скачать книгу бесплатно
Чувствую, как от лица отливает кровь.
Он что… чувствует запах? Или следил?
Вот дерьмо…
– У Кая очень талантливый язык, – выпаливаю я, испытывая волну словесного недержания, которое, уверена, приведет меня к немедленному выселению.
– М-да? – Рордин делает шаг вперед, голос проникает мне под кожу, обхватывает сердце.
Сжимает его.
Отступаю подальше, изо всех сил стараясь найти хоть каплю воздуха для изнемогающих легких.
– Тебе разве… э-э… не пора в какую-то из деревень? – спрашиваю я более хрипло, чем обычно.
На этот раз Рордин вскидывает обе брови.
– Барт. Да. А что? Хочешь присоединиться?
Молча хлопаю глазами.
Он что, недостаточно меня задергал за день? Я уже и так согласилась на этот его бал.
– Нет, спасибо.
Клянусь, я слышу, как слова тяжело и гулко падают между нами на пол.
Уголок рта Рордина едва-едва заметно дергается, почти смягчая один из его многочисленных жестких углов.
Почти.
– Ты знаешь, – начинает Рордин, закатывая рукава, обнажая мощные смуглые предплечья и хвостик серебристых письмен, которых мне хочется увидеть больше. – Там есть пекарня, где готовят лучшие медовые булочки на всех территориях.
Хмурюсь.
– А ты не можешь просто захватить для меня несколько? – почти предлагаю сунуть их в Шкаф в обмен на мое подношение, но мы о нем не говорим.
Никогда.
Рордин пожимает плечами – плавным движением, которое удивительным образом достаточно смертоносно, чтобы сокрушить чей-нибудь дух.
Мой дух, если использовать его в правильной обстановке.
– Их… правила не разрешают вынос булочек.
Я не знаток всего, что лежит за границами земель замка, но тут уверена: это полная чушь.
– Итак? – давит Рордин полным, безраздельным вниманием, заставляя чувствовать себя так, будто я стою перед судом в ожидании наказания за ужасный проступок.
Украдкой отступаю еще на шаг и там наконец нахожу чуточку воздуха, прерывистое дыхание становится более ритмичным, но Рордин продолжает уничтожать меня взглядом коварных глаз, от которого собственная кожа кажется мне прозрачной. Он будто видит меня насквозь, наблюдает за вращением шестеренок.
Видит ли он, как завязаны они на своем кружении? Как легчайший тычок способен разорвать меня на части, разметать ошметки по полу?
– Я останусь здесь, – шепчу я, и глаза Рордина заволакивает тень, на его щеках напрягаются желваки.
– Живи, Орлейт. Все, о чем я прошу, это чтобы ты жила.
– Я живу. – Таков мой бесцветный ответ, и он встречен вздохом, который вырывается у Рордина так, будто тот его долго сдерживал.
Наверное, Рордин уже начинает уставать от этой игры. Что ж, не он один.
Он дергает подбородком в мою сторону.
– Разве ты не должна быть сейчас обмотана измерительной лентой?
Проклятье.
Опускаю взгляд на ямочку на его подбородке и снова принимаюсь отжимать волосы, будто в этом нет совершенно ничего необычного.
– О, упс. Вылетело из головы, наверное.
Рордин снова манит меня пальцем – отрывисто, словно подергивает наживку.
И я, прямо как тупая рыбина, ее хватаю – и вижу, что он по-прежнему смотрит так, будто моя кожа прозрачна.
Отвечаю тем же, пусть воды Рордина настолько мутны, что вряд ли ил однажды осядет настолько, чтобы я поняла их истинную глубину.
– Вылетело из головы, Орлейт? Я и не подозревал, что там ветрено.
Пожимаю плечами и тихонько ворчу, с тоской глядя на вход в Каменный стебель…
– Тебе повезло, – рокочет Рордин, указывая в противоположную моему убежищу сторону, – я как раз туда направляюсь. Могу тебя сопроводить.
Ну разумеется.
На долю мгновения всерьез подумываю броситься в свою башню. Рордин туда никогда не поднимается, только если я стою за дверью, что нас разделяет, и капля моей крови смешивается с водой в хрустальном кубке.
А потом отметаю эту мысль, когда Рордин склоняет голову набок, будто все знает.
От этого хищного жеста по мне пробегает дрожь – пытаюсь ее скрыть, вздергивая подбородок, перекидывая влажные волосы через плечо и удаляясь в указанном направлении.
Я знаю, когда можно лезть в бой, а этот…
Этот я уже проиграла.
Ненавижу это место, его забитые рулонами ткани углы, толпы манекенов на разных стадиях раздевания. Я не ценитель изысканных вещиц и экзотических тканей – мне неинтересно разгуливать, распушив перья, как некоторые мужчины и женщины, которые каждый месяц собираются на Трибунал.
Созерцаю свой приколотый к шнуру между двумя стенами повседневный наряд. С него вовсю капает вода.
Вот все, что мне нужно. Подвижность и никаких рюшей. Одежда, которая помогает сливаться с окружением.
Вздыхаю, вытирая волосы полотенцем. Я сижу, взгромоздившись задницей на стул, втиснутая в угол комнаты, словно неодушевленный предмет. Рядом со мной стоит манекен с лицом, похожим на куклу, которая у меня была… до того как я выбросила ее за балюстраду, слишком уж пялились ее широко распахнутые глаза.
Невидящие.
Наблюдать, как она разбилась о камень у основания моей башни, оказалось довольно приятно.
Огромный халат соскальзывает с обнаженного плеча, и я натягиваю его обратно, не отвлекаясь от щели, которую оставляет приоткрытая дверь.
В соседней комнате на платформе стоит Рордин, а вокруг него порхает хорошенькая помощница Говарда, шурша шелковистой черной тканью, измеряя лентой руки, грудь, внутреннюю сторону бедра…
Мельком вижу серебристые татуировки, которые обвивают бок Рордина – тончайшие письмена, что тянутся на коже, сужаясь вокруг мышц, словно штриховка на картине. Слова, которые я не узнаю, не понимаю, даже не представляю, как произнести.
Вытягиваю шею, стремясь рассмотреть их получше. Щеки пылают все сильней. Взгляд скользит вверх – и вдруг натыкается на глаз цвета ртути, что пригвоздил меня к месту сквозь щель, словно пущенная точно в цель стрела.
Резко втянув воздух, я отвожу взгляд.
– Мы закончили? – спрашивает Рордин таким жестким тоном, что я вздрагиваю.
– Да, владыка, – выпаливает Дольси нежным, будто летний ветерок, голоском.
Завидую.
– И вы положили глаз на черный кашемир с высокогорных пастбищ?
– Да, – отвечает Рордин. – Но бал нейтрален, так что Орлейт не привязана к цветам Окрута. Она вольна выбрать что-нибудь другое.
Хмурясь, я поднимаю взгляд на дверь, которая со скрипом приоткрывается сильней.
В проеме возникает овальное лицо Дольси, на фоне пышных кудрей цвета почвы выделяются голубые глаза.
– Твоя очередь, – произносит она с милой улыбой, явно вымученной.
– Прелестно.
Следую за Дольси в комнату, полную солнечного света, что льется в большие квадратные окна, и в нос мгновенно бьет его крепкий, земляной запах.
Сжимая губы в тонкую линию, борюсь за свое самообладание.
Тереблю пояс, завязанный вокруг талии узлом, поднимаюсь на платформу для примерки, стараясь не обращать внимания на Рордина, который с опущенной головой застегивает пуговицы.
Говард врывается, словно осенние листья на стремительном ветру, его огненные волосы торчат во все стороны. У него кремовый цвет лица типичного выходца с Востока, хотя Говард щеголяет в черных цветах жителя Запада, с дополнениями вроде оборок на рукавах и темной кружевной аппликации на жилете. На середине переносицы красуются маленькие очки под стать глазкам-бусинкам, которые проскальзывают взглядом по моей фигуре.
Говард взмахивает рукой в мою сторону и сразу же переводит внимание на сложенные в углу рулоны ткани.
– Халат. Снять.
Рордин прочищает горло, а потом, отвернувшись, уставляется в окно и продолжает заниматься пуговицами. И явно не собирается уходить.
Ну конечно.
Прерывисто вздыхаю и развязываю пояс, прикусив нижнюю губу. Шелковистая ткань скользит по плечам, обнажая корсет, который с трудом меня удерживает.
Понятия не имею, как должна двигаться в этой штуковине – или нормально дышать, – но этот пыточный предмет одежды, который слишком сильно открывает мою тесную кожу, очевидно весьма в моде.
Все время, которое Дольси потратила на запихивание меня в эту хреновину, она хмурилась. Наверное, потому, что процесс отнял у нас обеих полчаса жизни. И вот теперь я стою на платформе и чувствую себя деревом без листьев, которые могли бы скрыть силуэт.
Говард кладет руки на раздутый животик, разглядывая меня так же, как я оцениваю камень, прежде чем нанести краску.
– Ты постройнела в талии, моя дорогая. Переломишься пополам, если не будешь осторожна.
Открываю рот…
– Ц-ц-ц! Это был не вопрос.
Говард снова машет рукой и достает рулон богатой зеленой ткани. Ее прикладывают ко мне, затем быстро меняют на другую, цвета моей глицинии. Взгляд Говарда перепрыгивает с моих глаз на влажные волосы, на обнаженную кожу и наконец останавливается на кулонах на шее.
Говард постукивает по камню кончиком карандаша, который достал из-за уха.
– Это все останется, так?
В следующий же миг прикрываю ладонью круглый чернильный камень и раковину.
– Да, – отвечает Рордин, разворачиваясь, и я наталкиваюсь на леденящую силу его всепроницающего взгляда.
Я не снимаю эту цепочку. Никогда. Рордин подарил мне этот камень, когда я только сюда попала, с тех пор я его и ношу.
У меня есть несколько самых ранних воспоминаний, из тех времен, когда я была такой маленькой, что подъем на Каменный стебель казался мне восхождением на гору, даже когда Бейз или Кухарка держали меня за руку и помогали с каждым шагом, и я чувствовала на шее приятную тяжесть камня.
Пусть тогда он и казался увесистым, он научил меня ходить с лучшей осанкой. Держать голову высоко и двигаться.
Однажды я унесу его с собой и в землю.
Рордин прислоняется спиной к стене у окна, скрестив ноги в лодыжках, и выглядит он при этом вполне расслабленно и комфортно. Я чуть не закатываю глаза, когда Дольси склоняется поднять с пола несколько булавок и мельком оглядывается, проверяя, смотрит ли Рордин.
– Ну, пусть. Поработаем вокруг. Итак, мне нравится зеленый. – Говард подносит длинный отрез ткани к моим глазам. – Тон подчеркивает оттенок волос. Или же розовое золото, более мягкий подход, – размышляет он, сменяя отрез. – И более невинный.
Как он может так говорить, когда у меня грудь буквально выпрыгивает из этого пыточного сооружения? Скучаю по своей обвязке.
– Еще есть красный, который будет выглядеть потрясающе, однако, вероятно, привлечет… – Говард склоняет голову на один бок, потом на другой, – зрелое внимание.
Он продолжает подбрасывать информацию в сторону Рордина, поднося к моему лицу разные образцы. Пока он говорит, Дольси укутывает мое тело жесткой кремовой тканью. Кусок за куском прикалывает ее ко мне в виде наряда, который оставляет очень мало пространства воображению.
Платье начинает обретать форму, и с каждой вставкой ткани мое нутро скручивается чуточку сильнее, я каждые несколько мгновений опускаю взгляд, чтоб увидеть, сколько же кожи Дольси не накрывает.
Выронив подушечку с булавками, она снова поворачивает свои чувственные изгибы в сторону Рордина, и я тут же хватаюсь за возможность немного подправить ткань так, чтобы наряд выглядел не настолько уж откровенно.
Дольси быстро возвращает ткань на место, как только встает.
