скачать книгу бесплатно
Едва мальчику исполнялось семь лет, педоном приписывал его к группе (иле или агеле) одноготков. Здесь старший группы (иларх), более взрослый товарищ и одновременно учитель, руководил детьми на занятиях гимнастикой. Агелы были полностью свободны от сословных различий; по словам Аристотеля, «дети богатых живут в той же обстановке, что и дети бедных, и получают такое же воспитание, какое могут получать дети бедных». Из нескольких небольших групп составлялась одна большая, которую спартанцы называли стадом (буа). Буагоры, командовавшие буа, назначались из умнейших и храбрейших 19-летних юношей.
Постепенно взрослея, юные спартанцы последовательно именовались сидевнами (в 13–15 лет), меллиренами (в 16–18 лет), иренами (в 19 лет) и, наконец, сфереями (так называли юношей, зачисляемых в число взрослых мужчин).
Плутарх пишет, что условия, в которых жили спартанские мальчики, с каждым годом становились жестче. В двенадцать лет мальчики должны были обходиться без хитона, получая раз в год по гиматию. Бани и умащения были им мало знакомы. За весь год они лишь несколько дней пользовались этим благом (вместо этого предписывались ежедневные купания в холодных водах Эврота). Спали мальчики вместе, по илам и отрядам, на подстилках, которые сами себе приготовляли, ломая голыми руками метелки тростника на берегу Эврота. Кормили детей весьма скудно, чтобы, перенося лишения, они сами, волей-неволей, понаторели в дерзости и хитрости. Один раз в десять дней мальчики и юноши появлялись без одежды перед правителями города, которые осматривали атлетов и оценивали результаты тренировок.
В 20 лет сфереи становились полноправными гражданами, но, не смотря на это, вплоть до 30 лет (пока продолжалась их служба государству) они оставались под контролем педонома.
Девушки, подобно юношам, были разбиты на агелы и илы. Они также имели свои гимнасии, где занимались беганьем, прыганьем, борьбой, метанием. Во время атлетических и музыкальных состязаний, обычно сопутствующих религиозным празднествам, илы девушек вступали в борьбу друг с другом, как соревнующиеся за первенство «команды».
Вся образовательная и воспитательная система в Спарте была направлена исключительно на формирование военных навыков. Гуманитарный цикл занимал в их образовании минимальный объем. Фактически оно ограничивалось изучением Гомера и спартанских поэтов-патриотов, главным из которых считался Тиртей. Поэзия вообще играла огромную роль в создании и закреплении в общественном сознании необходимых норм поведения. Кроме того, мальчики обучались чтению и письму. Большего от них не требовалось. Ведь в Спарте не было своей интеллигенции. Письменная культура рассматривалась здесь как нечто неуместное и даже опасное. Изучение музыки, напротив, поощрялось; мальчиков обучали хоровому пению и обращению с такими музыкальными инструментами как четырехструнная кифара (форминга) и флейта. Это было связано с тем, что музыкальные инструменты являлись в древности неотъемлемым аксессуаром любого войска. Ритмическая, однообразная музыка сопровождала каждое действие, каждое событие и помогала объединиться в общем порыве. Даже во время сражения в рядах спартанцев находились авлеты, игравшие ном и напоминавшие лакедемонянам о доблести их предков.
25) Военная подготовка
Спартанцы были первые, кто, опираясь на опыт, полученный в сражениях, пришли к определенным выводам и написали об этом книги. Военное дело, которое по всеобщим представлениям зависело от одной только доблести и до известной степени от счастья, они сделали предметом опыта и изучения, сведя к системе дисциплины и тактики. Они же выдвинули учителей военного искусства, которых называли тактиками, чтобы те обучали их молодежь искусству боя и различным приемам владения оружием. Под руководством буагоров спартанцы постоянно занимались военными упражнениями – маршами, маневрами, построениями – и обретали благодаря им отличную выучку – спартанские отряды мгновенно исполняли команду и в сражениях действовали как члены одного тела.
Слаженность действий достигалась хорошо поставленной строевой подготовке. Спартанцы с детства обучались ходить в ногу и делать перестроения. Для проверки боевой готовности периодически устраивались смотры, заканчивающиеся состязаниями. Обучение начинали с того, что новобранцев учили маршировать колонной по одному, следуя за командиром. Все приказы отдавались голосом и выполнялись по сигналу трубы. Когда новобранцы были обучены ходить шеренгой, им показывали, каким образом перестраиваться в ряды различной длины. Основные приемы отрабатывались на уровне эномотии – небольшого подразделения, численностью в 36 человек. Так, по команде перестроиться в колонну по три, номера с 1 по 12 оставались на месте. Стоящие за ними номера с 13 по 24 и с 25 по 36 двумя колоннами выходили из строя и продвигались вперед. Если каждая колонна разделялась на две, можно было образовать квадрат шесть на шесть. Ряды можно было разомкнуть на два шага или соединить, уменьшив расстояние до шага.
Более крупные подразделения (лохи и моры) учили разворачиваться в боевой строй из походной колонны и обращать его по команде налево или направо. Учили совершать обходные маневры – например, выдвигать вперед фланги, охватывая строй противника. Происходило это так: по сигналу трубы оба крыла сворачивали строй в походную колонну и начинали двигаться от центрального ядра. На определенном расстоянии они поворачивались и, колонной же, начинали продвигаться вперед, по направлению к противнику. Когда оба крыла заканчивали эту часть маневра и подобно рогам устремлялись вперед, начинал продвигаться и центр колонны. Сравнявшись с противником, атакующие фланги разворачивались внутрь, лицом к врагу, и вступали в бой.
Для того чтобы воспитать в молодежи боевой дух, периодически устраивались бои между различными отрядами. Как это происходило, можно узнать из Павсания: «местность (в Спарте), так называемая «Платановая аллея»… назначено для упражнений эфебов в боях. Оно кругом обведено рвом, наполненным водою, как будто какой-то остров, окруженный морем; пройти сюда можно по двум мостам… Вот что совершается тут эфебами: перед сражением они приносят жертву в Фойбее… Тут каждая половина эфебов приносит Эниалию (богу кровопролития) молодого щенка… На следующий день, незадолго до полдня, они входят по мостам в данное место… Они сражаются здесь, пуская в ход кулаки и ноги, кусаются, выбиваю друг другу глаза… нападают друг на друга толпой и сталкивают друг друга в воду».
26) Спартанское войско
Все спартанское войско делилось на шесть мор, находившихся под командованием своих полемархов. Каждая мора в свою очередь делилась на четыре лоха (в среднем ок. 280 чел.) под командованием своего лохага; каждый лох – на четыре пентекостии (ок. 70 чел.) под командованием пентеконтера; каждая пентеконтера – на два эномотия (ок. 35 чел.) под командой эномотарха.
Первый лох каждой моры состоял из воинов младшего возраста (от 20 до 40 лет) и предназначался для активной службы. Второй лох составляли воины старшего возраста (от 40 до 60 лет). Благодаря присоединению к нему периэков, которые были причислены к шести морам, его численность могла доходить до 500 человек. В третий лох входили спартанцы старше 60 лет, а в четвертый – моложе 20 лет. Третий и четвертый лохи не были обязаны нести службу за пределами государства. Они составляли немногочисленные гарнизоны в укрепленных пунктах, которые в случае необходимости усиливались периэками и илотами.
В походе обычно участвовало несколько лохов. Например, четыре первых лоха только четырех мор или же все первые лохи шести мор. Очень редко в поход отправлялись первые и вторые лохи всех шести мор – общим числом 12 лохов. Полемарх отправлялся в поход всегда, даже если в нем участвовал только один лох его моры.
В состав первой моры входили 300 лучших гоплитов, составлявших личную гвардию царя.
К каждой море пехоты присоединялась мора конницы, которая разделялась на два улама (по 50 чел.). Собственно конников-спартанцев было мало. Недостаток компенсировался за счет наемников.
Должность полемарха была выборной, причем эти должностные лица избирались не только в военное, но и мирное время, так как Спарта и в мирное время представляла собой военный лагерь. Полемархам принадлежало верховное наблюдение за общими трапезами спартанцев.
При построении все спартанские командиры (эномархи, пентеконтеры и лохаги) занимали место на правом фланге того подразделения, которым руководили. Самым маленьким подразделением лаконской армии, как уже говорилось, была эномотия (36 человек). При глубине фаланги в 12 рядов каждая эномотия делилась на три ряда и соответственно на шесть полурядов. Лучший воин в каждом ряду и полуряду был его командиром. Все старшие командиры и командиры рядов находились в первой шеренге.
Вне общей структуры лаконского войска оставались скирийцы – особая группа периэков (от имени Скиритиды – северо-западной, дикой горной области Лаконики). Они образовывали в войске лакедемонян отдельный отряд легкой пехоты, служивший в лагере, главным образом на передовых постах, а во время похода исполнявший авангардную и арьергардную службу; в сражениях скирийцы всегда занимали определенную позицию на левом фланге.
Важную роль в заграничных походах лакедемонян играли отряды союзников. Для вербовки их контингентов спартанское государство направляло в союзные города особых чиновников – ксенагов (по одному в каждый город). Они же предводительствовали союзными контингентами во время боя совместно с местными офицерами, координируя их действия.
Спартанцы не имели своего флота (даже в период наивысшего могущества собственный флот Спарты не превышал двух-трех десятков кораблей). Тем не менее, со времен персидских войн им приходилось командовать весьма значительными морскими силами, состоявшими из кораблей союзников. Обычно над спартанской армией начальствовали цари; но так как один из царей должен был стоять во главе сухопутного войска, а, по традиции, оба царя не выступали одновременно из Спарты, во главе флота находился наварх – выборное лицо, избираемое народным собранием на один год. Навархи, как и все без исключения спартанские магистраты, подчинялись эфорам. В случае гибели наварха командование переходило к его помощнику и заместителю эпистолею.
27) Спартанцы в походе
Все зачисленные в армию обязаны были являться на службу со своим вооружением и продовольствием. Содержание за счет государства полагалось только для царя и его свиты. В случае объявления мобилизации каждый призванный спартиат должен был иметь припасов на 20 дней, как для себя, так и для сопровождавшего его оруженосца-илота. Основу рациона составлял ячмень, которого на двоих на 20 дней требовалось около 50 л. Кроме ячменя воины брали сыр, лук, соленое мясо и небольшое количество вина. Носили пищу в заплечном мешке. Ячмень обычно мололи заранее. Помимо провианта воинам приходилось нести постельные принадлежности (их иногда прикрепляли для переноски прямо к щиту), а также некоторое количество одежды. Точно также мобилизовывались вспомогательные части. Каждой повозке полагалось иметь лопату и мотыгу, а на каждое вьючное животное приходился топор и серп. Среди сопровождавших армию ремесленников числились кузнецы, плотники, кожевники из периэков – все призывного возраста.
При выступлении в поход царь приносил жертву Зевсу-Предводителю. К жертвоприношению всегда приступали в сумерках, как бы желая предвосхитить благоволение богов. При жертве присутствовали полемархи, лохаги, пентеконтеры, начальники наемников, заведующие обозом. Присутствовали также два участвоваших в походе эфора, которые без приглашения царя не вмешивались в дела, но внимательно следили за всем происходящим.
Предметом особого внимания спартанцев было соблюдение секретности. Когда какой-либо спартанский военачальник или вообще магистрат отправлялся на службу заграницу, ему давался с собой деревянный жезл с винтовой нарезкой, называвшейся «скиталой». Такой же экземпляр скиталы оставался на родине. Если заграничному представителю нужно было передать важное секретное поручение, на оставшуюся на родине скиталу по нарезке навертывалась полоса кожи и затем на ней писали вдоль скиталы. Затем ремень снимали, написанное на нем мог прочесть только адресат, снова навернув ремень тем же способом на свою скиталу.
Когда войско достигало границы государства, здесь приносили жертвы (диабатерии) Зевсу и Афине. При совершении обоих жертвоприношений жрецы совершали гадания по внутренностям жертвенных животных. Особый «огненосец» при втором жертвоприношении зажигал с жертвенника священный огонь, который поддерживался в течение всего похода.
Все лохи, выступившие в поход, образовывали единый строй – фалангу. В походном построении каждый солдат имел по 6 греческих футов свободного пространства, считая расстояние от копья одного солдата до копья его соседа и от груди переднего до груди за ним стоящего. В сомкнутом (боевом) построении это пространство сокращалось до 4 футов. Непосредственно перед боем ряды смыкались, так что щит одного солдата касался щита другого.
В походном строю лохи двигались один за другим. Впереди основных сил шла конница и скириты (лучники). Ночью вперед выступала тяжеловооруженная пехота. Для перевозки припасов, снарядов, сосудов, палаток и другого снаряжения требовалось много упряжного и вьючного скота, повозок и прислуги. В обозе ехали слуги и щитоносцы тяжелой пехоты. Они заботились о провианте, помогали носить щиты и другое снаряжение. Кроме того, в обозе находился убойный скот, для которого также везли запас корма. Вся эта толпа распадалась на несколько отрядов и находилась под управлением особых начальников. Обоз двигался вместе с отдельными частями войска, то спереди от него, то посередине.
Лакедемоняне продвигалось вперед с пением маршевых песен – их мелодии игрались на авлосе, а слова более речетатировались, нежели пелись; ритм отбивался ногами гоплитов.
Приказы на марше подавались не трубой, а рогом. Сигналы эти большей частью касались разбивки лагеря, движения вперед и остановке на отдых. Однако команда «подъем» подавалась утром при помощи трубы. Если армии нужно было пройти по ущелью, то вся она делилась на две колонны, а обоз размещался между ними, чтобы защитить его от возможного нападения. Причем каждая мора сопровождала свое собственное имущество. Каждый лох становился так, чтобы люди могли двигаться в один ряд там, где дорога была узкой, и перестраиваться в колонну по несколько человек там, где местность становилась достаточно открытой. Сзади часть воинов, построившись фалангой, охраняла вход в ущелье. Когда войско останавливалось на дневку или ночевку, на господствующие высоты отправлялись конные разъезды.
Лагерь спартанцев имел форму правильного круга, и каждая мора имела в нем свое определенное место. Там она разбивала свои палатки, оставляя перед ними довольно обширную свободную площадь для упражнений. Рядом с царем в государственной палатке располагались полемархи и остальная свита, в которую входили гадатели, лекари, музыканты и др. Никто не смел покинуть лагерь без веской причины. Каждый день утром в лагере проводились военные упражнения. За ними следовали завтрак и смена караулов. Остальную часть дня проводили в отдыхе и забавах. Вечером обедали, потом совершали молитвы. Всеми внутренними делами в лагере заведовал первый полемарх. Он давал пароли и распоряжения. Обучение, пайки, вооружение – все находилось в его ведении.
Часто в лагере устраивались песенные соревнования – каждый спартанец должен был пропеть отрывок из Тиртея. Командир был судьей и врусал в качестве награды победителю лишнюю порцию мяса.
28) Спартанцы в бою
В преддверии битвы спартанцы полировали щиты, готовили оружие и расчесывали свои длинные волосы. В день битвы воины увенчивали себя венками, а затем царь под звуки флейты непосредственно перед лицом противника приносил в жертву козу (по одним свидетельствам, Артемиде-Агротере, по другим – музам). Гадатели изучали знамения и давали царю совет, следует ли тому начинать битву. Если все благоприятствовало сражению, спартанцы шли завтракать, а затем, все еще украшенные венками, занимали свое место в фаланге. Царь отдавал приказы полемархам, а те передавали их своим лохаргам. (В спартанском войске приказания военачальника не передавались звуками трубы или поднятием сигнала, что могли бы легко заметить враги; каждый воин устно передавал команду своему соседу, и таким образом она обходила все войско).
Когда все распоряжения были переданы, командиры занимали свои обычные места в первой шеренге фаланги – каждый на правом фланге подчиненной ему единицы. Там они ожидали команды к наступлению, которую подавали сигналом трубы. Затем царь передавал по рядам боевой клич, он прокатывался по шеренгам от воина к воину и возвращался к правителю. Царь запевал «Касторову песнь». Звучали трубы, играли флейты, гоплиты выравнивали свои копья и начинали движение вперед, придерживаясь заданного флейтой темпа. Воины наступали, твердо держа строй и не испытывая никакого смятения. На ходу они затягивали пеан – своего рода призыв к Аполлону-искупителю, распевный речитатив, служивший пробуждению воинского духа и обретению покровительства демонов-керов. Непосредственно перед столкновением пение стихало, и криком «Алалай!» спартанцы призывали бога кровопролития Эниалия.
Когда фаланга сближалась с противником, снова раздавались звуки трубы и гоплиты опускали копья в боевую позицию над правым плечом. Теперь они переходили на бег. Затем фаланги с грохотом, происходившим от удара щитами о щиты, сталкивались. Задние ряды напирали на передние и пытались давить всем своим весом на фалангу противника. Когда какой-нибудь воин падал, его место в шеренге занимал следующий в ряду. Когда царь считал, что победа одержана, вновь звучала труба, и раздавался сигнал к отходу.
Павших воинов погребали завернутыми в багряный плащ, с венцами на голове. Тело усыпали оливковыми листьями и предавали земле.
Захваченная во время войны добыча считалась достоянием казны. Особые должностные лица – лафирополы – сохраняли ее, а потом продавали с аукциона.
9. Афины
Реформы Солона
1) Государственное устройство в Афинах
После трагической смерти Кодра, афинские цари из рода Меланфидов начали постепенно утрачивать свою власть, которая стала переходить к избираемым должностным лицам – архонтам. Первой, еще в начале XI в. до Р.Х., была учреждена должность полемарха – военачальника. В царствование сына Кодра Медонта появилась новая высшая должность архонта-эпонима. При этом, если полемарх занимался военными делами, то архонт должен был решать вопросы политической жизни.
Как и царь, два эти должностных лица сперва исполняли свои полномочия пожизненно. В 754 г. до Р.Х. было установлено, что их переизбрание должно осуществляться каждые 10 лет. С этого времени важное значение в жизни города стал играть совет родовой знати – Ареопаг. Роль аристократии еще более усилилась в 714 г. до Р.Х., когда в цари стали избирать не только Меланфидов, но и представителей других знатных родов. Таким образом, монархический строй окончательно заменился аристократическим. В 683 г. до Р.Х. перевыборы архонтов стали производить ежегодно. Тогда же их число было доведено до девяти. Шесть дополнительных архонтов являлись «хранителями установлений» – фесмофетами. Им вменялось в обязанность записывать правовые положения и хранить их для суда над спорящими сторонами.
Самым влиятельным государственным органом в Афинах сделался Ареопаг, который распоряжался большинством важнейших дел и был высшей судебной инстанцией. Что касается народного собрания, включавшего всех граждан полиса, то оно было в ту пору размытым и не имело решающего голоса. Простой народ находился в жестокой зависимости у богатых и знатных. Почти вся земля была захвачена ростовщикам. Крестьяне-арендаторы отдавали им за пользование наделами шестую часть собираемого урожая. Тех же, кто не мог выплатить причитающиеся проценты, безжалостно продавали вместе с семьей в рабство.
Наряду с гражданами в Афинах проживало значительное число приезжих, которых называли метэками. Они не имели политических прав, однако пользовались покровительством закона, выплачивали умеренный налог и должны были нести военную службу. Метэкам не позволялось иметь во владении землю. Поэтому они занимались ремеслом и торговлей.
2) Килонова смута и ее последствия
В тут пору, когда в других городах Эллады начались распри между знатью и народом, в Афинах произошла, так называемая, Килонова смута. Килон был человеком влиятельным и знатным. Славу своего рода он еще больше умножил, выиграв соревнования в двойном беге во время Олимпиады 640 г. до Р.Х. и женившись на дочери мегарского тирана Феагена. Как-то раз Килон вопросил оракул в Дельфах, и бог изрек следующее многозначительное прорицание: на величайшем празднике Зевса Килон должен завладеть афинским акрополем! Килон истолковал оракул в том смысле, что ему предназначено сделаться афинским тираном. И вот, во время очередных игр в пелопонесской Олимпии (это случилось в 636 или 632 гг. до Р.Х.), он с отрядом вооруженных людей, присланных Феагеном, а также своими приверженцами из числа афинян захватил акрополь.
Едва распространилась весть об этом событии, горожане быстро сбежались с полей и осадили Килона. Впрочем, особенного рвения в войне они не проявили (ведь власть аристократии вовсе не была популярной). Убедившись, что осада будет долгой, афиняне разошлись по домам. Стеречь заговорщиков поручили девяти архонтам. Между тем, осажденные сильно страдали от голода и жажды. Килону и его брату удалось каким-то образом бежать. Остальные сели у алтаря, как умоляющие о защите. Архонт Мегакл, принадлежавший к знатному афинскому роду Алкмеонидов, уговорил их сойти, пообещав представить дело решению суда. Поверив ему на слово, заговорщики привязали к статуте Афины нитку и, держась за нее, вышли из акрополя (таким образом, они как бы продолжали оставаться под защитой богини). Поначалу все шло хорошо, но когда сподвижники Килона поравнялись с храмом богинь-мстительниц Эвменид, нитка вдруг сама собой оборвалась. «Богиня отвергла их мольбу!» – воскликнул Мегакл. Все обещания и клятвы были вмиг забыты. Архонты перехватали несчастных и велели побить их камнями. Тех же, кто искал убежища у алтарей, закололи. Многие афиняне, втайне сочувствовавшие Килону, были возмущены этой расправой. Убийц (в особенности, Алкмеонидов) стали называть «проклятыми» и все их ненавидели. Оставшиеся в живых заговорщики Килона вскоре опять вошли в силу и постоянно враждовали с партией Мегакла.
3) Законодательство Драконта
В те далекие времена право в Афинах еще не было писанным. Все законы, на основании которых судьи выносили свои приговоры, они хранили в памяти. Можно представить, к каким это приводило злоупотреблениям! Желая хоть как-то ограничить своеволие знати, народ требовал, чтобы законы были записаны и выставлены на всеобщее обозрение. Наконец, в 621 г. до Р.Х. законодатель Драконт осуществил запись основных статей афинского законодательства. Гражданские права были предоставлены тем, кто мог приобрести себе тяжелое вооружение. Были обозначены наказания за уголовные преступления. Но если народ надеялся облегчить таким образом свою участь, он жестоко просчитался. Все законодательство Драконта отличалось чрезвычайной суровостью. Почти за все преступления была назначена одна кара – смертная казнь. В результате, люди укравшие овощи или плоды несли тоже возмездие, что святотатцы и человекоубийцы. Недаром впоследствии славилось выражение одного оратора, что Драконт написал свои законы не черной краской, а человеческой кровью. (Говорят, когда законодателя спросили, почему он все проступки без разбора карает смертью, тот будто бы отвечал, что мелкие преступления, по его мнению, заслуживают именно такого наказания, а для крупных он не нашел большего).
4) Распря из-за Саламина
После килоновой смуты в течении долгого времени в Афинах происходили раздоры между знатью и народом. Из тогдашних условий государственной жизни самым тяжелым и горьким для народа было рабское положение. Впрочем, и всем остальным он тоже был не доволен, потому что ни в чем, можно сказать, не имел своей доли. Окончательно потеряв терпение, народ восстал против знатных. Смута была сильная, и долгое время одни боролись против других.
В это время среди афинских политиков видную роль начал играть Солон, сын Эксекесида. Отец его по состоянию и положению относился к средним гражданам, но по происхождению принадлежал к первому знатному дому: отдаленным его предком являлся Кодр. Сам Солон в молодости занимался торговлей. Впрочем, к богатству он не стремился и лишь старался приобрести необходимое. Громкую известность среди афинян принесла ему война за Саламин – небольшой каменистый остров, замыкающий широкую лагунообразную Элевсинскую бухту. Афины и Мегары в течение долгого времени боролись за него, поскольку государство, владевшее островом, господствовало в водах Саронического залива. Но, увы, все попытки афинян утвердиться на этом клочке суши, закончились неудачей. Утомленные долгой и тяжелой войной, они приняли специальный закон, под страхом смертной казни запрещавший гражданам в письменной или устной форме вновь поднимать вопрос о Саламине.
Солона сильно огорчало это позорное положение. Он видел, что многие молодые люди ждут только повода начать войну, но не решаются поставить вопрос о ней на обсуждение. Как же обойти это затруднение? Солон решил притвориться сумасшедшим. Из его дома по городу распустили слух, что Солон выказывает признаки умопомешательства. Тем временем, он тайно сочинил стихи, выучил их, чтобы говорить наизусть, и вдруг бросился на площадь с шапочкой на голове. Сбежалась масса народа. Солон вскочил на камень, с которого обычно говорили глашатаи, и пропел стихотворение, начинавшееся словами:
С вестью я прибыл сюда от желанного всем Саламина,
Стройную песню сложив, здесь, вместо речи спою…
Когда Солон пропел свое сочинение до конца, его друзья начали хвалить стихи. Тогда афиняне отменили закон и опять объявили мегарянам войну, а начальником над войском поставили Солона. Чтобы добиться успеха, он решил действовать хитростью и послал на Саламин верного человека. Тот выдал себя за перебежчика и посоветовал мегарянам, если они хотят захватить афинских женщин высшего круга, как можно скорее плыть с ним на Колиаду. Поскольку все они, по древнему обычаю, как раз приносили там жертву Деметре. Мегаряне поверили ему и послали отряд на корабле. Когда Солон увидал отчаливавший корабль, он велел женщинам уйти прочь, а юношам, еще не имеющим бороды, приказал надеть их платья, головные уборы и обувь, спрятать под платьями кинжалы, а потом играть и плясать у моря, пока неприятели не выйдут на берег. Все случилось именно так, как он рассчитывал. Мегаряне, пристав к берегу, набросились на мнимых женщин, но встретили такой отпор, на который не рассчитывали. Ни один из них не спасся; все погибли. Афиняне взошли вместо них на корабль, поплыли на Саламин и легко овладели им (это произошло около 600 г. до Р.Х.).
Однако и позже мегаряне упорствовали в намерении вернуть себе утерянное. Наконец, обе стороны пригласили спартанцев и попросили их рассудить спор. Спартанцы приняли предложение и потребовали от обоих городов, чтобы те доказали основательность своих претензий на остров. Возник спор, и афиняне сумели взять в нем вверх. Произошло это опять таки благодаря Солону, который ловко сослался на следующий стих из гомеровской «Илиады»:
Мощный Аякс Теламонид двенадцать судов саламинских
Вывел и с оными стал, где стояли афинян фаланги…
Таким образом он показал, что в древности остров принадлежал Афинам. Кроме того Солон заметил, что умершие похоронены на Саламине не по обычаю мегарян, а так, как хоронят афиняне: мегаряне обращают тела умерших к востоку, а афиняне – к западу. Спартанские судьи учли эти доводы и постановили, что остров должен остаться за Афинами.
5) Избрание Солона законодателем
Итак, к моменту, когда в городе вспыхнула гражданская смута, Солон уже пользовался среди сограждан большой известностью и мог выступить в качестве посредника. Прежде всего ему удалось смягчить последствия кощунства, совершенного при подавлении килонова мятежа, и много лет волновавшего афинское общество. Просьбами и убеждениями Солон уговорил «проклятых» подвергнуться суду трехсот знатнейших граждан. Вскоре все они были осуждены. Оставшихся в живых приговорили к изгнанию, а трупы умерших были вырыты и выброшены за пределы страны.
Но едва «проклятые» ушли из Аттики, у афинян возобновился старый спор о государственном строе: население разделилось на несколько партий по числу различных территорий в Аттике. Горные жители более всех были сторонниками демократии. Главными приспешниками олигархического образа правления являлись жители равнин, а население побережья желало какого-то среднего, смешанного, государственного строя, и не давало ни той ни другой партии взять вверх. Поскольку неравенство между бедными и богатыми дошло до высшей точки, государство находилось в чрезвычайно опасном положении: казалось, оно сможет устоять, а смуты прекратятся только в том случае, если возникнет тирания. Весь простой народ был в долгу у богатых, но все большую популярность среди них обретали люди, которые призывали не оставаться равнодушными зрителями чужих несчастий, а выбрать себе одного вожака, освободить должников, пропустивших срок уплаты, поделить землю и совершенно изменить государственный строй.
Бюст Солона. Коллекция Фарнезе. Музей национальной археологии Неаполя. Wikimedia Commons / Kpjas
Тогда наиболее рассудительные люди в Афинах, видя, что Солон является, пожалуй, единственным человеком, за которым нет никакой вины, который никогда не был сообщником богатых и в то же время не угнетен нуждою, как бедные, стали просить его взять в свои руки государственные дела и положить конец раздорам. В 594 г. до Р.Х. он был избран архонтом, а вместе с тем посредником и законодателем. Все приняли его с удовольствием: богатые – как человека зажиточного, а бедные – как честного. Обе стороны были одушевлены большими надеждами; руководители их прямо предлагали Солону установить тиранию и обещали свою поддержку при перевороте. Однако никакие уговоры не могли поколебать его убеждений. Друзьям Солон сказал, что тирания – прекрасное местечко, вот только выхода из него нет.
6) Солон устраивает афинское государство
Хотя Солон отказался от тирании, во время своего правления он не проявлял особенной мягкости и слабости, не делал уступок лицам влиятельным и в законодательной деятельности не старался угодить тем, кто его избрал. Там, где дело обстояло вполне хорошо, он не применял врачевания и не вводил ничего нового, из опасения, что, "если в государстве все перевернуть вверх дном, то у него не хватит сил поставить все на место". Он применял лишь такие меры, которые, по его расчету, можно было провести путем убеждения, или такие, которые при проведении их в принудительном порядке не должны были встретить сильного сопротивления. По этому поводу он и сам говорил в своих стихах:
Я принуждение с законом сочетал!
Вот почему впоследствии, когда его спросили, дал ли он афинянам самые лучшие законы, Солон ответил: «Да, самые лучшие из тех, какие они могли принять».
Первым актом его государственной деятельности был закон, в силу которого существовавшие долги были прощены и на будущее время запрещалось давать деньги в долг под залог свободы. Судный процент был ограничен до приемлемого уровня. Те, кто лишился своих земельных наделов, получили их обратно. Солон сам говорил о своей заслуге:
Я убрал позор
Повсюду водруженных по межам столбов.
Была земля рабыней, стала вольною.
Вместе с тем он приказал разыскать и выкупить всех проданных в рабство афинян, куда бы их не угнали.
Все это были очень важные перемены, но, говорят, Солон не угодил своим нововведением ни той ни другой стороне: богатых он озлобил уничтожением долговых обязательств, а бедных – еще больше тем, что не произвел передела земли, на который они надеялись, и, по примеру Ликурга, не установил полного равенства жизненных условий. Впрочем, афиняне скоро поняли пользу нового закона и, оставив ропот, устроили общее жертвоприношение, которое назвали сисахтией («стряхиванием бремени»), а Солона назначили исправителем государственного строя и законодателем. Они предоставили ему полномочия вводить и упразднять по своему усмотрению государственные должности, реформировать народные собрания, суды и советы, короче, дали ему право отменять или сохранять все, что он найдет нужным из существующих, сложившихся порядков.
Сосредоточив в своих руках высшую государственную власть, Солон прежде всего отменил все законы Драконта, кроме законов об убийстве.
Далее, желая оставить все высшие должности за богатыми, как было и прежде, а к прочим должностям, в исполнении которых простой народ раньше не участвовал, допустить и его, Солон ввел оценку имущества граждан и разделил их на четыре имущественных разряда. (Следует отметить, что избрав в качестве главного критерия достаток, а не происхождение, Солон уже одним этим заметно подточил господство родовой аристократии). Тех, кто производил в совокупности пятьсот мер продуктов, как сухих, так и жидких, он поставил первыми и назвал их пентакосиомедимнами (то есть, людьми, чья земля давала ежегодно не менее пятисот медимнов (1 медимн равнялся 52,5 л) зерна, вина, масла или равной меры прочих продуктов). Вторыми он поставил тех, кто мог содержать лошадь или производить триста мер; этих называли "принадлежащими к всадникам". Зевгитами были названы люди третьего разряда, у которых было двести мер тех и других продуктов вместе. Все остальные назывались фетами (к этой беднейшей категории граждан принадлежали, в основном, поденщики и наемные работники); им он не позволил исполнять никакой должности; они участвовали в управлении государством лишь тем, что могли присутствовать в народном собрании и быть судьями. Последнее казалось сначала ничего не значащим правом, но впоследствии стало в высшей степени существенным, потому что большая часть важных дел попадала к судьям. Это было связано с общим усилением значения судебной власти, ведь даже на приговоры по тем делам, решение которых Солон предоставил должностным лицам, он позволил апеллировать в суд. Таким образом, простой народ почувствовал свою силу и получил реальные рычаги влияния на государственные дела, при том что богатые сохранили за собой все высшие должности. Солон не зря говорил в похвалу себе:
Власть даровал я народу в той мере, в какой он нуждался,
Чести его не лишил, но и не дал лишних прав.
Также о тех позаботился я, кто богатством и силой
Всех превзошел, – чтобы их не позорил никто.
Встал я меж тех и других, простерев мощный щит свой над ними,
И запретил побеждать несправедливо других.
Что касается древних родовых фил, то здесь Солон не стал ничего менять – их осталось четыре, как и раньше. Он сохранил также совет Ареопага из ежегодно сменяющихся архонтов. Но наряду с ним Солон учредил второй совет Четырехсот, выбрав в него по сто человек от каждой из четырех фил. Им он поручил предварительно (раньше народа) обсуждать дела и не допускать внесения ни одного дела в народное собрание без предварительного обсуждения. А совету Ареопага он предоставил надзор за всем и охрану законов: законодатель рассчитывал, что государство, стоящее на двух советах, как на якорях, меньше подвержено качке и доставит больше спокойствия народу.
После введения новых законов к Солону каждый день приходили люди. Одни хвалили его, другие – бранили, третьи советовали вставить что-либо в текст законов или, напротив, выбросить. Но больше всего было таких, которые обращались с вопросами и просили дополнительных объяснений о смысле каждой статьи и о ее назначении. Солон нашел, что исполнять эти желания нет смысла, а не исполнять значит возбуждать ненависть к себе. Поэтому под предлогом, что ему как владельцу корабля надо странствовать по свету, он попросил у афинян позволения уехать за границу на десять лет, и отплыл из Афин: он надеялся, что за это время они привыкнут к новым законам.
7) Солон и Крез
Во время своего путешествия Солон побывал в Лидии, на побережье Малой Азии. Лидийский царь Крез, был одним из самых могущественных властителей того времени. Царство его занимало половину Малой Азии. Вместе с тем он был сказочно богат – его сокровищницы буквально ломились от золотого песка. Его дворец в Сардах блистал пышностью и шумел весельем, а подданные любили его за доброту и справедливость. Чего же еще мог желать человек? Сам Крез считал себя самым счастливым человеком на земле, и очень многие были с ним согласны.
Когда Солон приехал в Сарды, Крез устроил в его честь пышный пир, показал ему все богатства, а потом спросил: «Друг Солон, ты мудр, ты объездил полсвета; скажи, кого ты считаешь самым счастливым человеком на земле?» Солон ответил: «Афинянина Телла». Крез удивился и спросил: «А кто это такой?» Солон ответил: «Простой афинский гражданин. Но он видел, что родина его процветает, что дети и внуки его – хорошие люди, что добра у него достаточно, чтобы жить безбедно; а умер он смертью храбрых в таком бою, где его сограждане одержали победу. Разве не в этом счастье?»
Тогда Крез спросил: «Ну а после него кого ты считаешь самым счастливым на земле?» Солон ответил: «Аргосцев Клеобиса и Битона. Это были два молодых силача, сыновья жрицы богини Геры. На торжественном празднике их мать должна была подъехать к храму в повозке, запряженной быками. Быков вовремя не нашли, а праздник уже начался; и тогда Клеобис и Битон сами впряглись в повозку и везли ее на себе восемь верст до самого храма. Народ рукоплескал и прославлял мать за таких детей, а блаженная мать молила у богов самого лучшего счастья для Клеобиса и Битона. И боги послали им это счастье: ночью после праздника они мирно заснули в этом храме и во сне скончались. Совершить лучшее дело в своей жизни и умереть – разве это не счастье?»
Раздосадованный Крез спросил прямо: «Скажи, Солон, а мое счастье ты совсем ни во что не ставишь?» Солон ответил: «Я вижу, царь, что вчера ты был счастлив, и сегодня ты счастлив, но будешь ли ты счастлив завтра? Если хочешь услышать мудрый совет, вот он: никакого человека не называй счастливым, пока он жив, ибо счастье переменчиво. Помни, что в году 365 дней, а в жизни человеческой, считая ее за семьдесят лет, – 25550 дней, и ни один из них не похож на другой!» Крезу слова мудреца пришлись не по душе, и он довольно холодно с ним расстался. Однако последующие события показали, насколько справедливым оказался совет Солона.
8) Стремление Писистрата к тирании
Когда Солон уехал, в государстве опять начались неурядицы. Партий, боровшихся между собой, как и прежде, было три. Во главе прибрежных жителей стоял Мегакл из рода Алкмеонидов. Обитателями равнины предводительствовал Ликург. А вождем горных жителей (к числу которых принадлежала масса фетов, особенно враждебно настроенных против богатых) стал удачливый полководец Писистрат, сын Гиппократа. Все они мечтали об изменении государственного строя. Когда, десять лет спустя, Солон возвратился на родину, он с горечью убедился в том, что его законы не избавили государство от смут. Правда, все относились к нему с уважением и почтением, но он был уже стар, прежние силы его покинули. Солон больше не выступал публично и вообще отошел от политической деятельности. Только при встречах с руководителями враждующих партий он в частных беседах пытался уничтожить раздор и примирить их между собой.
Казалось, что более остальных к его речам прислушивался Писистрат. Однако именно он внушал Солону наибольшие подозрения. Речь Писистрата всегда была вкрадчивой и любезной. Беднякам он нравился за отзывчивость, с какой, по-видимому, всегда относился к их бедам. А богатые не так его боялись, потому что он производил впечатление мягкого и умеренного политика. Все верили, что Писистрат человек осмотрительный, друг порядка, сторонник равенства, враг людей, колеблющих государственный строй и стремящихся к перевороту. Так он обманывал народ, но Солон прекрасно видел его злые замыслы и прилагал усилия к тому, чтобы исцелить Писистрата от страсти к тирании. Увы, он старался напрасно!
Размышляя над тем, как ему лучше захватить государственную власть, Писистрат придумал следующую хитрость. Он изранил сам себя мечом, изранил также своих мулов, а затем въехал в повозке на рыночную площадь и стал жаловаться народу на врагов, которые едва не убили его до смерти. Бедняки, увидев своего вождя окровавленным, подняли негодующие крики, а богатые стояли в смущении. Один Солон не дал себя обмануть. Он подошел к Писистрату и сказал: "Нехорошо, сын Гиппократа, ты играешь роль гомеровского Одиссея: он обезобразил себя, чтобы обмануть врагов, а ты это делаешь, чтобы ввести в заблуждение сограждан". К сожалению, афиняне внимали предостережениям Солона так же мало, как троянцы пророчествам Кассандры. Толпа горячо защищала Писистрата. Было устроено народное собрание, на котором тот попросил дать ему для охраны пятьдесят человек, вооруженных дубинами. Солон встал и возразил против этого незаконного предложения. Но видя, что бедные готовы исполнить любое желание Писистрата и шумят, а богатые в страхе хранят молчание, Солон ушел домой. Он не без основания говорил потом, что вел себя в этот день умнее одних и храбрее других.
Между тем, все о чем предупреждал Солон, очень скоро сбылось! Вооружив дубинами своих единомышленников, Писистрат неожиданно захватил акрополь (в 560 г. до Р.Х.). Когда афиняне узнали об этом, в городе начался сильный переполох. Мегакл со всеми Алкмеонидами сейчас же бежал, а Солон, несмотря на свою глубокую старость и отсутствие помощников, все-таки явился на площадь и обратился к гражданам с призывом не предавать свою свободу. Конечно, заметил он, несколько дней назад было легче помешать возникновению тирании в самом ее зародыше, но и теперь афинянам не следует терять мужества. Ведь им предстоит более славный подвиг – искоренить тиранию, когда она уже возникла и выросла. Но старик даром тратил свое красноречие! Никто не слушал его; все были в страхе. Тогда Солон вернулся домой, взял оружие и встал вооруженный перед дверьми на улице. Когда его спрашивали что он задумал, Солон отвечал: "Я по мере своих сил защищаю отечество и законы". Ему предлагали поскорее бежать, но Солон с презрением отвергал эти трусливые советы и писал стихи, в которых упрекал афинян:
Если страдаете вы из-за трусости вашей жестоко,
Не обращайте свой гнев против великих богов.
Сами возвысили этих людей вы, им дали поддержку
И через это теперь терпите рабства позор.
Смущенные афиняне спрашивали, на что он рассчитывает, поступая с такой отчаянной смелостью. "На свою старость", – отвечал Солон. Он не верил, что Писистрат способен причинить ему зло. И в самом деле, тиран был слишком умен для этого. Вместо того, чтобы преследовать Солона, он постарался привлечь его на свою сторону: сохранил большую часть Солоновых законов, сам первый исполнял их и друзей своих заставлял исполнять. Все это несколько примирило Солона с Писистратом. Впрочем, после установления тирании он прожил меньше двух лет.
Тирания Писистрата. Реформы Клисфена
1) Изгнание и возвращение Писистрата
Малое время спустя после смерти Солона приверженцы Мегакла и Ликурга объединились и изгнали Писистрата. Но после победы между ними вспыхнули взаимные распри. Попав вскоре в затруднительное положение, Мегакл послал вестника к низложенному тирану с предложением вернуться и вместе низвергнуть Ликурга. Тот согласился. Для утверждения Писистрата была придумана следующая уловка. В одной деревне близ Афин заговорщики нашли высокую и красивую женщину по имени Фия. Ее облекли в панцирь, дали копье, щит и шлем, поставили на повозку и показали, какую она должна принять осанку, чтобы казаться благопристойной. Затем заговорщики отправили вперед глашатаев. Прибыв в город, те провозгласили: "Афиняне! Примите благосклонно Писистрата, которого сама Афина возвращает в свой акрополь из изгнания!" Уловка себя оправдала. Большинство афинян поверило, что Фия и в самом деле является богиней. Они приветствовали Писистрата и вновь покорились ему.
2) Утверждение тирании
