Унэлдок

– А может, он не один был! Может их два! Два невидимки!

Сквозь усталость до Славки не сразу, но дошло, что «пристукнем шпендика» – это о нём. Узкоглазый открыто призывал воеводу убить его и выдать за… За невидимку! Жиртреста убил невидимка! Чёрный человек – человек без браслета!

Сразу две тяжёлые, отливающие чёрным металлом волны страха поднялись в его измученном сознании – страха смерти и страха перед убийцей-невидимкой. Эти две волны двинулись навстречу друг другу, сошлись с оглушающим грохотом, обрушились и придавили так, что он не мог ни вздохнуть, ни моргнуть. И только приглушённые охватившим его ужасом голоса охранников доносились до него, как сквозь толстую стену.

– Тут от одного все на ушах стоят. А ты хочешь второго сочинить?! Агай, харе фантазировать. Дело решённое!

– Да почему!? – Якут несколько раз звонко хлопнул ладонями себя по лбу. – Почему?!

– Да потому! – отрезал Михаил, и будто нехотя признался. – Он сказал!

Тарагай остановился.

– Он?

– Да. Запретил категорически! Придётся выкручиваться иначе.

– Не понимаю. Зачем?! Зачем ему этот джиппех?

– А мне почём знать?! – прорычал Михаил. – Он мне не докладывает. Сказал, ни в коем случае не трогать! И если с ним что-то случится, вот тогда нам точно кранты! Это он дал понять чётко. Всё, давай готовиться к встрече. Отведи этого к остальным. И одежду ему дай какую-нибудь. И не бзди, проскочим! Он обещал…

**

Из одежды нашлась только старая форма охранника, которая оказалась Славке сильно мала. Но всё же это было лучше, чем вообще ничего.

На улицу они так и не вышли. Тарагай повёл немного пришедшего в себя Славку узким бетонным коридором, в конце которого была ещё одна металлическая дверь. Якут крутанул колесо дверного запора и втолкнул Славку в тёмную комнату. За то время, пока дверь была ещё открыта, он успел разглядеть сидящих вдоль стен Дядька, Читу и Аркашу. А затем дверь закрылась, и стало совсем темно.

Славка закрыл глаза – ничего не изменилось.

Он выставил перед собой руки и неуверенно шагнул вперёд.

– Иди сюда, – послышался шёпот Читы. – Тут скамейка.

Он пошёл на голос, шаря перед собой руками. Скоро рука упёрлась во что-то мягкое. Чита хихикнула, ухватила его за запястье и потянула к себе.

– Садись, – прошелестел её голос совсем рядом.

Славка неловко затоптался на месте, разворачиваясь. Стал медленно приседать, пока, наконец, не коснулся задом поверхности скамьи. В подвале было тихо и зябко. Он протянул руку и ощупал стену за спиной. Пальцы коснулись кирпичной кладки. Где-то чуть в стороне раздавалось дыхание остальных узников.

– Где мы? – поинтересовался он шёпотом.

– Под дворцом, – раздался голос Аркаши. – Что там случилось-то? Нас сюда упаковали и даже не объяснили ничего.

Разговаривать с Белобрысым Славке совершенно не хотелось, но он понимал, что этот вопрос интересует тут всех.

– Убийство случилось.

На какое-то время тишины в подвале стало больше, чем темноты.

– Кто? – раздался голос Дядька после довольно долгой паузы.

– Жирный… Эжен, который.

Чита охнула.

– Господи, упокой его душу, – зашептал Дядёк.

– Во дела! – прогудел Аркаша.

– А убийца что? – поинтересовался Дядёк. – Поймали?

– Нет. Ищут. Невидимка убил. Госбесов понаехало с собаками. Генерал с ними. И ещё, я слышал, с Егором Петровичем министр какой-то летит.

– Не какой-то, – вздохнул Дядёк. – Это отец Эжена.

Чита нащупала Славкину руку, положила себе на бедро и накрыла своими ладонями. И Славка сразу успокоился.

– Как же он его смог? – подивился Белобрысый. – Неужели прямо во Дворец пробрался?

– Евгений Анатольевич на улице ночевать остались, забыл? – напомнила Чита.

– Так это он что, – захлебнулся восторгом Аркаша, – прямо при тебе его ухлопал?

– При мне.

– И какой он, невидимка этот? – не унимался Белобрысый.

– Никакой. Как ты сейчас.

**

Дядёк едва слышно молился. Белобрысый, наконец, утихомирился и замолчал. Чита тёрлась щекой о Славкино плечо. В любое другое время он бы дорого отдал, чтобы сидеть вот так с ней рядом, но теперь, после бессонной грозовой ночи, ему хотелось только одного – спать. И скоро под мерный скорбный речитатив Дядька он незаметно поплыл куда-то по тихой вязкой реке, текущей между Явью и Навью. Белая клетка, чёрная клетка – пустая и бескрайняя шахматная доска. Мысли путались, время будто растворилось – ни минут, ни часов не стало. Всё одно – темнота и тишина.

– Как будто ночь, да? – тихо спросила Чита. – Только звёзд не хватает.

Славка задрал голову и посмотрел слипающимися глазами в невидимый потолок.

– У меня был друг… – прошептал он. – В августе, знаешь, можно видеть много падающих звёзд. Персеиды. И вот мы лазали с тем другом на крышу нашего дома их смотреть. Чтоб загадывать желания. Ложились и будто парили в звёздном небе.

– А я боюсь на звёзды долго смотреть.

– Чего так? Красиво же…

– Не, страшно… Так посмотришь подольше и понимаешь, какие мы все крохотные по сравнению с этой холодной тьмищей. Что ей стоит нас проглотить? Даже не заметит…

– Не проглотит, – Славка обнял Читу за плечо и прижал к себе. – Мы сами часть этой бездны. Одно с ней целое.

– И как, удалось тебе?

– Чего?

– Желание загадать?

– А-а-а. Не знаю. Метеориты быстро сгорают – успеть очень трудно. Раз, и всё. Но я придумал, как надо. Я просто повторял своё желание, одно короткое слово, без остановки. И смотрел в небо, в надежде, что когда вспыхнет очередная звезда, я как раз и скажу.

– И что это за слово?

– Да так… Счастье.

Она уткнулась носом в его шею, завозилась, уютней устраиваясь у него на груди.

– Пока мы были там, на крыше, мы видели очень много падающих звёзд. Десятки. Я думал, хоть один-то раз я попал в тот миг, пока они… падают. Получается, ни разу не попал.

– Ещё сбудется, вот увидишь! – пообещала она.

Он уже снова засыпал, когда её рука юркнула к нему под рубаху, зашебаршила ловкими пальцами и пролезла в штаны.

Прикосновение прохладных пальцев к уду вырвало Славку из полудрёмы, как морковку из рыхлой грядки. А шаловливая рука не унималась – нежно поглаживала, покручивала, сдавливала.

Заработал литейный цех, налились жаром доменные печи, и скоро Читиной руке стало тесно. Чита горячо задышала в Славкину шею, оттянула край штанов, выпуская наружу разогретый налитой ствол. И тут же её голова соскользнула вниз – мягко, влажно, сладко насадилась губами на уд и начала ходить вверх-вниз, вверх-вниз.

Славка протяжно выдохнул, запрокинул голову, свободной рукой зашарил по блузке. Нашёл, где кончается ткань, пролез за край, запустил ладонь качаться по гладким упругим волнам. Другую руку положил на голову Читы, и эта ладонь тоже закачалась – вверх-вниз, вверх-вниз.

Всё тело окатило жаром, темнота вспучилась яркими пятнами, словно сотни звёзд разом сорвались с небосклона.

Немного погодя, Чита боднула Славкину ладонь затылком, вывернулась из-под шарившей по её груди руки и поднялась со скамьи.

– Это наша брачная ночь, – зашептала ему на ухо. – Подвинься, да, вот так вот, хорошо… а-х-х…

Своими губами она накрыла его губы, обхватила рукой его шею, зашуршала тканью, второй рукой ухватила его за уд, направила и села. Славка, не открывая глаз, нашёл руками её спину. Закачалась спина – вверх-вниз, вверх-вниз. Заскрипела деревянная скамейка. Задышала Чита шумно, уткнувшись губами в Славкину макушку. Славка тоже задышал жадно, обхватил Читу за талию, сжал сильно, стал ей помогать – надавливать и приподнимать, надавливать и приподнимать.

– Можешь в меня, – поплыл её шёпот у него в голове. – Можешь, да-а-а-а…

Её тихий, как шум крыльев ночной птицы, стон вошёл в Славкино сознание, поднял там неуправляемый вихрь, вычистил всё до последней мысли-пылинки и взорвался белым пламенем. Он содрогнулся, вжимая её в себя, задеревенел, выгнув спину и, запрокинув голову, ударился затылком о стену, но даже не заметил. Выдохнул бесконечным выдохом.

Сладость и восторг!

– Что молчишь, Дядёк? – вновь отметился из своего угла Аркаша. – Ведь грех творят у тебя под самым боком.

– Все мы грешные, – спокойно ответил Дядёк. – А ты сиди да помалкивай.

**

Их выпустили поздним вечером, наказав из «общежития» без особых указаний на улицу не выходить.

Постоянно находиться в одном помещении с Аркашей, который от скуки не придумал ничего лучшего, чем постоянно задираться, было сродни пытке. Славка терпел и не реагировал на провокационные реплики, хотя иногда хотелось ответить, и не только словами. Дядёк ушёл в себя, почти всё время он сидел на кровати с закрытыми глазами, беззвучно шевелил губами, да крестился. Но хуже всего было то, что Читы не было рядом. Её отправили в пряничный флигель – заточили отдельно от остальных.

«Как она там? – думал Славка. – Жалеет ли о том, что случилось в подвале?» И тут же сам себе отвечал: «Нет! Не жалеет! Конечно, не жалеет! Думает ли она о нём, как он думает о ней сейчас? Наверняка думает!»

От этих мыслей становилось легче.

Там, в темноте подвала, он ничего не смог разглядеть. Но он не был слеп в свой первый раз. Он видел руками, губами, ушами, носом, каждой клеточкой тела видел.

А ещё он думал о Чёрном человеке, о невидимке, убившем Эжена.

Толстяка Славке было совсем не жалко. Его пугало не убийство человека, смерть которого он видел своими глазами, а то, что убийство это было совершено преступником, которого не видит Система.

А если бы не было Системы? Если бы каждый мог так же?! Любой! И ведь когда-то люди так и жили. Тысячи, сотни тысяч, миллионы людей без браслетов! Миллионы невидимок! Миллионы потенциальных убийц!!!

Он посмотрел на свой браслет раба. Уж лучше такой, чем вообще никакого! И мысль эта ударила больно – вот оно, смирение!

Нет уж! Лучше думать о Чите. О том, какая у неё упругая грудь. О том, какой скользкой она была там. О том, как пахла её взмокшая кожа. Каким горячим было её дыхание. И шёпот нежный…

**

На следующий день к большому Славкиному облегчению охранник куда-то увёл Аркашу и даже разрешил выходить на улицу, хоть и недалеко от «общежития». Старик по-своему понял это «недалеко» и почти сразу же отправился в свою часовенку. Славка остался совсем один.

Но, как оказалось, ненадолго.

Дверь тихонько скрипнула и в комнату проскользнула Чита.

– А я к тебе убежала, – заговорщицким шёпотом сообщила она, прижавшись спиной к двери.

Он бросился к ней, стал целовать в губы, в щёки, в глаза. Потом отошёл на шаг, разглядывая, будто желая убедиться, что она ему не померещилась.

– Тебе ж достанется! – смеясь, воскликнул он.

– Не достанется! Я тут такие тропки знаю, что не уследят.

– По браслету отследят, глупындра!

– И что, отшлёпают? – засмеялась она. – Вот страсть как страшно! Ты один?

И, не сговариваясь, набросились друг на друга. Жадные вздохи, жадные руки, жадные-жадные поцелуи. Кое-как добрались до уборной, закрылись на швабру, стали одним целым. В отсутствие темноты, когда всё, что должно быть скрыто, открылось жадному влюблённому взору, Славка «вскипел» слишком быстро, но потом, отдохнув несколько минут в уютных объятьях Читы, старательно исправился.

На следующий день его и Дядька направили на уборку придворцовой территории. После лютой грозы работы в парке было много, но Славка был этому только рад. А на закате Чита снова пришла, уже не скрываясь – разрешили. Вдвоём они улизнули от Дядька и насупившегося Аркаши на конюшню, где запах сена и желания, смешиваясь, кружили голову, где шум близкого леса дарил иллюзию свободы, где две влюблённые души качались на волнах: вверх-вниз, вверх-вниз, вперёд-назад, вперёд-назад…

То были его лучшие дни в худшие времена.

**

А утром четвёртого дня Аркашка, сияющий от переполнявшего его восторга, влетел в общежитие, едва не грохнулся, запнувшись о порог, и торжественно-звенящим голосом выпалил:

– Эй, Подарочек! Слушай, чо скажу! Хозяйка тебя продаёт!

Славка, Чита и Дядёк в момент шумного появления Белобрысого сидели за столом и неспешно завтракали, обсуждая, скоро ли их уже переселят в домики возле пруда. Белобрысый возник в тот момент, когда Чита дознавалась у Дядька, какой сорт яблоньки лучше всего было бы посадить на участке.

Громко гремит береговая пушка, но эта новость оглушила всех куда сильней.

– За тобой уже идут, собирайся! – ещё шире заулыбался Аркаша, радуясь произведённому эффекту.

– Как это – продаёт? – в голосе Читы задрожали слёзные нотки.

– А как продают?! У вас товар, у нас купец! Давай, женишок, быстро шевелись! Волей данной мне… и всё такое… ты с этой минуты в разводе!

– Мати Божия, помоще и защито! Егда потребуем, буди Избавлением нам, страждущим и погибающим от лютых бед, на Тя бо уповаем… – зашептал Дядёк.

– Да кому же это? – всхлипнула Чита, беспомощно озираясь. – Кому продают? Да как же это?!

– А я почём знаю?! Кому-то! Кому-то, кто очень хочет его купить и готов хорошо раскошелиться. Уж Вероника Егоровна за просто так со своей собственностью не расстанется. Впрочем… – Аркаша сделал вид, что глубоко задумался, приложив палец к губам и закатив глаза к потолку. – Есть у меня одна мыслишка.

Он умильно сложил ладони возле лица и, театрально изгибаясь, заканючил:

– Хо’гошенький какой! П’годай! Ну, п’годай!

Славка, и без того окаменевший от этого известия, вспомнил мерзкое лицо клетчатого, и всё разом оборвалось внутри него.

Только не это! Только не это!

А Аркаша, подражая старушечьему голосу, уже напевал:

– Жили-были два Ивана,

Не было у них девчат,

Улеглися друг на друга,

Токмо яйцами стучат…

Чита взвизгнула и, опрокинув табурет, бросилась на кривляющегося Белобрысого. Каким-то образом ей удалось повалить его с ног, и они начали кататься по полу. Некоторое время Славка смотрел на их барахтающиеся тела и на то, что должно быть скрыто, но в пылу борьбы вылезло наружу – у Читы из блузки, у Аркаши из задравшейся штанины шорт. Потом метнулся к ним разнимать.

– Хватит, не надо… – шептал он, безуспешно пытаясь ослабевшими руками оттащить за лодыжку брыкающуюся Читу. – Оставь его.

В этот момент громыхнула дверь, внутрь ворвался дневной свет, ослепляя, а в проёме выросла фигура, при виде которой у Славки волосы зашевелились на затылке – в дверях стоял Чёрный человек.

3.6 Сомов

– Ох, теперь начнётся, – сокрушался Каша, с тоской вглядываясь в высокую прозрачность приусадебного лесопарка.

Мелкий розовый гравий громко хрустел под колёсами тяжёлого броневика, и, если бы не этот неприятный скрипящий звук, могло показаться, что машина едет по дороге, устланной лепестками роз. Красиво. И очень дорого.

Скоро между сосен показались первые постройки и тёмная полоска ограды, уходящая далеко в лес. Едва машина приблизилась к кованным узорным воротам, как створки вздрогнули и начали медленно отъезжать, приглашая гостей внутрь территории. Проехав ещё метров сто по аллее, обсаженной с обеих сторон стройными туями, машина миновала поднятый шлагбаум, свернула на стоянку и остановилась.

К ним тут же подбежал здоровенный детина в коричневой форме частного охранного воеводства:

– Здравия желаю, господа!

Выскочивший из «Грозы» Каша оказался бравому гвардейцу по грудь и устраивать показательную головомойку сразу же передумал.

– И вам здравия, – проворчал он. – Я майор Каша, руководитель следственной группы. Вас должны были предупредить. С кем имею честь?

– Воевода личной службы безопасности господина Егора Петровича свет Стахнова Михаил Дрын, – по-военному чётко представился охранник.

Глядя на эту колоритную парочку, Сомов невольно усмехнулся, подумав, что эти двое отлично бы смотрелись в одной связке: Дрын и Каша – кнут и пряник. Классический набор. Правда, «пряник» такой, что им только подавиться…

– Где случилось? – строго спросил майор.

– Вон там, – воевода вытянул руку-бревно в сторону сверкающего, как драгоценная шкатулка, дворца. – Я провожу.

– Тело кто-нибудь трогал?

– Мы думали, он ещё жив.

– Ясно.

По непросохшей гранитной дорожке обошли дворец, прошли через садово-парковую зону со статуями, фонтаном и размётанными ураганом клумбами. По пути Каша то и дело негромко присвистывал, не в силах удержать в себе восторг от раскинувшегося вокруг великолепия. Сомов тоже был под впечатлением – в загородное поместье золотых он попал впервые.

В конце парка воевода свернул в узкий проход в живой изгороди и вывел офицеров на небольшую ухоженную полянку на берегу гавани.

Сыщики огляделись.

Выложенное камнями кострище между двух парковых скамеек, мангал, завалившиеся садовые качели. Под ретро-фонарём стояла обычная «армейская» панцирная кровать, на которой лицом вниз лежало неподвижное тело весьма крупного молодого человека.

Сомов подошёл ближе.

– Вы извините, но просили ни к чему не прикасаться до приезда эксперта, – пробасил воевода.

– Так вы же уже наприкасались, – сощурился Каша. – Мы тоже хотим.

Михаил виновато потупился.

– Не тронем, так… глядом поглядим, – успокоил охранника Сомов, присаживаясь возле кровати.

Голова мертвеца была повёрнута лицом в сторону гавани, светло-карие глаза бездумно смотрели сквозь Сомова. Нежно-розовая рубаха убитого задралась на спине, открывая небольшую цветную татуировку – лохматый красноволосый клоун в голубом балахоне склонился над унитазом и блюёт радугой. Яркие шорты с рисунком-коллажем из разнообразных бабочек приспущены, между белыми пухлыми ягодицами подсыхало болотце жидкого кала. Во лбу парня, почти по самому центру, зияла крохотная чёрная дырочка, очень похожая не те, что были у других жертв Ладожского невидимки.

Сомов поднялся, посмотрел на майора и коротко кивнул.

– Свидетелей, надо понимать, не было? – поинтересовался Каша.

– Не было, – мрачно подтвердил воевода.

– А видеокамеры?

– Ничего. Лило так, что на всех камерах одна муть и только. Можете взглянуть.

– Взглянем. А что он под таким дождём на кровати-то делал? – спросил Каша.

– Спал! – раздражённо ответил Михаил, но спохватился и уже мягче добавил: – Выпил лишнего. Гульба у хозяев была, его оставили проспаться. А когда начался ураган, не сразу спохватились…

– Покойный любил выпить?

– Не без этого.

Сомов осмотрелся и повернулся к Каше:

– Вот как убийца мог знать, что в этот день, точнее, в ночь, тут на кровати будет лежать обездвиженная алкоголем жертва?

– Да, как?! – Каша уставился на воеводу.

Но тот только пожал широченными плечами.

– Вероятно, преступник, если он, конечно, не из дворцовых, чего тоже исключать нельзя, наблюдал за местностью издалека, – предположил Сомов. – Откуда его не могла засечь охрана. Эту часть парка можно обозревать только с того направления…

Сомов провёл рукой по кромке расположенного за гаванью леса.

– Следил, выжидал момент. А тут ещё гроза, о которой он вполне мог знать из метеосводок. Следил долго, значит, мог оставить следы.

– Дождём всё смыло, поди, – поморщился Каша. – Но проверить, конечно, надо. Молодец, Сом!

– У вас тут, насколько я знаю, есть доступ к ГЛОСИМ, – Сомов многозначительно посмотрел на воеводу. – Я видел антенну за зданием поста.

Пользоваться Системой гражданским лицам строго воспрещалось, но «светлых» этот запрет не касался, хотя, по мнению Сомова, такое послабление представляло серьёзную угрозу национальной безопасности. ГЛОСИМ позволял получить исчерпывающую личную информацию по каждому жителю России, включая и ту, которую люди предпочли бы скрыть. Узнав о таком послаблении для випов и возмущённый этим фактом, Сомов как-то поинтересовался у профессора Зеленкова, как же подобное могли допустить. Владимир Михайлович тогда успокоил его, сказав, что оборудование для «светлых» имеет целый ряд встроенных ограничителей, не позволяющих им использовать возможности ГЛОСИМ в полной мере.

– Мне надо изучить обстановку на время убийства, чтобы не терять времени, – добавил Сомов, видя, что воевода колеблется. – Это не просьба.

– Хорошо, – кивнул воевода. – Пойдёмте в аппаратную.

Аппаратная находилась на террасе караулки, в небольшом закутке по соседству с кухней.

Сомов сел за стол и привычно взялся за джойстик управления.

К своему удивлению, он обнаружил, что настройки Системы позволяют отслеживать в том числе и маркеры «светлых». Такое положение вещей полностью противоречило словам профессора Зеленкова о «встроенных ограничителях». Зацепив первый попавшийся серебряный маркер, Сомов кликнул на идентификаторе и не поверил своим глазам, когда на экране всплыло небольшое окно с фотографией черноволосой улыбчивой девушки. Рядом с фото значилось: «Яна Павловна Бароева». Справа от фамилии в скобках стоял краткий статусный код – «В2», ниже шла дата рождения, под ней – адрес проживания, ещё ниже – графа «работа/должность», которая не была заполнена. Дальше был указан телефонный номер, и последней строкой на этой визитке расположилась ссылка «подробно», ведущая к развёрнутым биографическим данным.

Любому сотруднику МГБ для отслеживания маркеров «светлых» и для того, чтобы получить доступ даже к такой краткой информации по випам, какая высветилась во всплывающем окне, необходимо оформлять спецдопуск, а здесь это произошло с такой будничной лёгкостью! Сомов редко испытывал зависть, считая, что каждый имеет то, что заслуживает, но сейчас это неблагородное чувство взыграло в нём в полной мере.

Ему вспомнился провал в расследовании изнасилования девочки Кати. С каким трудом и с какими последствиями для себя он тогда «высветил» подозреваемого «золотого», оказавшегося женщиной. Ели бы у него в тот момент были возможности, какими здесь обладают простые охранники!

Воевода шумно засопел прямо за спиной:

– Вы зачем это?

– В какое время, примерно, всё произошло? – невозмутимо поинтересовался Сомов, закрывая «визитку».

– Между четырьмя и пятью утра. Мы уже отсмотрели всё. Глухо. Там только маркер Евгения Анатольевича светится.

– Сейчас посмотрим, что там светится.

Сомов сфокусировался на месте преступления. И запустил таймер.

Воевода был прав. Всё время на экране стояла неизменная картинка – одинокий и неподвижный маркер Евгения Анатольевича свет Щерского в зоне локализации и больше ничего. Зато над дворцом мигал целый рой из жёлтых и серых квадратов-маркеров «светлых», среди которых Сомов разглядел единственный синий треугольник.

Он снова кликнул на идентификаторе: Савелий Константинович Пастухов, гласила подпись возле фотографии короткостриженого парня с вытянутым трагичным лицом.

– Это ваш?

– Да, – неохотно ответил воевода. – Господин капитан, вы бы…

– А где прислуга? – перебил его Сомов. – Вижу синие маркеры в зоне поста охраны и на территории. И я так понимаю, это тоже твои ребята. А другие где?

– Какие другие? – с явным раздражением процедил Михаил.

– Любые другие. Уборщики, повара, официанты, горничные, шофёры, садовники… Кто там ещё? Только не говори мне, что светлые господа тут со всем этим хозяйством без обслуги справляются.

– Других нет. А с хозяйством мы сами справляемся.

– Что, и еду господам готовите?

– Еду привозят из ресторанов по спецзаказу. И потом, Вероника Егоровна тут бывает довольно редко. Нет смысла держать постоянную обслугу. Садовник у нас приезжает раз в неделю из бандуринских теплиц. Ветеринар бывает. Территорию убирают мои бойцы. И во дворце. Шоферят тоже охранники.

– Удобно, – согласился Сомов.

– Как есть.

Жёлтые и серые маркеры «светлых» сбились в кучку над Дворцом и почти не двигались. Сомов задумчиво разглядывал этот ленивый рой, в котором теоретически любой мог на время стать невидимкой. И пусть эта версия далеко не основная, проверить её всё равно стоило. Достаточно для начала выяснить, где находился каждый из присутствующих сейчас во Дворце випов в момент прошлых убийств. Вот только позволят ли? В этом Сомов сомневался. И если даже эту процедуру проведут, то наверняка это проделают специалисты-аналитики из спецотдела, занимающегося исключительно «светлыми». И результаты этой проверки так и останутся недоступными.

А если?..

Неожиданная мысль привела его в трепет – вдруг получится?!

– Мне необходимо снять ситуационный план местности, – как можно уверенней сказал Сомов. – Время не терпит, когда мы ещё доберемся до штаба…

Он достал планшетку и уже собрался подсоединить её к системному блоку, но воевода быстро наклонился и крепко ухватил его за запястье своей лапищей.

– Извините, капитан, я не могу позволить вам это сделать.

– Уберите руку! – процедил Сомов.