скачать книгу бесплатно
– Некоторые станции – как обычные, только на них платформы без облицовки. По другим линиям спецметро вместо поездов с рельсами ходят троллейбусы. Платформ там нет, просто большие площадки. На некоторых – какие-то склады. Постоянно чего-то возят и перегружают. Склады охраняются собаками. Поэтому мы постоянно таскали с собой НЗ – колбасу или сыр, чтобы с ними разойтись по-хорошему. Главное – их не бояться. Тогда тут же станешь своим.
Андрей смотрел на Гарика, а сам продолжал думать о его рассказе про встречу со старцем. Внутренне он верил диггеру. По интонации голоса и лицу рассказчика чувствовалось, что тот говорил правду.
Пора было собираться в путь. Чернуха обещал вывести другим путём – через стоки к Москве-реке. Продолжив спуск по каменоломне вниз, они прошли ещё два-три зала и попали в тоннель с узкоколейкой. Через несколько минут упёрлись в кирпичную стену.
Справа под насыпью был лаз, и пришлось проползти метров двадцать по-пластунски. Острые камни резали локти, пыль забивала ноздри, но все, наконец-таки выбравшись в просторный тоннель, весело отряхивались и шутили.
Помогая Ольге стряхнуть белёсую пыль с ветровки, Андрей невольно вновь ощутил её упругое тело под свитером. Она не сопротивлялась, стояла в полумраке и лишь проводила руками по его волосам. Затем неожиданно прижалась к нему всем телом, обхватив шею. Остальные ребята уходили по тоннелю всё дальше, а они замерли, слившись в долгом поцелуе…
Глава 9
Букинист. Вторая встреча с Альтманом.
Месяцы, проведённые на Арбате, летели, как птицы. После жаркого лета наступила золотая осень с частыми, но непродолжительными дождями. После летних отпусков жители Москвы возвращались в столицу. Улицы города постепенно наполнялись людьми и машинами. Арбат вновь был полон посетителей и днём и ночью. После некоторого летнего «затишья» картины художников со Стены вновь стали активно продаваться.
Голубые Мечи много писал и днём, и ночью. Может быть, дополнительную энергию давал ему «траходром», понемногу возвращая заряд, вложенный в него секс-марафонцами и их подругами. Во всяком случае, он практически полностью высыпался за два или четыре часа. «Лишь бы количество часов было чётным», – отметил он как-то про себя, смотря утром на будильник.
Подобно снежному кому, Андрей быстро обрастал знакомыми на Арбате. В основном это были художники или продавцы картин. Но встречались среди них и люди, одержимые другими страстями.
Однажды он увидел на углу Серебряного переулка и Арбата человека с большими раскрытыми чемоданами, в которых были разложены старинные книги. Молодой художник долго стоял около них, внимательно разглядывая потемневшие от времени обложки.
Он с детства любил книги. Уже к десяти годам перечитал всю библиотеку приключений, являвшуюся украшением коллекции отца. Это был не стандартный набор книг в одинаковом переплёте, которые покупали обыватели для украшения интерьера. Отец подбирал книги на свой вкус. В основном, антикварные книги с прекрасными гравюрами, переложенными папирусной бумагой. Частично – сборники фантастики и приключений различных годов, издававшиеся собраниями по двенадцать – двадцать томов.
Будучи офицером военно-морского флота, отец создал научно-техническую библиотеку по истории военного судостроения, развития российского и зарубежного флота. Основу её составляли научные исследования с массой таблиц и чертежей. Но также на полках в кабинете отца стояло много литературы на английском и немецком языках, которые он знал в совершенстве. Как правило, иностранные издания были хорошо оформлены и содержали красивые цветные иллюстрации, изображавшие историю военного судостроения со времён Трои до Второй мировой войны. Когда отец отправлялся в дальние командировки, маленький Андрей любил заходить в его кабинет и брать книги не только из застеклённого шкафа, который был для него «разрешён», но и со стеллажей рядом с рабочим столом, где стояли толстые тома энциклопедии и книги по искусству.
– Вас интересует что-то конкретное или вы так, посмотреть? – вежливо поинтересовался человек средних лет в бежевом вельветовом пиджаке и потёртых джинсах.
Казалось, он был покрыт вековой пылью, как и его древние фолианты, лежавшие в старых фибровых чемоданах. На Арбате все его звали Букинист. Родом он был из Пензы, но уже много лет как поселился в Москве и занялся перекупкой книг, благо сам любил литературу и хорошо в ней разбирался. Нуждавшиеся в деньгах пожилые люди приносили ему книги, и он обстоятельно разговаривал с каждым, стараясь не обманывать, а называть истинную стоимость старинных фолиантов в отличие от букинистических магазинов, предлагавших сущие гроши. Поэтому из месяца в месяц клиентура его росла. Со временем Букинист снял комнату на Арбате и нанимал местных ребятишек, чтобы они помогали ему каждый день управляться с росшей как на дрожжах коллекцией книг, которая уже не умещалась в его семи огромных чемоданах. Звали его Николай.
– Да, я такое вижу в первый раз, поэтому сначала нужно рассмотреть всё, как следует, – потирая ладони и не спуская глаз с книг, сказал Андрей. Из завернутых в целлофан старинных изданий его взгляд выхватил книгу на английском языке «Paradise Lost», на тёмно-серой тиснёной обложке которой были лишь инициалы автора: J. M. Ниже было написано: «A Poem in Ten Books. Printed and to be sold by Peter Parker. London 1668.»[10 - Поэма в десяти книгах. Напечатано и распространяется Питером Паркером. Лондон 1668 год.]. Андрей замер в восхищении.
– Это на самом деле издание «Потерянного Рая» Джона Милтона 1668 года?
Продавец понимающе заулыбался.
– Да нет, это английская перепечатка двадцатых годов. Вот, смотрите, – он раскрыл титульный лист, внизу которого мелким шрифтом было написано: Monesuch Press. London 1926, – Но сделана весьма добротно. Вот, посмотрите какая замечательная печать, ручной переплёт, тиснение, свиная кожа. Иллюстрации – акварели Вильяма Блэйка. Если бы это был подлинник первого издания 1668 года, разве я стоял бы здесь…
Голубые Мечи попросил разрешения посмотреть книгу. Николай открыл обложку и аккуратно, чтобы не переламывать переплёт – стал показывать иллюстрации. В своё время Андрей впервые услышал об этом произведении Дж. Милтона от преподавателя английского языка Роны Авраамовны (которая, кстати, жила на Арбате, куда он приходил брать частные уроки). От неё он узнал о вещах, которые показались ему кощунственными и завораживающими одновременно: о восстании ангелов в раю, о том, что его поднял Сатанаэль – старший сын Бога против тирании своего Отца. Что якобы тот поручил ему создание людей – существ материального мира. Сатанаэль вылепил тело Адама, а Бог вдохнул в него душу. Затем он создал Еву, а Бог – её душу. Сатанаэль был членом Божественного совета, на него было возложено ежечасное наблюдение за всеми человеческими созданиями. Отец заставлял его делать самую ответственную и в том числе наиболее грязную работу – в частности, исполнять зло, назначаемое грешникам от Бога. В дальнейшем, после восстания ангелов, когда Сатанаэль был низвергнут, он потерял божественное окончание «эль» в конце своего имени (коим обозначались все приближенные Бога-Отца) и стал именоваться просто Сатана.
Кровь в висках застучала сильнее. Андрей остро ощутил состояние «дежа-вю». Он уже когда-то стоял вот так, перед такой же раскрытой старинной книгой и сквозь неё видел картины, представшие его взору когда-то очень давно, возможно, в прежней жизни. Он вдруг отчётливо вспомнил детали сна, который пережил в одну из первых ночей в своей арбатской мастерской, когда ему явилось белесое привидение в углу комнаты, затем картина Мадонны, ступающей среди многочисленных свечей, а в завершение – страшный и длинный сон о собрании князей Тьмы в пещере Джетта Гротто. Да, они называли его именно Сатанаэль. Рона Авраамовна тоже произносила это имя полностью – с божественным окончанием «эль». А Люцифера они называли вторым именем – Рафаэль Блистательный… Какие там ещё были имена… Вельзевул… Асмодей… Астарот…
Голубые Мечи передал книгу Николаю, а сам стал судорожно искать в карманах куртки маленький блокнот и карандашик, с которыми не расставался никогда. Образы существ, виденных во сне, вставали один за другим. Цепочка имен, всплывавших в памяти, продолжилась: Лилит, Велиал, приап Бельфегор, рыцари Барантер, Абраксас, Бегемот… демоница Веррье. Сознание выхватывало лишь отдельные картины сна и наиболее колоритные образы.
Андрей быстро записывал всплывавшие в памяти имена. Некоторых из них он не помнил, но отчетливо видел внутренним зрением образы демонов, быстро набрасывая их в блокноте. Существо с жабрами, панцирем в шипах и хвостом дельфина… Весь зеленый… Как его звали? Ведь он повелитель морских стихий… Кажется, Тритон, или вернее Тритониус… Да, да… Тритониус!
Молодой художник громко произнес последнюю фразу вслух и испуганно оглянулся. Букинист заинтригованно смотрел на его зарисовки в блокноте.
– Я смотрю, вы в теме, молодой человек…
Андрей хотел, было, поделиться с незнакомцем своим воспоминанием о необычном сне, но осекся на полуслове и спросил:
– Э-э…м-г-г… Скажите, а сколько стоит эта книга?
– Просил полторы тысячи. Но вам могу уступить…
– Рублей?
Букинист ухмыльнулся, отчего Андрею стало неловко.
Видя разочарование в глазах художника, Букинист добавил:
– Это роскошное издание, возможно для вас слишком дорого. Я понимаю… У меня такие книги покупает один коллекционер. Постоянный клиент. Хоть и эмигрант, но в русской литературе, да и вообще в искусстве разбирается.
– Эмигрант?
– Да, он во Франции живёт, но здесь часто бывает…
– Седой такой?
– Да, – оживился продавец книг.
– Альтман?
– Да, Александр Лазаревич, а вы тоже с ним знакомы?
Андрей утвердительно кивнул головой, продолжая рассматривать книгу. Букинист понимающе посмотрел на него. Порывшись в своих волшебных чемоданах, он через минуту радостно вытащил ещё одну книгу.
– А вот то, что вам наверняка подойдёт. Сытинское дешевое издание. В нём обе поэмы – «Потерянный рай» и «Возвращенный рай», посмотрите…
Андрей взял пыльную книжечку с пожелтевшими страницами, на титульном листе которой было написано: «Потерянный рай и Возвращенный рай» Поэмы Iоанна
Милтона. Е. Т. Типография Высочайше утвержд. т-ва И.Д.Сытина. Москва, 1910»
Андрей вспомнил слова, произнесённые когда-то Роной Авраамовной, доставшей из старинного шкафа в своём кабинете книгу с сочинениями Джона Милтона:
– Ещё А. С. Пушкин, прочитавший в своё время «Потерянный рай» и «Возвращённый рай» Дж. Милтона в подлиннике, сказал, что эти поэмы – достойное продолжение творений Гомера и Вергилия, но написаны достаточно сложным для понимания языком, даже для людей знающих английский.
Улыбнувшись, она добавила:
– Вот поэтому-то, дорогой мой и нужно учить английский как следует. Тогда сможешь прочесть и понять многое, что недоступно пока в нашей стране…
И действительно, найти перевод этой книги, или прочитать где-либо нечто подобное в те годы было практически невозможно.
Теперь же перед ним была книга с переводом. Ведь английский первоисточник – немыслимо сложный. Перелистав текст поэмы, и пытаясь вчитаться в строчки, записанные женой и дочерью автора давным-давно в семнадцатом веке под диктовку слепнущего от глаукомы Джона Милтона, Андрей понял, что и при его нынешнем уровне знания английского эта задача – не из легких. Хорошо, что в сытинском издании есть и подстрочник и перевод в стихах. Заодно можно и язык подучить по параллельным текстам.
– Тут и английский текст, и перевод Е. Кудашовой в стихах, – не унимался Букинист, – Ведь первый перевод архиепископа Амвросия был просто подстрочником, к тому же сделан с французского. Книга замечательная. Правда без иллюстраций… За сто баксов отдам…
– Как же это так, художнику и без иллюстраций, – послышался сзади знакомый баритон.
Андрей повернул голову налево – рядом стоял Альтман, пахнущих дорогим парфюмом, в тёмном плаще до пят с перекинутым через плечо белым кашне и зонтом-тростью в руке. Улыбаясь своей голливудской улыбкой, он поздоровался с Букинистом и Голубыми Мечами. Узнав в чём дело, он предложил:
– Я и сам присматривался к этой книге, – он указал на серый фолиант, – но возьму, пожалуй, не менее роскошное издание А. Ф. Маркса 1885 года с иллюстрациями Гюстава Дорэ. Так, что эту книгу – уступаю вам, Андрей.
– Мне такая редкость пока не по карману.
– Мне нравится слово «пока» в вашей фразе, мой дорогой художник. Правильно! Для творческой личности не должно быть никаких преград. Sans fronti?res[11 - Без преград (франц.)], как говорят во Франции! Ведь эта книга нужна вам, как никому… поверьте, я то лучше знаю. Да что там, – вижу по глазам!
С этими словами Альтман обнял Андрея за плечи, покровительственно обратившись к Букинисту:
– Коленька, упакуй обе книги как полагается.
Андрей всё же попытался возразить:
– Александр Лазаревич, но я не могу принять от вас такой дорогой подарок…
– Давайте считать это предоплатой за последующие картины, которые я намерен купить у вас.
Голубые Мечи переглянулся с Букинистом и радостно пожал протянутую Альтманом руку.
– Тогда годится! Спасибо, Александр Лазаревич. Может, пойдём в мастерскую, и вы сразу выберете, что вам нравится? Тут совсем рядом – вот в этом доме на углу со Староконюшенным, – Андрей указал на противоположную сторону улицы..
– О, у вас теперь своя мастерская на Арбате?
– Да я уж полгода здесь снимаю угол с другими художниками.
– Замечательно, только сегодня никак не могу. У нас с моими партнерами сегодня завершилась одна крупная сделка, и я должен спешить на встречу. Но в ближайшие дни загляну. Мне нравятся ваши портреты, композиции людей. Откладывайте их для меня. Раз в месяц буду всё покупать. Вообще есть такая идея каталог ваш издать…
– Коленька, – вновь обратился Альтман к Букинисту, – Гроция и Вондела достал?
– Пока только Гроция. Только он на латыни…
– Так он и должен быть на латыни, дружище… мне эти ублюдочные поздние переводы ни к чему, – расхохотался седовласый коллекционер, распечатывая банковскую пачку долларов и отсчитывая необходимую сумму.
Привычно закрывая плечом деньги от взглядов вечерних прохожих, он немного наклонился к Букинисту и о чём-то оживлённо перешёптывался с ним некоторое время. Затем добавил заранее заготовленную пачку купюр, перетянутую резинками и вложил всю сумму в неизменный «Московский комсомолец».
Через минуту Букинист вынес из-за своего прилавка два увесистых свертка в чёрных пластиковых пакетах. Принимая свой пакет, Альтман удивился:
– А чего это он такой тяжёлый?
– Вы ведь сами сказали, что возьмёте издание А.Ф.Маркса 1885 года. Вот я его вам и упаковал…
– Ну, ты, пензюк, молодец… далеко пойдёшь, – седовласый коллекционер остановился, передал свёрток Голубым Мечам, и долго отсчитывал купюры на ветру, заслоняя их раскрытым зонтом от первых капель начавшегося дождя.
Андрей ранее знал, что из Пензы вышло большое количество учёных, знаменитых писателей и поэтов (Лермонтов, Радищев, Белинский, Салтыков-Щедрин, Лесков, Мейерхольд, Столыпин, медики Филатов, Бурденко и др.). Но то, что довелось услышать о книгах и истории литературы за полтора часа от этого, невзрачного на первый взгляд, человека, просто поразило его. Он ещё раз убедился, что выходцы из Пензы – глубоко просвещённые и необычайно начитанные люди. Андрей с уважением смотрел на предприимчивого Букиниста, радостно потиравшего руки от удачной сделки. Тот, широко улыбаясь, на прощание добавил:
– Приходите ещё. Кстати, мне на следующей неделе принесут гравюры А. Дюрера к «Потерянному раю». Лейпцигское издание, 1895 год. Полиграфия – просто закачаешься!
Альтмал поднял вверх указательный палец, а затем, переводя его в сторону Голубых Мечей, обратился к Букинисту:
– O, кстати, Николай – обязательно отложи их для Андрея. И вообще, всё что ему понравится – под мою ответственность… Этому замечательному художнику отныне я открываю безлимитный кредит – Le compte ouvert[12 - Открытый счёт (франц.)], как говорится!
С этими словами Альтман обнял Андрея за плечо, и они пошагали к углу Староконюшенного. Только сейчас Голубые Мечи понял, что седовласый коллекционер был немного под шафэ. Он шёл, опираясь на художника, чуть покачиваясь и широко жестикулируя. Дождь усиливался. Дойдя до подъезда, где жил Андрей, Александр Лазаревич сказал:
– Хорошо, теперь буду знать, где расположена ваша мастерская. Не сочтите за труд, пусть эти две книги тоже побудут у вас. Боюсь испортить их под таким дождём. Заодно почитайте на досуге. Я зайду на следующей неделе. Созвонимся.
Голубые Мечи записал для него телефон квартиры Синяка на заветном блокноте. Протянув оторванный лист, художник удивился выражению на лице коллекционера: деланная улыбка ещё не сошла с его уст, но глаза были серьёзны и устремлены на карандашный набросок Тритониуса на предыдущей страничке блокнота, который Андрей сделал во время беседы с Букинистом.
– Здорово схвачено, – оправившись от оцепенения, вновь улыбнулся Альтман, – Это откуда-то срисовано, или как говорят в народе «из головы»?
– По памяти, – уклончиво ответил Андрей, принимая из рук коллекционера тяжеленный сверток с книгами.
– Прекрасно. Я в вас не ошибся. Вы – настоящий талант. Ну что ж, пора прощаться, спокойной ночи, художник, – с этими словами Александр Лазаревич крепко пожал руку Андрею и пошагал в сторону «Праги».
Открывая дверь подъезда, художник ещё раз оглянулся. Фигура Альтмана смотрелась как арбатский мираж двухсотлетней давности и даже как гротеск: седые кудри, взлохмаченные порывами ветра, белое кашне, длинный чёрный плащ с поднятым воротником и большой зонт, по которому барабанили капли сентябрьского дождя.
Глава 10
Свадьба Вождя и Петровны
Быстро наступившая непогода несколько охладила эйфорию Голубых Мечей относительно первых успехов на Арбате. Дождь как из ведра в октябре и снег с дождём в ноябре свели до минимума продажи картин на Стене. Начавшийся ремонт всего покрытия на улице превратили Арбат в сплошную стройплощадку. Вождь со своими ребятами вынужден был каждый день носить картины к самому ресторану «Прага» и развешивать их на заборе, чтобы с трудом заловить одного-двух покупателей в неделю. Его колоритная внешность, чёрная широкополая шляпа и потертый кожаный плащ, который он выменял с наступлением сезона дождей на Арбате – невольно притягивали туристов к картинам, у которых он стоял целыми днями. Но «притягивал» он не только покупателей – сотрудники доблестного пятого отделения милиции, переодетые в штатское, неустанно следили за ним и при первой же продаже отбирали у него последние крохи. Васильев не имел московской прописки, и это давало повод стражам порядка таскать его в участок просто так, «для профилактики», каждый раз получая с художника мзду за глоток свободы. Поэтому, ребята попеременно дежурили у картин целыми днями вместо того, чтобы писать новые работы. Большинство продавцов картин, от которых летом не было отбоя, чувствуя, что в октябре-ноябре на Арбате «ловить нечего», под разными предлогами перестали появляться в квартире Синяка. Благо, хозяйка квартиры Валя, понимая сложность ситуации, не требовала оплату за аренду мастерских, а была согласна подождать до лучших времён.
Голубые Мечи почти полностью израсходовал запас финансов, образовавшийся за весну-лето (слава богу, ещё хватало старых красок) и вынужден был также стоять у картин с друзьями, время от времени бегая погреться в кафе «Арбатский дворик». Когда у кого-то продавалось хоть что-то, везунчик «проставлялся» остальным. В тяжёлые зимние месяцы, когда приходилось делиться с друзьями последним куском, ребята сдружились по-настоящему.
Но даже когда в кармане не было ни гроша, и Голубые Мечи вынужден был несколько недель жить лишь на чае и «Беломоре», у него не было мысли продать диковинные книги, которые остались у него после встречи с Альтманом. Сам коллекционер за это время на Арбате не появлялся, а по телефону, который значился в его визитке, никто к трубке не подходил. Голодными ноябрьскими вечерами Андрей раскрывал книги и перечитывал полюбившиеся отрывки поэмы. Так и засыпал в обнимку с серой книгой, подаренной Альтманом. Странное дело, но голод необычайно раздвигает сознание и совершенствует память. Голубые Мечи смог в деталях восстановить свой необычный сон о собрании демонов в пещере Джетта Гротто. Он сделал несколько новых пометок и зарисовок в своей записной книжке.
Однажды, когда Голубые Мечи, продрогнув от холода в своей джинсовой куртке на тоненьком искусственном меху, стоял с Царевичем у забора, на котором были вывешены их картины, к ним подошла группа упитанных американцев. Один из них, высокого роста, нёс на плече большую профессиональную кинокамеру. Остановившись около художников, они попросили разрешения снять картины. Не спеша, с расстановкой начав съёмки и сопровождая их пространными комментариями о перестройке в СССР и «русском Монмартре» – Арбате, они решили взять интервью у Царевича. Андрей скромно стоял в стороне, не желая попадать в кадр, но готовый помочь в переводе, если потребуется. Царевич был одет в свою неизменную потёртую солдатскую шинель и кирзовые сапоги. По всей видимости, его внешний вид соответствовал стереотипам американских киношников о России и её жителях. Переведя камеру на его готические картины с развалинами храмов, разбросанными по снегу металлическими кроватями и бродячими между ними странными людьми в капюшонах со свечами в руках, американцы долго снимали крупным планом эту мрачную аллегорию разваливающейся империи, время от времени переводя объектив на автора, то и дело смахивавшего снег со своей бритой головы. Затем репортёр на ломанном русском языке обратился к Царевичу:
– Скажите, все ваши картины на этих досках, они… есть такие мрачные, страшние… Почемьюу?
– Это – мои сны, – не вынимая «Беломор» изо рта и подняв повыше воротник шинели, гордо ответил Царевич.
– О, какие ужасные сны…
– А жизнь – ещё хуёвее!
Американские журналисты оживлённо закудахтали между собой, переваривая сказанное, и удалились
В декабре, накануне Нового года и Рождества продажи пошли веселее. Часть мостовой – от ресторана «Прага» до магазина «Цветы» – была выложена новенькой брусчаткой, и художники вновь стали вывешивать свои картины на Стене. Жизнь понемногу стала налаживаться, они рассчитались с долгами и стали иметь больше времени для работы в мастерской. Благо, и продавцы в предвкушении рождественских продаж, вернулись на Арбат.
Васильев поведал Андрею, что хочет прописаться в Москве, поэтому решил жениться на шестидесятилетней Вере Петровне, которая жила по соседству – в доме, где на первом этаже располагалась аптека. Петровне было жалко художника, являвшегося своего рода «рекордсменом» по продажам своих картин на Арбате, но которому «менты» совсем не давали жизни из-за отсутствия прописки. Она понимала, что в определённой степени рискует, прописывая у себя в крохотной квартирке на Арбате своевольного и бесшабашного художника, но понимала, что в глубине своей души Васильев был как ребёнок. Ей нравились его картины, она считала его гением. Поэтому, обдумав за февраль-март предложение Вождя, дала своё согласие.
«Молодые» подали заявление в районный ЗАГС, и Вождь с утроенной энергией стал днём и ночью писать картины, чтобы собрать денег на свадьбу, назначенную на начало мая. Остальные ребята по мере сил помогали ему в этом. После некоторого застоя в феврале, весной продажи пошли лучше.
Друзья быстро накапливали сумму, необходимую для организации свадьбы Вождя, которая должна была состояться в начале мая. При этом они старались держать свои приготовления в тайне от Петровны. Она часто приходила в квартиру Вали Синяка вечером на чай.
Петровна была добрая женщина, искренне жалевшая Вождя и всех художников на Арбате. Сквозь толстые линзы очков она радостно смотрела на новые произведения Вождя, особенно любила наблюдать, как он работает. Петровна понимала, что парню просто нужна была московская прописка, и не строила иллюзий относительно их будущего брака. Ей даже немного льстило, что у неё такой молодой и видный «жених», который всегда поможет по хозяйству, а также несколько скрасит (материально и морально) её пенсионное существование.
Немаловажным было также то обстоятельство, что эта свадьба давала ей отличную возможность «утереть нос» всем своим подругам на Арбате, особенно соседкам по дому. Вождь своим поведением в присутствии посторонних давал для этого все основания: был внимателен, учтив, дарил цветы, постоянно обнимал и целовал её на глазах всего Арбата. Он купил ей французское платье из серебристых кружев и такую же элегантную шляпку. Дама в таком возрасте, считал он, должна идти под венец обязательно в шляпке, привезенной прямо из Парижа.
