Папина дочка

От того, как ловко это у него получилось, я невольно улыбаюсь. То, что Александр меня не видит, даёт мне возможность за ним наблюдать без боязни быть уличённой.

Забравшись на доску, он мощными гребками ладони рассекает воду, свободной рукой удерживая заданное направление. Солнечные лучи подсвечивают перекатывающиеся мышцы его плеч и спины, делая зрелище поистине завораживающим.

Книга выскальзывает из моих рук, в горле пересыхает. Надвигающая на него волна не такая гигантская, как я видела в фильмах, но достаточно высокая, чтобы моё сердце подпрыгнуло. Не думая пасовать перед стихией, Александр встаёт на одно колено и делает рывок – и вот он уже, стоя на обеих ногах, мчится вперёд, балансируя корпусом вправо и влево, словно в танце.

От восторга и восхищения у меня перехватывает дыхание. Я словно слежу за сценой из кино, где всей душой болею за героя.

Кудрявая пена срывается с гребня, оставляя за собой извилистые белёсые дорожки.

Резкий поворот корпуса – и доска эффектно закручивается по дуге, заходя вглубь волны.

Резко отведя взгляд, я смотрю перед собой. Удары сердца сотрясают грудную клетку, лицо горит. Я не понимаю, почему так остро реагирую на всё, что касается этого мужчины. Даже если он катается на доске как бог и прекрасно выглядит, это не объясняет странного трепета, который я всякий раз испытываю в его присутствии.

– Лина, ты намазалась кремом? – Мамин голос заставляет меня вздрогнуть. Повернувшись к ней, я вижу протянутый баллон термальной воды. – И полчаса не прошло, а у тебя лицо горит. Папа, кстати, пошёл в бар. Тебе нужно что-то взять?

Мотнув головой, я направляю распылитель на лицо, надеясь, что подземный французский источник успокоит не только кожу, но и поднявшееся волнение.

Но он, к сожалению, не успокаивает.

Потому что Александр выходит из воды и идёт прямо к нам. Его рельефное загорелое тело так контрастирует с иссиня-голубой подложкой неба и океана, что у меня в очередной раз захватывает дух.

Чёрная доска с неоновым рисунком зажата у него в руке, мокрые волосы прилипли ко лбу, мышцы красиво перекатываются под кожей. Даже мама, которая, кажется, не слишком расположена к Александру, незаметно приспускает очки и его разглядывает.

Я торопливо нащупываю книгу и снова утыкаюсь в страницы, попутно считая секунды до его приближения. Их с Марком шезлонги находятся по соседству от наших, так что нет и шанса, что Александр пройдёт мимо.

– Вы ещё не окунались? – Его голос немного скачет из-за сбившегося дыхания. – Вода сегодня отличная.

Смотреть в книгу становится невежливым, так что мне приходится поднять голову. Первое, что я вижу – это мускулистый живот с подтеками воды, уходящими за пояс чёрных плавательных шорт. Выше – широкая грудь с порослью намокших тёмных волос. На руках – вздувшиеся от напряжения вены.

– Я обычно не плаваю, мне холодно даже в самой тёплой воде, – отвечает мама, звуча чуть приветливее, чем обычно. – Каролина, наверное, сходит чуть позже.

– Встать на доску не надумала? – Взгляд Александра перемещается ко мне, отчего я испытываю желание плотнее сжать колени. Лежать в развалку в его присутствии кажется немного вульгарным.

– Не уверена, что у меня получится. – От волнения мой голос взвивается. – Я немного понаблюдала, как вы катаетесь… Боюсь, для меня это слишком сложно…

– Лина, папа звонит, – мама трогает моё предплечье. – Нервничает, что бармен не понимает английского. Я подойду к нему.

Я машинально киваю. Взгляд Александра сфокусирован на мне, и это мешает так сразу переключиться.

– …Мне кажется, нужно в совершенстве владеть телом, чтобы уметь стоять на доске и не упасть, когда заносит…

Мои щёки снова предательски нагреваются, но я заставляю себя не разрывать зрительный контакт. Солнечные очки в этом смысле отлично помогают, пряча смятение.

– Главная фишка катания заключается в умении чувствовать волну, – в его тоне совсем нет снисходительности или желания поучать, есть только мягкое участие. – Тело само подскажет, где нужно идти напролом, а где – просто расслабиться и позволить себя нести.

– Звучит интригующе, – признаю я с кивком.

– Если решишь попробовать – я помогу.

Я сглатываю возникшее в горле першение.

– Научите лучше понимать тело?

Повисает короткая пауза. Тёмные брови Александра слегка сдвигаются к переносице, на скулах проступает тень желваков. Он словно разозлён тем, что разговор стал двусмысленным. Или ему, возможно, не понравился мой ответ.

– Я думаю, в реальности у тебя не возникнет с этим проблем. – Его голос приобретает оттенок вежливой отстранённости. – Раз уж Марк вызвался тебя обучать, правильно чувствовать волну он тоже сумеет тебе объяснить.

Здесь уже меня берёт раздражение. Почему что родители, что Александр постоянно твердят мне о Марке?

– Если я решу заняться серфингом, то хочу сама выбрать себе учителя. Или для вас это проблема?

В глазах Александра сужаются в удивлении, уголки губ вздрагивают.

– Я об этом не думал. Но учиться у меня тебе точно будет непросто. Терпение – не моя сильная сторона.

6

– А жаль, – я поднимаю на лоб солнечные очки, давая Александру возможность видеть мои глаза. На смену смущению приходит упрямое желание противостоять его раздражающей вежливости. – Я бы рискнула.

Повисшая пауза кажется такой напряжённой и долгой, словно мы участники ролика, записанного в слоу-моушн. Взгляд Александра точечно исследует моё лицо: глаза, щека, родинка, подбородок. Я, в свою очередь, разглядываю его сжатые губы с поблёскивающими каплями воды и ловлю себя на том, что, несмотря на вихрь раздражения, всё ещё продолжаю им любоваться.

– А вот вы где! – слышится весёлый голос справа.

Прервав созерцание, я резко оборачиваюсь. Марк идёт нам навстречу. Доска зажата под мышкой, влажные волосы растрёпаны ветром. Отличное телосложение передалось ему генами, делая его схожим с моделью рекламного постера.

– Простите, что заставил ждать – разговорился с местными серфингистами.

Воткнув доску в песок, Марк садится на шезлонг рядом со мной. Мокрые шорты задевают моё бедро, заставляя невольно вздрогнуть.

– Сегодня волна отличная. Не надумала опробовать серф?

Я перевожу взгляд на Александра. На меня он больше не смотрит, и это нелогично злит.

– А что, если я упаду лицом вниз и не смогу встать? – Я разворачиваюсь к Марку, решив уделить ему максимум внимания.

– Тогда я тебя поймаю, – без раздумий отвечает он, растянув рот в широкой улыбке.

У него ровные белые зубы, приятно контрастирующие с загорелой кожей, и выразительные глаза. Я наконец готова признать, что родители правы – он действительно симпатичный. К тому же, у него нет сомнений в том, хочет ли он учить меня кататься на серфе.

– Ладно! – решаюсь я, поднимаюсь с шезлонга. – Но имей в виду, что ты отвечаешь за мою жизнь.

Заулыбавшись шире, Марк мне подмигивает.

– Только обещай во всём меня слушаться, договорились?

– Во всём слушаться – это я могу, – поддакиваю я, меча мстительный взгляд в Александра.

Но он уже переключил внимание на свою доску и делает вид, что ему совершенно плевать.

Немногим позже я стою у воды, натягивая на щиколотку лиш – так, оказывается, называется крепление.

– Готова? – Марк наклоняется ко мне, опуская доску на воду. – Сейчас просто попробуешь лечь, в этом нет ничего сложного. Я буду держать доску сзади. Если что-то пойдёт не так – сразу подскажу.

Вода по ощущениям прохладная, но приятно бодрит. Я ступаю в прибой, дёргаясь от холода, смеясь, взвизгиваю. Марк смеётся со мной – по-приятельски.

– Ложись. Руки сюда. Колени расслабь. – Он опускает ладонь мне на поясницу, помогая скорректировать положение.

Прикосновение не вызывает отторжения или желания отпрянуть. Я снова нахожусь на знакомой территории, где чувство смущения перед парнями неведомо. Марк тоже ведёт себя непринуждённо, словно мы давно знакомы. Это в нём подкупает.

– Начинай подгребать руками. Не напрягайся, вот так. Смотри вперёд, а не на доску.

Я делаю, как он говорит, и у меня на удивление легко получается – ровно до того момента, как волна не накрывает сбоку, и меня, словно щепку, не сбивает с серфа и не утягивает под воду. Завизжав, я болтаю руками и ногами, пытаясь в панике ухватиться за край доски.

– Всё нормально! – долетает до меня успокаивающий голос Марка. – Я здесь, я держу тебя!

Спустя полчаса я сижу на доске, счастливо улыбаясь. Мышцы ног трясутся, но на бедре красуется здоровенный синяк – но сколько же восторга!

– Я же говорил, ты справишься, – самодовольно произносит Марк, подталкивая серф к берегу.

– Думаешь, было не слишком паршиво?

– Ты встала с третьего раза. У тебя определённо талант.

Краем глаза я замечаю на берегу Александра, который за время моей тренировки успел раз десять оседлать волну, и быстро отвожу взгляд. По какой-то причине я продолжаю на него злиться, и ничего не могу с этим сделать.

– Давай руку, – Марк придерживает мой локоть, помогая соскользнуть с доски. Его улыбающееся лицо оказывается прямо передо мной. – Ну что скажешь? Понравилось серфить?

Я без раздумий киваю. Понравилось – и ещё как.

– Тогда предлагаю завтра повторить.

Я смотрю на его прозрачно-серые глаза с зеленоватыми крапинками и россыпь веснушек на носу и щеках и думаю, что они с Александром не слишком похожи. Видно, что черты лица Марк унаследовал от матери.

– Я дам знать, если соберусь.

– Тогда мне нужен твой номер, – как и обычно не теряется Марк, заговорщицки заулыбавшись.

– Позже продиктую, – обещаю я. – Мне срочно нужно отдохнуть.

– Дойдешь до берега сама? – Он кивает себе за плечо. – Хочу еще немного покататься.

– Дойду конечно. – Я поднимаю руку в знак признательности. – Спасибо тебе за старания и уделенное время.

Волоча за собой доску, я тяжело плетусь к берегу. Александр стоит на том же месте, натирая серф воском. Несколько раз во время тренировки я ловила его взгляд, и каждый раз злилась. Если так ему любопытно, сумею ли я встать, мог бы сам меня учить.

Когда расстояние между нами сокращается до десятка метров, вздергиваю подбородок и расправляю плечи и тут же, словно в насмешку, получаю мощный удар волны в спину, плашмя валящий меня в воду.

Отплевываюсь и, тряся головой, вскакиваю на ноги, убирая с лица налипшие волосы. Голос в голове ехидничает: «Браво. Вот это ты эффектно вышла».

Машинально трогаю плавки, проверяя, на месте ли – к счастью, на месте; ощупываю верх и в панике обнаруживаю, что лиф свезло на бок, а завязки свободно болтаются вдоль тела.

Вот же черт.

Придерживая грудь рукой, я торопливо тащусь к берегу, пока новая волна не накроет меня с головой. Если я потеряю еще и плавки на глазах Александра и всего пляжа – это будет полная катастрофа.

Однако быстро перемещаться не выходит: ступни вязнут в песке, да и доска, все еще пристегнутая к щиколотке, ничуть не облегчает задачу.

– Все в порядке?

Александр. Он, разумеется, видел мое позорное падение и уже идет навстречу мне.

– Волна меня сбила, – бормочу я, плотнее прижимая к себе чашки бюстгальтера. – Не знаю, за что хвататься. То ли держать купальник, то ли спасать серф.

– Серф, положим, никуда не денется. – Прежде чем я успеваю сообразить, Александр запускает руку под воду и одним ловким движением освобождает мою ногу от крепления. – Марку следовало проводить тебя до берега, прежде чем продолжить кататься.

– Спасибо. – Идти становится легче, и теперь я даже могу улыбнуться, даже несмотря на всю неловкость ситуации. – Марку и без того пришлось со мной повозиться, так что ему наверняка хотелось поскорее от меня избавиться.

– Если вызвался учить – должен нести ответственность. – Взгляд Александра задевает мою ладонь, прижатую к чашкам бюстгальтера. – Помочь?

Мое сердце начинает биться часто-часто. То ли потому, что его голос стал ниже, то ли от перспективы того, что он меня коснется.

– Буду признательна, – выговариваю я одеревеневшими губами и поворачиваюсь.

Его приближение тело угадывает безошибочно. Кожа поясницы, охлажденная часовым купанием, моментально теплеет, позвоночник наэлектризовывается ожиданием.

Затаив дыхание, я смотрю перед собой. Грубоватые пальцы задевают ребра, натягивают завязки, собирая их узел – неторопливо, аккуратно.

Мое тело превращается в тонко-настроенный сенсор, способный распознавать малейшее колебание температур и предугадывать касания. Я отчетливо чувствую тепло его дыхания на позвоночнике, ощущаю скольжение взгляда на копчике, лопатках, плечах. Низ живота наливается свинцом, мурашки густо расползаются по коже.

– Все, – хрипловатая вибрация в голосе Александра заставляет меня поджать пальцы ног. – Если хочешь продолжить учиться серфингу, имеет смысл перейти на спортивные купальники.

Убрав мокрую прядь со лба, я поворачиваюсь. Солнце светит прямо в глаза, из-за чего лицо Александра кажется окутанным полупрозрачной желтоватой дымкой. Меня не отпускает ощущение, что на пару последних минут воздух между нами изменился, став более плотным и интимным.

– Спасибо за совет. Не люблю отказываться от того, что мне нравится, в пользу удобства.

– Звучит хорошо, но не слишком практично.

– А я и есть непрактичная. А еще очень упрямая, – с гордостью отвечаю я. – Я – как папа: если что-то захочу – всегда иду напролом.

Глаза Александра отпускают мои, соскальзывая к кулону-сердечку на шее. Дыхание снова перехватывает, напрягаются соски. У меня нет ни единого объяснения тому, почему простой взгляд может иметь такое влияние на тело.

– Да, – негромко выговаривает он. – Я вижу.

После этих слов его лицо снова приобретает оттенок отстраненности. Вежливо улыбнувшись, он выходит из воды и, отвернувшись, снова берется за свою обожаемую доску.

7

– Orange juice (апельсиновый сок – перевод), – говорю я темнокожему бармену и, получив понимающий кивок, перевожу взгляд на телефон.

«Немцы предлагают перенести заключение сделки на конец месяца. Что скажешь?»

«Годится», – печатаю я, машинально отворачиваясь от жужжания заработавшей соковыжималки.

Подняв глаза, встречаюсь с выразительным взглядом блондинки, стоящей за стойкой. Нарочито оглядев меня с ног до головы, она всасывает коктейль через трубочку, заставляя щёки глубоко втягиваться.

Я склоняю в голову, в признании, что оценил её способности, забираю стакан с соком и иду в сторону бара, где условился встретиться с Демидовым. Я приехал сюда, чтобы провести время с сыном, а случайные женщины, тайком выходящие из моего номера, в концепцию отдыха не входят.

– Ты только с соком, Саш? – Вилен цокает языком в шутливом неодобрении. – А мы с Ириной решили перейти на белое. С минеральной водой, кстати, в жару великолепно пьётся, да, солнышко? В Черногории так пьют; называют это гемиш.

– Не слышал, но обязательно попробую, – обещаю я, переводя взгляд на его жену. – А Каролина где? Отдыхает после серфинга?

– Пришла с синяком, но довольная, – опережает её Вилен, явно истосковавшийся по общению. – Говорит, что будет ещё пробовать.

– Совсем не похоже на неё, – вздыхает Ирина, поднося бокал ко рту. – Где наша модница, а где экстрим?

– Пусть развлекается, чем сутками с книжкой у бассейна лежит. Мы-то с тобой вино целыми днями пьём, – лоснящиеся от загара щёки Вилена растягиваются в шутливо-виноватой усмешке. – Пусть и дочь найдёт занятие по душе.

– Меня больше радует, что она проводит время с Марком, – сняв солнцезащитные очки, Ирина поворачивается ко мне. – Вы уж меня простите за такую прямолинейность, Саша. Меня от вина на солнце немного разморило, вот и хочу поделиться, как родитель с родителем…

– Чем ты там делиться собралась? – вставляет Вилен.

– А ты не перебивай – и всё узнаешь! – Заговорщицкий взгляд его жены снова устремляется на меня. – Наша Каролина ни разу в жизни ни с кем не встречалась… Вообще ни с кем, понимаете? А ей двадцать лет, умная, интересная девочка… Мы с Виленом уже чего только не передумали… В наше время всякое может быть, понимаете? Нетрадиционная ориентация, недостаток половых гормонов…

Я сдержанно киваю в знак того, что слушаю, предпочитая как можно дольше не высказываться. Во-первых, я не любитель обсуждать личное, и тем более делать это с чужими, во-вторых, считаю, что у Демидовых нет причин для волнения. У их дочери нет проблем с женскими гормонами – это заметно каждому, кто видел её в купальнике, и в том, что Каролину тянет на сторону однополой любви, у меня тоже имеются сомнения.

– Да хватит тебе, Ира, – ворчит Вилен. – Зачем Саше это слушать?

– Я просто делюсь с ним, как мать с отцом, который тоже воспитывает ребёнка. Ну вот вы, Александр, считаете нормальным, что в двадцать лет девушка не хочет ни замужества, ни отношений?

Это прямой вопрос, и игнорировать его не представляется возможным.

– Я думаю, всё зависит от состояния. Если Каролина свою жизнь представляет интересной и она не испытывает переживания по поводу собственной свободы – почему нет?

– Вот видите, Саша, – Ирина укоризненно качает головой, – вы называете отсутствие отношений свободой, а не одиночеством. В этом между нами разница.

– У нас действительно могут быть разные взгляды на вещи. Но, как вы правильно заметили, Каролине уже двадцать, и она, по вашим же словам, умная девушка. Думаю, вам стоит ей довериться.

– Предлагал сменить тему, – глядя мне за спину, Вилен понижает голос. – Она и Марк идут к нам.

Я оборачиваюсь – пожалуй, резче, чем мне бы хотелось. Каролина действительно идёт к нам и действительно в компании моего сына. А мне он почему-то сказал, что будет отдыхать в номере.

Взгляд невольно задерживается на загорелых коленях под подолом короткого платья, на груди, покачивающейся в такт шагам.

Это ещё одна причина, по которой мне не хотелось обсуждать Каролину с её матерью: то, что я всё это замечаю, хотя вроде как не должен. Достаточно ли двадцатилетней разницы в возрасте и факта, что когда-то она, с косичками и беззубая, сидела у меня на коленях, чтобы легко игнорировать её как женщину? Хрен его знает. Вопрос риторический.

– Всем привет! – Каролина смотрит на родителей и напрочь игнорирует меня. – Я встретила Марка в вестибюле, и мы решили дойти до вас.

– Ты вроде в номере хотел отдохнуть, – я с иронией смотрю на сына.

– Захотелось пепси, – Марк озорно скалится. – Потом встретил Каролину и решил составить ей компанию.

Я достаточно хорошо знаю своего сына, чтобы заметить: она ему нравится. Пацан, настолько избалованный женским вниманием, ради прогулки с той, к кому не заинтересован, так просто задницы не поднимет.

Внутри поднимается противное, скребущее чувство: словно я где-то по-крупному налажал, но пока сам не понял, где.

Перед глазами встаёт кадр узкой спины и округлых бёдер, пересечённых узкой полоской бикини. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Всё я прекрасно понимаю и, разумеется, ни за что не стану лезть туда, где проходят интересы моего сына.

– Каролина, завтра мы с папой забронировали вечернюю прогулку на яхте – будем ужинать и смотреть на закат, – восторженно восклицает Ирина, поднимая бокал с вином. – И всех приглашаем с нами!

– Извините, но мы откажемся. У нас на вечер есть планы.

– Я тоже пас, – решительно произносит Каролина, заставляя снова на себя посмотреть. Определённо эта папина дочка далеко не такая робкая и покладистая, как может показаться на первый взгляд. – После яхты меня обычно тошнит.

– Это было всё пару раз, и у меня есть таблетки… – пытается возразить её мать.

– Нет, и это не обсуждается.

– Если тебе нечем будет заняться, то можешь присоединиться к нам, – подхватывает Марк. – У нас стол в мексиканском ресторане.

– Я даже не знаю…

– А вы не против, Александр? – широко распахнутые кукольные глаза Каролины смотрят на меня.

Я глубоко вздыхаю. И что я должен на это ответить? Что против и предпочту провести время вдвоём с сыном вместо того, чтобы испытывать глубокую моральную дилемму относительно любого контакта с ней?

Но вслух, конечно, говорю:

– Конечно, нет, Каролина. Будем рады, если ты к нам присоединишься.

8

Каролина

– Солнышко, ты точно не передумаешь? – Глядя в зеркало, мама поправляет полы своей роскошной белой шляпы. – Как я, кстати, выгляжу?

Я оценивающе пробегаюсь взглядом по кремовому кимоно и сандалиям, задерживаюсь на сумке-корзинке – убедиться, что её плетение не слишком грубо контрастирует с лёгкостью шёлка, и удовлетворённо киваю.

– Мне всё нравится. Если посчитаешь нужным – добавь браслет, который папа дарил тебе на годовщину. Будет хорошо смотреться в кадре.

– Пожалуй, так и сделаю, мой лучший стилист! – Довольно заулыбавшись, мама тянется к шкатулке. – И ты не ответила – точно не хочешь поехать с нами? Только представь: солнце неспеша садится, а мы покачиваемся на волнах и любуемся на закат с клубникой и проссекко. Какие снимки получатся для соцсетей!

Я шутливо закатываю глаза.

– Ну, мама! Мне же не пятнадцать лет, чтобы заманивать красивыми фотографиями. Вы с папой и без меня отлично проведёте время.

Мама вздыхает, давая понять, что ей грустно от потери моей компании.

– Ну как знаешь. Что на ужин с Марком наденешь, уже решила?

– Вообще-то ужин не только с Марком, но и с его отцом, – замечаю я, ощущая волнительное покалывание под рёбрами. – А так, конечно, придумала. Голубое платье из тенсела, замшевые мюли, серьги и браслет с клевером, ремень от сумки сниму и возьму под мышку как клатч.

Протараторив это на одном дыхании, я с опасением смотрю на маму. Вдруг задастся вопросом, почему я вдруг так основательно подготовилась к этому ужину и не связано ли это с Александром?

Но маму ничего не смущает.

– Думаю, это отличный выбор. – Она ласково касается моей щеки и смотрит на дверь. – Ну что, идём? А то, боюсь, папа весь изворчится, что я снова долго собираюсь.

Проводив маму до лифта и пожелав прекрасно провести время, я возвращаюсь в номер и снова оглядываю разложенные на кровати вещи. Удостоверившись, что изменить в наборе ничего не хочется, иду в душ. Обязательный финальный штрих к сегодняшнему образу – это эффект влажных локонов, которых можно добиться лишь заново помыв голову.

В мексиканский ресторан, в котором мы условились встретиться с Рудневыми, я прихожу с двадцатиминутным опозданием. Не потому что женщине положено опаздывать, а потому что позвонила Лия, и наше обычное «Привет, как дела?» перетекло в обсуждение всего на свете.

– Добрый вечер. Вас ожидают? – интересуется темноволосая женщина на ломаном русском.

– Да. Марк и Александр Рудневы, – отвечаю я, оглядываясь.

Зал оформлен в традиционном мексиканском стиле. Из акустических колонок льётся тихое гитарное трио, в воздухе пахнет жареными тортильями и лаймовой цедрой.

– Мистер Алэксэндэр Рут-нев? – переспрашивает она, просмотрев лист посетителей. – Да, он здесь.

Выдохнув из лёгких облачко неуютного волнения, я следую за пышной красной юбкой и попутно оцениваю интерьер.

Стены, выкрашенные в густой терракотовый цвет, пересекает полоска цветастой плитки – талаверы; к потолку, где шумят тропические вентиляторы, тянутся яркие бумажные вырезки, колышущиеся от каждого взмаха лопастей.

На столах из морёного дерева стоят глиняные кувшины с водой и тарелки с разрезанным лаймом, стулья разноцветные – лазурные, оливковые, маджентовые.

Это непривычное буйство красок вызывает во мне прилив восторга. Можно было добавить цветок к волосам – вышло бы уместно.

– Прошу, – женщина указывает на стол в самом углу зала. – Официант принесёт для вас меню.

При виде тёмных, зачесанных назад волос и широких плеч, обтянутых белой рубашкой, моё сердце делает волнительный кувырок.

– Здравствуйте, – мой голос слегка подпрыгивает. – А… где Марк?

Оторвавшись от телефона, Александр поднимает голову. При виде меня в тёмных глазах появляется тень удивления.

– Добрый вечер, Каролина. А Марк тебе разве не написал?

Рука машинально ныряет в сумку. Написал? А что он должен был написать?

– Он почувствовал себя плохо. Что-то с желудком, – поясняет Александр, что подтверждается сообщениями, уведомления о которых вот уже минут сорок висят на экране моего телефона, и которые я, причина звонка Лии, пропустила.

«Каролина, меня что-то прилично размотало после обеда на пляже. Лежу в номере перед телевизором и боюсь пошевелиться. Не против, если перенесём встречу?»

Я обречённо прикрываю глаза. Как же неловко выглядит моё появление со стороны. И всё же хорошо, что в волосах нет цветка.

– Прошу прощения, – мне удаётся сохранять невозмутимость и достоинство. – Я разговаривала с подругой и пропустила сообщения Марка. Передайте ему пожелания скорейшего выздоровления. Разумеется, я не буду навязывать свою компанию и вернусь в номер.