Девять дней начала света

К чести брата, ревности и обиды с его стороны никогда не было. Относился он ко мне очень доброжелательно, но в силу удалённости друг от друга и разницы в возрасте общались мы нечасто. Я знала Андрея как интеллигентного молодого мужчину в костюме с иголочки, с ровным пробором светлых волос, в очках с позолоченной оправой, за которыми голубели большие широко открытые глаза, словно братец был вечно удивлён той ролью и ответственностью, которые возложила на него случайность родиться у такого человека, как наш отец.

В детский сад я не ходила. До пяти лет мною занимались няни, а после я начала посещать подготовительный класс частной гимназии, где уже вместе с другими детьми в игровой форме постигала премудрости чтения и письма, танцевала, рисовала, пела, и произносила свои первые фразы на английском и испанском языках. Отец, при всей его занятости, тоже старался помочь мне познать окружающий мир, и с этой целью мы путешествовали, как по России, так и за границу. По выходным выезжали в конно-спортивный клуб, где Лев Тимофеевич гарцевал на ахалтекинских и фризских жеребцах, а я каталась на смирных мохнатых пони. Бывали и в тире, и в боулинге, и в гольф-клубе, и даже в подпольном казино, где казалось бы детям совсем не место. А временами отец брал меня с собой в офис, и пока сам был занят документами и телефонными разговорами, я сидела на безупречно чистом ковролине перед панорамным окном одного из небоскрёбов Москва-сити, глядя на кажущиеся крошечными далеко внизу автомобили и человеческие фигурки.

Но больше всего мне нравились наши редкие совместные вечера дома, когда мы, обложившись сладостями, смотрели какой-нибудь диснеевский фильм, или просто сидели в саду под яблонями, слушая пение птиц, разговаривая обо всём на свете… И пусть Льва Тимофеевича Кошурина вряд ли можно было назвать положительным человеком в общепринятом смысле этого слова, и я старалась лишний раз не думать о том, какими способами родитель добился своего положения и заработал своё состояние, но отцом для меня он был хорошим.

Ничего этого я Юзефу, конечно, не рассказала. Мал он был ещё для того, чтобы слушать про скоротечные отцовские связи с юными красотками из модельных агентств, побочным эффектом одной из которых я и являлась, как ни унизительно это признавать.

– В общем, одна я никогда никуда не ходила, но зато, когда мне исполнилось тринадцать лет, папа снял родительский контроль с моего компьютера и телефона.

Во взгляде внимательно слушающего меня Юзефа промелькнуло что-то похожее на превосходство.

– Это типа детский режим? А мне такое никогда и не ставили.

Я развела руками.

– Ну, может быть, это потому, что ты мальчик? А вот меня папа старался ограждать от всякого такого… слишком взрослого. Но в мой тринадцатый день рождения сказал, что теперь я уже сама могу определять для себя границы дозволенного, поэтому вот мне ещё один подарок. И снял все ограничения.

– И что ты тогда сделала?

Я хмыкнула:

– Да уж не полезла смотреть всё то, чего папа так боялся. Порнуху там или кровь-кишки-распидора…

Тут я прикусила язык и испуганно вытаращила глаза. Совсем забыла что разговариваю с ребёнком! С племянником Муртазавра! Слышал бы он – не посмотрел бы наверно, что я хозяйская дочка…

Но Юзеф не смутился. В его глазах заплясали бесенята, и он ответил мемом на мем:

– Мясо, матюки, убийства, и голые сиськи!

Секунду мы молча смотрели друг на друга, потом расхохотались в голос. И на этот раз я даже не удивилась тому, насколько легко и естественно у меня это получается в компании Юзефа.

В конце аллеи показалась плечистая фигура Муртазавра, пристально глядящего в нашу сторону, но я не обратила на это внимания, а, отсмеявшись, продолжила рассказ:

– Короче, плевать мне было на голые сиськи, мясо и матюки. Я полезла искать форум диггеров!

– Диггеров? – удивился Юзеф, – Это чуваки, которые лазят под землёй?

– И чувихи! Так вот, я как раз мечтала стать такой чувихой, которая лазит под землёй. А точнее, в метро. Догадываешься, почему?

– Ты прочитала книгу?

Я кивнула,решив умолчать о том, что читать тогда ещё не любила и вообще считала это занятием для душнил. Но я прошла игру по книге. Потом вторую. Потом третью. Несколько дней ходила под впечатлением, пыталась найти другие игры, похожие по атмосфере на серию "Метро", не преуспела в этом, и только тогда – от безысходности – взялась за чтение. В своё оправдание могу сказать лишь, что книги понравились мне даже больше игр. И появилась у меня тогда заветная мечта – стать отвязной исследовательницей подземных глубин.

– Представляешь, – говорила я Юзефу, – Я родилась в Москве, всю жизнь здесь прожила, но до тринадцати лет ни разу не была в метро!

– Совсем ни разу? – ожидаемо усомнился Юзеф.

– Совсем. Просто не было необходимости, всегда же на машине… И мне очень хотелось для начала хотя бы просто поездить в метро пассажиркой. Посмотреть на все эти станции, которые в книгах и играх были, побродить по переходам, покататься на эскалаторах. Но меня никогда никуда не отпускали одну.

Тут я опять немного покривила душой. "Не отпускали" – звучало так, словно это происходило против моей воли, как если бы я была пленницей в собственном доме. Но на самом деле до поры до времени меня всё устраивало, и об ином я даже не помышляла. Училась в частной гимназии, куда меня каждое утро отвозил Муртазавр, чтобы вечером забрать домой. Путешествовала с отцом, с ним же время от времени выбиралась на разного рода общественные мероприятия. А когда из Лондона в гости прилетал брат Андрей с молодой женой, ни слова не понимающей на русском языке, мы гуляли по набережным и паркам Москвы, но при этом ни разу не спускались в подземку.

– А твои друзья? Разве ты никуда не ходила с друзьями?

После этого вопроса мне пришлось потупить глаза, потому что отвечать было стыдно.

– У меня нет друзей.

– Как?! – поразился Юзеф, – Совсем?

Я развела руками и зачем-то принялась оправдываться:

– А с кем дружить? В гимназии каждый был сам по себе, каждого после занятий сразу домой увозили. Конечно мы общались на переменах, но это же не дружба.

На самом деле были когда-то две девочки, которых я считала подругами в младших классах. Мы втроём старались садиться рядом на уроках, вместе ходили на обед, и делились друг с другом смешными детскими секретами. Но чем старше становились, тем меньше у нас оставалось точек соприкосновения. Каждая была узницей своего положения и происхождения, каждая пребывала в скорлупе автономного мирка своей семьи, где не находилось места посторонним. И к тому моменту, когда мне пришлось покинуть гимназию, наше общение свелось к дежурным приветствиям и вежливым обменам впечатлениями о занятиях.

– А у тебя в школе было много друзей? – спросила я Юзефа, подумав вдруг, что невежливо говорить только о себе.

И тут же пожалела об этом, когда на его лицо словно набежала тень от облака.

– Да, были… Много. Мы все дружили, даже девчонки. Здесь так не будет…

– Ну почему же? – неловко попыталась я загладить свой неудачный вопрос, – Может, ты и здесь в хороший класс попадёшь.

Юсик глянул на меня потемневшими глазами и ответил тихо, но жёстко:

– Здесь я чурка. Гастер. Хоть куда попаду…

Я было уже открыла рот, чтобы преувеличено яростно заспорить, но вспомнила почему сама отказалась от дальнейшего обучения в гимназии. И сказала только:

– Хреново быть не таким, как все.

Мы помолчали. Неподалёку за деревьями прошёл Муртазавр, покосился на нас, но ничего не сказал. Из открытых окон кухни, как пулемётная очередь, доносился стук ножа – Татьяна готовила обед. И всё вокруг было привычным, даже уютным, а денёк стоял такой погожий и солнечный, что грустить совсем не хотелось. Тем более, что я уже смирилась со своей новой действительностью, а Юзефа от поступления в местную школу отделяло ещё почти целое лето. И он первым стряхнул с себя минутную печаль. Деловито спросил, возвращаясь к прерванному разговору:

– Ну и что, ты нашла в интернете форум диггеров?

– В даркнете, – не без гордости поправила я, – Диггерство – это ведь не совсем законно. А в некоторые места лазить и вообще… Под Москвой же не только метро, но и всякое другое… стратегически важное и даже секретное. Да там вся земля изрыта, как муравейник!

– И что в этом муравейнике такого стратегического и даже секретного, о чём можно говорить только в даркнете? – спросил Юзеф, и я увидела в его взгляде то самое жадное любопытство, когда-то охватившее и меня.

– Ну, например, подземные правительственные объекты. Бомбоубежища. Метро-2.

– А оно правда существует?

– Существует. И не только оно. Например, под МГУ есть настоящий подземный город на пятнадцать тысяч жителей. Полностью автономный, там можно годами жить, не поднимаясь наверх!

– Вау! А зачем?

– На случай ядерной войны. Его диггеры так и называют – город Судного дня. Но чаще Раменки-43. По названию адреса, где типа располагается спуск в этот город.

– Но это не точно? – лукаво прищурился Юзеф.

Я развела руками.

– Официально объект засекречен, но почему-то все про него знают. Как и про "Метро-2".

– А почему под МГУ? Это же такая махина! Не боялись, что всё провалится?

– Да не прямо под МГУ, я не так выразилась. Просто из МГУ туда проход тоже есть. А сам город рядом и над ним до сих пор огромный пустырь, там ничего не строят. Посреди престижного района Москвы, понимаешь? Пустырь там, где земля и жильё на ней золотые просто. Какие ещё доказательства нужны?

Юзеф наморщил лоб.

– На пятнадцать тысяч человек, значит? Но ведь это очень мало! Для Москвы-то!

Я вздохнула.

– На всех и не рассчитывалось. Только на самых… ну, кто у власти.

Юзеф быстро стрельнул на меня своими вытянутыми к вискам глазами, округлил губы, будто хотел что-то сказать, и тут же сжал их в прямую черту. Но я догадалась о вопросе, который так и не прозвучал. Снова вздохнула:

– Да, для моего папы место там, скорее всего, тоже найдётся. А значит, и для меня. Но это если город Судного дня до сих пор в нормальном состоянии, всё-таки построили его очень давно.

– А, может быть, такого города вообще нет и никогда не было. Люди любят придумывать всякое, чтобы интереснее жилось, – мудро добавил Юзеф.

Я не стала с ним спорить и не рассказала, как одно время настойчиво расспрашивала на эту тему отца, который в силу своего положения должен был что-то знать. Но ничего определённого он мне тогда так и не ответил, лишь посоветовал меньше играть в компьютерные игры.

Мы немного помолчали, глядя в землю, чья толща наверняка скрывала ещё немало тайн. Потом Юзеф спросил:

– А дальше что было? После того как ты нашла в даркнете форум диггеров?

– Дальше я зарегистрировалась там, и стала с ними общаться.

Для краткости рассказа я упустила тот момент, что общаться с завсегдатаями форума начала далеко не сразу. Сначала просто взахлёб читала то, что они писали, о чём разговаривали друг с другом, их отчёты о завершённых, как они выражались, залазах, и анонсы предстоящих. Набиралась диггерского сленга, пропитывалась атмосферой подземного братства, усваивала его неписаные законы. И лишь когда мне стало казаться, будто я знаю "нижнюю Москву" не хуже верхней, осмелилась оставить на форуме свой первый робкий комментарий.

– Диггеры часто устраивают тусовки, – рассказывала я Юзефу, – В смысле не под землёй, а самые обычные, в городе. Ну и прибухнуть, конечно, любят.

Юзеф осуждающе, как-то очень по-восточному поцокал языком. И я, вспомнив, что в исламе алкоголь, мягко говоря, не одобряется, решила опустить в своём рассказе тот факт, что впервые попробовала его именно с диггерами.

– На одну такую диггерскую тусовку я однажды и напросилась. В Измайловский парк.

– Тебя же никуда не отпускали одну.

– Не отпускали. Поэтому я просто сбежала.

Впрочем, слово "сбежала", тут вряд ли подходило. В конце концов, я же не в темнице сидела. Да и не ждал никто от меня такого финта ушами, а следовательно, и не караулил.

– Наверно, это были мои самые счастливые дни, – сказала я не то по-прежнему внимательно слушающему меня Юзефу, не то уже самой себе, – Я уезжала в Москву почти каждый день…

– А гимназия?

– Так каникулы же начались. Это в июне было. Ровно два года назад.

– И тебя не потеряли?

– Сама удивляюсь. Но папа тогда очень занят был, Муртаза с ним постоянно находился, а Татьяна в отпуск ушла, вместо неё мы просто пару раз в неделю клининг вызывали, а еду из ресторана заказывали.

– Всё как нарочно прям, – заметил Юсик, озвучив и мои мысли.

– Ага. Я тоже потом думала, что, может, судьба? Может быть, это и должно было случиться со мной? Знать бы ещё зачем…

– Про судьбу и я много думал. Когда родители и сестрёнки в той маршрутке разбились. Я ведь с ними должен был поехать. А не поехал, знаешь почему?

– Почему?

– Ногу подвернул, растяжение было. Просто шёл по улице, а нога как будто куда-то провалилась! Хотя дорожка ровная была, я потом специально ходил смотрел. Тоже судьба? Зачем-то нужно было, чтобы я в живых остался?

– Конечно, нужно, – осторожно ответила я, – Вот станешь известным художником, люди будут смотреть на твои картины и радоваться. Искусство – это же очень важно, не меньше,чем наука. Оно нас лучше делает.

Но Юзеф качнул головой.

– Вряд ли стану художником. Я наверно, знаешь кем стану? Твоим водителем или охранником. Как дядя Муртаза у Льва Тимофеевича. Он меня к этому и готовит.

– Он сейчас, конечно, может готовить тебя к чему угодно, однако решать это не ему, – сухо отозвалась я. Не понравилось мне, как Юзеф это сказал. Слишком покорно.

– Старшим виднее, – возразил он, – Они жизнь прожили.

– Это тебе тоже Муртаза сказал?

– Нет, так папа говорил. Они с мамой до свадьбы даже не были знакомы, их родители между собой так решили. И мама тогда сильно плакала, да и папа не хотел жениться. А потом они знаешь как полюбили друг друга? Ни разу не ссорились, никогда! Поэтому всегда нужно слушать старших в семье, они знают, как будет лучше.

От таких рассуждений я на какое-то время лишилась дара речи и только глупо моргала. Потом возмутилась:

– Средневековье какое-то! Дичь!

Юзеф не обиделся, терпеливо объяснил:

– Это так кажется. А если потом посмотреть… Вот разве тебе Лев Тимофеевич разрешил бы уезжать к каким-то там диггерам? Но ты его не спросила, и что получилось?

Наверно, я изменилась в лице, потому что он сам испугался своих слов и умоляюще заглянул мне в глаза.

– Юля, извини! Я дурак!

Признаюсь, ответить что-нибудь резкое очень хотелось. Отчасти заслуженно, потому что жестоко тыкать людям в лицо их роковыми ошибками, которых всё равно уже нельзя исправить. Но Юзефу было всего двенадцать лет, он недавно потерял родителей и оказался в чужом городе, где у него никого нет, кроме строгого дядьки… и может быть, меня?

Поэтому я сделала глубокий вдох и кивнула:

– Ты не дурак, ты прав. Папа не разрешил бы мне ездить на те тусовки. А уж Мстислава и близко бы ко мне не подпустил.

– Какого Мстислава?

– Из-за которого всё и случилось.

Этому парню шёл двадцать первый год. Против моих тринадцати. Скорее всего, он сразу положил глаз на малолетнюю дурёху, возжелавшую неформальной свободы, и наше знакомство с продолжением не было случайностью. И, по несчастью, совпало с тем самым периодом, который случается в жизни каждой девочки, когда она вдруг осознаёт себя привлекательной для противоположного пола. А у меня все поводы для этого имелись, поскольку внешностью я удалась в свою непутёвую биологическую родительницу, которая прыгнула в постель отца прямо с модельного подиума, то есть наверняка была весьма недурна собой, пусть я никогда и не видела её фотографий. Но иначе от кого мне достались пышные кудри цвета ржаных колосьев, трогательно голубые глаза, пухлогубое личико, и длинные точёные ножки?

Ножками я особенно гордилась – уж очень они были хороши, особенно в коротких джинсовых шортах и белоснежных кроссовках на высокой платформе. Именно в таком виде и отправилась в ту, свою самую первую мою самостоятельную вылазку в город. На алкогольную тусовку диггеров в Измайловском парке.

– Ты там, наверно, самая младшая была? – догадался Юзеф.

– Была. Но всем наврала, что мне уже пятнадцать лет. Хотя никого это и не волновало, кроме одного парня. Взрослого уже. Но ему я потом призналась.

– Это тот, который Мстислав? Его правда так звали?

Да, этого парня звали Мстиславом. Редкое старославянское имя и гармонирующая ему внешность статного русоволосого красавца с холодными серыми глазами, но тёплой обезоруживающей улыбкой – как я могла остаться к этому равнодушной? Мы вдвоём почти сразу покинули пёструю диггерскую тусовку и до вечера гуляли по Москве, разговаривая обо всём на свете. Потом он посадил меня в такси. Намекал, что не против проводить и до дома, но я не хотела отпугнуть его своим настоящим адресом, так как изначально прикинулась простой девчонкой, живущей в одном из спальных районов столицы.

На следующий день мы снова встретились. Потом ещё и ещё раз. С ним я впервые спустилась в метро, где мы катались, пересаживаясь с ветки на ветку и подолгу задерживаясь на самых исторически известных станциях, целый день напролёт. Он водил меня в кафе, дарил цветы, и говорил, что никогда в жизни не видел девушки красивее. И, конечно, мне очень льстило такое внимание взрослого парня. Тем более, что был Мстислав по-диггерски крут – на его счету числилось немало залазов в очень труднодоступные и опасные подземелья. А уж Московское метро, в том числе те его места, что неизвестны простым обывателям, он знал как свои пять пальцев.

На этом моменте моего рассказа Юзеф недоумённо повёл тощим плечом и спросил:

– Да что там может быть такого интересного в вашем метро? Это даже не пещера. Вот пещеры – это да… У нас в горах знаешь сколько пещер! Они и не изучены даже, и люди там пропадали. Нам взрослые всегда говорили, если видишь какую дыру под землю – не лезь!

– Но вы всё равно полезли? – догадалась я и Юзеф стрельнул в мою в сторону лукаво прищуренными глазами.

– Ты тоже полезла.

– Ага, – хмыкнула я и похлопала ладонью по сиденью своего кресла, – Только это вот чем заканчивается, сам сказал.

Юзеф виновато отвёл взгляд:

– Ну, значит нам повезло. Мы с пацанами нашли совсем небольшую пещеру. Просто узкий ход вниз и там вроде длинной комнаты. Как бутылка. Но всё равно интересно, мы там свой тайник потом устроили. А в метро что? Его люди строили.

– А вот и не факт! – таинственным шёпотом объявила я, – Есть версия, что метро не строили, а откопали! Что на самом деле все эти ходы – остатки древних цивилизаций. Тех, которые были ещё до людей.

Юзеф покосился на меня с большим сомнением и вдруг дурашливо сморщил нос.

– Не! Метро не от древних цивилизаций. И не люди его построили.

– А кто тогда? – глупо спросила я, меньше всего ожидавшая от своего юного собеседника новых теорий.

– Так Великий Червь же. Все эти туннели остались там, где он когда-то прополз, разве нет?

Юзеф смотрел на меня с весёлым ожиданием, он не сомневался, что я поддержу эту фантазию. И я поддержала, но вряд ли так, как он это себе представлял.

– И грыз Великий Червь камень, и пропускал его сквозь себя, и делал так тысячи лет, пока ходы его не прошли сквозь всю землю… и бил свет из очей его, и гремел гром, когда полз он, и выходили люди из чрева его…

Мне самой стало жутко, будто это и не мои губы прошептали когда-то запавшие в память строчки из книги. Прошептали монотонно, безо всякого выражения, но Юзеф жалобно приоткрыл рот, словно услышал проклятие. А я вдруг поняла, что смотрю остановившимся взглядом ему в переносицу. Усилием воли стряхнула с себя внезапное наваждение и улыбнулась, пытаясь обернуть всё в шутку.

– В общем, метро хоть и рукотворное подземелье, но загадок в нём тоже хватает. Тем более, что, кроме метро, под Москвой и всяких других подземелий полно. Не только искусственных. Огромные карстовые пустоты, например.

Миндалевидные глаза Юзефа расширились, и я удовлетворённо кивнула сама себе, обрадованная тем, что во-первых, удалось отвлечь его от своего недавнего странного поведения, а во-вторых, что ему вообще известно о такой вещи, как карстовые пустоты, чем наверняка может похвастаться не каждый мальчишка его возраста.

– Но это же опасно для города!

– Не особо опасно на самом деле. Эти пустоты ведь очень глубоко. Вообще у подземной Москвы как бы несколько этажей. Карстовые пустоты – предпоследний из них.

– А последний тогда что?

Я выдержала интригующую паузу и торжественно изрекла:

– Последний этаж – море.

– Море?! Какое ещё море?

– Древнее подземное море девонского периода.

Юзеф помотал головой и внимательно посмотрел себе под ноги, словно надеялся сквозь толщу земной породы разглядеть солёную морскую гладь. Жаль, что это у него в любом случае не получилось бы, ведь находились мы не в Москве, а в Подмосковье, пусть и ближнем. Ну или потому, что на самом деле никакого моря, в прямом смысле этого слова, под столицей не существовало, а была просто очередная городская легенда, одна из тех, интерес к которым старательно подогревали диггеры.

Первый раз про море под Москвой мне рассказал, конечно, Мстислав. Рассказал даже, будто лично знал парня, которому удалось спуститься так глубоко, что он видел это море собственными глазами. И что с тех пор сам Мстислав только о нём и мечтает, ибо нет для настоящего московского диггера цели заманчивее. Разумеется, я тоже моментально загорелась идеей увидеть древнее море, ушедшее под землю, и выразила Мстиславу полную готовность стать его спутницей в этом предприятии. Тот мою готовность оценил, но предупредил, что для начала я должна поучаствовать в залазах попроще, чтобы набраться опыта и окончательно решить моё это или нет, поскольку подземный мир не для всех, и не каждого примет.

– Мутный какой-то этот твой Мстислав, – насупившись, заметил Юзеф, – Может он сам и диггером никаким не был, а только тебе по ушам ездил?

– В чём-то, наверно, и ездил, – согласилась я, подивившись прозорливости мальчишки, – Вряд ли он был таким крутым и опытным, как про себя рассказывал, но кое-что реально знал. Знал как попасть на заброшенную станцию.

Станция эта находилась где-то в длинном перегоне между Строгино и Крылатским. Перегон этот действительно казался бесконечным, и логично было бы заложить в нём ещё одну станцию. Вот, по словам Мстислава, её когда-то и заложили, но почему-то не достроили. Так и осталась станция-призрак навсегда тёмной и безмолвной, освещаемой лишь буферными фонарями проносящихся мимо составов. Туда и должен был состояться мой первый залаз.

– Главная трудность оказалась в том, – рассказывала я Юзефу, – Что попасть на заброшенную станцию можно было только по тоннелю со станции действующей. А по нему, само собой, ходили поезда. Но Мстислав сказал, что поздно вечером, когда временные промежутки между проходящими поездами самые длинные, мы пробежим участок тоннеля до оборотного тупика, спрячемся в нём, пропустим один поезд, а потом, пока не появился следующий, рванём уже до заброшенной станции. Типа он всё просчитал и мы успеем.

Юзеф бросил невольный взгляд на мои культи и сразу виновато опустил голову. Я тоже замолчала, вдруг осознав, что теперь предстоит поведать самую тяжёлую часть истории. И, чтобы не мучить ни себя, ни своего единственного слушателя, заторопилась:

– Короче, не успели. Точнее, он успел, потому что когда понял, что поезд уже близко, то побежал дальше без меня, не стал ждать… А я растерялась… Первый раз в тоннеле, ничего не вижу, споткнулась, упала, а встать уже не смогла. Как паралич какой-то случился. Огни поезда прямо в лицо, а я даже пошевелиться не могу, только смотрю…

Всё это я выпалила на одном дыхании и замолчала, мысленно умоляя Юзефа не задавать вопросов. Он и не задавал, хотя, будучи, как я это уже усвоила, очень неглупым ребёнком, наверняка догадался о том, что я чего-то не договариваю.

Но ему и незачем было знать, что на момент своего первого залаза мне дозволялось ласково называть Мстислава Стивом, а ему, в свою очередь, можно было держать меня за руку, обнимать за талию, и целомудренно целовать в щёку при встрече и расставании, ведь я уже призналась в том, сколько мне на самом деле лет, и чего-то большего Мстислав себе не позволял.

До той минуты, пока мы не остались наедине в темноте тоннеля.

Спрыгнули с перрона пустующей в поздний час станции на уходящие в темноту шпалы и бежали по ним туда, где уже ничего не было видно, туда, откуда тянуло сухим сквозняком искусственного подземелья, когда Мстислав вдруг остановил меня, развернул к себе, и, запустив пальцы в мои тогда ещё длинные, до пояса, волосы, начал жадно целовать в губы. Это было так неожиданно, что сначала мне даже понравилось. Показалось, что первый поцелуй глубоко под землёй, где вокруг лишь темнота и опасность – это очень романтично, необычно, экстремально, и уж точно запомнится на всю жизнь. В последнем я не ошиблась. Не ошиблась бы, возможно, и в остальном, сумей Мстислав вовремя остановиться. Но останавливаться он не хотел.