скачать книгу бесплатно
– Конечно, ненормальная. Поэтому мы с тобой и не разговаривали. Ты ведь только с нормальными разговариваешь – с ними легче, притворяться не нужно.
– Кем притворяться? Я здесь даже денег не получаю! В отличие от тебя, кстати.
– Конечно, не получаешь! Зачем тебе платить? А ты, наверное, страшно этим гордишься. Как же – вот забочусь о них, забочусь, а мне ведь даже денег не платят! Какая я добрая, самоотверженная – посмотрите на меня! Полюбуйтесь на меня!
– Ты совсем больная?
– Да, больная! Совсем больная. Я даже не могу разглядеть такую замечательную личность у себя под боком и считаю её обыкновенной манерной бездельницей.
– Да почему бездельницей? Я работаю не хуже других.
– Конечно, конечно! И, наверное, всё записываешь в своём дневнике: сегодня столько-то раз поменяла собакам воду, стольких-то покормила, одну даже к ветеринару отвела, и за все эти великие труды мне ни единой копеечки не заплатили.
– Не веду я никаких дневников, успокойся!
Наташа соврала – она вела дневник. Разумеется, не настолько дурацкий, как предположила вредная девица. Самой собой, не в тетрадке, а в Интернете. Второй год она исправно формулировала свои мысли (далеко не всегда в связи с обычными девчачьими терзаниями, хотя и не без этого), и её пока никто не зафрендил, кроме нескольких спаммерских роботов, от присутствия которых она не умела избавиться. Временами Наташа остро переживала невнимание сетевой общественности, а иногда совершенно забывала об отсутствии постоянной публики, удовлетворяясь счётчиком немногочисленных гостей, неизвестно кем являвшихся и неизвестно зачем оказывавшихся на скромной страничке абсолютно никому не известного блогера, одного из миллионов в мировом океане виртуальности. В своей реальной жизни она нечасто разговаривала, только при встречах с редкими подругами – встречах в основном случайных, ввиду посещения одних и тех же мест из-за близости интересов. Стычка с вихрастым ветеринаром стала ещё одним доводом в пользу ограничения связей в мире, наполненном людьми странными, а временами и опасными.
Второй щенок уже прорывался в недружелюбную Вселенную, изгоняемый жестокими силами природы из тёплого и покойного материнского чрева, и встречали его две особы, не желавшие больше никогда разговаривать друг с другом, словно он провинился перед ними, ещё не вдохнув ни разу спёртого воздуха и не разорвав пуповину, надёжно связывающую с прошлым и мешающую окунуться в новую реальность.
– Осторожно, – буркнула ветеринар, передавая новорождённого помощнице.
– Я осторожно, – огрызнулась та в ответ. – Можно подумать, первого я уронила.
– Хватит болтать! Делом занимайся.
– А чем я занимаюсь, по-твоему? Тоже мне, великая начальница.
Честно говоря, Наташа редко испытывала желание делиться с реальными людьми своими мыслями. Высказаться в сетевом пространстве, населённом невидимыми призраками – пожалуйста, никто её не видит, не знает и никогда не пожелает встретиться. Говоришь, словно поёшь на улице – одни смотрят на тебя с любопытством, другие – с раздражением, третьи остаются безразличными, а кому-то даже нравится твоё исполнение. Время от времени злой прохожий захочет тебя оскорбить или даже вызвать полицию для пресечения противоправных действий (а именно – публичного выступления без лицензии и кассового аппарата). Но если в твои планы входит обозначить своё присутствие на планете, то равнодушные, составляющие подавляющее большинство аудитории, оказываются свидетельством провала замысла и более всех прочих угнетают сознание исполнителя.
Виту несколькими днями ранее привели мальчишки, которым родители не позволили привести домой взрослую беременную собаку. Она осталась одна после смерти своей одинокой хозяйки, имени которой Наташа не знала и боялась выяснить – избегала личного отношения. Пока человек остаётся безвестным, можно не принимать во внимание его бывшую жизнь и продолжать свою в прежнем русле. Стоит проникнуться перипетиями пресекшейся судьбы – и можно забрести по чужой извилистой тропке в чащобу, откуда не нашёл выхода покойник. Более важным ей виделось другое – Вита пребывала в чудовищном стрессе, жалась к углам с поджатым хвостом и боязливо косила карим глазом на каждого человека или пса, попадавшего в поле зрения. Наверное, бедняжка мнила себя в страшном бреду, ведь жизнь не может исчезнуть в одночасье, словно и не была никогда. Собаку пришлось буквально нянчить, днями напролёт говорить ласковые слова, чесать за ушком, кормить настоящим мясом на сахарных косточках – и она оттаяла. Теперь в мир являлись её щенки, и Наташе казалось, будто она теперь не просто исполняет обязанности помощницы ветеринара, а исправляет страшную несправедливость и делает мир более добрым. Радость нужна, она превращает бытие из цепи бессвязных событий в совершенное осмысленное действо.
– Опять спишь! – прикрикнула ветеринар.
Наташа взяла протянутого ей нового щенка и с обычным тщанием подвергла его необходимым санитарно-гигиеническим процедурам. Заносчивая девица почти перестала раздражать – не любит человек свою работу, можно его только пожалеть. Не понимать смысла своих ежедневных занятий – что может быть хуже? Она представила себя в таком удручающем положении и поёжилась от противного холодка в груди. Люди живут в городе и зарабатывают деньги, больше или меньше – в зависимости от способностей, желаний и обстоятельств. Прописные истины оттого и не вызывают трепета в душах, что всем известны. Подумать страшно: работа ради куска хлеба, а не для спасения себя и других от бессмысленности. Можно ли считать день жизни оправданным, если просто заработал некоторое количество денег? Измеряется ли деньгами смысл? Находятся ли эти категории в прямо пропорциональной зависимости друг от друга? Конечно, нет. Скорее, в обратной. Больше всех зарабатывают те, кто считает деньги смыслом, хотя подобное убеждение сродни сумасшествию.
Четыре щенка улеглись рядом на общем тюфячке, ошалелые от случившейся с ними перемены. Лишённые возможности наблюдать окружающие их обстоятельства, они насторожённо ворочались, пытаясь разнюхать и расслышать подробности своей новой жизни, принёсшей им холод и пустоту. Вита тяжело дышала, но почти сразу встала на подрагивающие лапы, оглядываясь в поисках потомства.
– Молодец, девочка, молодец, – потрепала её по загривку Наташа. – Всё в порядке, здесь они, здесь, посмотри.
– Посюсюкай, посюсюкай, – с ехидной снисходительностью прокомментировала происходящее ветеринар. – Им ведь твои сопли сейчас нужнее всего.
– Причём здесь сопли? Не понимаю, как можно быть ветеринаром и ненавидеть животных.
– Кто тебе сказал, что я их ненавижу?
– Сама вижу. Не слепая ведь. Иногда кажется, ты просто омерзение от них испытываешь, прикасаешься только в резиновых перчатках.
– Я прикасаюсь к ним для оказания помощи, а не для развлечения. Поэтому не хочу занести инфекцию. Хорошенькая будет помощь, если им после меня лечиться придётся.
– По-моему, ты просто оправдание ищешь. А на самом деле, сама боишься от них заразиться.
– Человек практически ничем не может заразиться от собак, постеснялась бы своё невежество показывать.
– Какая разница, всё равно тебе противно.
– По-твоему, от тебя им больше пользы, чем от меня?
– Причём здесь польза! Польза, польза! Ты их лечишь с таким лицом, словно задушить готова!
– Неправда. Просто я с ними не целуюсь и лечу, даже если им больно. А ты готова кудахтать и дожидаться, пока больная собака подохнет, лишь бы не сделать ей бо-бо. И кто, по-твоему, ей больше нужен?
Наташа задыхалась от возмущения и невозможности объяснить понятное. Разумеется, она признавала необходимость лечить больных животных и не имела никакой предвзятости к ветеринарам, но собеседница выводила её из себя безапелляционной верой в исцеление без добра. Возвращать к жизни бессловесное существо, не могущее пожаловаться на боль и описать своё самочувствие, благородно и трудно. Но если не любить спасённых, то труд пропадает втуне, ведь жизнь отверженных по определению бесцельна. Человек ещё может заниматься хоть какой-нибудь деятельностью, сельскохозяйственные животные своим телом питают кровожадное человечество, и любовь их точно не спасёт, а выброшенные на улицу комнатные собаки никому не приносят пользы. Порождать любовь к себе – их единственное предназначение, отказывать им в любви – идти против естественного положения вещей. Нельзя выжить после прыжка с десятого этажа, невозможно прожить на этом свете триста лет и невероятно, просто неосуществимо, даже при сознательном желании добиться неисполнимого – не проникнуться сочувствием к потерявшейся домашней собаке. Она совершенно никому не нужна, совсем бесполезна, её просто жалко – и наличием эмоционального отношения к себе она доказывает существование человека. Зовущего маму ребёнка не пожалеет только маньяк, даже в ожесточающем сердца огромном городе возле безутешного карапуза остановятся хотя бы одна-две женщины, примутся его утешать и организуют поиск. Мимо плачущего пса проходят все, некоторые даже пугаются его сиротливого воя, обращённого в равнодушную пустоту зова. Призыв четвероногого существа, не способного назвать адрес и фамилию хозяев, к человечьим душам редко встречает отклик. Проходящие мимо считают отозвавшихся ненормальными и желают уберечь своих детей от общения с психованными собаколюбами из опасения заразить их вирусом бессмысленного пристрастия. Бессмысленного, ибо бесполезного.
Вита вылизывала щенков деловито и сосредоточенно – исполняла свои самые важные в мире обязанности, хотя не думала о них, а просто повиновалась велению природы.
– Я же таких, как ты, каждый день вижу. Устала уже от жалкого зрелища, – устало поведала ветеринар, деловито обмывая руки под краном в углу операционной. Струя воды гулко била в старинную эмалированную раковину, разлетаясь брызгами и заглушая человеческий голос. – Вам всё кажется, будто вы вершите великую миссию, а на самом деле просто путаетесь под ногами у тех, кто занимается делом.
– Кто это «мы»?
– Да вот вы, энтузиасты. Любители помогать. Приходи и работай, если хочешь, не надо любоваться своим самопожертвованием.
– Ты дура, что ли? Я любуюсь?
– Ты любуешься. Сама себе хотя бы признайся.
– Ты откуда это вывела, ненормальная?
– Оттуда. Не ты первая, повидала уже.
Ветеринар действительно не могла объяснить, каким образом разделяет сотрудников приюта на группы по психологическому типу. Она просто работала, немногословно разговаривала, слушала и невольно приходила к выводу, не занимаясь анализом своих умозаключений. Вчерашняя школьница, нигде не работающая за деньги Наташа с ходу угодила в глазах наблюдательницы в категорию маменькиных дочек, развлекающихся благотворительностью. Не имело значения благосостояние мам, пап и самих романтично настроенных девочек: даже совсем безденежные, они всё равно считали неприличным зарабатывать на оказании помощи несчастным собачкам. Ветеринар деньги получала и не смущалась этим обстоятельством, поскольку не считала возможным сидеть на чьей-либо шее, пусть даже собственных родителей. Про мужа и говорить не стоит – экономическое рабство в супружестве её не прельщало ни в коей мере. Правда, муж пока не появился, как и кандидат в мужья.
– Чай попьём? – неожиданно спросила она Наташу, словно забыв всю перепалку. Ругалась она не по злобе или желанию унизить, а из чувства самосохранения, и никогда подолгу не продолжала свои нападки на кого бы то ни было (хотя нападала частенько и не видела противоречий в своём поведении). Какая разница, подумают о ней как о сумасшедшей или не заметят вовсе? Первое даже лучше, а претендовать на примечательность вне поля человеческих конфликтов она не могла. Простой ветеринар, чем тут обратишь на себя внимание?
– Чай? – искренне удивилась Наташа, с унынием думавшая, где бы устроиться на остаток ночи, чтобы до утра не встречаться с напарницей. Вызывать такси или среди ночи ловить попутку она не хотела, да и просто боялась. – У тебя такой стиль отношений с людьми?
– Какой стиль?
– Нахамить, а потом чаем поить?
– Что такое «нахамить»? Мы честно друг с другом поговорили, почему бы теперь просто не посидеть вместе? Сон отбило.
Ветеринар хорошо помнила первое появление Наташи в приюте. Наверное, та вообще не обратила на неё внимания в тот день, радостно бегая туда-сюда с мелкими поручениями ветеранов. Школьница, забросившая домашние задания и подготовку к экзаменам ради забот о мелком уличном зверье, явно испытывала настоящее счастье и этим своим состоянием вызывала живой интерес. Привыкшие к испытаниям верности и терпения сотрудники делали своё дело без восторга, но по привычке основательно, не ожидая подарков от судьбы или благосклонности небес. Наташа, немного неуклюжая и полноватая, без талии, но с чересчур большой грудью, с короткими прямыми волосами и круглым скуластым лицом, не должна была бы обращать на себя внимания, но её замечали. Выдавали огромные тёмно-карие, едва ли не чёрные, глаза.
Ветеринар тогда подумала о новенькой как об очередной романтичной дурочке, но впоследствии, наблюдая со стороны, заметила в ней проявления въедливости и желания постигнуть суть происходящего, что не делало её автоматически полноценной личностью, но давало надежду на её созревание в будущем.
– Тебе нужно уйти от родителей, – высказалась вдруг без предисловий ветеринар.
– Какая тебе разница, где я живу? – возмутилась Наташа.
– Мне – никакой. Это нужно тебе, если хочешь стать человеком. Ни квартиру, ни комнату в Москве ты снимать не сможешь, придётся переехать поглубже в область. Но другого пути нет.
– Какого ещё пути? Ты что, ненормальная?
– Да нормальней меня не сыскать. Если ты собираешься жировать за счёт родителей до замужества, а потом попрошайничать у своего благоверного, помешать я не смогу, но сильно разочаруюсь. Мне казалось, из тебя может вырасти что-нибудь путное.
– Да отвяжись ты! Мы что, лучшие подруги? С какой стати ты ко мне лезешь с советами по жизни?
– Лучшие подруги ничего подобного тебе никогда не посоветуют, они хотят, чтобы тебе было приятнее жить. А мне кажется, ты могла бы жить правильно. Это тяжело, зато полезней во всех отношениях.
Наташа окончательно запуталась: её оскорбляют или делают ей комплименты? С одной стороны, заявление о возможности превращения её в человека подразумевало, что пока она таковым не является. С другой – собеседница верит, что она не совсем пропащая.
– Вряд ли я выйду замуж, – сухо заметила она по своему обычаю.
– Будешь маленькой дочкой, пока родители не помрут?
– Что у тебя за манера разговора такая!
– Обыкновенная манера. Все люди смертны, ты не знала?
– Все это знают. Но воспитанные люди не говорят друг другу, что они, их дети или их родители умрут.
– Почему?
– Потому что все это знают без напоминаний.
– А чем плохо напоминание? О таких вещах полезно помнить всегда, тогда жизнь изменится.
– Все сойдут с катушек и пустятся во все тяжкие?
– Некоторые – да. А другие захотят оставить след, что уже неплохо. Проблема как раз в том, что всем плевать на смерть. По крайней мере, большинству. Дети и старики о ней думают, а остальные цепляются за мгновение.
– Дети думают о смерти? С чего ты взяла?
– Мне так показалось несколько раз. Из разговоров с карапузами детсадовского возраста. Они не всегда и слово-то знают, у них даже дедушки и бабушки все налицо, но нет-нет да возникают мысли о конце сущего.
– Чепуха. Об игрушках они думают и о мороженом.
– Большую часть времени – да. Но вдруг приходит мгновение – и малыш заявляет родителям: вы все умрёте. Его начинают расспрашивать, а он молчит и тему больше никак не развивает. Что у него там созрело в голове – никто не знает, но начинают немного бояться.
– Ерунда. Прямо вот так, все дети заявляют своим родителям, что они умрут?
– Нет, конечно. Я просто один раз была свидетелем.
– Один раз? И уже вывела всемирный закон!
– Конечно. Дети ведь в университетах не учились и философию не постигали, жизненный опыт у них примерно одинаковый, если исключить экстремальные и маргинальные случаи, и взгляды на жизнь близкие. В основном из космоса, а не из книжек.
Ветеринар хотела замуж и мечтала о собственных детях. Они мнились ей необходимой частью жизни, поводом не умирать раньше положенного срока. Забота о других людях взрослит, и девушка желала прожить отведённый ей срок полностью, со всеми предназначенными судьбой этапами – зрелостью и старостью, а не наслаждаться вечным детством. Она думала: возраст не страшен женщине, если она счастлива. Мужчины могут меняться, дети останутся с матерью навсегда, если она не испугает их своей заботой и не изуродует безразличием. В свою способность избежать обеих крайностей ветеринар верила отрешённо и не упускала случая заявить миру о своей безрассудности.
– По-твоему, муж придаёт женщине смысл? – спросила Наташа с демонстративной ноткой злорадства в голосе.
– По-моему, он просто делает ей детей, – холодно ответила ветеринар, не ждавшая от мужского населения планеты ничего иного.
Собеседницы оставили уставшую от своих женских мук Виту наедине с её потомством и переместились в импровизированную тесную кухоньку, вмещавшую только крохотный столик и как раз две старинных советских табуретки с прорезью в сиденье. На столе имелась электроплитка и электрочайник, в углу приютилась узкая стоечка, набитая посудой и прочей кухонной утварью.
– Значит, мужчины нужны только для детей? – настаивала Наташа.
– Не обязательно. Но если кто-нибудь из них даже этого не может, то нет никакой причины оставлять его при себе.
– А любовь, дружба?
– Для любви и дружбы совместная жизнь не нужна. Даже наоборот, она им мешает. Я выйду замуж только ради детей.
– И мужа будешь подбирать, как производителя? По признакам хорошей породы?
– Конечно. А ты, если думаешь, будто мужчина нужен для счастья, почему не собираешься замуж?
– Я не говорила, что не собираюсь. Я сказала, что не выйду.
– В чём разница?
Наташа некоторое время молчала, вынимая из стойки чашки и наливая воду в чайник.
– Не выйду, потому что никто на мне не женится, а не потому, что сама не хочу.
– Даже так! Конечно, не выйдешь. Замуж выходят только уверенные в своей неотразимости.
– Где ты набрала такую статистику? Тоже пару раз с кем-то переговорила?
– Считай, как хочешь. Просто живу, смотрю по сторонам. Ладно, смягчу формулировку: уверенные в своей непривлекательности уж точно замуж не выходят. Вот скажи: почему ты решила, что на тебе никто не женится?
Наташа снова выдержала томительную для неё самой паузу.
– Чего тут думать-то? Я ни красивая, ни умная, а зачем ещё мужики женятся? Ещё альфонсы есть, но мне и это не грозит. По понятным причинам.
– По-твоему, все замужние женщины либо красивые, либо умные? Наверное, бывают ещё красивые и умные одновременно, не находишь?
– Собираешься мне доказать, что к этим последним я и отношусь?
– Не собираюсь. Просто хочу объяснить очевидные вещи.
– Очевидные вещи потому так и называются, что их не нужно объяснять.
– Как выясняется, иногда всё-таки нужно. Так вот: ум и красота относительны, абсолютна только привлекательность. А стать привлекательной гораздо проще, чем умной или красивой.
– А что, красивой можно стать?
– Можно, но это ещё дольше и дороже, чем стать умной. Ты меня внимательно слушаешь? Я сказала – нужно стать привлекательной. И необходимое предварительное условие такого превращения – вера в себя. Мужчина нужен тебе не больше, чем ты ему. Даже наоборот, они со своими инстинктами зависят от нас больше, чем мы от них.
