скачать книгу бесплатно
Вскоре после убийства Андрея навестил психолог.
– Есть кто-то, кто поддерживает вас?
– Да, разумеется! – бодро ответил Андрей. И глупо уставился на собеседника, не зная, кого имел в виду.
Визит Леры принес облегчение. Она купила тушку курицы и апельсины – видимо, это отражало ее представления о жизненно необходимом. Ее вопросы ложились подобно стежкам в этот день.
– Что это? – строго спросила Лера, указав на стертые обои в углу.
– Да плесень завелась, – пояснил Андрей, удивленный истинностью ответа. После ухода коллеги он задвинул место креслом.
Камеры зафиксировали, как Андрей вечером вернулся домой. Судя по походке, он был выпившим. Это подтвердила лаборатория: анализ выявил небольшое количество алкоголя в крови. Сам по себе этот факт был малоинтересен. Однако несколько часов жизни Андрея куда-то пропали, и этот пробел нужно было восстановить во всех подробностях.
Эдуард, впервые очутившись в убогой квартире сослуживца, сделался странно-рассеянным. Несколько раз спросил, не нужно ли чего, – может, сходить в магазин, хлеба там, пива взять, – и каждый раз будто забывал окончание своих немудреных фраз.
– Не вспомнил, куда направился, когда мы разошлись?
Какой подозрительный вопрос! Разве не считалось, что он направился домой? Андрей мучился нерождавшимся ответом: объяснений у него не было и для себя самого.
Эдуард отправился восстанавливать маршрут коллеги. Он наведался в небольшой магазин за парком, куда обычно ходил за продуктами Андрей. Запись с камер там хранилась всего сутки, и оставалось полагаться только на свидетельства персонала. Эдуард нашел двоих продавцов, которые были на смене в тот вечер, и оба подтвердили, что видели Андрея.
Стоило ли громоздить теории? Ночь была не слишком холодной, и, расслабляясь после затянувшегося рабочего дня, Андрей купил пиво и выпил его в парке перед тем, как идти спать. Эдуард не стал проверять это предположение. Так бывает: взгляд проскальзывает по тому, что выставлено на самом видном месте.
– Ты часто так отмечаешь раскрытие дела?
– Когда у меня в последний раз было раскрытое дело? – пессимистично отозвался Андрей.
Он был уверен, что не заходил в тот вечер в магазин. Но свидетели, стремясь принять участие в расследовании, подгоняли детали или даже додумывали подробности, которых не было в действительности. Андрей вспомнил, как это называется – «конфабуляция». Ему не раз доводилось сталкиваться с этим искажением памяти в работе.
Руководство департамента полиции, отчаявшееся дождаться результата, поручило проверить Андрея на детекторе лжи. Полиграфолога Андрей встретил с воодушевлением: отсутствие воспоминаний терзало его, как воспаленный свищ, и он готов был принять любую действительность. Но исследование ничего не прояснило. Самые опасные и желанные вопросы касались того, куда Андрей направился из отдела, однако именно этого он искренне не помнил.
Позвонил Хайруллин, удивив непривычно сочувствующими, даже понимающими интонациями в голосе. По распоряжению начальника отдела Андрея отправили в недельный отпуск.
Когда квартира окончательно пропахла апельсинами, партию припасов, видимо, по поручению старших, занес Гоша. Накануне он настойчиво звонил по телефону и не оставил Андрея в покое до тех пор, пока тот не назвал наугад несколько случайных продуктов.
– Все нормально? – спросил Гоша, поставив пакеты у двери и явно не намереваясь задерживаться.
– Да, все нормально, – благодарно отозвался Андрей.
– Что-то надо еще? – Даже эти участливые вопросы у Гоши звучали с требовательной интонацией.
– Нет, спасибо.
Гоша стоял на пороге, нетерпеливо чего-то ожидая. Андрей, потупившись, молчал.
– Ты наличными отдашь или перешлешь? – наконец спросил Гоша.
– А, да! – спохватился Андрей. – В смысле, да, перешлю.
Гоша, бросив «пока», ушел. Андрей поспешил перечислить ему деньги.
Дело окончательно заглохло. Взмыленный личный состав отдела постепенно возвращался к родным негодяям, не вдохновляющим потерпевшим, скучным неудачам и успехам, за которые часто забывали поблагодарить.
Готовясь вернуться на службу, Андрей едва верил, что спутанные воспоминания о преступлении, в центре которого он возник однажды утром, относятся к чему-то реальному.
Кипарис
Квартира досталась Лере от родителей, переехавших за город, и быстро сделалась неухоженной и захламленной. Таковой она оставалась, пока запущенность не заметила соседка Марина. В соответствии с каноном современного гостеприимства, которое можно выразить фразой: «Когда же вы наконец уйдете?», их с Лерой общение тогда случалось нерегулярно. Но именно человеку, однажды замеченному в форме, Марина доверяла поливать цветы в своей квартире, когда уезжала. Она настойчиво порекомендовала Лере обратиться в дизайнерское бюро своего мужа. Приехавший специалист долго возмущался наступившей модой на турецкие мотивы, и хозяйка согласилась на первый же предложенный вариант – что-то скандинавское.
Переступив порог после ремонта, Лера в изумлении обошла свои владения. Неожиданно возникший простор привел ее в восторг. С тех пор она заботливо следила за сохранением антуража. Особенно после того, как мама предрекла, что вскоре под управлением Леры от скандинавского стиля ничего не останется.
Минималистично обставленная комната легко выполняла функции тренажерного зала. Раз, два… двенадцать. Раз, два… двенадцать. Чертов будильник… Играл постпанк, заставлявший Леру испытывать ностальгию по чему-то неслучившемуся. Раз, два… двенадцать. Неизменный набор упражнений, нарушаемый в случае растяжений, ушибов, однажды – перелома (ночное дежурство, вызов по сигналу женщины, боящейся, что ее зарежет муж, и пьяный боров со всей силой захлопывает дверь – по Лериной щиколотке. Глупо…).
Кофемашина по таймеру, душ. В этот раз не забыла полить растения. Когда комнатные цветы в очередной раз засыпали пол высохшими листьями, Лера выкидывала их вместе с горшками, но затем предпринимала новую попытку позаботиться о ком-то. Расписание завтраков, составленное на неделю, пункт третий – омлет по-гречески. Лера расставила на столе ингредиенты и позвонила маме.
Раньше та была высокопоставленным столичным чиновником, а отец руководил фирмой, участвующей в госзакупках и зависящей именно от маминой чиновничьей благосклонности. После выхода мамы на пенсию дела у отцовской компании пошли туже, но бизнес удалось выгодно продать. Жили они безбедно, и финансовые горести не омрачали их отношений с дочерью. Одно время родители настойчиво пытались выдать Лере деньги на ту или иную покупку, но она не нуждалась ни в чем, чего не могла приобрести на свою зарплату.
Как всегда с момента ремонта в квартире, мамины губы улеглись в недовольную складку.
– Ты сегодня без опозданий, Валерия, – протянула она, приняв в кресле властную позу – точно заслушивая доклад подчиненного. – Неужели раскрыли это ваше отвратительное дело?
– Нет, мама, оно теперь надолго затянется. Им занимается следственно-оперативная бригада главка.
– То есть медаль тебе по итогам не вручат? – засмеялась мама, посчитав сарказм удачным.
Щелк – шестой черри разрезан. Сковородка разогрелась.
– Как у папы давление?
– Ох! – закатила глаза мама. – И тебя он заставил волноваться… Ну что ты крутишься?
– Я готовлю, мама.
Взбитые яйца зашипели, перебив недовольную реплику из трубки. Таймер.
– Что готовишь? – заинтересовалась мама.
– Омлет по-гречески.
– Не знаю такого. Я думаю с твоим отцом поехать этим летом в Грецию. Но никак не можем определиться – куда.
– В Ионию? – наугад предложила Лера.
– Что? Почему?
– Как думаешь, положить пять или шесть оливок?
– Клади пять.
Поколебавшись, Лера украдкой положила шесть. Как легко обманывать постаревших родителей.
– Смотрела вчера восхитительный документальный фильм о греческом ренессансе…
Слушая рассказ (мама, как обычно, не нуждалась в собеседнике), Лера закончила готовку и села завтракать. Вечером бы зайти в магазин, фрукты кончаются. Съел Андрей те апельсины? Хм… Все-таки какой нетипичный труп в том гараже. Прав был прокурор, не виноват муж, а она и не поверила сперва… Надо купить ту блузку, а вдруг – ха-ха! – удастся погулять в ближайшее время?
Лера не сразу заметила, что теперь звук издает только ее стучащая вилка, и посмотрела на экран. Мама подставила лицо свету, омывающему ее через окно веранды, сощурила глаза, отчего тонкие веки уязвимо подрагивали, и улыбалась теплу, убаюканная, как младенец, разговором с дочерью. Лере хотелось потянуться, коснуться, сберечь маму такой.
– Мам, – как-то беспомощно позвала она.
– А? Ох, что-то разомлела. Давай-ка расходиться, начинается этот глупый сериал…
Простившись с матерью, Лера проверила новости. «Полиция рассчитывает на скорый прорыв в деле о массовом убийстве на улице Грекова». Ерунда. «Кремль выступает за мирное решение анатолийского вопроса». «Москва и Анкара договорились о месте пребывания Конституционного суда Евразийской державы». «Константин Седов заверил, что Россия поможет Баварской республике в послевоенном восстановлении Мюнхена». Директивная реклама греческих курортов. Лера почувствовала раздражение. Казалось, вселенная пытается обыграть ее в шарады.
Посудомоечная машина, взгляд на циферблат. Сообщение от Эдуарда, скинул какой-то адрес: «Зайди, вместе до отдела дойдем». Было почти по дороге. «Ок».
Чистка зубов по таймеру. Сборы по неизменному маршруту от гардеробной к прихожей. Лера повертела в руках кеды. Розовые разводы от крови так просто не оттереть. Но кеды слишком удобные и привычные, чтобы выбрасывать их из-за этого.
У лифта Лера столкнулась с Мариной, ведущей десятилетнюю дочь в школу. Треугольная мордашка соседки была скорректирована ассиметричным каре, несоблазнительные губы исправлены помадой, остальное не нуждалось в больших усилиях, тем не менее приложенных. Марина была мила, но становилась восхитительной, превращая в эстетический праздник даже поход до мусорки. Лера выглядела рядом с ней, как вытащенная за ногу из берлоги. Марина, по обыкновению, чуть откинула голову, глядя на Леру, как на картину, которую собиралась раскритиковать. При этом ее глаза оставались доброжелательными и беззлобными – как у той бедно одетой девчонки, которой несколько лет назад Лера придержала подъездную дверь, помогая занести ей и смущенному мужчине тяжелые сумки из магазина.
Взгляд Марины остановился на обуви соседки.
– Светка, закрой уши. Лера, это… – она сдержалась. – Сочетание пальто от Ломберти и этих драных кед оскорбляет в этом городе каждое существо, дошедшее в своей эволюции хотя бы до лаптей.
– Мне в них по городу бегать, Марин. Прикажешь задерживать бандитов на шестисантиметровых каблуках?
– Я задержала будущего мужа на десятисантиметровых каблуках. Так что наши послужные списки могут поспорить! – Марина засмеялась, не пытаясь задеть соседку. Лера ухмыльнулась, показывая, что не обижается.
– Ну что, Ракета? – Лера щелкнула по кепке девочки с нашивкой команды – ракета, мчащаяся с волейбольным мячом. – Уже чемпионка?
– Осталось фашистов победить, – гордо заявила Света. Блондинка – в отца, задорные глаза – от матери. Старается так же запрокидывать голову, как мать, и вытягиваться, но еще не знает, что вложить в эту позу.
Лера как-то подвозила их до соревнований, и знала, что школа соперников расположена рядом с базой «голландцев», правой группировки.
Зима все цеплялась за обмороженные черные ветки. Северный ветер дул между ребер новостроек. Однако по вспухшей земле уже зябко пробиралась мелкая трава, требовавшая: весне быть! Тогда, наверное, окончится это утомительное сонное состояние, в котором Лера чувствовала себя, как насекомое, накрытое стаканом.
Она подняла глаза на билборд, с которого в упор смотрел высокий мужчина со впалыми щеками. Высокий широкий лоб, но лицо сильно сужается к подбородку. Хотя человек не утратил седых волос, его череп казался голым. Изогнутый по-ястребиному нос навевал образ птицы – старой, но не лишившейся инстинктов. Взгляд, устремленный куда-то далеко-далеко, вдруг настигал ее здесь. Рот запечатанный, не желающий говорить. «Уверенно в завтрашний день» – значился сухой лозунг возле имени: Константин Седов. На плакате, как бы распространяя образ лидера до невиданных границ, фоном простиралась карта Державы: от затаенной Чукотки и желтой маньчжурской степи до полабских границ и чудских болот, от ледовитых берегов и бурно растущих североморских портов до анклавов в святых местах и индийских гаваней. «Кандидат президента», – промелькнула в голове Леры часто повторяемая фраза.
Она прошла дальше по улице, которую и не разглядеть на такой карте, и встретилась с еще одним человеком, подлежащим тиражной печати. «За Русскую идею!» – восклицал Аквентий Романов, поданный в черно-желто-белых цветах. Он был улыбчив и расслаблен, но одновременно казался лишь на мгновение пойманным смирно. Пухлые губы, заботливо вылепленные щеки-пирожки, нос, напоминающий выпяченный жир отъевшейся скотины, масляные глаза под крупными, как краюха хлеба, бровями и густые, напоминающие слоеное тесто, пшеничные волосы. Это был образ не карикатурно перекормленного мужа, а запасливого медведя, которому соответствовали мощные, богатырские габариты Романова. Он замер, словно готовый в любой миг сбежать с плаката. В отличие от запакованного в строгий костюм конкурента, Романов носил косоворотку; как-то незаметно она прошла путь от формы увлеченных стариной маргиналов и чудаков до модного аксессуара.
…Воздух в квартире был пропитан запахом недавней стирки, ветхих тканей, давно открытого алкоголя. Измученный пол, облупленные двери, шкафы и полки, с которых вываливались напоминающие перегной вещи.
Лера положила руку на плечо Эдуарда и заглянула из-за него в кухню. У раковины лежал молодой мужчина. В его груди торчал нож с засаленной деревянной ручкой. Дряхлая майка отяжелела вокруг раны и прижалась к коже. Мышцы сохранили последнюю попытку подняться, и человек замер как бы ненадолго. Голова убитого прижалась, остывая от горячки, к помойному ведру. Лицо без выражения напоминало увядшие листы капусты.
На столе – бутылка водки, остатки которой были не толще отражения в донышке, закуска, покрытая слизью, замшелая пепельница.
На старом диване, продавленная яма в котором грозила провалиться до самой земли, сидел ранний от выпитого старик, кое-как сотканный из жил и пропахшей мочой одежды. Старик закрыл лицо ладонями, и его плечи беззвучно сотрясались. Сидящий рядом сотрудник полиции настойчиво и терпеливо повторял свой вопрос.
Отец и сын, бытовой конфликт; учитывая период, вероятно, спор о политике. Сцена, слишком часто виденная, чтобы вызвать сопереживание.
– Какая сука, – вполголоса возмутился Эдуард, – ударил бы сантиметром левее – и дознание бы бумажками занималось.
– Тебе что не нравится? Такое шикарное раскрытие на блюдечке.
– Скучно и гнусно, – буркнул Эдуард. – Пошли?
Коллеги выбрались из подъезда, отделявшего, как шлюз, ненадежные убежища от полной чужаков улицы.
– Кеды бы в химчистку отдала, а то тебя над каждым трупом задерживать можно.
– Андрей сегодня выходит, – вспомнила Лера. – Может, купим ему что-нибудь?
– Например?
– Я видела у него кота.
– И тот у него поломанный. Купи лосьон для бритья и шампунь. Или что там принято дарить, когда торопишься перейти к напиткам?
– Жадный ты, Перс.
Эдуард не позволял как-либо переиначивать свое имя, поэтому товарищи называли его по происхождению. Это ему нравилось.
– Я практичный. У меня старшая дочь истерики закатывает, потому что у нее телефон не той модели, а младшая дуется, потому что теперь ей больше нравится то платье, которое сестре купили. Сдался мне твой Андрей. Ты труп свой из гаража когда обратно закопаешь?
– Да уже закончили.
– Муж?
– Представь себе, нет. Любовница, без пяти минут новая жена раскололась. Она и с мужиком, и с его сыном спала. Подговорила парня убить мать, а взамен пообещала, что отец к ней переедет, переписав на сыночка квартиру.
– И, конечно, обманула наивного идиота.
– Не-а. Уже через месяц вдовец жил у любовницы, оформив хату на сына.
– Какая редкая в наша время честность! А любовнице это все на кой черт?
– Любовь, Перс, – вдохновенно провозгласила Лера и, ища тепло анемичного солнца, посмотрела в небо, покрытое трещинами темных ветвей. – Человек готов поверить в правоту любого воняющего трупами дела во имя любви.
– Какое неженское заявление. – Эдуард потрясенно уставился на коллегу и несколько непоследовательно спросил: – Влюбилась, что ли?
– Да какое там… – пробормотала Лера и тоже несколько непоследовательно добавила: – Весны хочется, пробуждения.
Построенный недавно отдел полиции походил на крепость чародея из мрачной сказки. Черный бетон, выдвигающийся неожиданными эркерами – будто челюсти великана; запутанные и непостоянные, как течение уголовного законодательства, коридоры. Поговаривали, что где-то ремонт еще ведется забытой бригадой рабочих. Даже сами сотрудники до сих пор терялись в лабиринтах здания, и уже ходили легенды о Темном дознавателе, поджидающем припозднившегося коллегу в отдаленном закутке.
– Андрею ничего не купили, – спохватилась Лера.
– И хрен с ним.
Сунулись сперва не в тот кабинет. После ремонта заказанные для отдела номера на двери уехали в другой город. Там их быстро приспособили, и теперь для разрешения ситуации запрос должен был пройти бюрократические этажи до самого департамента. А пока сотрудники вешали распечатанные номера, ориентировались по витиеватым описаниям, отмечали свои кабинеты наклейками и значками.
