скачать книгу бесплатно
Он понимающе посмотрел на Хайруллина, как бы уловив, к чему тот вел. О прошлом Гоши в отделе не говорили. Однако откуда-то, точно не через Хайруллина, просочилось, что матери этого беспризорника нет в живых, а с отцом они разорвали отношения. И как-то без слов всеми уяснилось, что обсуждать это не нужно, будто мрачную тайну, которую все они разделили.
Вообще-то, ничего, кроме практической пользы, Хайруллин не имел в виду, но теперь и сам подумал о принятой ими ответственности.
– Некому за него отвечать, кроме нас… Слушай, расследование твое. Не хочешь отдавать – отбирать не буду. Закроешь одного из гостей – только спасибо скажу. Но если провалишь работу по туркам – пощады не жди.
– Дождешься от тебя пощады, – проворчал Эдуард без прежней враждебности. – Ты меня к стенке поставишь, если я кражу спичек завалю.
– Я решаю поставленные задачи. Ни я сам, ни вы, ни черт лысый меня не заботят. И получается – заметь – хорошо.
– А чего о Гоше тогда переживаешь? Тоже решаешь поставленную задачу?
Хайруллин промолчал, глядя на него все равно что оловянная фигура.
– Сволочь ты, товарищ полковник.
– Сукин сын тебе товарищ.
Эдуард написал Гоше, и тот вскоре вбежал в кабинет. На парня пока скидывали рутину, вроде обзвона инстанций и приведения в порядок папок и файлов. Гоша почти ни о чем не спрашивал, но за всеми наблюдал, совался через плечо, под руку, а если его гнали, то тяжело, недобро смотрел и молча уходил. Вскоре все стали предпочитать давать ему пояснения и отпускать с миром.
Даже когда Хайруллин представил Гошу коллективу, было видно, что новенький чересчур надменен для сопляка, подобранного с улицы. Не такое выражение лица обычно имеют те, кто лишился дома. Не этот взгляд породистого пса, вышвырнутого с чемпионской выставки за порог, знающего, где он отныне находится, – но знающего, и кто он.
Узнав, что нужно писать в строке опросного листа в соответствии с указом № NNNN, Гоша приходил в восторг. Как быть с тем, что новое требование входит в противоречие с постановлением № MMMM?.. Гоша, уймись уже, просто ставь прочерк и пиши, что тебе нужно, в строке «иные данные». Новичок ловко обнаруживал все эти несоответствия, сбитые пазы, проржавевшие скобы и наспех вбитые гвозди, которые удерживали эшеровскую башню отечественного законодательства, и, похоже, ждал, когда же сможет первым указать: «Смотрите! Ха-ха! Смотрите!» – на ее давно ожидаемое обрушение.
Гоша, не перебивая и не отводя взгляда, выслушал Эдуарда, который изложил ему суть дела.
– Ну что, Георгий, как допрашивать будешь? – спросил Хайруллин. – Чему тебя наставники учили?
– Сначала расспрошу обо всех несущественных обстоятельствах, не компрометирующих ни его, ни брата. Пусть поддакивает. Потом, как расслабится, прямо задам вопрос о нападении. «В какой момент твой брат ударил потерпевшего?» Он начнет юлить. Послушаю его, поймаю на лжи, пройдусь по фактам. Дескать, мне же все известно.
– Он будет настаивать на том, что знать не знает ни о каком нападении, – возразил Эдуард. – Да, были там с братом, натоптали, но никого не видели, вот и выясняйте, что там после нашего ухода случилось.
– Я не буду упоминать следы, – парировал Гоша. – Пусть сначала постоит на том, что их там вовсе не было. Что брат дома был, а он сам – у девушки. А я – кадры с камер…
– Ответит, что мимо шли и свернули в другую сторону, – возразил Хайруллин.
– Потом – данные о геолокации.
– Да сбой обычный, – отмахнулся Эдуард. – Редко, что ли, бывает? Сидишь дома, а тебя у соседки показывают. Нельзя такому верить!
– Вот тогда и про следы поговорим, – заключил Гоша, чувствуя, что расколол допрашиваемого. – Когда заколеблется – надавлю. Скажу, что доказательств достаточно, брат все равно сядет, а ты еще как соучастник по полной получишь.
Хайруллин и Эдуард переглянулись с тем умиленным выражением на лицах, с которым они иногда обсуждали своих детей.
– Все ты правильно, Гоша, говоришь, – одобрительно произнес Эдуард. – Но тут судьба его брата на кону. Замкнется – и ничего ты больше не вытянешь. Начинай, как планировал. А потом спроси: «В какой момент ты ударил потерпевшего?»
– Так не он же ударил, – растерялся Гоша.
– Не тупи. Его брат тебе ночью рассказал, кто виноват. И все факты, которые ты знаешь, ты именно от него узнал. А откуда бы еще? Смотри: он младше, в шараге у него все лучше, чем у старшего, и после нападения он к девушке пошел, а не с друзьями бухать и траву курить. Ему совсем в тюрьму не хочется.
– А если нам от него еще что-то понадобится? Или расчет не оправдается, но он теперь будет знать: мы ему врем?
– Ты ему врешь, – поправил Хайруллин. Гоша оскорбленно вскинулся. – Тогда в следующий раз другой человек будет допрос вести. Или можем спокойно настаивать на том, что брат его оговорил. Врем не врем, а доверие между ними подточится, нам это на пользу. Что тебе не нравится?
– То, что я перед ним подлец получаюсь.
– А тебе не плевать? – хохотнул Эдуард. – Ты надел эту форму – теперь ты подонок в глазах большинства людей, с которыми тебе предстоит общаться.
В вотчине Хайруллина в форму охотно влезали двое: он сам и Гоша. Насупленный молодой оперативник смотрелся придавленным в казенной, словно отвердевшей на нем одежде. Старшие товарищи наблюдали за Гошей, которому никак не удавалось вывернуть себя для ожидаемой роли. Эдуард вздохнул.
– А ты думал сохранить рыцарский ореол? Твоя задача – установить истину, но для этого нужно состязаться с лжецами.
Что-то сгибалось в Гоше, а он сопротивлялся: не желавший, не узнававший себя другого. Если поддастся, то кто же это был вчера, давал зароки, точно знал, как должно, кто виноват, а кого простить, чертил отсюда всю дальнейшую судьбу?
– Это все постановка, неправда, чушь, – вдруг зашептал Хайруллин. Могло почудиться, что его лицо стало испуганным, – и он дал отчаянный совет, прежде чем скрыться в пучине. – Притворяйся.
Его лицо изменилось на глазах, как пересобранное оригами, по-другому, вновь тускло отражающее свет. Гоша и Эдуард не поняли его приступ; а не поняв, забыли через секунду.
– Ладно, – неуверенно согласился Гоша. – Так М. как свидетель будет проходить или как соучастник?
– Это надо с прокурором обсуждать, – сдержанно ответил Хайруллин. – В качестве соучастника грабежа он бы годился, но в итоге-то разбой случился – я думаю, об этом они с братом не договаривались. За несообщение о преступлении мы его не привлечем: он близкий родственник. Если сам лишнего не наговорит, то ничего мы ему не пришьем.
– Гоша… – склонился к воспитаннику Эдуард с новыми вводными.
– Да погоди. Я бы его отпустил. Мать одна останется, если обоих посадим – сгинет.
– Ничего себе! – поразился Эдуард. – Видимо, мне кого-то надо зарезать, что ты мне однажды посочувствовал!
Не то чтобы Хайруллину важно было объясниться с Эдуардом, но это было незаполненное место между ними, и снова формальности требовали внести запись не своим почерком, а печатными буквами.
– Ты закон о полиции читал? Каково ее назначение? – спросил Хайруллин. Эдуард сделал вид, что не хочет отвечать. – Гоша?
– Полиция предназначена для защиты жизни, здоровья, прав и свобод граждан.
– Какая-то бессмыслица, учитывая, что мы как раз помогаем граждан закрывать, – пробормотал Эдуард.
– Мы орган не карательный, – безучастно разъяснял Хайруллин, и Эдуард с интересом вспоминал забытые вещи. – У меня приказа карать нет. А защищать – есть. Знал я одного военврача… – Он, как отлаженный механизм, переключился на другую тему с отрегулированной интонацией. – Если к нему на стол в сознании попадали, он всегда спрашивал: «Сколько тебе отсечь?»
– Ха! – понравилось Эдуарду. – В профессиональном юморе хирурги нам фору дадут.
– Только он не шутил. Так он серьезно это спрашивал, что каждый замирал в страхе. Сколько от тебя можно отсечь, чтобы ты не пожалел, что с этого стола слез? Чтобы тот, кого ты помнишь – здоровый, красивый, дышащий жизнью – не остался на этом столе, а сполз какой-то оковалок? Солдаты – молодые ребята, многие ж стреляются, став инвалидами. Многовато отсекли. Мы здесь тоже наложили жгут, а теперь решаем: сколько отсечь? Возьмем лишку – сами семью погубим.
– А может, это им стоило об этом подумать, прежде чем людей на наших улицах резать? – сделался раздраженным Эдуард.
– Тот, кто резал, сядет. Считаем ли мы его брата опасным? Ты, Георгий, что думаешь?
– Нельзя мать без обоих сыновей оставлять, – не промедлив, откликнулся Гоша.
– А если через год он уже сам кого-то зарежет? – взыскательно смотрел ему в глаза Хайруллин. – Теперь уж напрочь. Все равно его отпустить?
Упрямый взгляд Гоши настоял на прежнем ответе.
– Иди, – кивнул Хайруллин Гоше. – Добивайся свидетельства против брата и закругляйся.
Едва дверь за Гошей закрылась, как прилетело сообщение о выезде следственно-оперативной группы на новый вызов: с одного из дворов исчезла дорогая машина.
– Угон, – поделился Хайруллин с Эдуардом. – «Арбу» последнюю увели.
«Арбой» прозвали отечественный представительский автомобиль, на который добровольно-принудительно пересадили чиновников.
– Сколько их не было с тех пор, как мы банду Ковыля разбили?
– Почти полгода. Надо проверить, не откинулся кто недавно по этому профилю на районе. – Хайруллин сверился со временем. – Ну да, встал на работу – а машины нет. Ищи ее теперь подо Ржевом.
– Откуда угнали?
Хайруллин назвал адрес. Эдуард ненадолго замер, как бы пытаясь охватить взглядом только ему видную картину; лицо его стало вдохновенным. Хайруллин не вмешивался в процесс: Эдуарду, чьи ноги с годами завязли в земле, эти художественные порывы целили душу.
– А я тебе не сходя с места скажу, кто это организовал. Заключим пари?
– Кто?
– Какая ты скучная личность, Рамиль, даже мертвым похороны не украсишь, – разочаровался Эдуард. Хайруллин терпеливо ждал. – Газизов.
Газизов был одним из приближенных Ковыля – единственным, причастность которого к преступной деятельности доказать не удалось. В банде он был своего рода атташе и встречался с представителями щепетильных заказчиков. И хотя на его физиономию указало сразу несколько свидетелей, ушлый тип вывернулся из объятий правосудия: никто не смог вспомнить из разговоров с ним компрометирующие детали.
– Он трусоват и едва-едва хвост успел убрать, чтобы не прищемили. Думаешь, прошел у него испуг?
– Смотри – двор не охраняемый. Замки у «Арбы» дрянь. Кто-то по старой памяти обратился к Газизову, может, не зная, что Ковыля закрыли, и он не удержался: уж больно дичь легкая. Сколотил банду на одно дело. Если его уже несколько дней как нет в городе – точно он организатор.
Хайруллин отыскал номер нужного участкового.
– Полковник Хайруллин. Как обстановка? Хорошо. Хорошо. Газизова давно не видели? А, ясно. Спасибо. – Он поднял глаза на Эдуарда, не скрывая некоего скупого эквивалента восхищения. Хайруллин признавал: в профессии он не так раскован и артистичен, как Эдуард. – Неделю уже на курорте греется.
– Так аванс получил. – Эдуард посмотрел на часы. Лицо Хайруллина покривилось, выразив почти отвращение, когда он обратил внимание на дорогостоящий механизм. – Три минуты! Дело раскрыто. На премию меня подпишешь?
– Да тебя не подпишешь, так ты хуже кислого пива будешь, – услышал свой голос Хайруллин. – Часы эти не носи в отделе.
Взгляд Эдуарда ударил штыком, но остался ржавым – жалобным и жалким. Хайруллин смотрел равнодушно, и Перс засомневался, что верно воспринял фразу, что она вообще прозвучала и не он сам первым подумал об этом.
– Гоша, – сменил тему Эдуард. – Глянем, как он там?
В неудобной коробке и в неудобный час был скован вольный человек, гордости которого не замечал враждебный город; она угасала там, где камень соединяется с камнем, но помнила край, где камень соединяется с небом. М. сидел, склонив голову, и осторожно поддакивал, слушая монотонные вопросы. Рядом, как бы забытый после какого-нибудь другого события, дремал предоставленный государством адвокат. Через объектив камеры за допросом наблюдали Хайруллин и Эдуард.
Захваченный гІолохъанчи был собран, чуял превышавших численностью врагов и, нелюдимо ожидая нападения, таил свой удар. Но он ожидал их атаки откуда-то из-за плеча, где стоял шкаф с бумагой, от старости похожей на папиросную, а оно последовало в лицо, застав врасплох.
– В какой момент ты достал нож?
– Я не доставал никакого ножа. – Отмашка из неудобной позиции была вялой.
– Ну как же? – удивился Гоша и полистал планшет. Его гость попытался заглянуть на страницы, но молодой оперативник отвернул экран. – Вот же: ты подошел, потерпевший послал тебя, – Гоша поднял глаза, – к едрене матери.
– К ядреной матери, – обиженно поправил собеседник, остро почувствовав искажение неродного языка.
Гоша на мгновение, которое могло разрушить всю тактику допроса, растерялся от такой удачи, но быстро сориентировался.
– То есть ты подтверждаешь, что это ты подошел к нему?
Младший М. был пойман врасплох: он подходил, но вовсе не в тот момент, а слова слышал издалека. Запутавшись, он всплеснул рукой и откинулся на стуле, злясь неизвестно на кого.
– Вы можете отказаться от дачи показаний, – подсказал очнувшийся адвокат.
– Я отказываюсь от дачи показаний! – объявил М. От волнения некоторые буквы на его языке захрустели и защелкали в соответствии с акцентом. Адвокат снова прикрыл глаза. Гоша проигнорировал возражение.
– Затем ты достал нож и нанес три удара…
– Я не наносил! – воскликнул М., чуть не прыгнув на стол. Гоша невозмутимо смотрел на него, что сделало бурный выпад подозреваемого неуместным. М. сел обратно, сгорбился; взгляд его отскакивал от стен и углов, ища выход.
– Потом подошел твой брат. Вы собирались забрать закладку с наркотой, которую искал потерпевший, но не нашли ее. И вместо этого прихватили телефон, деньги и паспорт. Похищенные вещи ты оставил брату. Или и тут все было иначе?
– Я никого не бил ножом! – жарко настаивал на правде М.
– А кто бил? – осведомился Гоша.
М., осажденный неведомо как раскрытыми подробностями, не зная, куда улизнуть – всюду его мог перехватить этот мучитель – тягостно молчал.
– Хорошо учишься, гражданин Маликов?
– Нормально, – буркнул младший Маликов, чья фамилия неожиданно раскрывается.
– Закончишь, так в офис, небось, возьмут. Матери помогать будешь. – Маликов насторожился, бдительно следя, чтобы мать не смешали с грязью. – А вот брат твой думает, что он о ней лучше позаботится. Все-таки он старше, мудрее, да? Считает, что лучше жизнь понимает. Ты не догадался еще, откуда я все подробности узнал?
Маликов смотрел с вызовом. Ответ, который он находил, не мог существовать. Но как тогда он находил то, чего не существовало?
– Твой брат говорит, как песни поет. Видимо, он действительно мудрее тебя, сообразил: если вы оба будете молчать, оба и сядете – за разбой и соучастие. Потерпевший кровью истек, даже кто из вас напал на него, не помнит. Еще, может, помрет, тогда у вас будут сроки за убийство. У матери никого не останется. А твой, хоть и один, сумеет о ней позаботиться… Ладно, если тебе добавить нечего, подписывай протокол. – Гоша подвинул планшет, – и буду тебя для прокурора оформлять.
Тут младший Маликов поверил, что эта бредовая, случайная, горячечная комбинация линий, в которой он оказался замкнут, соотносится с ним, ждет его подписи вот в этом месте – близко к углу, над чертой кем-то определенной длины, и только полухаотичное, извилистое движение руки отделяет его от того, чтобы не быть обвиненным.
– Эй! – толкнул он адвоката.
– Спокойнее, гражданин Маликов.
– Что? – очнулся адвокат. – Вы согласны с тем, что здесь изложено?
– С чем согласен? – выкрикнул Маликов. – Я никого ножом не бил! Можно я с братом поговорю? – обратился он к Гоше охрипшим голосом.
– Чтобы вы договорились, как половчее прикрыть друг друга? Нет, конечно. А чего ты встрепенулся? Как нож доставать, так первый, а как отвечать – бежать?
– Не бил я ножом! – вскочив, заорал несправедливо обвиненный.
