скачать книгу бесплатно
– Разумеется. Он не должен считать себя главным.
– Ты думаешь, он считает себя главным?
– А ты так не думаешь? Он готовит материалы администрации президента.
– Он в полном соответствии с Конституцией готовит законопроекты для проведения через парламент. Не вижу здесь ничего ужасного.
– Если бы он представлял их в Думу сам, я бы тоже не беспокоился. Но сегодняшнее положение дел таково: Дума получает законопроекты из администрации президента, зная их реальное происхождение.
– Ты имеешь в виду конкретно «Единую Россию»?
– Этих – уж во всяком случае. Уверяю тебя, Корчёный в разговорах с Осташиным не забывает между делом вставлять замечания о документах, которые скоро придут в Думу из администрации президента.
Саранцев замолчал. Вспышка гнева угасла, никак не проявившись внешне или словесно, теперь настал момент трезвой оценки создавшейся ситуации. Начинать войну с влиятельным премьером страшно не хотелось, играть при нём вторую скрипку – тоже. Куда шагнуть дальше, какие меры принять к поддержанию своей власти – неизвестно.
– Предлагаешь отказать им в маленькой просьбе? – спросил Игорь Петрович Антонова, не надеясь на прямой ответ.
– Предлагаю договориться о распределении сфер ответственности. Мы не должны одновременно с ними готовить материалы о регулировании одного и того же сегмента экономики, например. Либо мы сразу отдаём им всё управление народным хозяйством, но совершенно не пускаем в оборону и внешнюю политику. Нужна твёрдая и окончательная договорённость.
– В Конституции ведь нет отчётливого разделения компетенции правительства и президента. Всегда остаются места пересечения интересов. Почему бы нам не заниматься их согласованием и взаимодействовать к общей выгоде?
– Для «Единой России», читай – для Думы и Совета Федерации, Покровский стоит выше тебя.
– Не вижу здесь катастрофы. Они выбрали его своим лидером, он опирается на них. Но ведь и я – не пустое место. Конфликт между президентом и парламентом не нужен никому, но не в последнюю очередь – Покровскому. Он слишком часто говорил о политической стабильности как об одном из важнейших своих достижений.
– Вот именно! В случае конфликта ты и станешь виновником дестабилизации.
– Кто станет козлом отпущения – решится в информационной войне. Неужели мы не сможем обеспечить себе достойное представительство на телеканалах? Не смеши меня.
– И не думал тебя развлекать. Но ты, похоже, слишком полагаешься на президентский характер нашей республики. В действительности твои полномочия вовсе не так широки, как всем кажется.
– Настолько, что я не смогу добиться адекватного освещения своей позиции в споре с Покровским?
– Запросто. Сейчас мы переживаем особый исторический период, своего рода квазимонархический ренессанс, но в его основании лежат лишь неформальные договорённости нескольких десятков или сотен людей. Стоит Покровскому подмигнуть, и парламент заберёт обратно все свои полномочия, добровольно переданные исполнительной власти.
– По-моему, насчёт монархии ты слишком уж увлёкся, – улыбнулся Саранцев, не ожидавший от Антонова широких обобщений.
– Называй, как хочешь. Я о другом. Стоит только думскому большинству, то есть «Единой России», захотеть – и в течение нескольких недель федеральные телеканалы окажутся под парламентским контролем. Ещё один щелчок пальцев – и управление делами президента со всеми твоими резиденциями и депутатскими дачами перейдёт в ведение Думы. И самое главное – бюджет. Ходоки со всех краёв отечества ведь могут двинуться за решением своих финансовых запросов в Думу, а не в правительство или администрацию президента. Какие рычаги тогда ты сможешь использовать для проталкивания своих проектов через парламент и телевидение?
– Думаю, такие перемены Покровскому не нужны, он наверняка рассчитывает вернуться на своё прежнее место.
– Вот когда вернётся, тогда всю процедуру просто отыграют назад, и вся недолга.
Антонов легко спрыгнул с президентского стола и сделал несколько энергичных шагов прочь от него, повернувшись спиной к хозяину кабинета, распахнув полы пиджака и засунув руки глубоко в карманы брюк. Всем своим видом он демонстрировал своё неприятие существующего положения дел. Политика в его представлении состояла в искусстве возможного, и всякие несуразицы на пути достижения новых вершин этого искусства вызывали искреннее негодование.
– Хорошо, не будем углубляться в проблему. Я так и не понял, по-твоему, на сегодняшнюю просьбу Корчёного следует ответить отказом или нет?
Сергей резко развернулся на месте, оказавшись лицом к своему шефу и товарищу. Они встретились взглядами и неприлично долго исследовали внешность друг друга, словно искали не замеченный прежде изъян.
– Не-ет, – тихо и медленно, неестественно растянув гласную, ответил президенту глава администрации. – В данном случае время для реагирования уже упущено. Но тебе нужно в ближайшее время обговорить с Покровским правила. Распределение обязанностей, о котором я говорил.
– И сократить администрацию?
– Администрацию? – вяло удивился Антонов. – Не улавливаю связь.
– Странно. По-моему, связь есть, и самая непосредственная. Если мы перестаём курировать экономику, зачем в аппарате соответствующие подразделения?
– Надо же обеспечивать анализ! Мы будем готовить тебе свои выводы по предложениям правительства.
– Зачем мне ваши выводы? – продолжал задавать несуразные вопросы Саранцев с явным желанием разозлить собеседника.
– Не понял, – сделал маленький шаг к президентскому столу озадаченный Антонов. – У тебя приступ зубодробительного остроумия?
– Мне сейчас не до шуток. Если экономика уходит к Покровскому, и «Единая Россия» обеспечит ему парламентскую поддержку, зачем мне вообще читать эти законопроекты? Можно подписывать, не глядя.
– Если в администрации даже не будет экономических департаментов, ты окажешься в глазах общественного мнения слабым президентом. О тебе анекдоты станут рассказывать – мол, свалил всю работу на премьера, а сам только шляется по заграницам.
– И где же золотая середина?
– Внешне не меняется почти ничего, просто экономические законопроекты идут в Думу только из правительства, но ты время от времени демонстрируешь осведомлённость об их содержание и подвергаешь критике отдельные пункты. В целом система выглядит налаженным деловым сотрудничеством в треугольнике президент-правительство-парламент. В этой структуре у тебя будет своё собственное место и уважение прочих игроков. И никакой дестабилизации!
Саранцев снова задумался, стал особенно слышен шум дождя за окном. Потом начали бить напольные часы, бездушно отмеривая вечный ход времени.
– Хочешь сказать, сейчас у меня нет ни собственного места, ни уважения?
– Я думаю, тебе нужна своя партия.
– О партии – потом, сначала ответь на вопрос.
– Это и есть ответ. «Единая Россия» – партия Покровского, это всем известно, обсуждению и оспариванию не подлежит. В его руках – абсолютное большинство в обеих палатах парламента и правительство. Он может обойтись без тебя, а ты без него – нет.
– И партия всё изменит?
– Партия, которая просто организовывает митинги, ничего не изменит. А вот партия, вошедшая в союз с единороссами и обеспечивающая блоку абсолютное большинство, – великая сила. Блокирующий пакет акций. Ты не сможешь действовать автономно от них, но и они не смогут обойтись без тебя. Будешь за вечерним чаем обсуждать свои идеи с Покровским, а тот будет вынужден выговаривать для себя компромиссы.
Саранцев смотрел на своего неожиданного друга долго и с интересом. Прежде он казался ему практичным и потому предсказуемым. Годы ежедневного личного общения дают людям ощущение близости и ответственности друг за друга. Нельзя спокойно наблюдать со стороны за гибелью соратника, тем более отправлять его на смерть, пусть даже только политическую.
– Ты сейчас серьёзно? – спросил он с лёгким оттенком угрозы в интонации, но собеседник его не заметил, оставаясь несколько взволнованным.
– Абсолютно, – холодно подтвердил Антонов, не отводя взгляда. – Ты сам думал об этом, я не сомневаюсь.
– Думал, – подтвердил Игорь Петрович, – но ничего не выдумал. Есть простые и нерешаемые проблемы. Партию нужно слепить в последний момент перед выборами, иначе Покровский успеет принять контрмеры и не допустит её усиления до опасного для него уровня. Согласен?
– Безусловно.
– Каким же образом ты предлагаешь соединить несоединимое? Партию следует зарегистрировать не позднее, чем за год до думских выборов. Значит, в течение месяца нужно сколотить центральный аппарат, региональные подразделения и внушительное членство. Зная твои способности, не сомневаюсь – это возможно.
– Возможно.
– Невозможно другое – скрыть от Покровского мою причастность к этой партии. Следовательно, у него будет год для противодействия. Думаешь, он не сумеет эффективно воспользоваться такой впечатляющей форой?
– Потерпеть поражение в борьбе – лучше, чем сдаться без боя.
– Я не собираюсь сдаваться. Нужна операция прикрытия. Мы не будем скрывать от генерала планы создания новой партии, наоборот – обратимся к нему за содействием.
Антонов смотрел на президента с недоумением и молчал, ожидая продолжения. Прежде его уже изумляли неожиданные извороты мыслей шефа, но сегодняшний почти привёл в состояние ступора.
– Политическая ситуация требует диверсификации парламентского спектра. В нём начисто отсутствует правая консервативная партия, приверженная не только идеям рыночной экономики, но также державному патриотизму и традиционным ценностям. В первых рядах должны оказаться совершенно новые лица, не причастные к прежним правительствам и Думам, не состоявшие ни в одной партии, не боящиеся говорить вслух о Боге. Их речи должны составлять литераторы, а не спичрайтеры, и произносить их они должны с актёрским мастерством. В общем, партия должна резко отличаться от всех существующих. И мы попросим Покровского рекомендовать людей для формирования её ядра.
– Покровского?
– Да, Покровского. Он должен считать эту партию своей, пока она не пройдёт в Думу.
– Он будет считать своей только ту партию, которую создаст сам. Ты думаешь, можно легко и просто обвести вокруг пальца такого искушённого человека?
– Я, по крайней мере, предлагаю более сложную схему, чем ты. По-твоему, его нельзя обмануть, но можно осилить в открытом бою? Кто из нас двоих более наивен?
– Допустим, я. Но ты не закончил – каким образом можно перехватить эту партию у Покровского?
– Перехватить у генерала ничего нельзя. Всё проще и сложнее – она никогда не будет под его контролем. В основе всей затеи лежит именно новизна свежей политической силы, народ должен увидеть в ней реальную альтернативу, а такое возможно лишь в том случае, если партия будет победоносно разоблачать самых влиятельных коррупционеров, начиная с уровня министров. И Покровский их отдаст.
– Интересно, почему? И что значит «отдаст»? Кажется, после смерти Сталина у нас ещё ни один министр в тюрьму не попадал. Генпрокурору, правда, одному не повезло. Максимальная мера наказания, практикуемая Покровским – перевод на другую работу.
– Теперь сядут, – убеждённо заметил Саранцев мертвенно спокойным голосом, не глядя на собеседника. В каждом его жесте, в любом, самом незначащем, слове сквозила безграничная вера в собственные слова. – Он хочет вернуться в Кремль и готов принести некоторые жертвы.
– Похоже, ты не шутишь…
– Нет, я серьёзно. Вторая партия власти удваивает пресловутую политическую стабильность, а не расшатывает её. Любое правительство надоедает людям через несколько лет, даже если не создаёт поводов для социальной ярости, а наше нынешнее без нескольких ляпов не обошлось. Пока Покровскому удаётся отделить себя от критического положения в жилищно-коммунальном хозяйстве, например, но, в конце концов, плотина рухнет. Двадцать первый век на дворе, всем критикам рта не зажмёшь. Для полномасштабного политического кризиса не хватает только авторитетной оппозиции, вот её мы и создадим.
– И Покровский нам поможет?
– Ты считаешь его дураком, не способным распознать свою прямую выгоду?
– Нет. Но не могу представить его в роли марионетки. Ты очень свободно фантазируешь на темы, где слишком многое зависит от реальной, а не воображаемой реакции генерала. Он военный, и раздвоение власти в его сознании – катастрофа в системе управления.
– Сейчас – да. Но нет ничего постоянного в нашем мире.
– Хватит интриговать, выкладывай карты на стол. Ты хочешь изменить мировоззрение Покровского за пару недель?
– Я предложу ему план широкомасштабной, но незаметной политической реформы. Партии должны меняться у руля, не вызывая государственной катастрофы, иначе в конечном итоге страна погибнет. Ведь рано или поздно любая власть уходит, даже советская, и мы в самом деле не можем себе позволить при каждой такой перемене переживать обрушение государства. Он и без меня понимает необходимость изменить вековую парадигму, просто не видит возможности для решительных действий прямо сейчас, хочет отложить на будущее. Неопределённое.
Антонов смотрел на президента с интересом, как молодой хищник на неизвестное ему маленькое существо. Он видел его часто в течение большого отрезка своей жизни и уверенно распознал его природу. Саранцев определённо был деловым и практичным человеком, лишённым иллюзий, но не эмоций. Теперь он готов к глупой авантюре, основанной на собственных измышлениях и умозрительных политических конструкциях.
– Подожди, – недоверчиво вставил Антонов своё слово в речь шефа. – Ты хочешь убедить Покровского согласиться с созданием новой партии и её победой на думских выборах?
– Хочу и смогу.
– С ума сошёл? Стоит тебе хотя бы намекнуть ему о своём прожекте, и он в одно мгновение переместит тебя в своих предпочтениях глубоко вниз. А вот в приоритетах – наоборот, передвинет на самую вершину. Ты действительно хочешь сделать своим врагом Покровского? Зачем тебе такое удовольствие?
– Я не собираюсь с ним ссориться. Наоборот, хочу расширить и усложнить сотрудничество к общей выгоде.
– Тем хуже для тебя. Если ты решил начать с ним войну не на жизнь, а на смерть, лучшего способа не найти. Я ведь предлагал простое разделение сфер ответственности, а тебя занесло в несуразную степь.
– Я знаю Покровского. У него действительно военно-стратегическое мышление, но оно вовсе не исключает многоходовых комбинаций, наоборот, в его системе ценностей способность ставить противника в тупик неординарными приёмами – положительное качество. Он хочет побеждать, и он не откажется войти в историю из-за боязни проявить недальновидность. Властителей, до последнего цеплявшихся за кресло, в нашей истории достаточно, я предложу ему способ встать в первый ряд исторических деятелей.
– В роли отца русской демократии? Ты не находишь нашу беседу странной – ведь президент сейчас ты, а не Покровский. Если твоя глубокомысленная затея удастся, её отцовство будет признано за тобой.
– Думаю, результат станет явным уже после меня. Покровский определённо намерен вернуться, иначе зачем ему все унижения, связанные с понижением по должности. Вопрос в том, как это будет сделано.
– Хочешь одной лихой кавалерийской атакой решить тысячелетнюю проблему?
– Кто говорит об одной атаке? Мне казалось, я достаточно разъяснил свою идею. Речь идёт о долговременной политике. Работа на годы и годы вперёд, но результатом станет новая политическая система, действительно стабильная, основанная на общественном доверии, а не на силовых структурах.
Антонов помолчал, будто обдумывая последние слова президента, потом сказал со скучным лицом:
– В общем, сейчас я принимаю у Корчёного бумаги, и мы приделываем им ноги. А потом? Мне произвести обмен верительными грамотами – вы нам законопроекты, мы вам – грандиозный план политических преобразований?
– Думаю, сначала я устно переговорю с Покровским. Собственно говоря, всё следует держать в глубокой тайне – Ельцин в своё время жестоко ошибся, лично заявив в телевизионном выступлении о создании новых партий к думским выборам. Они не могли после такого не провалиться. Возможно, самим основателям не обязательно знать о связях с администрацией президента – тогда они окажутся более убедительными. Партия должна зародиться где-нибудь в глубинке и с первых дней крыть неприличными словами и меня, и Покровского. И Кореанно станет выступать с гневными опровержениями их обвинений.
– Ты ведь понимаешь – в таком предприятии нельзя обеспечить себе полную гарантию успеха. В любой момент события могут принять совершенно неуправляемый характер. И что тогда?
– Тогда ни я, ни Покровский не станем следующим президентом. Но если им окажется представитель такой партии, которую я в общих чертах обрисовал, не вижу в этом ничего ужасного. Наоборот – произойдёт первая стадия решительных преобразований, необходимых для сохранения страны на века вперёд.
– Но если гарантии успеха нет, нельзя и предвидеть реальную конфигурацию твоей воображаемой партии. Вдруг и она резко отойдёт от задуманных тобой параметров?
– Тогда она не победит на думских выборах, вообще не получит ни единого места.
– Твоими бы устами да мёд пить. К разработке такого проекта придётся привлечь сотни людей, каким образом можно тогда сохранить в тайне нашу причастность?
– Людей привлечём не мы, а политические и финансовые спонсоры будущей партии.
– Всё равно, никто не поверит, будто политическую организацию можно так быстро слепить, не заручившись предварительным согласием властей.
– Таких обвинений будет предостаточно, не спорю. Но все они будут исходить от людей, давно набивших публике оскомину своими физиономиями. А с другой стороны люди увидят совершенно необычную партию, с новыми лицами, с новым словарным запасом, использующую возможности русского языка полностью, а не на обычные десять процентов. Пускай интеллигенция никогда не поверит в её стихийность – нам нужны широкие слои избирателей, а не высоколобые умники, до которых, кстати, избирателям давно нет никакого дела.
В отдельные мгновения Антонов трепетно надеялся увидеть в конце очередной тирады шефа многозначительную ухмылку и услышать признание во внезапном обретении им нечеловеческого чувства юмора, но мечты не обрели реальной плоти. Сергей растерянно перебирал в памяти разные моменты своего совместного делового бытия с Саранцевым, но другие примеры интеллектуального помрачения на ум не приходили. Напротив, прежде он всегда выдавал в себе строителя, занимаясь долговременными расчётами и взвешиванием доводов «за» и «против» прежде, чем сделать политический ход. Теперь он даже внешне чуть изменился, разволновавшись и чуть раскрасневшись от творческого восторга.
– Я всё-таки не могу поверить, – осторожно заметил Антонов президенту. – Твоя затея выглядит так, будто замысел принадлежит другому человеку.
Саранцев в свою очередь рассмотрел в главе своей администрации незнакомца. Они часто спорили при обсуждении мер по закреплению за собой очередных политических рубежей, но впервые Сергей не только проявлял несогласие с замыслом как таковым, но категорически отказывался понимать саму необходимость сделать шаг вперёд.
С некоторых пор Игорь Петрович стал чаще задумываться о своём месте в государственной иерархии и роли в жизни страны – сказывалось приближение последнего года на вершине власти. Расти дальше некуда, до завершения жизненного пути далеко, и он пришёл к естественному выводу о необходимости готовиться ко второму сроку полномочий. Многое начато, почти ничего не доведено до конца. Да и можно ли завершить хоть что-нибудь, если река жизни течёт безостановочно, всё более наполняясь влагой притоков? Нет, река – неудачная метафора. Она ведь завершается впадением в океан. С чем же сравнить политическую карусель, когда некогда сделать хотя бы одно движение, не обговоренное с помощниками и не согласованное с партнёрами? С полётом кометы. Нет, кометы бесконечно мотаются по эллипсоидной орбите, пока не столкнутся с другой кометой или не вмажутся в какую-нибудь планету, истребив на ней всё живое. Неприятные аллюзии возникают. Наверное, политика – это сам космос, Вселенная, порождённая временем и сделавшая время реальным. Нет времени без Пространства, и Пространство не существует без времени.
– Насколько я понимаю, ты категорически против в принципе. Обсуждать детали не имеет смысла.
– Не имеет. Это безумие.
– Даже так? Тебе в голову никогда не приходила мысль о бренности всего сущего?
