Ветлуга поёт о вечном

В остальном же, – на всё воля Божья дана…

А теперь вы ступайте, пора отдохнуть.

Но с утра уж готовьтесь в духовный поход.

Жалко с вами прощаться: работники вы

Хоть куда, и искусством прославили нас…

Что ж, идите. – Они поклонились ему,

А игумен крестом всех троих осенил.

Часть вторая

Ловцы человеков

«Огненная река выходила и проходила пред Ним; тысячи тысяч служили Ему

и тьмы тем предстояли пред Ним;

судьи сели, и раскрылись книги».

(Даниил 7:10)

1. Утренние проводы

Поутру стали думать: как тронуться в путь.

Поначалу хотели паломники плыть

По течению вниз по Ветлуге-реке,

Да на лодке хорошей, чтоб только несла.

Но как вспомнили: лодки-то все увели,

Да пока их найдут, да пока их вернут…

Время дорого, ждать уж теперь не с руки.

Если б сами они, да по воле своей

В путь решили идти, так уж можно тогда

Собираться и день, и неделю в свой путь.

Можно лодку успеть смастерить не спеша.

Но призвал их Господь, и посланника дал,

Тут уж медлить и день, и полдня было б грех.

Порешили: не ждать и начать в путь пешком,

А уж там Бог поможет, подскажет, как быть.

Так, нехитрые вещи собрали они,

Запаслись провиантом на несколько дней,

И прощаться уж с братией стали, как вдруг

Тихий старец Арсений сказал:

– Как же так?

Божье дело вершить лишь с крестом, без меча?

К иноверцам невинных овец посылать?

То – на верную смерть, не на Божьи дела!

Ведь в Писании ясно: крестом и мечом!

Кто же будет в дороге-то их защищать?

Им помощника надо, чтоб их от беды,

От разбойников разных чтоб мог уберечь.

Сами ж в руки оружие брать не должны.

– Так ведь с Богом идут! Бог-то их защитит! –

Вставил Фрол, пономарь, что недавно служил.

И монахи заспорили, как поступить:

Взять охранника инокам, или одним

В путь далёкий идти по Ветлужским лесам,

Где во множестве дикого зверя живёт,

Где нередко встречают и лютых людей.

Кто за то выступал, чтоб одним им идти;

Кто за то, чтобы хоть одного или двух

Взять с собой мужиков, чтоб охрану несли.

– Тут на Бога надейся да сам не плошай! –

Заявил громким басом звонарь Парамон.

– Это верно. – Арсений опять подхватил.

Он на Фрола взглянул и сердито сказал:

– Сам-то ты отправляйся-ка в путь просто так,

Без охраны. Купцы вон, и те свой товар

Без охраны не возят. И сами – с мечом.

Здесь же – слово Господне – богатый товар!

Как его не хранить да без стражи нести?

Бог-то, он ведь не сторож тебе, не слуга!

Мы же – слуги его! А слуга о себе

Сам заботиться должен в служенье своём.

Если ты – господин, то какого слугу

Будешь больше любить, примечать и жалеть?

Не того ли, что ловок и верен в делах,

Что и сам о себе позаботится смог,

И тебе, господину, прибыток принёс!

Разве будешь того ты наградой дарить,

Что и сам-то себя не сумел соблюсти?

Разве дело какое доверишь ему?

Нет! Тут надо серьёзней на вещи смотреть!

– Так кого же им дать? Кто же с ними пойдёт? –

Согласившись, спросил его Фрол пономарь.

Снова стали монахи решать да рядить,

Перебрали немало они мужиков.

Но, кого б ни назвали, не нравился им.

Даже страж монастырский Безухий Иван

Не годился для этого дела никак.

Был он смел, да неловко владел он мечом

И ленив был не в меру. На страже стоять

Он, конечно бы, мог. Но идти в дальний путь…

А другие, кто был трусоват, кто женат.

– Пусть идёт Тихомир! – заявил вдруг Федул,

Монастырский кузнец. – Он и смел, и силён.

И ещё не женат, и с оружием он

Обращаться умеет, хотя на войне

Он ещё не бывал, но отец научил,

Старый Фёдор-вояка, умелый кузнец.

Видно знал, что и сыну владенье мечом

Пригодится когда-нибудь. Чем он не страж?

– И тебе хорошо: все заказы – тебе.

– У него и отец держит молот в руках.

Да и брат подрастает. Я только сказал…

Не хотите – не надо. Ищите, кого…

– А чего? Тихомир может и без меча

Разогнать даже полк! Он одним кулаком

Словно палицей лупит! Вчера вот, когда

Мужики-то дрались, он в толпу как вошёл,

Так они, словно брызги, летели вокруг…

– Ну, довольно рядиться!.. Пафнутий, отец,

Дай нам благословенье идти к кузнецу. –

Тихий старец Арсений сказал. – Час пришёл,

Пусть послужит и он православной Руси.

2. Ночных трудов доспехи

В дом пошли к кузнецу сам Арсений монах,

Да Окимий, да те трое иноков, что

В дальний путь собрались. Растерялся кузнец,

Как увидел, что входят в калитку во двор

Пять монахов. Особенно старец седой

Много страху нагнал. Благоверный кузнец

И не ждал, не гадал, чтобы в доме встречать

Столь почётных гостей. Что и думать, не знал.

Но, услышав о том, что велят в дальний путь

Отпустить Тихомира, весьма осерчал:

– Как же так? Отпустить? На кого же тогда

Я кузнечное дело оставлю своё?.. –

Тихомир же, напротив, обрадован был,

Но молчал до поры против слова отца.

Фёдор, старый кузнец, между тем продолжал:

– Как могу отпустить я? А дом на кого?

Наш Ивашка – подросток ещё, молодой;

Мы с хозяйкой, год, два, – и уже старики.

Вся надежда у нас – старший сын Тихомир.

Он не воин, – кузнец! И без кузницы жить

Он не может, он даже куёт по ночам!..

Что ты сам-то молчишь?.. –

Но сказал Тихомир:

– Тятя, тятя, пусти. Я хочу испытать

И другую дорогу. Хочу я пойти…

– Кто же будет работать со мной кузнецом?

Кто помощником в кузнице будет моим?

Я уж стар, и хотел передать всё тебе,

Как поженим тебя на Иришке твоей.

– Тятя, тятя, пусти. Не на век я уйду.

Я лишь их провожу месяц, два, и вернусь.

И жениться ещё я не думал пока.

А Иришка меня месяц, два подождёт.

Я хочу посмотреть и другие места,

Я нигде не бывал, ничего не видал.

А тебе, вон, Ивашка пока подсобит,

Он и в кузне поможет. Большой он уже.

– Младший брат твой и молот ещё не держал!

Слабоват он ещё для кузнечных-то дел…

– Ничего, он научится, сила придёт…

– Ты ж не воин! Куда тебе в стражники лезть?

Чем ты будешь в дороге-то их защищать?

Кулаками своими? А если на вас

Кто с оружием острым, с мечом нападёт?

– Тятя, тятя, пусти. Я ночами ковал

Ратный подвиг себе, славу рода всего,

А не славу кажировского кузнеца.

Я ковал себе меч, я ковал себе щит;

Я доспехи и шлем изготовил тайком.

Хоть и знал, что нельзя мне доспехи ковать

Без веленья на то, без военной поры.

Дед наш воином был. Был и ты. И меня

Ты не зря ж научил обращаться с мечом…

– Замолчи! Как ты мог!? Я тебя научил,

Чтобы дом свой, семью защищал от врагов!..

Да про меч и про щит ты, наверное, врёшь!

– Нет, я, тятя, не вру. Я могу показать… –

И пошли они к кузнице. Там, во дворе,

Под попоною старой, под сена копной,

Достаёт Тихомир в преогромном узле

Все доспехи свои. Узел он развязал

И достал из него круглый кованый щит,

На котором по кругу Ветлуга-река

Протекает спокойной кудрявой волной.

Над Ветлугой-рекой ясный сокол летит,

Задевая крылом своим солнца лучи,

Солнца, что посредине большого щита

Яркой медью горит. А под солнцем, внизу

Деревенька у леса стоит над рекой –

Символ русской земли. Парень с девушкой там

В лёгкой лодке плывут по спокойным волнам.

Изумился щиту Фёдор, старый кузнец,

Но сердито молчал, ничего не сказал.

Следом меч свой достал из узла Тихомир.

А на ножнах меча бой кровавый кипит:

Бьются русичи с силой татарской Орды,

В середине летит на буланом коне

Впереди своих войск славный Дмитрий Донской.

Изумился опять Тихомира отец,

Но сердито молчал, ничего не сказал.

Только старец Арсений сказал, посмотрев:

– Эти ножны достойны великих князей.

Для тебя они – честь. Для врагов – клич к войне. –

Меч из ножен извлёк показать Тихомир.

Как по лезвию солнце сверкнуло лучом,

Так зажмурились все, и глядеть не могли.

Словно в зеркало, в лезвие можно смотреть.

Рукоять у меча как изба в кружевах.

Вновь дивился искусству отец кузнеца,

Но упорно молчал, ничего не сказал.

Стал доспехи свои доставать Тихомир.

Он кольчугу сначала достал и надел.

Словно сказочной рыбы какой чешуя,

Заблестела кольчуга кругами колец.

До локтей доходили её рукава.

Щит нагрудный затем он достал и надел

Сверх кольчуги, чтоб грудь защищал этот щит.

На щите этом малом по кругу узор,

А по центру крест-накрест стоят два меча.

Напоследок извлёк Тихомир и свой шлем.

Заблестел он на солнце, огнём засиял.

И четыре узорные бляхи тот шлем

Защищали ещё с четырёх же сторон;

Носовая накладка по форме меча;

А кольчужная брамица с тыла и с плеч

Защищала бойца. Шлем надел Тихомир

И предстал перед всеми уже не кузнец,

А боец-богатырь, витязь русской земли.

Тут не мог уж смолчать Тихомира отец.

Восхищённо на сына взглянул и сказал:

– Ты меня превзошёл, сын мой, в деле моём!

Ты – от Бога кузнец! Жаль тебя отпускать,

Но, я вижу, нельзя мне тебя удержать.

Ты не только кузнец, ты – готовый боец!

Что ж, судьбы миновать никому не дано.

Был и я в своё время на страшной войне

В рати Дмитрия князя, в дружине его.

Правда, молод я был, много младше тебя.

Набирал он войска, чтоб идти на татар.

И с Ветлуги он тоже народ призывал.

Мой отец, а твой дед, собирался в поход.

Мне же было тогда десять лет лишь всего.

Но хотелось мне очень в поход, на войну.

Как просил я отца, как его умолял…

Но меня он не брал, говорил, что я мал.

И тогда я в подводе укрылся тайком,

На телеге под сеном. Когда же меня

Обнаружили, – были уж мы далеко.

Одного отпускать, чтоб вернулся домой

Было поздно. Отец меня взял на войну…

– Знаю, тятя! Я слышал рассказы твои.

Я их помню. Они и в душе у меня,

И на сердце. Они мне желанье зажгли

Славой род наш покрыть. И доспехи они

Мне ковали ночами, тайком от тебя.

– Вижу, вижу… – ответил кузнец. – Я для них

Вспоминаю о славе великих князей… –

Он кивнул на монахов, нежданных гостей. –

Впрочем, долгий рассказ… Ты в дороге и сам,

Если будет желание слушать твой сказ,

На досуге расскажешь про деда-бойца,

И про подвиг его. С детства знаешь о нём…

– Тятя, дай же мне в память и дедовский нож,

Тот, который ему князь Донской подарил,

Что хранишь, как реликвию. Мне он в пути

Будет как оберег, и поддержит меня,

Если трудно мне будет, чтоб славы отцов

И дедов был достоин я в честном пути. –

И кузнец Тихомиру принёс князев нож

Вместе с ножнами, где был расписан узор

Тонким золотом с крапинами серебра.

Посредине на ножнах серебряный крест

И четыре рубина горят на кресте.

В основании ножен на солнце блестят

Вензеля золотые двух букв: «Д» и «И».

Рукоятка ножа – клык седого моржа,

Отороченный с дивными ножнами в тон

Тонким золотом с крапинами серебра.

Посредине с рубинами крест серебром,

На оковке два вензеля букв: «Д» и «И».

– Этот нож князю Дмитрию выковал Тул,

Старый мастер мариец, кузнец и скорняк,

Делал он колчаны и оружье ковал.

Взял его князь с собою в поход кузнецом.

Возле Тулы потом и остался тот жить.

Много стрел и мечей, много острых ножей,

Что сработал тогда старый Тул, до сих пор

Между Доном-рекой и Непрядвой-рекой,

На большом Куликовом просторе лежат

И гниют, возвращая земле свой металл. –

Так монахам сказал старый Фёдор кузнец.

Дал затем Тихомиру крест-энколпион,

И сказал: – Этот крест раньше дед твой носил,

А потом уж и я. А теперь носи ты.

В нём щепотка земли да просвиры щепоть. –

Поклонился отцу до земли Тихомир,

Дар священный приняв, и на шею надев.

3. Единение сердец

У Ветлуги-реки, у плакучих берёз

Тихомир и Иришка тихонько сидят

И молчат. Не идут им на душу слова.

Всё уж сказано, – только сидеть да грустить,

Да минутки до часа разлуки считать.

У Иришки на сердце тоска и печаль:

Ей хотелось теперь не слова говорить,

А кричать журавлицей, что край свой родной

Покидает к зиме, улетая на юг;

Одинокой волчицею выть на луну;

И вдовицей оплакать свой горький удел.

Ей казалась теперь: подколодной змеёй

Золотая коса шею ей обвила.

И казался ей серым, и пасмурным день.

А на небе ни тучки, ни облачка нет,

Только майское солнце горит в вышине.

– Ничего, моя любушка, скоро вернусь, –

Говорил Тихомир, чтоб утешить её. –

С ними я лишь пробуду один месяцок,

Ну, другой… как они остановятся где,

Как осядут, я тут же назад и вернусь…

– Тяжело расставаться с тобой и на день, –

Отвечала Иришка. Глаза у неё

Были полные слёз. – Ты себя береги.

Не геройствуй напрасно. Хоть ты и силён,

Да не всё можно силою сделать одной.

Сердце чует беду. Тяжело… тяжело…

– Ничего, моя любушка, скоро вернусь.

Снова будем мы вместе, уже навсегда.

Должен я послужить православной Руси,

Сам игумен меня на служенье призвал.

Может, подвиг какой я в пути совершу,

Может, род наш прославлю и наше село,

Как прославил наш род славный дед… Ничего.

– Что мне слава твоя? Не за славу тебя

Я люблю всей душой, не за славу дедов.

Дорог сам ты мне пуще вей славы земли.

Вот, на память возьми алый бант мой с косы. –

Тут она алый бант у косы расплела,

Повязала его Тихомиру вокруг

Головы, чтобы кудри его он держал.

– Не забыл же и я о тебе. Вот, смотри. –

Из-за пазухи вынул кузнец Тихомир

Диадему из чудных цветов. – Их ковал,

О тебе лишь одной вспоминая. Теперь

Ты носи, обо мне вспоминая всегда. –

И на голову ей диадему надел.

Улыбнулась Иришка, но с грустью, и так

Отвечала ему:

– Буду поминать тебя

И с подарком, и без. Только ты поспеши,

Поскорей воротись. И себя береги. –

И опять они, молча, вздыхали вдвоём

У Ветлуги-реки, у плакучих берёз,

Пока время прощаться не вышло совсем.

4. Жизнь начинается со странствий

Фёдор, старый кузнец, вывел лодку свою,

Да на воду спустил, чтобы иноков в ней

Вместе с сыном немного ещё проводить.

Вёрст за пять проводил он их вниз по реке,

Да у левого берега встал на причал.

Тут простились они. Фёдор сына обнял,

И такие слова на прощанье сказал:

– Помни мать и отца. Помни дом свой родной.

Будь разумен и смел, и вернись поскорей. –

Поклонился отцу до земли Тихомир.

Так простились они у простора реки.

Фёдор лодку повёл по течению вверх,

А монахи и с ними кузнец Тихомир

По теченью вниз путь направили свой.

Шли они по тропинке у самой реки,

Поневоле любуясь красой берегов.

Сосны стройные были на том берегу,

Золотилась на солнце сквозь хвою кора.

Словно рыбки, плескались в волнах, веселясь

Блики солнца. И, с ними играя, то тут,

А то там, из воды плавники показав,

Рыбья молодь плескалась в весёлых волнах.

Птицы юркие чертят над самой водой,

Чтоб рыбёшку поймать.

– Божий мир! Божий мир!.. –

Говорил инок Тихон, любуясь на лес,

На Ветлугу, на дол. – Как кругом хорошо!

– Хорошо, – согласился Варнава. – А как

Хорошо было б в мире, когда б человек

И раздоров не знал, только б жил по любви.

– Это разве возможно? – спросил Тихомир.

– Почему же и нет? – вновь Варнава сказал. –

Посмотри, как спокойно кругом, хорошо,

Места много для всех. Вот в обители мы

Сколько лет проживали без распрей, без ссор.

Почему бы и всем так спокойно ни жить,

Ни трудиться, и Бога за то восхвалять?

– Это так. Только как же спокойно-то жить,

Если нас, то марийцы, то хана войска

Притесняют повсюду. Под игом-то жить…

– Я тебе о Ерёме, а ты – о Фоме! –

Улыбнулся Варнава. – Ведь я говорю

Не о нас, а о том, чтобы все как один

Жить спокойно могли и оставить вражду,

И друг друга любить; чтобы был весь народ

Как одна мировая душа. Вот о чём!..

– Захотят ли татары-то жить так, как мы? –

Тихомир не сдавался. – Бог разный у всех…

– Для того и идём, чтоб народы мирить

Православною верой, – Макарий сказал. –

Если в вере единой пребудет народ,

То и меньше вражды. Значит: больше любви.

– Это так, – согласился, вздохнув, Тихомир. –

Но пока враг сильнее – и вера его

Крепнет в силе. А стоит лишь силу сломить,

Так и вера ослабнет. Под игом-то жить…

– Сколь веков уж под игом татарским живём,

А сломить они веру Руси не смогли

Ни огнём, ни мечом, и ни силой своей! –

Отвечал ему Тихон. – Так что же сильней?

– Это так, – согласился опять Тихомир. –

Только всё-таки надо и силу сломить,

Сбросить с шеи хомут!

– Кто же спорит о том.

Будет время, и сбросим, – Варнава сказал.

– А ведь было, и мы побеждали татар.

– Это ты про Донского? А ну, расскажи,

Что за подвиг такой предок твой совершил.

Князь Донской-то за что ему нож подарил?

– Дай-ка нож посмотреть, – Тихон тут попросил. –

Я рисунок отделки запомнить хочу:

Может, где и сгодится. – Ему Тихомир

Дал свой нож посмотреть. Сам же начал рассказ:

– С детства слышал о деде я сказы отца.

Ну, о том, как отец мой попал на войну,

Вы уж знаете: сам он сегодня сказал.

Он мне с братом твердил: нам ли, русским, теперь

Подчиняться Орде! Мы же били не раз

Этих подлых татар. И когда-то Тугай,

Ихний хан, что Рязанское княжество жёг,

Получал по зубам возле Выйды-реки.

И Булата-Тимура, хотя и прозвал

Сам себя он Булатом, всё ж били его

Наши русские силы на Пьяной реке.

Вот и Дмитрий не стал подчиняться Орде,

А с Мамаем на бой стал войска собирать.

С ним Владимир, двоюродный брат, славный князь;

Также князь ярославский пошёл; и ещё

Князь ростовский и князь белозёрский пошли;

И Тверской, и Смоленский, и Суздальский князь…

Но не все захотели идти на Орду.

Нет единства у нас на Руси, вот беда.

Даже Дмитрия тесть не пошёл за него,

Тот, который потом Тохтамышу служил.

Князь тверской Михаил отказался идти.

Да и много других на Орду не пошли.

Вот тогда-то Донской стал людей собирать,

Не вояк, не служак, а людей из простых;

Всех, кто хочет увидеть свободною Русь.

До Ветлуги дошли от Донского гонцы.

Так собрался мой дед, да и многие с ним.

С ним отец мой обманом попал в эту рать.

Мне отец говорил: много плакала Русь,

Предрекая погибель от этой войны,

Разоренье, какое и прежде не раз

После стычек терпели от подлых татар.

И тогда Дмитрий с войском народным своим

Посетил преподобного Сергия скит,

Что при монастыре. Сергий Радонежский

Поддержал полководца, войну освятил,

Над Мамаем победу ему предсказал.

А чтоб слово и делом ещё подкрепить,

Он двух иноков с войском послал на войну:

Пересвета с Ослябей…

– То знаем и мы.

И что после, как слух уж об этом пошёл,

Войско русское втрое потом разрослось. –

Перебил инок Тихон рассказ кузнеца. –

Нам история ведома. В списках ещё

Я о битве с Мамаем сказанье читал,

До того, как марийцы сожгли монастырь,

Уничтожив часть списков. Во многих церквях

Поклонился князь Дмитрий святым образам,

Чтобы Русь защитили они на войне.

И, прощаясь с княгиней, ей Дмитрий сказал,

Проливающей горькие слёзы о нём:

«Что ты плачешь, жена? Кто же нас победит,

Если Бог – нам помощник?»… Ты лучше скажи,

Что за подвиг твой дед совершил, что ему

Был подарен такой изумительный нож? –

Он вернул кузнецу его нож. Тихомир,

Недовольный, что так перебили рассказ,

Отвечал хоть не зло, но с досадой на то.

– Вот и думаю я: что же вы-то втроём

Без оружия в путь свой опасный пошли?

Можно, видно, и вам в руки брать острый меч,

Раз монахов игумен послал на войну…

– Нет, нельзя. Разве только подвигнет сам Бог.

Ты – защита для нас. – Так ему отвечал

Сухопарый Варнава. – Но есть и у нас

Посильнее оружье, чем меч или нож.

Это Господа слово. Его мы несём.

И сейчас не с войной мы, а с миром идём. –

Тут Варнава с улыбкой на всех посмотрел. –

Ты же, Тихон, послушай, не перебивай.

Пусть мы многое знаем, да только – не всё.

А ещё раз послушать, так – лучше узнать.

– Я про подвиг скорее услышать хотел. –

Инок Тихон ответил. Сказал кузнецу: –

Ты меня извини, Тихомир.

– Ничего.

– Долог путь наш. К чему торопиться теперь. –

Вновь Варнава сказал. – Продолжай, Тихомир.

В разговоре и путь веселее пройдёт. –

Между тем тропка в лес от реки поднялась,

Так как берег опутал кустарник густой.

По тропинке поднялись и путники в лес.

Тихомир же продолжил рассказ свой о том,

Как с татарами дед его бился за Русь.

5. Юности воспоминанья

– Нам отец о войне той не раз говорил,

Мне и брату, так, словно я сам много раз

Был в сражениях тех, на побоище том.

Так отец говорил: подошёл уж сентябрь,

Как на поле князь Дмитрий построил войска.

С воеводами въехал затем он на холм,

Чтобы рать осмотреть. Что направо гляди,

Что налево – кругом, сколько мог видеть глаз –

Да и сколько не видел, и дальше ещё –

Всюду войско стоит и сражения ждёт.

На знамёнах сияют святых образа

В тёплых солнца лучах; и шумят на ветру,

Развиваются стяги, как гладь облаков;

И с хоругвей полков смотрят смело вперёд

Лики русских князей, и святых, и Христа.

Строй за строем, плечом возле друга плеча

Русь сынов своих вывела насмерть стоять.

Их доспехи сливаются все серебром,

Словно в поле река полноводная вдруг

Разлилась тут от края до края земли;

Их кольчуги блестят, словно рябь на волнах.

Золочёные шлемы на солнце горят,

Словно вспыхнуло пламя румяной зари

Над седою рекой, отражаясь в воде.

Так стояли войска достославной Руси.

Рождества Богородицы праздник святой

Наступил уж. Дни тёплые были тогда.

Ночи тёплые, тихие, утром – туман.

Как пророк говорил: «Для неверных и ночь

Не светла, а для верных, – ясна, словно день».

А с утра был туман: ничего не видать,

Только звуками труб отзывались полки.

До полудня почти не сдавался туман,

Но потом, как рассеялся, видят: стоят

Бусурманов войска. Что направо гляди,

Что налево – кругом, сколько мог видеть глаз –

Да и сколько не видел, и дальше ещё –

Всюду войско стоит и сражения ждёт.

Не одни же татары с Мамаем пришли,

Чтобы Русь погубить: и литовский там был

Князь Ягайло с войсками, армены ещё,

Агаряне, черкесы, буртасы, ещё

Князь рязанский Олег за Мамая пошёл,

Фрязы, половцы… многих привёл хан Мамай

Против Дмитрия биться и брата его.

Как увидели русские вражьи войска,

Так в сражение рвались, чтобы подвиг добыть,

Бусурманов побить, защитить Русь мечом.

Были стычки сначала отрядов лихих.

Никогда ещё поле не видело то

Вместе столько народа. Казалось, земля

Из-под ног уходила, дрожала, тряслась.

Так как дед мой был ростом не ниже меня,

А по силе и вовсе меня был сильней,

Как отец говорил, то за это его

Князь в Коломне зачислил в дружину свою,

А до этого был он в полку костромском.

Много с плеч поснимал бусурманских голов

В тех боях дед Макар. Был тогда у татар

Богатырь Челубей. Многих русских побил.

И никто победить его силу не мог.

И двоих, и троих он один побеждал…

Перед тем, как сошлись основные полки

В беспощадном и страшном кровавом бою,

Закричал от татар богатырь Челубей:

«Слушай, дикий урус! Кто один на один

Выйдет против меня? Кто меня победит,

Тот добудет и честь, и победу себе!