Мои миры

Когда протянул руку, чтобы взять зелёную, сзади послышался грозный мужской голос.

– А ну, отстань от Василисы,– голос явно не шутил.

– Вань, Вань, ты чего? Это так просто, мы шутим,– сказала лягушка.

Я оглянулся назад. В двух шагах от меня стоял крепкий парень, что называется «косая сажень в плечах». На шее висела толстая золотая цепь. Крутой стриженый затылок и размер кулака были одинакового неслабого размера. Не зная, что делать, я раскорячился в идиотской позе: одна нога на сухом месте, другая в грязи, и весь вытянулся в сторону кочки. Собравшись всё же вытащить лягушку, я протянул руку и почувствовал, что кочка пуста. В это время женский голос раздавался уже рядом с парнем. Я оглянулся. Рядом с ним стояла красивая девушка в джинсах и топике.

– Ну что ты вечно за мной ходишь,– отчитывала она парня.

– Бросай свои глупые шуточки,– миролюбиво увещевал её Ваня,– а то лягушачью шкуру сожгу. Ведёшь себя, как маленькая.

– Соскучилась я, Вань. А давай к Горынычу в гости сходим,– и Василиса прижалась к мускулистой руке парня.

– Сколько можно говорить – не Горыныч, а дядя Егорыч.

– Горыныч, Горыныч,– озорно смеясь, дразнилась Василиса, видимо, давно уж забыв про меня.

Они, обнявшись, пошли по своей, только им знакомой дороге. Только Иван, почти исчезнув за ветвями, обернулся и показал мне свой огромный кулак. Я вытер со лба холодный пот.

Вдруг очень захотелось домой, но куда идти не знал. Везде был одинаковый лес. Тем более уже столько накружил, что сориентироваться не представлялось никакой возможности. Однако идти в ту сторону, куда ушли Иван с Василисой, мне не хотелось, и я пошёл в противоположном направлении. Продравшись через попавшийся на пути кустарник, увидел свой дом. Удивлённый, оглянулся. Из-под кочки на меня глядели два озорных глаза на поросшем мхом лице и нос, похожий на сломанную веточку. Я тряхнул головой. Кочка как кочка, только теперь такое же озорное лицо смотрело на меня из-за ели. Я помахал ему рукой и пошёл домой.

CКАЗКА 2

Снова наступило долгожданное лето, а с ним и пенье птиц, ласковое прикосновение ветерка; растянутые повсюду ловушки паутины; противное жужжание мух; укусы комаров, раздражающе чешущиеся потом всю ночь, и манящая зелень леса. Сидя на балконе своей дачи, я мечтательно смотрел на опушку леса, с удовольствием и некоторой ностальгией вспоминая своё давнее путешествие. Тёплый солнечный свет разморил меня, но с трудом преодолевая лень, я всё же встал и направился к манящей опушке. Первые шаги давались мне с трудом, но чем ближе подходил к лесу, тем идти становилось всё легче. Уже оказавшись под сенью деревьев, ощутил благоприятную прохладу зелени. Пройдя ещё немного, чтобы вид посёлка не отвлекал, выбрал светлую полянку, и присел на пенёк.

– Ну, здравствуй, лес,– сказал я тихо, с радостью оглядывая окружающую растительность.

Лёгкий ветерок пробежал по веткам, словно бы отвечая на моё приветствие. Невдалеке синица присела на ветку. Немного покрутившись, она посмотрела на меня внимательно. Потом, подсвистнув, быстро упорхнула.

Встал и решил, что раз уж зашёл в лес, то надо немного прогуляться. Я шёл по знакомой с детства тропинке. Здесь зимой с друзьями мы часто катались на лыжах, а летом ходили по грибы. Солнце пробивалось сквозь ветви деревьев, заливая своими лучами каждое свободное местечко. Дойдя до Красной горки, снова присел отдохнуть. До боли знакомое место. Из лыж, сломанных здесь, можно было бы выстроить забор вокруг нашего посёлка.

– А, старый знакомый, привет!

Я оглянулся на голос. Позади меня стояла русская печь, а на ней, улыбаясь во весь рот, сидел Емельян. Печь попыхивала трубой, распространяя вокруг себя запах берёзовых поленьев.

– Здравствуй,– я приветственно взмахнул рукой.– Куда собрался?

– Не, уже возвращаюсь домой,– продолжал улыбчивый молодец.– К дядьке Горынычу ездил. Ой, Егорычу. Прихворнул старик. Еле ходит. Да изо рта дым пускает.

– Как дым?– удивился я.

– Как-как… Обыкновенно,– обеспокоено продолжал Емеля.– Он, когда болеет, очень много курит, а я с детства привык говорить, что он изо рта дым пускает.

Я кивнул головой в знак того, что понял, но в голове у меня крутились иные мысли.

– А вы-то чего здесь делаете?– поинтересовался парень.– Без корзинки, на грибника совсем не похожи.

– Просто прогуляться вышел, да вот и тебя повстречал.

– А то поехали к нам в гости,– добродушно предложил Емеля.

– Да вроде неудобно. Кстати, как там Ядвига Ивановна? Не хворает?– я хотел, но не смог назвать мою старую знакомую сокращённо.

– Она сейчас в магазин полетела, да скоро вернётся. Поехали,– подзадорил меня Емеля. Немного стушевавшись, полез на печь. Удобно усевшись, я постепенно освоился. От печки исходило приятное тепло. Разговор снова возобновился.

– А что,– поинтересовался я весело,– Ядвига Ивановна колобки-то печёт?

– Нет, пока,– огорчённо вздохнул Емеля.– На прошлой неделе у неё конфликт вышел с Иваном. Так Иван всю печь чуть не разворотил, да бабаньку чуть не ошпарил.

– Как так?– насторожился я.

– Да я Ивана не виню. Это всё бабанька. Не любит она Иванов. Ну, прямо несварение у неё какое-то от них,– и, обернувшись ко мне, спросил.– Вы ведь не Иван?

– Нет,– успокоил его, а про себя подумал: «слава Богу».

И, чтобы перевести разговор на другую тему, поинтересовался:

– А что, Емеля, это вся скорость, что может показать твоя печь?

– Да что вы!– обиделся он.– Только ехать будет не слишком удобно.

– Чего ж здесь неудобного?– спросил я, поёрзав на месте.– Очень даже удобно.

– Тогда поехали?– оживился Емеля.

– Поехали!– неосторожно подбодрил я его.

Печь, выпустив из трубы густое облако дыма, заметно прибавила в скорости. Берёзы и ёлки, если мы не успевали уворачиваться, теперь проносились мимо нас, и хлестали ветками по лицу. Я понял предостережение Емели слишком поздно. Всё было бы хорошо, но с увеличением скорости печь стала нагреваться гораздо сильнее. Недавно ещё тёплая, теперь она шпарила вовсю. Емеля, привычный, казалось, не замечал ничего, а мне было неудобно идти на попятный. В попытке держаться за печь покрепче, чуть не обжёг руки. Обругав себя за бестолковость, уже хотел попросить Емелю притормозить, как печь со всего маха наскочила на кочку. Подпрыгнув высоко, я не удержался и свалился на землю, при этом больно ударившись о пенёк. Печь унеслась прочь, а я даже не мог окрикнуть Емелю, так как от боли у меня перехватило дыхание.

Немного отлежавшись, побрёл искать дорогу. Старался придерживаться небольшого следа, оставленного печкой. Вскоре боль отпустила, и я пошёл бодрее. После того, как чуть не поджарился на печке, очень хотелось пить.

Между деревьев запрыгали солнечные зайчики, отсвечиваясь от водной глади небольшого лесного озерца. Я радостно повернул к нему, чтобы освежиться. Выйдя на берег, был восхищён. Водная гладь, словно хрустальная, сверкала, искрилась. Солнечные зайчики скакали по ней, играя друг с другом в прятки. Я скинул рубашку и наклонился к воде. Предвкушая удовольствие от влажной прохлады, которая через секунду растечётся по моим жилам, протянул руки, чтобы зачерпнуть воду в ладони.

– Не пейте,– услышал усталый девичий голос. От неожиданности чуть не свалился в воду.

– Не пейте, не надо,– тихо и печально повторила она.

– Почему?– удивился я.– Что, козлёночком стану?

– Почему козлёночком?– грустно переспросила девушка.– Самым настоящим козлом.

– Каким козлом?– не понял я.

– А за козла ответишь!– раздался грубый блеющий голос.

Я оглянулся. Невдалеке стоял… Даже не знаю, кто стоял. Внешне сразу бы принял его за козла, но, приглядевшись, понял, что это молодой человек, но все черты у него козлиные. Огромные шевелящиеся уши. Растопыренные ноздри. Борода. На голове шапка какого-то непонятного фасона, но под ней явно угадывались....

– Кто это?– в ужасе спросил я.

– Братишка,– грустно ответила девушка.– Замучил он меня. Раньше был человек человеком только упрямый. Говорила ему «не пей», так ведь нет. А теперь сами видите, что. Хоть топись.

– Что вы!– поскорей попытался её успокоить.– Не стоит так расстраиваться. Может ещё всё обойдется! А вы сразу топиться.

– Да я и сама не хочу. Вы что думаете, мне это в удовольствие? Просто, когда утоплюсь, придет красный молодец и спасет меня, а заодно и его, козла несчастного.

– Я же предупредил кого-то про козла,– проблеял козлоподобный, но уже как-то виновато.

Вдруг девушка посмотрел на меня с ожиданием чуда:

– А может, это вы добрый молодец?– в её глазах заискрилась надежда.

Я посмотрел на неё, потом на братишку. При этом козёл состроил такую морду, что я понял, что мне, конечно, хоть и жалко девушку, но своя рубашка ближе к телу. И скорее ответил:

– Нет, что вы, это не я!

Козёл самодовольно ухмыльнулся, а девушка печально подошла к озеру и села на камень, стоявший у самой воды.

Ругая себя самыми последними словами за трусость, побрёл дальше по лесу. То ли из-за расстроенных чувств, то ли по какой другой причине вскоре заблудился. Всё ещё стыдясь своего недавнего поведения, стал оглядываться по сторонам. Лес окружил меня плотной стеной. Ели своими колючими ветками старались хлестнуть в лицо. Кусты щетинились, закрывая все проходы. Пройдя совсем немного, совершенно выбился из сил. Вскоре остановился, буквально окружённый деревьями, и понял, что выхода отсюда не будет. Тогда, набрав побольше воздуха в лёгкие, крикнул:

– Хорошо, я не прав. Струсил. Но вы то! Вы-то куда глядели?! Как вы допустили, чтобы братец превратился в такого козла?

То ли ветер стих. То ли показалось, но теперь ветки деревьев больше не представляли для меня препятствий. Может, всё только причудилось со страху? Успокоившись, хотел продолжить свой путь, как вдруг услышал: «а за козла ответишь». Оглянулся, но никого не увидел. «Что-то нервишки разыгрались»,– подумал я.

Лес, что ни говори, оказывает на человека умиротворяющее и успокаивающее действие. Так и со мной произошло. Очень скоро умиротворение и радость поселились в душе. Я шёл дальше, наслаждаясь красотой и ароматом леса, слушая песни птиц, радуясь журчанию лесного ручейка.

– Эх, лепота,– вырвалась у меня расхожая цитата из всеми любимого фильма.

– Какая там лепота,– отозвался скрипучий голос.– Застой и уныние.

В трёх шагах от меня сидела на ветке сорока. Больше, сколько не вертелся, никого не обнаружил.

– Ну, что башкой-то вертишь, гляди, отвалится,– проскрипела сорока.

Она насмешливо смотрела на меня своими чёрными глазами-бусинками. Даже показалось, что улыбается, хотя по понятным причинам этого не могло быть никак.

– Чего без толку-то бродишь?– спросила сорока.

– Да вот, гуляю,– стал оправдываться я.

– Это дело бесполезное,– рассудительно заявила она.

– Что значит бесполезное?– переспросил, с удивлением.

– Ходют и ходют,– недовольно ворчала сорока.– Ты видал, чтоб хоть один зверь в лесу ходил без делу?

– Нет, откуда?

– А ты приглядись. В лесу сегодня праздник. Все идут на концерт, а ты один стоишь у всех на дороге и слюни тут пустил: «лепота». Тьфу, срамота.

Я пригляделся и действительно увидел, что вся лесная живность тянется в одном направлении. Как этого раньше не заметил?

– Не могла сразу что ли сказать,– хотел пристыдить сороку.– А какой праздник?

– Как какой? «Темнота, лета не знает»,– затараторила сорока на весь лес, так что мне даже стало неудобно.– Вы слышали, он не знает, что у нас в лесу творится?

– Вот разошлась,– вставила пролетавшая мимо синица.– Теперь пока не проорётся ничего толкового не скажет.

– Нет, скажу,– вдруг резко успокоившись, как ни в чём не бывало, заговорила сорока.– Концерт сегодня в лесу, концерт! Иностранная группа «Гномы»! Проездом! Только один день! Первая и прощальная гастроль!

– А ты говорила «застой и уныние»,– попытался я её поддеть.

– Конечно,– ничуть не смутившись, продолжила сорока,– Застой и уныние, но не сегодня.

Кстати, могу предложить билетик в партер.

– Нет уж. Спасибо,– ответил я и пошёл вслед за лесными жителями.

Хоть все и спешили на концерт, их шествие не было похоже на майскую демонстрацию. Все шли тихо и аккуратно, изредка выдавая своё присутствие лишь негромкими звуками или шелестом травы. Памятуя прошлогодний случай, я боялся наступить на кого-либо из зверей или муравьёв, поэтому шёл медленно и аккуратно.

Вдруг рядом со мной раздался визг. Я испугался и даже отступил в сторону. Мне показалось, что опять был слишком неуклюжим. Пригляделся. В том месте, откуда шёл визг, заметил колючие шубки ёжиков.

– Что тебе говорила!– раздался в траве строгий голос.– Никого не трогай по пути. Мы идём на концерт, а не на охоту.

– Но как же?– возразил молодой голос.

– Пойми, мы идём на концерт и мышка тоже на концерт, а ты ей весь костюмчик помял. Да и свой испачкал. Отпусти.

Визг прекратился и по быстро пригибающейся траве я мог проследить, куда побежала спасённая жертва. Затем захотел поближе рассмотреть ёжиков. Мои глаза встретились взглядом с глазами-бусинками самого крупного ежа.

– Вот что бывает из-за того, что концерты в последнее время стали такой редкостью. Дети совсем не знают, что это такое…– посетовала ежиха строгим голосом, и, уже в траве тихонечко добавила.– А охотиться мы будем ночью.

Поляна, на которой шёл концерт, находилась невдалеке. Концерт уже шёл вовсю. На небольшом холмике стояли шесть гномов и самозабвенно пели песенку. «Lya, lya, hi, hy! lya, lya, hi, hy!»– неслось вышину. Гномы пританцовывали в такт мелодии. А звери с замиранием сердца следили за иностранными исполнителями и боялись упустить хоть один звук.

Как я уже говорил, гномов было шесть. Первый и них был худой и длинный. Несмотря на весёлую песенку, лицо его было печально и грустно. Он напомнил мне первый рабочий день, когда впереди ещё вся длинная рабочая неделя, и радоваться особенно нечему. Второй был ниже и веселее. Собственно, все они были, чем ниже, тем веселее. Только пятый был какой-то совсем несоразмерный. До пояса он был короткий и весёлый, а вот ниже он был похож на первого. «Последний рабочий день,– подумалось мне,– до обеда короткий, но после тянется неимоверно долго». Шестой же был очень коротким, и чувствовалось, что он старший, потому что постоянно оглядывался, словно искал кого-то. Покачивая своими шапочками то вправо, то влево они продолжали свой незамысловатый мотив: «lya, lya, hi, hy! lya. lya, hi, hy! lya, lya, lya, lya, hi, hy!».

Вдруг деревья за холмиком зашевелились, и показался ещё один гном. Он тащил за собой, что-то очень для него тяжёлое в красивой упаковке. Самый маленький и самый старший гном изменился в лице. Он взял свою палку, на которую до этого опирался и, стараясь сделать это незаметно, ударил новенького по голове. Предчувствуя необыкновенную развязку, я подошёл ближе. Звуки песни не смолкали, и поэтому никто кроме меня не обратил внимания на эту сцену. А, может быть, звери были более деликатными. Два гнома о чём-то сильно спорили, но я сначала не мог их понять, ведь они говорили не по-русски. Однако, уже готовый разочароваться, я вдруг стал понимать их речь.

– Saturday,– кричал маленький гном, колотя второго палкой по голове,– ti sobral v etom lesy ves chertov shokolad. Y nas yzhe ne ostalos zolota.

– No, Sunday,– оправдывался Saturday, отбиваясь, как только мог,– ti nichego ne ponimaesh. Eto zhe Alpengold.

– Ya pokazhy tebe Alpengold. Iz-za tvoei zhadnosti, mi vtoroi mesyats ne mozhem vibratsye iz ryssklh lesov,– и отвесив палкой очередную оплеуху, добавил.– Poi vmeste so vsemi ili propadem zdes.

С этими словами он вытащил своего товарища на холмик и к хору добавился ещё один голос. Правда Saturday всё время оглядывался на плитку шоколада и старательно придерживал её ногой, за что непременно получал оплеухи от Sunday. Причём песня не прекращалась ни на минуту. Заводной импортный мотив завораживал местных поклонников:

«lya, lya, hi, hy!

lya, lya, hi, hy!

lya, lya. lya, lya, hi, hy!».

Теперь песни пели не только гномы, но и звери. Даже сорока, наконец, наболтавшись, прилетела на поляну и подпевала своим хрипучим голосом. Только получалось у неё не как у гномов, а как-то совсем по-домашнему: «хватит спать, хватит спать».

– Хватит спать,– теребя меня за руку, повторяла настойчиво дочь,– Ты же совсем сгоришь на солнце. Разве можно быть таким неосмотрительным?

Я открыл глаза. Оказывается, я всё так же сидел на балкончике своей дачи, а тёмный лес заманчиво шумел своей зелёной листвой.

СКАЗКА 3

События в рассказе основаны на реальных фактах и некоторых домыслах.

Автомобиль легко и бодро бежал по дороге, наворачивая очередную сотню километров. Как бы банально это не звучало, но куда денешься от правды жизни. Солнце светило по весеннему, за окном птицы начинали выводить свои первые, в этом году, песни. Несмотря на последние дни февраля, пахло весной. Была ли это ранняя весна или только её преддверие, не знаю, но настроение радостное. Тающие сугробы снега на глазах превращались в грязные лужи, быстро освобождая оккупированные зимой обочины. Сухой асфальт делал поездку приятной во всех отношениях. Много ли надо автомобилисту для счастья: исправный автомобиль, полный бак горючего, хорошая погода и, конечно, чистая, хорошая дорога. И можно ехать и ехать, оставляя за окнами населённые пункты, леса, реки, мосты. Поездка на авто отличается от поездки на поезде. За окнами вроде всё тоже, но там ты являешься сторонним наблюдателем. А если едешь за рулём автомобиля, то уже не наблюдатель, а участник жизни, пробегающей за окнами. Ощущаешь поток жизни, бегущей по дороге вместе с автомобилями. Чувствуешь, кто едет впереди, кто позади. И процесс захватывает, потому, что он сродни самой жизни, ведь давно всем известно, что жизнь – это движение.

Однако погода начала быстро портиться. И светлые мысли, навеянные дорогой, постепенно покинули меня. Тёмная туча, складывая скорость далеко не постепенного своего наступления со скоростью автомобиля, быстро заволокла небо. В лобовое стекло сначала понемногу, но затем словно умножаясь, в геометрической прогрессии, стали ломится снежинки. Вначале мелкие, очень скоро они превратились в крупные хлопья. Видимость здорово ухудшилась, и пришлось снизить скорость, тем более что и дорога в этом месте стала извилистой и покрытой скользкой, снежной массой летящей с неба. А снегопад всё усиливался и усиливался. Вскоре ехать пришлось больше по памяти или наугад, с таким напряжением вглядываясь через летящий, кружащий поток, что можно было и глаза вывихнуть.

За очередным поворотом замигал еле различимый красный глаз. Казалось, сказочный дракон, воспользовавшись непогодой, коварно пристроился за углом. Но всё гораздо проще. Сигнал переездного светофора вскоре принял свои очертания. Остановившись у шлагбаума, я стал смотреть сквозь кружащую кутерьму на перемигивающиеся лампы. А действительно, как похоже на подмигивающего дракона. Но дорога на то и дорога, чтобы ехать, а не стоять.

С трудом перевалившись через снежные надолбы, выросшие на переезде, вновь выехал на дорогу. И снова поворот за поворотом сквозь снегопад. Уже не верилось, что всего каких-нибудь полчаса назад за окнами светило солнце. Казалось, что еду в самый эпицентр вьюги. И вдруг вижу, что на обочине стоит пожилая женщина и усиленно машет руками. Повторяя движения её рук, снежные завихрения, приняв ускорение, разлетаются в разные стороны.

«Что за баба Яга»,– подумал я. Баба Яга. Ну, точно. Моя старая, во всех смыслах, знакомая Ядвига Ивановна. Остановил машину. Сколько времени прошло…

–Ядвига Ивановна,– крикнул, открыв окно.– Сколько лет, сколько зим!

– А, это ты. Чего остановился-то?

– Да вот, Вас увидел. Обрадовался.

– Ну, увидел. Поздоровались. Ехай дальше,– словно обрезала, проворчала она.

– Какая-то Вы сегодня недобрая, Ядвига Ивановна, или случилось что? Может, помочь?– проявил я участие.

– Да чем же ты поможешь? Или снегу мне на огород наносишь?

– Зачем Вам снег, весна скоро?

– Сразу видно городской. Зима-то, какой была?

– Как какой? Зимней,– попытался отшутиться.

– Вот правильно говорю, городской. Зима была тёплой. Снега на полях, а значит и на огороде, мало. Вот и провожу снегозадержание.

– Так какое это снегозадержание, когда на улице плюс. Грязь лишняя, да и ехать вот тяжело,– показал руками на руль автомобиля.

– Вам всё автомобили. Вот и Емеля, внучка-то помнишь?– спросила баба Яга, продолжая махать руками.

– Конечно, помню. Кстати, как он?– искренне поинтересовался я.

– Вот и говорю, автомобили. Тоже он купил он себе машину. Большую такую. И катается туда-сюда. Целыми днями.

– Зато, наверно, на печи уже не валяется. Ведь на машину и бензин надо, и прочее бывает,– я показал пальцами знак, обозначающий денежки.

– Да какое там. Устроил из дома музей народного творчества. Людям лапшу на уши вешает, вот тебе и заработок. ИП «Емеля». Может, слыхал?

– Нет, не слышал. А то бы обязательно заглянул на огонёк.

– Ну вот, отвлёк меня разговорами, и снегу меньше стало,– посетовала Ядвига Ивановна.

Действительно, за разговором и не заметил, что метель поубавилась и заметно посветлело.

– Ладно, на сегодня хватит,– устало вздохнула она.

– Вот, была бы дорога, подвёз бы Вас. Жаль, что её нет, да и всё замело,– бодро предложил я и почти сразу пожалел.

– Дороги есть. Емеля проложил. Говорила же тебе, что он машину купил. А снег, так это дело нехитрое. Эй, Горыныч!– Крикнула она громко куда-то под облака, сложив ладошки рупором.

Я поднял голову, готовясь увидеть… Впрочем, и сам не знал, что готовился увидеть.

– Горыныч, поди сюда!– продолжала звать Ядвига Ивановна.

– Что ты орёшь на весь лес,– услышал позади себя незнакомый голос.

По обочине бодрой походкой к нам приближался невысокого роста мужчина, лет шестидесяти, одетый в армейскую камуфляжную одежду, какую военные носили ещё до странной формы от Юдашкина. На ногах финские валенки из телевизионной рекламы. На голове вязаная шапка. Он, не торопясь, подошёл к нам и протянул мне руку:

– Здравствуйте,– сказал он мне, протягивая руку.

Я протянул в ответ свою через окно автомобиля, и пожал его неожиданно крепкую ладонь.

– Что шумишь?– повторил он свой вопрос, обращаясь к Ядвиге Ивановне.

– Чего, чего? Почисти-ка дорогу до дому.

– Ага, ты тут битый час колобродила. Вон, люди из-за тебя ехать не могут. А теперь помоги. Ты что, старая, издеваешься?– выговаривал Горыныч.

– Да я не…– попытался вступиться за Ядвигу Ивановну, но меня никто не слушал.

– Вот именно, целый час надрывалась и всё без толку. И всё из-за тебя.

– Говоришь, из-за меня?– возмущался мужчина.

– А то из-за кого же. На дворе февраль, а он в угоду своему племянничку теплынь на дворе устроил. Видишь ли, Емеле ездить по снегу неудобно,– продолжала возмущаться баба Яга.

– Да ладно тебе, Ядвига Ивановна. Перед человеком неудобно,– засмущался Горыныч.

– Вот раз неудобно, давай чисти дорогу,– не отступала та и, повернувшись ко мне, спросила.– Ну что, не передумал, старушку через дорогу перевести?

– Конечно, конечно, Ядвига Ивановна. Садитесь.

Баба, так сказать, Яга неожиданно проворно перебежала дорогу и одним махом оказалась на пассажирском сиденье.

– Поехали!– скомандовала она, пристёгиваясь ремнём безопасности.

– Куда…– не успел задать вопрос, как перед капотом автомобиля метра на четыре оказался чистый асфальт и ни одной снежинки с неба.

– Давай, давай,– подбодрила меня бабулька и, повернувшись к открытому окну, крикнула.– Пока, Егорыч. Колобки спеку – заходи.

Горыныч, то есть, Егорыч, усмехнулся, покачал головой и только махнул рукой, мол, езжайте уж. Дорога была знакома. Во всяком случае, я так думал. Однако метров через двести Баба Яга замахала руками.

– Вот здесь, сынок, за вот этим домом поворачивай. Давай, давай, давай.

– Ядвига Ивановна, здесь же нет дороги,– возразил я.

– Какой «нет»? Говорят, поворачивай!

– И действительно, в указанном месте полоса чистого асфальта перед автомобилем повернула именно туда, куда показала бабуля.

– Да, давненько мы не виделись,– сказал я.– Отвык…

– Так заходил бы в гости, и привыкать бы не пришлось.

– Да, уж…

Хотел сказать, что, мол, так и ехал по дороге, но по факту было так: дорога бежала передо мной. И не просто дорога, и не просто бежала, а прекрасная на четыре метра вперёд дорога была лучше любого навигатора.

– Не переживай!– успокаивала меня Ядвига Ивановна, видно чувствуя мою растерянность.– Тут недалеко.

Дорога, повиляв для порядка, словно собака хвостом, окончилась около новых резных ворот. Табличка, со шрифтом, стилизованным под старославянские письмена, сообщала, что за воротами находится «Контактный музей народного творчества». В уголке таблички гордо красовалась подпись: «ИП Емеля». Из-за забора слышался детский смех и стук топоров. Довольно странное сочетание.