Бых. Первая часть

скачать книгу бесплатно


– Так, может, ты ошибся адресом и тебе надо было к уйгурам съездить? – язвительно поинтересовался бармен. – Говорят, они в последнее время ни с кем не советуются.

– А они сами будут просить сильно их не ругать, когда мы гостей выставим. Директива – поставки «кипариса» жестко перекрывать. Вам от этого одна польза: у турок пыл поумерится, иноземцы притихнут, а там и до возрождения Святой Руси недалеко. Так что, если есть что сообщить, я весь внимание.

Бармен неуверенно покосился на посетителей. Один из них едва заметно кивнул.

– Где обычно припаркуйся, – процедил бармен.

Эдуард, ухмыльнувшись в его прокисшую физиономию, оторвался от стойки, захватил пиво и направился к выходу. «Спортсмены», сменив позы, негромко заговорили между собой. Габбер на танцполе наконец зашатался и упал. С отупело-счастливой улыбкой он лежал, обессиленно дыша хилой грудью. Никто не обращал внимания на его победу.

Неподалеку от входа в Амстердам, у ворот ближайшего производства, виднелись рабочие; прибыв с новых окраин Державы, они своим обликом бросали вызов местной расовой чистоте. Видимо, арийцы смирились, что в Вавилоне это неизбежное соседство, как с воробьями.

– Садись за руль, я пива попью, – распорядился Эдуард.

– Я не водитель. – Гошу склонил голову, как бы прячась от чего-то.

– Завязывай хаметь! За руль сел!

– Я не могу водить, – глядя в землю, буркнул Гоша.

– Чего?

– Не могу водить! – Гоша поднял искаженное лицо, посмотрел темными, враждебными глазами – и Эдуард неожиданно для себя решил не настаивать.

– Как тебя в уголовный розыск-то взяли? – Сев за руль, Эдуард не мог найти, куда приткнуть пиво, и в конце концов возмущенно сунул его пассажиру. – Тогда сам пей!

– Я не пью.

– Да ну тебя к черту! – Стакан полетел на закиданную бутылками обочину.

Снова потянулись две серые стены. Эдуард напевал под нос прилипший мотив: «Как некстати, о, как некстати. Уо-уо-о».

– Мне не по душе такое обращение, – перебил мелодию Гоша. – Мы можем задержать того, кто оскорбляет представителя власти при исполнении.

– Гошенька, ты балбес? Тебе как защитнику правопорядка придется выслушивать такие вещи по сто раз на дню. И чаще не от бандитов, а от благодарных граждан. Если начнешь задерживать всех, кто задел твои чувства, камера треснет по швам к концу твоего дежурства. Причем среди прочих в ней будут сидеть девять из десяти твоих сослуживцев. Прими ситуацию так, что это относится не к тебе лично, а к твоей форме. Она хоть на тебе и не надета, но незримо виднеется. И кидают в тебя камень не потому, что ты однажды спас котенка или тебя очень любит бабушка, а потому что тебя за ней не хотят видеть. – Эдуард затормозил и миролюбиво попросил: – Выметайся пока. Походи тут, а то незнакомые лица таких нервируют. – Гоша отчего-то не торопился выйти. – Ну?

– Сейчас, сейчас… – пробормотал тот и наконец выбрался из машины.

Однако Эдуард никак не мог освободиться от его присутствия. Что-то в самом себе мешало задышать свободнее.

– Ты уж извини, – произнес он с тем ощущением, с каким избавляются от скопившейся мокроты. – За это все.

Гоша странно дернулся, словно вдруг решил вернуться в машину, но удержал себя.

– Да все нормально, – опустелым голосом отозвался он и захлопнул дверь.

Эдуард проехал дальше и свернул за угол. Из щели у покосившегося столба выполз дерганый тип в слишком просторной для него куртке – подвальный зверь, вздумавший походить на человека. Моченая бородка у него была жесткой, как из вибриссов, лицо – принюхивающимся, однако глаза – чересчур хитрыми для обычной крысы.

– Какие новости? – спросил Эдуард.

– Вообще или по «кипарису»?

– Сначала вообще.

– В наш любимый травмпункт дня три назад один деятель поступил со сломанной челюстью. Документы у него не в порядке, так что по своей воле заявлять не будет. Челюсть ему Тарасов сломал. Он недавно в Амстердаме появился, но ты видел, наверное. Мудак еще тот, рано или поздно все равно сядет. Он вдобавок телефон у терпилы забрал. Так что можешь впаять и разбой, и национальную рознь – узбека они месили. Вчера вечером этот придурок еще светил телефоном, так что бери теплым. Да, и вместе с ним был Лось. Из «Славянского единства» который. Он тоже пару раз узбека пнул. Но ты направь Тарасова, чтобы он на себя вину взял, или как-нибудь творчески показания запиши. Лось неплохой пацан, мы ему мозги сами вправим.

– Я тут вышел на преступление, совершенное группой лиц по предварительному сговору. Хочешь мои труды в унитаз спустить?

– Тарасов же у нас тусил. Пиши ему экстремизм – вас разве не за это сейчас хвалят?

– Ладно, посмотрим… Давай по «кипарису».

– Вот что вы можете еще не знать: доставляют турецкий «кипарис» по Ярославке.

– По Ярославке? – не поверил Эдуард. До сих пор большая часть наркотика поступала в Москву с северо-запада, через балтийские порты. Ярославское шоссе уводило на северо-восток. Бред… Они что, «кипарис» в Заполярье выращивают? Видимо, какая-то хитрая схема. Скорее всего, идет с Балтики, но делают крюк, чтобы объехать чужую территорию. – Зачем его везут по Ярославке?

– Я, что ли, сыщик? Думай сам. Хотя кое-что тебе соображу. Турки в местных реалиях еще плохо ориентируются, но самоуверенные, решили действовать самостоятельно. Использовали для разгрузки склад в области, которым раньше пользовались тверские, там их человек. Ну, мы и узнали, что и как идет. Склад принадлежит фирме «ТрансСеверПути».

Эдуард открыл карту и «поехал» на северо-восток, пока не добрался до берегов Ледовитого океана. Без крупного авиаузла или международного морского порта нужные объемы не ввезти. Арктические города вдоль Северного морского пути росли бурно, грузоперевозки били рекорды и каждый год возникали новые операторы терминалов, судоходные компании и торговые маршруты. Пожалуй, наркомафия действительно могла воспользоваться моментом и освоиться, не привлекая лишнего внимания, а инфраструктура в самых развитых гаванях позволяла наладить стабильный канал поставок. Архангельск, например. Или вот еще, Беломорск какой-то. Кажется, недавно Эдуард о нем что-то слышал…

– Ну что, я нужен еще?

– Да. – Немедленно забыв о «кипарисе», Эдуард протянул руку. – Давай, коли встретились. Давай-давай, не гони, что у тебя нет при себе. Лишний раз заезжать к вам не хочу.

С ворчанием пройдоха залез в балахон и достал пачку банкнот. Отлистав большую долю, он передал деньги Эдуарду. Тот выбрал несколько купюр и вернул – прикорм, о котором не знали хозяева информатора.

– Еще есть что сообщить? Ну вали тогда, – благодушно прогнал его Эдуард. Прирученный крыс послушно скрылся в осыпающемся индустриальном пейзаже.

Эдуард подобрал Гошу и покатил в отдел, обдумывая планы. Сперва согласовать с Хайруллиным дальнейшие мероприятия по «кипарису». Потом этим Тарасовым заняться, пока тот не догадался телефон сбросить. Визит полиции в Амстердам может заставить даже его мозги поворочаться. С Лосем встретиться, надо же понять, что за малый и стоит ли ему позволять среди людей гулять…

– Ты чего там? – заметил Эдуард какое-то копошение пассажира.

– Да телефон уронил.

– Чего у тебя вид обреченный? Не интересно, как мы продвинулись?

Но Гоша так и не спросил о разговоре с информатором. Вместо этого, мучительно помолчав, как бы перетерпливая что-то внутри себя, он заговорил о другом.

– Те ребята в баре. Ты их одежду видел?

– Угу. На одном толстовка от Тома Хардсона, на другом худи «Just». А тебе завидно? Ты что, ради мелочной выгоды служить обществу шел? – Эдуард засмеялся, отметив безрадостную физиономию Гоши. – Да не переживай! Это только тряпка, а внутри они тебя боятся. Ты над ними власть. Вся их уверенность держится на факте твоего доброго расположения духа. Они – пустой бибабо, в который государев человек может продеть руку и изобразить любую позу.

Эдуард воодушевленно посмотрел на Гошу, и улыбка его слезла. Два темных мрачных глаза пронзали его. Этот взгляд был не враждебным, но все же угрожающим. Телефон, который он держал, облокотившись на дверь, походил на занесенный камень. Парень явно не хотел ждать, когда подрастет.

О птицах и кандидатах в президенты

Артем проснулся с первой нотой будильника – низким, неприятным писком. Но звук выполнял свою функцию, и хозяин квартиры никогда не задумывался над тем, чтобы поменять мелодию.

Он резко распрямился и свесил с кровати ноги. Даже его механические движения выглядели тщательно продуманными, словно кто-то со стороны наблюдал за ним и оценивал.

Шум и свет не проникали в комнату. Артем прислушивался, почти физически протягиваясь куда-то. Было так тихо, что он почувствовал исходящую от стен вибрацию, вроде перестукивания с сокамерником.

Артем приоткрыл шторы, отмерив дозу света, не разрушающую уединение кельи. Утро проявило комнату, обставленную совсем не в его духе – много лишних вещей: не для него сделанных фотографий, несвойственных книг, каких-то сувениров, явно принесенных чужой рукой.

Артем приступил к комплексу дыхательных упражнений и растяжек. Скомканное, сырое, как завернутое в тряпку мясо забитого животного, его тело расправлялось. Плоть облегала его на манер разглаженной рубашки. Он был готов выйти.

Отец стоял на кухне у клетки и ласково беседовал с Офицерой. Канарейка настороженно смотрела на странный клюв – просунутый между прутьев палец – и ожидала подлого удара. Артем замер в коридоре, готовый принять этот удар вместе с птицей. Отец обернулся. На мгновение его лицо показалось искаженным, как в кошмаре.

– О! Артем проснулся! – приветствовал он крепким голосом и выправился, встав, несколько нарочито, прямо и гордо. Годы обтесали его, сузив плечи, но вместе с тем и подчеркнув прочную породу. Щетина покрыла истончившиеся щеки вроде леса в мрачной впадине. Шевелюра была еще густой, хотя осталась неряшливо всклокоченной с ночи. Артем засмеялся, с возникшим чувством свободы входя в кухню.

– С добрым утром, папа.

На лице отца появилась широкая улыбка, которую Артем помнил с детства; он знал, что сослуживцы называли ее зловещей, но для него она озаряла все светлые моменты жизни: прогулки с родителями по парку в военном городке, где Артем знал каждую птицу; победа в соревновании – гордый отец на трибунах; каждое звание – улыбка все более строгая, возлагающая на него все большую ответственность. Артем старался покрепче запомнить эти улыбки, храня их, как бесценную коллекцию, нужную в тяжелые дни. Но всегда сначала вспоминал ту, самую далекую: из парка, где было столько птиц.

– Я кашу варю, могу на тебя сделать.

– Да, пожалуйста.

Артем тоже склонился к клетке. Она стояла в углу с иконами, и Офицера точно была служителем некоей пестрой религии. Верующей была мать. А они просто не убирали иконы.

Канарейка приветливо смотрела на человека, и он, добродушно болтая с ней, проверил ее жилище на предмет грязи и изъянов.

Оставив отца напевающим песню молодости рядом с кастрюлей, в которой томилась овсянка, Артем ушел в ванную. Вода коснулась его спины, и он боязливо позволил себе расслабиться, на секунду потерять контроль и смыть с себя всякую ответственность.

На кухне раздался грохот и ругань. Артем бросился из душа, покрываясь на воздухе коркой. Пол был залит кашей; в углу валялась кастрюля. Застыв, испуганно таращилась на произошедшее канарейка. Отец стоял посереди лужи, ломая руки и сжавшись.

– Не знаю, не получается! – горько причитал он. Артем хотел помочь отцу выйти из липкой лужи, но тот оттолкнул его и сам решительно направился в коридор. – Лариса! Лариса! – требовательно закричал он.

Артем удержал его, и отец со строго-отупелым лицом стал вырываться. Он влепил сыну пощечину, но едва ли любой из них заметил это.

– Лариса! – упрямо шел он искать жену.

– Пап, мама умерла, мы ее хоронили. Ты помнишь, мы были на ее могиле…

– Лариса! – командовал отец жене быть. Ему все же удалось вырваться из хватки сына, который не мог включить достаточной силы, все такой же беспомощный мальчишка. Однако, едва выйдя с кухни, отец резко остановился сам.