Кастрюля. Дорога познания

В Городе-4 их не было. Небо сквозь подметаллическую решетку иногда окрашивалось в необычайное разнообразие цветов, но самого захода солнца за горизонт, перехода ярко-розового оттенка в темно-синий, подсвеченных золотом облаков – ничего подобного в Городе не было видно. Прошлый район дарил закаты, а потом и рассветы, которые не уступали по красоте.

Кастрюля и Вертила завороженные сидели на одном из высоченных холмов и провожали солнце за полосу подсвеченного мха, забывая все на свете. В солнечных лучах купалась мошка и зеленушка, рождала переливы и радостно верещала. Кастрюля наслаждалась окружающим простором и была уверена, что если в мире есть такие закаты, то ничего плохого под этим небом произойти не может.

Но совсем скоро они услышали их – тех, кто выходит с приходом ночи, тех, кого нужно бояться больше, чем наемников или гвардейцев, – существ.

После Эпизода «Упс» прошло много лет. Большинство существ, что появились тогда, погибли, остальные мутировали. Теперь они стали мельче, хитрее и еще опаснее.

Писк, треск, скрежет, перестук, шуршание многочисленных ног по мху, клацанье жвал, жужжание наполнили тишину прошлого района и напомнили ребятам, в каком мире они живут. Еще не раздался привычный гул и хлопки крыльев, а ребята уже поняли, что деваться им некуда. Внизу роились монстры, устилая своими темными телами мох. Огромное количество насекомых, размерами от двух до пяти метров, вышли на охоту.

Спускаться оказалось некуда, прятаться тоже. В ужасе они замерли на вершине и услышали звук приближающихся комаров, перекрывающий копошение тварей на земле. Вертила побежал, таща за собой Кастрюлю. Куда они бежали, никто из них не знал. Сверху приближались комары, а снизу уже начали подниматься тараканы. Ловушка должна была вот-вот захлопнуться, а история закончиться.

Кастрюле повезло. Она наступила на пустоту, скрытую под мхом. Пустота утянула ее вниз, а следом за ней в темноту упал и Вертила. Они застыли, прислушиваясь к шуму снаружи. Иногда в просвете, в который свалилась Кастрюля, появлялись длинные канаты усов, обыскивали дыру, в поисках ускользнувшей пищи, периодически внутрь проникала полностью треугольная голова, щелкающая беззубым ртом, некоторые твари проваливались лапами, нервно пищали, барахтались и убегали. Но, к счастью для Кастрюли и к дикому сожалению насекомых, полностью проникнуть в отверстие последние не могли. Кастрюля и Вертила с замиранием сердца уворачивались от усов, вжимались в мох перед изучающей пространство головой, стойко получали удары от лап, боясь издать хоть какой-то звук.

Та ночь была самой пугающей и длинной в их жизни. Они ее переждали и пережили. С восходом солнца насекомые полезли по своим норам, оставляя следы из оторванных лап, пустых тергитов, недоеденных брюшков и одиноких голов на холме. С рассветом Кастрюля разглядела помещение, в котором они оказались: заколоченная со всех сторон комната обросла плотным ковром мха, у одной стены мох в форме лежанки, небольшая ниша с непонятным стулом и заваленным жестким моховым прямоугольником, и единственное отверстие, похожее на узкое окно.

Взвесив с Вертилой все за и против, Кастрюля решила оборудовать убежище. Они закрыли вход найденными тергитами – плотными пластинами, покрывающими спины тараканов. Со временем принесли из Города-4 все необходимое для жизни и полностью обустроили свой новый дом.

Кастрюля лежала на полу убежища, запустив в мягкий мох окровавленные пальцы. Голова трещала, а кожу вокруг губ стягивала корка сухой крови. Нос чесался, но почесать его казалось невероятным, просто не было сил.

Кастрюля скосила глаза, кончик носа помигал ей фиолетовыми бликами.

– А так все хорошо начиналось, – вздохнула Кастрюля.

Побег удался. И даже очень удался. И даже еще больше повезло, когда гвардейцы за побег решили наказать Судью, который не захотел менять своего расписания.

Все оказалось до невероятного просто, так, что даже Кастрюля этому удивилась и смело воспользовалась ситуацией. Ведь если жизнь дает шанс, его нельзя упускать.

А шанс был в том, что гвардейцы оказались глупы. Или их начальство31.

Бетонный мешок. Узкое вентиляционное отверстие. Пленник в небольшой сооруженной в центре клетке. Десяток гвардейцев. И почти сутки. Все сложилось, когда воздух в мешке начал заканчиваться, а у стражей порядка зародилась паника. Мешок был заперт снаружи, набит не совсем умными людьми изнутри и хорошо звукоизолирован.

Дождавшись, пока последний гвардеец отключится, Кастрюля поднялась на ноги и размялась. Жители Нижнего Города привыкли довольствоваться малым. Воздух для них ценный ресурс, который не стоит зря растрачивать. Кастрюля не почувствовала дискомфорта, но ощутила свободу.

Выйти из клетки – ерунда для прославленного32 вора. Закрыть за собой клетку – дело еще проще. Добраться до вентиляции – легче легкого. Забраться в узкое отверстие – не вопрос. А вот дальше появилась проблемка. Вентиляционный люк оказался перекрыт плотными толстыми прутами, примерно в метре от выхода в бетонный мешок.

Сбить, выломать, растянуть эти пруты у Кастрюли не получилось. Но хотя бы воздуха здесь было немного больше. Свернувшись привычным калачиком, Кастрюля уснула.

Самое интересное: возвращение Судьи, приход Канцлера, Военачальника и прочих, поиск причин и следствий, виноватых и виновных, а также крайних, – все это Кастрюля, к собственному сожалению, проспала.

К собственному же счастью, Кастрюля обнаружила открытую дверь, ведущую из бетонного мешка, а также отсутствие гвардейцев поблизости. Выбраться из самой охраняемой и защищенной камеры Города-4 оказалось не очень сложно. И хоть Кастрюля не была против такого развития событий, по самолюбию это немножечко ударило.

Но то самолюбие, оно зажило быстрее, чем разбитый нос. А нос разбился сам. Этому не способствовали ни гвардейцы, ни наемники или простые жители Города-433. Кастрюля свалилась со стены, с той самой, через которую у них был тайный лаз, изученный досконально и не один раз пройденный. И так нелепо. Головой вниз – и прямиком в грибокамень, который откуда-то там появился.

Нос хрустнул34. В глазах потемнело. А дальше все как в тумане: дорога Смерти, знакомый холм, тяжелый тергит, закрывающий вход в убежище. Из последних сил Кастрюля сдвинула тергит в сторону и рухнула в предоставленное отверстие.

Через некоторое время Кастрюля со стоном повернулась на бок, попыталась встать и упала обратно. В носу противно засвербело, а в горле образовался комок, который все никак не хотел уходить.

Одиночество. Все, что чувствовала Кастрюля, – одиночество. Одиночество, что разворачивалось огромной черной дырой, в которую Кастрюля вот-вот упадет.

И покинутость. Как тогда, с мамой, в темной тесной норке, когда Кастрюля ждала. Тогда, возможно, она еще и не была Кастрюлей. Но была одинока, напугана и брошена. А еще слаба.

Кастрюля не спасла маму, даже ничего не сделала. Просто спряталась и лежала. Ждала, пока мама вернется, и все, как всегда, наладится. Мама не пришла тогда, а сейчас не было никого. Что с ними? Может, им нужна помощь? Сейчас, в эту секунду. Ранника, Вертила, Сова. Куда они делись? Их выдал Сэдрик Ванядурак или нашли гвардейцы? А что, если они не успели тогда до ночи скрыться? Теперь они плавятся в желудках насекомых.

Кастрюля следила за звездами, плавающими перед глазами, ждала пока они развеются. Они всегда уходят, если за ними ведешь слежку, – Кастрюля это знала точно. Только звезды исчезали, она пыталась встать, но тут же падала. Ничего не получалось.

– Нужно! – скрипя зубами, Кастрюля снова попыталась встать, но только на несколько сантиметров приблизилась к выходу из убежища.

– Ты им нужна! – прошипела Кастрюля перед тем, как в ее глазах окончательно померкло.

Пленник

– Кастрюля? – донеслось издалека. – Кастрюля!

Кастрюля понюхала мутный туман, окружающий со всех сторон. Туман пах успокаивающе, по-доброму, по-дружески, не желая отпускать. Прислушалась. Издалека кто-то звал. Тихо, но настойчиво. Ничего не видно, тело не ощущается. Кастрюля собрала остаток сил и рванула на голос.

– Я иду, – попыталась крикнуть Кастрюля, но получилось что-то невнятное.

Кастрюля приоткрыла глаза. Веки налились тяжестью. В тонкую щелочку она увидела расплывчатое лицо Вертилы.

– Кастрюля, ты вернулась, – широко улыбнулся Вертила. – Это точно нокаут. Я вам говорю. Я-то точно знаю. Знаете, сколько их у меня было? Три тысячи триллионов. Точно-точно. Ничего, пару дней отлежится и как новенькая будет. Кто тебя так уделал? Ух, их были сотни? Расскажи! Как ты их? А они? А кто?

– Иди отсюда, ты делаешь только хуже, – перед глазами Кастрюли появился Сова. – Сколько пальцев ты видишь?

Кастрюля пальцев не видела, а вот звезды опять начали появляться. Выдохнув, что друзья на месте, рядом, и им не нужна помощь, Кастрюля приветливо кивнула головой звездочкам и снова погрузилась в туман, услышав краем сознания скрипучий старческий голос:

– Дети, разойдитесь! И чему вас только учили в школе?

Звуки нарастали. Сначала это было похоже на гул далеких комаров в ночной тиши, что разрезает воздух и вызывает дрожь, даже если ты под сетью Города-4. Потом монотонность рева начала дробиться и распадаться, послышались отдельные слова, связывающиеся в предложения, смысл которых постоянно ускользал.

Кастрюля потянулась, ощущая в теле приятную тяжесть. Пальцы пробежали по знакомому ковру мха, зацепились за что-то гладкое и твердое, потрогали холодную поверхность. Защекотало нос. Кастрюля оглушительно чихнула, вздрагивая всем телом, руки по инерции толкнули то самое гладкое и твердое, до этого зависшее неподвижно над ней.

– Ау-ч, – потерла лоб Кастрюля.

– Я же говорил, нельзя над ней ставить тергит, – заметил Сова, согнувшись над взъерошенной девушкой.

– Ей необходима была темнота и тишина, – нравоучительно ответил Сэдрик Ванядурак, придерживая рвущуюся к Кастрюле Раннику. – Ее нельзя беспокоить.

– Да это всего лишь обломок тергита. Поставить обратно? – уточнил Вертила, держа в руках пластину, весом с него.

– Ребята, – счастливо улыбнулась Кастрюля, разглядывая их задумчивые лица. – Я скучала.

– Ставить, – кивнул Сова, оценивая шальную улыбку девушки и растущую шишку на не успевшем зажить лице. – У нее бред.

– Нет у меня никакого бреда, – Кастрюля собралась и нахмурилась, возвращая обычное отстраненное выражение лица.

– А я же говорил, – покачал головой Сова.

– Кастрюля, мы так переживали, – Ранника вырвалась из захвата Сэдрика и повисла на шее Кастрюли.

– Ее нужно оставить в покое, – возмутился Сэдрик Ванядурак.

– Не нужно меня оставлять ни в каком покое, – отрезала Кастрюля.

Стараясь не показывать вида, как у нее ноет тело, Кастрюля поднялась на ноги, оперлась о стену, переждала, пока комната встанет на место от круговерти, и гордо задрала подбородок.

– Со мной все отлично, – уверенно произнесла она, чувствуя, как неуверенно дрожат ноги. – Где вы были?

– На твоей казни, – призналась Ранника.

– Вы? Что? Где? Это же опасно! – сурово посмотрела на друзей Кастрюля.

– А мы из квартиры Судьи смотрели, – радостно заявил Вертила, после чего сразу же получил осуждающие взгляды собратьев. Почувствовав их поддержку, Вертила продолжил: – У него такая обстановка, закачаешься. Огромная квартира и полный холодильник еды. Даже молоко божьих коровок было.

– Подслащенное, – ностальгически прошептала Ранника.

– Так нельзя, – ужаснулась Кастрюля. – Мы же договаривались!

Кастрюля обвела взглядом компанию, пристыженно поникшую. Даже Сэдрик Ванядурак стоял, опустив голову вниз, и ковырял носком ботинка мох.

– А что было бы, если бы вас поймали? Если бы я не успела прийти на помощь?

– Мы думали тебе помочь, – начал Сэдрик Ванядурак.

– Лучшая помощь мне – не мешать, – зло выдохнула Кастрюля. – У нас есть четкий план, как действовать! Если меня ловят, вы спасаетесь и прячетесь. Пережидаете время. Если я не вернусь, вы живете своей жизнью без авантюр и преступлений.

– Кастрюля, – вклинился Сова.

– От тебя я вообще не ожидала такого. Ты же самый рассудительный из нас. Ты должен был всех остановить, – Сова опустил взгляд в пол. – Вы что не понимаете? – взмахнула руками Кастрюля.

– Ты похожа на свою маму, – выкидывая обломок тергита в окно, произнес Вертила.

– Вертила! – хором взвыли Сова и Ранника.

Но было уже поздно. Слова вылетели изо рта Вертилы и полетели прямиком в уши Кастрюли, не задержавшись и не зацепившись ни за что по дороге. В голове девушки что-то защекотало, взорвалось и разлетелось красными искрами. В теле сразу появилась сила, что выпрямила спину, оторвала Кастрюлю от стены и сжала кулаки до боли от впившихся в ладонь ногтей.

– Я не мама! – крикнула Кастрюля и, оттолкнув Раннику, прошла мимо недоуменно застывшего Сэдрика Ванядурак, задев плечом Сову.

Внутри все горело, хотелось кричать, плакать и драться. Но кричать нельзя было с детства. «Никто не должен тебя слышать», – говорила мама. Плакать запрещено. «Никто не должен знать, что причиняет тебе боль! Ты должна быть сильной. Сильнее всех. Сильнее себя и своих эмоций», – повторял материнский голос. Драться не хватило бы сил. Кастрюля под молчаливое сопровождение товарищей вышла в яркое свечение окна убежища.

Фиолетовый мох неподвижно покрывал высокие холмы. Повсюду возвышались яркие грибы, отражая солнечные лучи от зеркал на шляпках. Кастрюля сбежала вниз, еле устояла на ногах, выровнялась и пошла к ближайшему грибу.

Почему мутировали грибы, до сих пор было неизвестно или же просто не сообщалось. Расти они начали не так давно, заполоняя собой все. Раз в несколько месяцев происходили споровые бури, накрывая города слоем семян. После таких бурь жители выходили на улицы и убирали последствия. Как бы кто друг к другу ни относился, все понимали: пропустишь спору – грибы захватят город. Споры вывозили за пределы города на тележках, а после сжигали высокие кучи. Пока город обрабатывали химикатами, народ танцевал вокруг огней, празднуя очередное очищение.

В прошлых районах грибы не заполонили собой мох, не захватили жизнь на поверхности, хотя никто не знает, что там внутри, в земле, в прошлых зданиях. Никто не рискнул бы изучить грибницу в переплетении нор насекомых.

Грибы35 попадались разные. Из морщенок36 готовили наваристые бульоны с переливающейся пленкой на поверхности. Папотники37 можно было растворить в воде и получить вкусный газированный напиток с небольшой кислинкой и едва заметной сладостью, жажду он не утолял, но все равно пользовался большим спросом. Холодун38, как понятно из названия, применяли для охлаждения, несколько таких грибов могли сохранять пониженную температуру в специальных ящиках, которые называли холодильными камерами. Холодун иногда использовали для охлаждения тела при высокой температуре. Есть его нельзя ни в каком виде – человек замерзает, и уже навсегда. Типутуни39 тоже несъедобны, но зато гименофор этих грибов перетирали, забивали в трубки и курили. Запах стоял несносный, но это не останавливало курильщиков. Ножки типутуни использовали как приправу, что придавало продуктам хоть какой-то вкус и остроту. А шерсть со шляпок уходила на одежду. Из этих шерстинок получались красивые блестящие гладкие рыжие мантии40.

Грибов существует много, и большую их часть еще не изучили и не описали. Кастрюля подошла к высокой белоснежной ножке зеркального гриба. На стволе рыхлой ножки покоилась толстая красная шляпка, на которой были разбросаны кругляшки зеркал. Облокотившись спиной о ножку, Кастрюля съехала вниз. Злость улеглась, словно впиталась в белую мякоть гриба. Из-за пластинок шляпки изучающее выглянули десятки глаз чешуйниц.

Кастрюля любила маму, но простить ей причиненную боль не могла. Она многое пообещала в детстве. Пообещала и себе, и маме. Пообещала найти ее и спасти, пообещала связаться с Мистером Черный Крафт, пообещала не быть такой, как мама. Не бросать никого в беде, не оставлять в крошечной земляной норке, не пропадать. Пообещала возвращаться. И она возвращалась. Всегда. К тем, кто от нее зависел. Но это единственное обещание, которое она смогла выполнить.

Кастрюля поступала, как мама. У нее было тоже желание всех спрятать, оградить, уберечь. Она убеждала себя, что ею движет совершенно другой мотив, не такой, как у ее матери. Хотя мотивов своей матери она так и не поняла.

Кастрюля боялась. Всю свою жизнь она боялась. Сначала за то, что ее обнаружат, потом за маму, потом за тех, кто рядом. Вертилу она встретила первым из их компании спустя пару лет одинокой жизни в Нижнем Городе, пока она пыталась выживать, училась воровать и не бояться людей.

Мама всегда говорила: «Люди чувствуют страх другого. Если обнаружат твой страх, они нападут». Кастрюля надевала маску и костюм бесстрашной. Пародировала походки других, тех, кто ей казался смелым, перенимала их мимику, копировала жесты. В первое время получалось плохо, но с каждым прожитым месяцем в окружении наемников, воров, глюколовителей, глюкоманов и прочей дряни она справлялась все лучше.

Кастрюля становилась везде своей, отражала зеркально действия и поступки других. Она училась у худших из худших и хранила в своей памяти слова матери, которые та ей говорила каждый вечер перед сном. О доброте, порядочности, уважении, любви и принципах. Она жила по законам людей, что ее окружали, но не изменяла своим принципам.

Кастрюля с непроницаемым лицом брала заказы в воровской гильдии, чтобы прожить еще день. Выполняла их, но потом уравнивала: выясняла, от кого поступил заказ, и воровала что-то такое же ценное у заказчика. Она видела ту несправедливость жизни, о которой постоянно рассказывала ее мама, и в начале пыталась ее исправить: помогала бедным и нуждающимся. Но те не поступали так, как думала Кастрюля. Они не менялись. Пропивали деньги, рвали игрушки, разламывали подарки. Никто не менялся, как бы Кастрюля ни старалась. И тогда поменялась она сама.

Неравенство, несправедливость, плохое правительство больше не воспринимались. Кастрюля поняла, что люди живут так, как они хотят, как привыкли. На том уровне, где им хорошо, в той грязи, где им уютно. Кастрюля решила больше не помогать никому, кроме себя. Она все еще воровала у тех, кто заказывал воровать у других, продолжала приносить подарки детям, у которых не было достойных родителей, пыталась вразумить начинающих преступную деятельность сойти с грязной дороги, исправить глюкоманов, навредить глюколовителям. Но взрослым решила больше никогда не помогать.

Этот принцип выстроился за несколько дней до встречи с Вертилой. Как она забрела на нижний уровень Нижнего Города, где устраивались бои, она не поняла. Видимо, в очередной раз заблудилась. Бои ей всегда не нравились, как и драки, – от них становилось плохо и тошнило. Кастрюля старалась сбежать подальше от шума и криков.

Но не в тот раз. На ринг вывели худого высокого парня. Всего в ранах и кровоподтеках. В его глазах темнела пустота, разливаясь и за пределы глаз. Он еле стоял на ногах, а все скандировали: «смерть». Слово режущее, больное, ужасающее. С каждым прилетающим кулаком в тело лежащего на земле парня Кастрюля видела алые всполохи несправедливости.

Она проследила за тем, как умирающего парня закидывают в клетку, наполненную нечистотами, как плюют на его избитое тело. Когда все разошлись, обсуждая куда будут девать тело, Кастрюля пробралась к решеткам и взглянула на корчащегося от боли парня. Тело открыло глаза и сжало челюсти. В тех глазах ярко пылало упорство. Парень хотел жить, он боролся, несмотря ни на что.

Кастрюля украла его, притащила в нору, где оставалась жить одна после исчезновения мамы. Она попыталась упрятать его в норку, но он не влез. Она оставила его на полу, накрыв тряпьем. Каждый день она носилась по Городу-4, воровала еду и лекарства. Каждую ночь она сидела, прижавшись к перепонке двери, и тряслась, ожидая, что парень умрет или кто-нибудь за ним придет.

Никто не пришел. Вертила выжил. А после раскормился, восстановился, начал тренироваться. За короткое время он вернул мышечную массу и стал в разы больше и сильнее Кастрюли. Но Кастрюля боялась. Каждый раз, выходя из норы, она боялась за Вертилу. Каждый раз, возвращаясь в нору, она боялась, что его нашли, избили, убили или сделали что пострашнее. Каждый раз, когда они выходили вместе, ее сковывал страх, что Вертилу обидят, а она не сможет ему помочь. Каждый раз она старалась упрятать его в норку, но он не помещался.

За Вертилой в жизни Кастрюли появился Сова, а потом уже и маленькая Ранника. И несмотря ни на что, Кастрюля старалась их спрятать, укрыть, спасти от ожесточенного внешнего мира, глубоко под землей, в заброшенном туннеле, в далекой норе, в еще меньшей норке.

– Ты не обижайся на них, – к Кастрюле подошел Сэдрик Ванядурак и потрогал рукой ножку гриба. Чешуйницы, заприметив старика, поспешили удалиться за свои укромные пластины. – Они переживали за тебя, вот и пошли.

– Вам-то что? – Кастрюля окинула взглядом суховатую фигуру.

– Вы меня спасли, и у нас впереди много работы. Мы должны быть дружны, чтобы все получилось.

– Они вам уже рассказали? – удивилась Кастрюля.

– Нет, – Сэдрик Ванядурак провел рукой по седой длинной бороде, опираясь спиной на ножку гриба. – Но я сам догадался, зачем вам я.

– Да? – удивилась Кастрюля. – И зачем же?

– С моими знаниями и вашими способностями мы изменим мир. Свергнем процветающую тиранию и избавимся от страданий, сотрем с лица Земли чипы, уничтожим коммуникаторы, научим людей жить по-другому. Даруем всем свободу, – воодушевленно начал Ванядурак, глядя горящими идеей глазами в разноцветное предзакатное небо. – Мы возродим коммунизм! Мы создадим настоящий мир! Заживем, как…

– Коммунизм? – непонимающе переспросила Кастрюля.

– Коммунизм, – Сэдрик Ванядурак протянул руку ладонью вверх по направлению к скрытому за холмами Городу-4. – Социальное равенство, где нет разделения на классы, не существует денег. «От каждого по способностям, каждому по потребностям» – великий лозунг прошлых лет, тех людей, что населяли Землю в прошлые времена и жили в гармонии с собой и природой.

– Коммунизм? – помотала головой Кастрюля. – Какой коммунизм?

– Как какой? Этим прогнившим миром правят вещи и деньги. Когда мы все наладим, имущество будет общим, деньги перестанут существовать. Люди смогут работать и устраивать свою жизнь, как захотят. Труд не будет принудительным, жители будут делать все по своему желанию и наслаждаться этим, стремиться к развитию, к обеспечению…

– А сейчас им что мешает? – перебила Кастрюля.

– Совет Объединенных Городов, – взмахнул рукой Сэдрик, – что захватил все сферы деятельности и диктует, как кому жить.

– Люди и так живут, как хотят, – Кастрюля поднялась со мха. – Никто им не приказывает жить бедно.

– Ты еще юна и глупа.

– А вы слишком много фантазируете. Кто заставляет людей употреблять алкоголь или ловить глюки и подсаживать на них невинных людей? Кто их заставляет лениться?

– Общественный строй, они не могут выбраться из замкнутой цепи, не могут противостоять власти, добиться успеха, поэтому сдаются. Ломаются. Люди не рождаются плохими, они становятся такими. А становятся, потому что вокруг такой мир. Не все такие, как вы. Вы выбрались из грязи и стараетесь жить по правилам, приносить пользу. Это и нужно показать остальным.

– Кто вам сказал, что мы хорошие? – усмехнулась Кастрюля, направляясь к убежищу, под лучами заходящего солнца.

– Я много прожил и могу видеть в людях истину, – заносчиво ответил Сэдрик Ванядурак, догоняя Кастрюлю. – Ты даже меня спасла, рискуя быть пойманной. А тебя и поймали. Ты могла умереть. Ты поставила мою жизнь выше своей. Я благодарен! И теперь я твой должник. Да, ты отделалась сломанным носом и сотрясением мозга, но ведь могла и умереть. И все ради меня, ради тех знаний, которые я готов подарить этому миру, ради общества, что жаждет спасения.

– Вы заблуждаетесь. Никакое общество не жаждет спасения. И спасала я вас не ради коммунизма какого-то, не на благо людей.

– А зачем же? – Сэдрик Ванядурак замер.

– Да я и не спасала, – призналась Кастрюля, не оборачиваясь на старика. – Вы у меня в плену.

– Что? – старик схватился за грудь, где, по его мнению, раньше билось, а сейчас остановилось сердце.

Кастрюля молча пошла дальше, оставляя Сэдрика Ванядурак под темнеющим небом в прошлом районе. «Коммунизм», – усмехнулась мысленно Кастрюля. Что-что, а менять мир она не собиралась. Идти по стопам матери, рисковать жизнью ради тех, кто в этом не нуждается. Ну уж нет. У Кастрюли уже был опыт чужих и своих ошибок, чтобы окончательно убедиться, что изменить мир невозможно, как и людей его населяющих.

Коммунизм, чем бы он ни был, как бы его ни описывал Сэдрик Ванядурак, как бы ни рисовал в своем воображении и не пытался заронить его зерно в душу Кастрюли, уж точно неприменим в жизни. Кастрюля считала, что Совет Объединенных Городов относился даже слишком лояльно к своим жителям. И Кастрюля хорошо знала, что она не положительный герой, не хороший человек. Все ее поступки имели свои мотивы и объемную долю эгоизма. Она, как и все жители, населяющие планету после Эпизода «Упс», не делала ничего, что не принесло бы пользу именно ей.