время от времени что-то согласно бормотать. По словам графини, ее покойный муж был дипломатом.
– Впрочем, на этом настоял его отец. Будь муж в своей воле, так бы и провел всю жизнь на болотах Петербурга. И только теперь, когда он скончался, у меня появилась возможность путешествовать ради собственного удовольствия.
Мария мысленно отмечает, что графиня сохранила многие важные для жизни дипломата качества, включая пренебрежительное отношение к окружающим мужчинам.
– Вот этот джентльмен с газетой – торговец шелком, невероятно богатый – разумеется, благодаря этому поезду. Не помню, как его зовут, у этих китайцев такие странные имена. Я слышала, что у джентльмена рядом с ним чудесное имя Оресто Дауд, он из Занзибара, который я, признаюсь, сочла бы вымышленным местом, если бы Вера не убедила меня в обратном. Ах да, еще Хэ Шен, очень круглый и краснолицый, банкир или что-то вроде. Я познакомилась с ним на дипломатическом приеме в Калькутте.
– В Дели, – поправляет Вера.
– Правильно. Знаете, он ужасно скучный человек. Настолько неприметный, что я даже забыла название города. Вера, если он подойдет, пожалуйста, изобрази обморок.
Вера наклоняет голову.
«Какие они все равнодушные, эти коммерсанты и аристократы, – думает Мария. – Даже не глянут в окно, на приближающуюся Стену. Только друг на друга смотрят и временами – в золоченое зеркало над барной стойкой».
– В его оправдание следует признать, что он очень богат, – продолжает Анна Михайловна.
Конечно богат, кто же еще может позволить себе такое путешествие?
«Самые богатые покупают не только поместья и изящные украшения, но и чувство уверенности, – думает Мария. – Они платят за убежденность, что в этом путешествии нет ничего опасного». Она завидует их самонадеянности.
– Что ж, раз он так богат, то ему нет надобности вызывать к себе интерес, – говорит она, стараясь не думать о фальшивой легкомысленности своего тона. – Кроме того, я слышала, что излишек воображения в этом путешествии опасен.
– Да, конечно, – соглашается графиня. – А вы, моя дорогая? В столь юном возрасте ехать через Великую Сибирь…
Она ощупывает Марию изучающим взглядом.
– Я возвращаюсь домой, в Санкт-Петербург. Мои родители и муж умерли… Вспышка холеры…
Мария опускает глаза, необходимость лгать угнетает ее.
– Вот как? Очень жаль. Не стоит рассказывать об этом и еще больше огорчаться.
Графиня наклоняется и похлопывает ее по руке. Она чем-то напоминает бабушкиных подруг, которые подпитывались чужим несчастьем, вдыхали его, словно свежий морской воздух, сулящий возвращение молодости.
Однако совершенно ясно, что графиня жаждет услышать рассказ, и Мария торопливо спрашивает:
– А этот джентльмен?
Она кивает на мужчину, который перед отъездом ругал стюардов. Сейчас он беседует с молодой парой, или, скорее, разговаривают мужчины, а женщина смотрит в окно, подперев подбородок рукой.
– О, это скандально известный доктор Грей, – отвечает графиня тихо, но не без удовольствия. – Бедняга невольно вызывает сочувствие. Известные ученые особенно тяжело переносят потерю репутации.
Эта история освещалась в прессе с определенной долей злорадства, объясняет графиня. Доктор Грей прославился тем, что отыскал загадочную окаменелость в желудке мертвого тюленя, выброшенного на английский пляж. Окаменелость, имевшую полное сходство с плодом, свернувшимся в материнской утробе. И это доказывает, заявил доктор Грей, что в организме животных содержатся следы их постепенной эволюции в высшую, совершенную форму – человека. Но гипотеза рассыпалась в прах. То, что Грей принял за человеческий плод, оказалось древним морским существом, которое застряло среди известковых скал, а потом было случайно проглочено ни в чем не повинным тюленем. Все утверждения доктора Грея были опровергнуты гласно и прилюдно. Француз Жирар, гордившийся своей теорией эволюции видов, посмеялся над ним с кафедры Парижского института: «Кто способен перепутать краба с ребенком? Только англичанин!»
Мария ощущает некое родство с этим человеком – она прекрасно знает, что означает потеря репутации, а вместе с ней и средств к существованию.
– Уверена, что он направляется на Московскую выставку, – продолжает графиня. – Нам остается только с живым нетерпением ждать, что же он там покажет. Может быть, русалку, чтобы доказать, что мы когда-то были способны дышать под водой?
Она постукивает веером по плечу Веры, довольная своей шуткой. Вера послушно улыбается.
– А вы не собираетесь посетить? – спрашивает графиня у Марии.
– Что посетить?
Теперь веер хлопает по Марии.
– Московскую выставку, моя дорогая. Огромное здание, целый дворец из стекла. Я нахожу его несколько фривольным, но никогда заранее не угадаешь, что решат люди, и я полагаю, есть и худшие способы показать, до чего же мы умны и искусны.
– Да, я собираюсь ее посетить. – Мария закусывает губу.
Она с облегчением замечает, что графиня отвлеклась на что-то другое.
Поезд уже приблизился к Стене, позволяя увидеть, как она поднимается над горизонтом и ее зубцы выделяются на фоне неба, как будто это замок великанов, охватывающий целый мир. Сторожевые башни тянутся еще выше, обманывая зрение и заставляя думать, что Стена ближе, чем на самом деле.
– Какое чудо! – восклицает графиня.
Другого слова и не сыщешь. Но еще больше поражает мысль о том, что Стена простирается на тысячи миль, а шестьсот дозорных башен вечно стоят на страже, бдительные и готовые к действию. Мария прижимает ладони друг к другу перед собой, чтобы руки перестали дрожать. Внезапно ей в голову приходит, что в этом жесте есть что-то от молитвы, и она с трудом сдерживает смех. Вера рядом с ней и в самом деле начинает молиться, губы шевелятся в отчаянной просьбе о защите. Графиня просто смотрит на приближающуюся Стену с по-детски восторженным изумлением на лице.
– Ну разве это не великолепно? Вы когда-нибудь думали, что увидите такое?
Графиня оглядывается на Марию, и та мысленно повторяет: «Только не так».
Поезд замедляет ход, и все погружаются в благоговейное молчание. Башня нависает над ними, Стена становится выше с каждой секундой. Утреннее солнце освещает серые щербатые камни. Мария выросла на историях об императоре, приказавшем построить эту Стену больше тысячи лет назад, о людях, чьи останки смешаны с ее камнями. И конечно, на рассказах о Сунь Тяньфэне Строителе, который пятьдесят лет назад возвел Стену заново, когда Запустенье надвинулось на Китайскую империю. Император переместил старый фундамент на сто миль к северу, укрепил камень железом, пересек великую равнину, чтобы известить Российскую империю и научить ее, как построить собственную Стену.
Мария думает о людях, что отдали жизнь ради возведения Стен. Если бы не их самопожертвование, разве не расползлась бы скверна до Пекина и Москвы и даже намного дальше? Разве не рыскали бы чудовища по всей стране, не прокрадывались бы по ночам в города?
Поезд останавливается у самого основания башни, над ним выгибается исполинская каменная арка. А еще выше поднимается дозорная вышка со стражниками, десять смотрят в сторону Китая, а другие десять – в Запустенье. Марии известно, что они носят железные шлемы с коваными масками драконов и львов, словно говоря каждому, кто осмелится подойти слишком близко: «У нас тоже есть хищники».
Снаружи выстраивается еще одна шеренга стражников. Многие ли фирмы имеют свою частную армию? Да и вообще, многие ли могут похвастаться достижениями, сравнимыми с достижениями компании? Мария знает ее историю во всех подробностях – да и кто не знает? Эта история началась задолго до появления железных дорог, к середине семнадцатого века, когда группа английских коммерсантов позарилась на богатство шелковых путей и минеральных ресурсов Сибири. Из крохотной штаб-квартиры в Лондоне компания постепенно выросла в торговую империю, а ее основатели приобрели влияние, должности в парламенте и поместья по всей стране. Когда начались трансформации, все ожидали, что компания объявит о своем закрытии. Но то, что выглядело катастрофой, обернулось окном возможностей. Именно у компании достало средств и решимости, чтобы построить железную дорогу, соединив прочной нитью два континента.
Все-таки из поезда стражники компании кажутся очень маленькими, как ни выпячивают они грудь, растягивая мундир. В маске с пустыми глазами и дыхательными трубками они выглядят как карикатура на человека.
– Бедняги, должно быть, уже и не чаяли встретить новый поезд, – говорит графиня. – За какие прегрешения их сослали сюда?
Китайский торговец шелком подходит к окну и с поклоном представляется именем Ву Джиньлу.
– Им внушают, что это большая честь. Они защищают страну.
Но Мария слышала, как вернувшиеся со Стены солдаты гарнизона рассказывали о видениях и кошмарах, о голосах из ночи и необъяснимом трепете.
– Они, должно быть, верят, что в казармах у Стены живут призраки, – продолжает графиня.
– О, призраки гарнизона, – улыбается торговец. – Я тоже слышал эти истории.
«У него довольно беглый русский, – думает Мария, – но с простецким оттенком московских мануфактурных лавок».
– Разумеется, Транссибирская компания не жалует подобные слухи, – говорит он. – Призраки – это так несовременно, и они наверняка откажутся платить аренду. Гм… – Он кивает на дальний конец вагона. – Как будто ждали своего выхода.
Мария глядит туда же. По проходу шагают двое в черных сюртуках, европеец и китаец. Задерживаются, чтобы пожать руку кому-то из мужчин или сдержанно поклониться даме. Один поворачивает голову в сторону Марии, стекла очков отражают солнце, и у нее возникает нарастающий шум в ушах.
– Полагаю, эти джентльмены занимают какую-то должность в компании? – спрашивает графиня, не утруждаясь понизить голос.
– Да, мы и в самом деле польщены, – говорит Ву Джиньлу. – Петров и Ли – вот их фамилии. Торговцы вероятностью.
Он едва заметно усмехается.
Графиня приподнимает брови:
– Что вы хотите этим сказать?
– Думаю, официально их именуют консультантами, но на самом деле они работают с деньгами: подсказывают компании, когда нужно что-то продавать или покупать. Посреднические сделки и все такое. Их глазки-бусинки всегда замечают, чем красят губы леди в Пекине или что пьют джентльмены в салонах Парижа. Они занимаются будущим, которое, по их мнению, вдохнет жизнь в поезд.
– Просто очаровательно, – ворчит графиня. – А мне-то казалось, что самый ценный товар на борту – это пассажиры.
– Консультанты наверняка постараются, чтобы мы в это поверили. Хотя обычно это работа капитана – встречать пассажиров и знакомить их с поездом. Странно, что мы ее еще не видели. – Он оглядывается, будто ожидая, что одно упоминание о капитане заставит ее прийти. – Но с другой стороны, этот рейс… – он неуверенно замолкает на миг, – особенный.
Мария берет у официанта еще одну рюмку водки и осушает слишком быстро, одним глотком. Она пытается сохранить спокойное выражение лица, но чувствует пристальный взгляд графини. Вероятно, эта проницательная старуха способна услышать даже, как колотится сердце Марии. Похоже, ее раззадоривают чужие тайны, воодушевляет возможность подцепить их на крючок.
– Леди и джентльмены, – обращаются к пассажирам по-английски консультанты компании, – просим уделить нам пару минут вашего внимания. Для нас большая честь приветствовать вас от лица Транссибирской компании. Позвольте пожелать вам приятного путешествия на борту нашего замечательного поезда. Конечно же, это путешествие заслуживает особого внимания, поскольку закончится оно на Московской выставке, для тех из вас, кто пожелает ее посетить. А поезд станет доминантой экспозиции нашей компании, как признание наших трудов, как символ уверенности, с которой мы вступаем в новое столетие.
Графиня фыркает – совсем тихо, но слышно.
– Посмотрим, оправданно ли такое самомнение.
Губы торговца шелком дергаются в заговорщицкой ухмылке, и он произносит, понизив голос:
– Знаете, как называет их команда? Вороны. По мне, так очень подходящее прозвище.
«Вороны. Птицы – предвестницы беды».
Когда отец Марии вернулся с того последнего рейса, у него тряслись руки. Он заперся в кабинете и отказывался принимать пищу. Новости о злоключениях поезда уже распространились по городу, слухи расходились кругами и множились. Экономка сообщила, что на улицах только об этом и говорят. Но с губ отца не слетело ни одного слова.
Через день после его возвращения у дверей появились люди из компании, в своих черных сюртуках похожие на похоронных агентов. Мария спряталась за дверью, когда мать выманила отца из кабинета. Служащие компании разговаривали с ним, понизив голоса. Она разобрала только обрывки фраз: «Просчет… ошибка… перенапряжение…»
Когда люди в черном ушли, отец вернулся в кабинет, но мать еще долго сидела у огня. Потом она сказала подошедшей Марии, не глядя на нее:
– Это все из-за его безответственности.
Мария помнит, как стояла, оцепенев от изумления, а мать все не унималась.
– Они говорят, что дело в стекле. Стекло было плохое. Твой отец потратил на него столько времени, но оно оказалось некачественным. Потрескалось. – Мать обернулась к дочери. – Оно должно было всех защитить, а на деле само впустило зло в поезд.
Мать стиснула свою Библию в кожаном переплете, до крови кусая обветренные губы.
– Он не безответственный, – возразила Мария. – Эти люди ошибаются.
Ее охватила ярость, какой она никогда прежде не испытывала. Она едва одолела жгучее желание ударить кулаком по стеклянной столешнице или разбить зеркало, отражавшее безжизненные черты матери и ее собственное лицо, побелевшее от злости.
– Я говорила ему, что от этого места нет защиты, – продолжала мать тусклым голосом. – Но он не слушал. Не понимал, что это место проклято Богом и попавшим туда душам нет и не может быть спасения. Это падшие, проклятые души. И он сам будет проклят в первую голову.
И мать оказалась права, как обычно. Не прошло и недели, как Мария нашла отца навалившимся на стол в его кабинете. Врач сказал: сердечный приступ. Отец напряженно трудился, не заботился о здоровье, и вдобавок все эти потрясения – слишком много для одного человека. И ничего уже нельзя было сделать.
На Марию накатывает тошнота. Невыносимо смотреть на происходящее.
– И хотя мы можем заверить вас, что компания придерживается высочайших стандартов, тем не менее должны напомнить об отказе от претензий, который каждый из вас подписал, подтверждая, что осознает все риски, связанные со столь долгим и амбициозным рейсом.
Пассажиры заерзали в креслах. Одно дело – подписать лист бумаги в уютном зале ожидания первого класса, и совсем другое – осмысливать это уже на борту экспресса. «Пассажир отправляется в путешествие, принимая на себя все его риски. Долг каждого пассажира – сообщать врачу поезда о самочувствии на любом участке пути. Транссибирская компания не несет ответственности за болезни, травмы и гибель людей, имевшие место в поезде».
«Не несет ответственности, – мысленно повторяет Мария. – Просто и ясно».
Во второй раз люди из компании пришли в ее дом вскоре после смерти отца, когда она лежала, свернувшись калачиком, у себя в спальне, а мать дожидалась плакальщиц в гостиной, облачившись в траурный креп. Экономка попросила Марию спуститься вниз:
– Двое мужчин требуют отпереть дверь в кабинет вашего несчастного батюшки, – сказала она. – А у матушки, благослови ее Господь, так тяжело на сердце, что она не состоянии их остановить. Они утверждают, что все его труды – собственность компании.
Но Мария не смогла поднять затуманенную, отяжелевшую голову с подушки, не смогла сообразить, что должна сказать этим людям. Она просто закрыла глаза, а незваные гости унесли все, что осталось от трудов и доброго имени отца. Мария так и не простила себя за это. И никогда не простит.
Далее Вороны представляют пассажирам врача, и тот рассказывает о так называемой болезни Запустенья и ее симптомах. Мария узнала все это из книги Ростова: недуг начинается с упадка сил, с усталости, а затем развиваются галлюцинации. «Больному может казаться, что его преследуют, что нужно немедленно высадиться. Он забывает свое имя, не помнит, как и для чего оказался в этом поезде. И хотя при надлежащем уходе возможно излечение, не каждому выпадает такая удача».
У болезни нет физических проявлений, она действует коварно, исподволь – Ростов называет это помрачением рассудка.
– И что мы должны делать, если заметим симптомы у кого-то? – спрашивает миниатюрная женщина, что сидит, ухватившись за руку мужа, и теребит жемчуг на шее.
– В таком случае вы обязаны сообщить мне, ради безопасности всех, кто находится в поезде, – отвечает врач столь мрачным тоном, что женщина еще крепче сжимает руку супруга.
– Теперь мы вас покидаем, продолжайте наслаждаться напитками и знакомиться друг с другом. Не сомневаемся, что к концу путешествия вы станете добрыми друзьями.
