Липовый цвет

– Оу… А мать где?

– Живет в соседней деревне, на пенсии уже.

На берегу кто-то соорудил простенький деревянный столик и две лавки с обеих сторон. Там Владимир и разложил пожитки, а потом взялся руками за удилище и погрузился в созерцание речной ряби и маленького поплавка из пластмасски и гусиного пера. Звуки природы стали будто громче: плеск воды, шум ветра в липах и соснах на высоком берегу, песни незнакомых мне птиц.

Прошло не так много времени, как у Владимира заклевало. Раз! И он выхватил из воды трепещущую серую рыбину, похожую своим зубчатым хребтом на маленького дракона с длинным носом. Она билась о песчаный берег и блестела под лучами малинового вечернего солнца.

– Ты посмотри! Это же стерлядь! Вот повезло! А я сначала подумал, что лобарик5, не рассмотрел сразу в сумерках… Так странно! Она обычно только в закидушку попадается, а здесь на удочку клюнула. Надо же!

Он ополоснул бьющуюся рыбину из бутылки и уложил на сколоченный на скорую руку стол. Уверенным движением отрубил ей голову, вырезал внутренности, а тушу разделал на равные куски.

– Хочешь попробовать?

– Сырую? – лицо мне было еще подвластно, поэтому Владимир, скорее всего, прочитал на нем отвращение, отчего рассмеялся.

– Конечно! Это же настоящий сибирский деликатес!

Он вгрызся в кусок, будто варвар, и по его губам и подбородку размазалась кровь.

– Ммм! – глаза послушника блаженно закатились. – Только в этих местах водится такая стерлядь – с желтым жиром. Лучше, конечно, есть строганину – замороженную рыбу. С солью и перцем. Но в походных условиях можно и так, – он продолжал пережевывать филе с видом знатока. – Так что, надумал?

Я посомневался какое-то время, но потом все же кивнул.

– Давай. Хуже, чем сейчас, мне все равно уже не будет.

Он поднес к моему рту солоноватый от крови кусок. Я откусил мягкое серое мясо, похожее на желе, и… это оказалось действительно очень вкусно.

– Неплохо.

Рыба была не очень большая, поэтому мы расправились с ней довольно быстро. Остальное – голову, хвост, плавники, брюхо, кожу и колючий хребет – Владимир бережно собрал и положил в котелок. Чуть позже добавил туда пару ершей, что попались на удочку, налил воды, которую мы набрали в скважине возле храма, и подвесил обугленную посудину над костром.

– Это будет царская уха! – пообещал мне послушник, разрезая картофелину прямо в руке.

Его азарт и хорошее настроение передалось и мне. Я и не заметил, как начал смеяться и шутить вместе с ним. Зачарованно наблюдал за тем, как он вытаскивает из воды одну щуку за другой. Извивавшиеся на песке речные хищницы удивленно пучили глаза и раскрывали зубастые пасти, а потом летели в пластиковое ведро. Стерлядь больше не попадалась. Да и ловить ее было, оказывается, нельзя – исчезающий вид.

– Завтра на обед будут котлетки, – торжествовал послушник, убирая ведро с рыбой под дерево, чтобы случайно не споткнуться о него в темноте. – Хорошо!

Аромат рыбы, лука и лаврового листа ударил в нос, когда на Тобол спустилась черная ночь и над лесом на противоположном берегу повис белый полукруглый месяц. Владимир налил уху в две железные кружки и поставил их на прохладный песок немного остыть. Потом, дотронувшись до моих рук, полез в палатку, откуда вернулся со стареньким клетчатым пледом и укрыл меня им.

Покрывало собиралось в складки, поэтому я выглядел, как ждун6, наблюдавший, как Владимир закапывает в тлеющие угли несколько картошек, а потом берется за гитару и перебирает струны.

– Э-э-э… – разочарованно протянул он, повернул двумя пальцами колок и снова прислушался к звуку. – Любит же она расстраиваться по пустякам!

Я весело хмыкнул, а он улыбнулся только тогда, когда услышал нужный ему звук. И наконец запел вполголоса:

Крыши домов дрожат под тяжестью дней,

Небесный пастух пасет облака.

Я отвел глаза на сверкающие серебром волны Тобола и думал о том, что все-таки принял правильное решение – приехать сюда. Первое самостоятельное решение!

Здесь, рядом с Владимиром, я чувствовал себя живым и даже немного свободным. Он не смотрел на меня с жалостью, как мои столичные друзья и знакомые, не указывал, что делать, не контролировал, как это делали родители. В монастыре со мной разговаривали, будто со мной было все в порядке.

У меня задрожала нижняя губа и защипало в глазах. Хорошо, что Владимир был занят пением и гитарой. Или он из солидарности усердно делал вид, что смотрит на гриф?

Город стреляет в ночь дробью огней,

Но ночь сильней, ее власть велика.

Я начал подпевать ему дрожащим голосом.

Тем, кто ложится спать, спокойного сна.

Спокойная ночь7.

Он поднял на меня глаза и улыбнулся. Я еще никогда не пел с кем-то вот так ночью на берегу реки. Да еще и трезвый. Это было необычно!

– Гитара помогает забыть о плохом, – сказал Владимир, откладывая инструмент.

– В твоей жизни было что-то плохое?

– А как же! – хмыкнул он, но подробности не стал рассказывать. Послушник потянулся к своей кружке, попробовал и довольно кивнул. – Ну вот. Немного остыла.

На поверхности ухи расходились аппетитные жирные круги. Душистая, пахнущая костром, приправленная лучком и перцем, она была не хуже, чем песни под гитару на пустынном берегу сибирской реки. Владимир сидел рядом со мной на чурке и время от времени предлагал мне отпить из кружки. Дожевывая картофель, что скатился на дно металлической кружки, я попросил добавки. Владимир довольно улыбнулся.

Послушник вдруг спохватился и таки пошевелил в золе дымящейся палкой. Выкатил из-под тлеющих дров обуглившиеся картошки. Обжигаясь, дуя на пальцы, он разломил одну и остудил для меня, а сам принялся за другую. Какой же вкусной и пахучей она оказалась! Посыпанная крупной солью, вприкуску с серым хлебом на закваске, что остался от ужина у отца Серафима.

– На свежем воздухе всегда вкуснее, – заметил Владимир, подбрасывая ветки, чтобы развести огонь снова.

– Часто выбираешься сюда?

– Бывает. Иногда с Витой приходим. Но она с ночевкой никогда не остается. Предпочитает спать дома, потому что ей в любое время могут позвонить с фермы, если какое-то животное заболеет. Поставить укол или роды принять у коровы. Подскакивает хоть в час ночи, хоть в пять утра и сразу туда. Хотя спит она очень плохо, бессонница постоянно мучает.

– И Вита сама всем этим занимается? – мало сказать, что я был поражен. Пожалуй, я был обескуражен.

– Ну да. Например, если ветеринар в отъезде… Короче, она может сама заменить любого сотрудника, и доярку, и скотника…

– Верится с трудом.

– Почему?

– Там, где я жил до этого, девушки обычно были либо блогерами, либо моделями, либо фотографами…

– Ну да. Витка у нас молодец! Разбирается во всех этих бумагах, цифрах. Да и вообще без дела не сидит. Уважаю ее!

Владимир снова поил меня из кружки, а потом продолжил играть какую-то песню, которую я не знал. И еще одну. Было уже далеко за полночь.

Сытый и уставший от впечатлений, я зевнул. Владимир бросил на меня быстрый взгляд.

– Положить тебя спать? – Он отложил в сторону гитару.

– Было бы неплохо.

Послушник отцепил ремни, что удерживали меня в кресле, и, пыхтя, затащил меня в палатку.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я его, когда он застегивал молнию на спальном мешке.

– Что именно? – Владимир непонимающе уставился на меня.

– Так… заботишься обо мне.

– А как по-другому? – он пожал плечами. – Жизнь так коротка… За это время надо хоть немного побыть человеком. Особенно такому грешнику, как я.

– Ты не похож на грешника, Владимир, – мне стало смешно.

– Ты меня совсем не знаешь, – он отвернулся и начал аккуратно складывать плед, будто хотел хоть чем-нибудь занять руки. – Однажды я нарушил одну из основных заповедей и теперь страдаю. Эта боль сжирает меня изнутри. Впрочем, неважно… Я еще немного посижу у огня и тоже лягу. А ты спи, Матвей. Спокойного сна, – он похлопал меня по груди, но я не почувствовал.

– Спокойная ночь, – напел я, и он улыбнулся.

Из темноты палатки через приоткрытую створку было видно, как Владимир сгорбился возле костра. Он долго смотрел на огонь. Поддевал палкой красные угли, а потом вдруг в сердцах отбросил ее и опустил лицо в ладони. На минуту мне показалось, что его плечи тряслись от рыданий. Но этого просто не могло быть! Скорее всего, это была лишь игра света. Владимир при мне был всегда сдержанным и собранным, сильным телом и духом, и, как мне казалось, с мягким сердцем. Ничто не могло заставить его расстроиться. Наверняка он просто преувеличивает свои грехи. Он не мог совершить ничего предосудительного. Просто не мог!

Успокоившись тем, что мне кажется, я закрыл глаза и тут же провалился в сон до утра.

***

В спокойном зеркале сибирской реки отражались побледневшие утренние звезды, они постепенно гасли одна за другой. Наступало утро. Я прислушался к чириканью воробьев. Оглядеться не мог – в палатке ли Владимир. Глаза сами собой закрылись, и я снова задремал. Окончательно проснулся, когда над Тоболом заблестели первые солнечные лучи. Владимир проснулся рано. Хотя у меня были сомнения, спал ли он вообще? Он уже чистил песком котелок из-под ухи и полоскал его в остывшей за ночь речной воде. Я его позвал.

– Доброе утро! – сказал он, улыбаясь и вытирая о подрясник руки. – Массаж сделаем, когда доберемся до домика настоятеля?

– Думаю, да.

– Надеюсь, у меня получится повторить уроки медбрата.

Я кисло улыбнулся, и Владимир, вытащив меня из спальника, усадил в кресло, а потом продолжил собирать палатку и рюкзак. И мы отправились обратно в скит. В липовой роще было уже шумно: в густой темно-зеленой листве распевали птицы. Владимир сказал мне, что это были дрозды. В его рюкзаке позвякивали кружки и алюминиевые ложки.

Мы добрались до домика скитоначальника, где Владимир меня умыл, сделал массаж и надел компрессионное белье. После службы был завтрак. День был непостный, поэтому трудники сварили куриные яйца и кашу на молоке.

– Сегодня до обеда будем высаживать перцы и помидоры в открытый грунт, – после душеполезных разговоров отец Серафим раздавал нам поручения. – Пока мужики будут вскапывать землю, тебе, Владимир, нужно будет забрать у Виты рассаду. Мы с ней вчера договорились, и она уже подготовила коробки. А вот задание для всех: нужно напилить палочек, нарезать бечевку, чтобы подвязать кусты в теплице. Там зелень густо разрослась! И кое-где даже баклажаны и зеленые помидорки завязались. Как бы стебель не поломался от тяжести!

Полчаса спустя мы шли к особняку его симпатичной сестрицы с характером пугливой дикой кошки. Солнце поднималось все выше, но жарко не было. И тем не менее, Владимир нацепил на меня кепку, которая нашлась в моей сумке с медикаментами: серую, с коротким прямым козырьком. Я смотрел по сторонам. На траве блестела роса, прямо как слезы моих бывших подружек, которых я бросал без объяснения причин.

Мое внимание привлек раздавшийся вдалеке топот лошадиных копыт. Мне сразу вспомнились уроки верховой езды, на которые меня в детстве таскала Луиза, моя нянька… Через мгновение мы увидели образ, достойный лучших масляных красок и холста. К дому по травянистому лугу с сиреневыми цветами клевера и мышиного горошка неслась вскачь гнедая лошадь, а на ней верхом сидела Вита. Следом, как обычно, бежал коричневый питбуль.

Тонкая фигурка издалека казалась изящной коллекционной куклой. Но когда Вита подъехала ближе, я увидел, что на ней был рабочий синий комбинезон и резиновые сапоги до колена. Одним словом – фу! Совсем не стильно.

Но несмотря на ее деревенский прикид я не мог насмотреться на этот здоровый румянец, на блестящие глаза, на рыжую косу и завитки волос, выглядывающие из-под белой косынки.

– Доброе утро, сестра, – сказал Владимир, помогая ей спуститься на землю.

– Для меня уже давно не утро. Я с пяти часов на ферме. Афродитка начала телиться. Я ездила помогать. Потом одно, второе, – она махнула рукой. – Только освободилась. До сих пор еще не ела. Вас, наверное, отец Серафим за рассадой отправил?

– Ага, – ответил Владимир, поглаживая лошадь по толстой шее и блестящей черной гриве. Он протянул к ее носу открытую ладонь и засмеялся, потому что лошадь начала в нее тыкаться и шевелить губами. – Похоже, коняга ищет что-то вкусненькое.

– Сейчас вынесу ей морковку, – расцвела улыбкой Вита.

Девушка, должно быть, почувствовала мой взгляд, потому что тут же обернулась, ничуть не смутившись своего вида.

– Как дела, паломник? – мне показалось, что в ее словах звучала усмешка. – Уже выпил кофе с утра?

– Неплохо, – я вздернул нос кверху. – Пока нет. Мы недавно только с рыбалки вернулись. Вот думал, может, ты угостишь.

– Ооо, – уважительно протянула она, снова пропустив мимо ушей мою просьбу, и посмотрела на брата. – Поймали что-нибудь?

– Щуки в основном, пару ершей и одну стерлядку, – ответил он.

– Неплохой улов!

Она позвала нас за собой к летней веранде, где указала на коричневые коробки с рассадой: в обрезанных пластиковых бутылках росли небольшие кустики, с волосатыми стеблями и на вид шершавые. Как же тут пахло помидорами! Оказывается, вот как они растут.

– Здесь десять коробок. Нести надо аккуратно, чтобы не сломать их пополам, – и вполголоса, заговорив быстро, дала еще пояснения Владимиру. – В этих «Бычье сердце» красное, желтое, в этих – «Де Барао». Я там подписала маркером с обратной стороны, чтобы было понятно.

– Матвей, пять твоих, пять моих, – хохотнул Владимир, кивнув сестре. – Шучу. Тебе придется подождать, пока я унесу их на территорию скита.

– Что ж…

– Мы пока кваса попьем, – сказала Вита вслед брату, и он кивнул, не оборачиваясь.

Сначала рыжая вышла с морковкой и исчезла за воротами, где, наверное, кормила лошадь. Потом вынесла на крыльцо два стакана и трехлитровую банку с коричневой жидкостью и подозрительной жижей на дне. Я же все это время пребывал в обществе Геры, и еще на меня поглядывали три ротвейлера из клеток.

Странно, что эта сильная и независимая завела свору собак, а не котов!

И хотя в моих мыслях сейчас была насмешка, я не хотел признаваться сам себе, что мне очень понравилась самоуверенность Виты, ее увлеченность своим делом.

Наливая квас, рыжая рассказывала про свое утро на ферме, интересовалась тем, как я устроился в монастыре. Я же, посматривая на мутный осадок, в шутку жаловался на отсутствие виски и стейков в меню трапезной. Она предложила мне попить, но я решил дождаться Владимира и сохранить остатки самолюбия. Не хотелось снова наблюдать, как она борется с отвращением, находясь рядом со мной. Ну уж нет…

Тогда она взяла свой стакан и уселась на крыльцо. Вита смотрела через открытую калитку на старинный белый храм и гуляющую возле дома коричневую лошадь. Когда она допивала, тонкая струйка кваса скатилась с ее губ и покатилась вниз – с подбородка на светлую шею. Она успела поймать проворную каплю ладонью, смущенно усмехнувшись.

– Владимир со временем собирается уйти в монахи?

– Не знаю… – она пожала плечами и посмотрела на меня. – В монахи, наверное, вряд ли. Ему, кажется, нравится какая-то девушка. Поэтому, вероятнее всего, сначала поступит в Тобольскую Духовную семинарию, а там видно будет.

Мы увидели, что послушник возвращается с территории скита за следующей коробкой, по пути отряхивая от пыли черный подрясник.

– Что-то я не замечал, чтобы он с кем-то переписывался или созванивался.

Вита ничего на это не ответила, отвернулась в сторону брата.

– Кваском балуетесь?

– Ага, – сказала Вита.

– Лично я – нет. Тебя жду.

Вкус напитка оказался намного лучше, чем его вид и запах: освежающий, кисло-сладкий и искристый из-за мельчайших пузырьков газа, с нотками меда, ягод и хлебной корочки.

– Трудники уже вскопали землю? – поинтересовался я, когда мы расправились с напитком.

– Нет пока, – Владимир выбирал, какую коробку взять следующей.

– Тогда можно сходить ко мне на ферму, – предложила Вита, – когда закончите с коробками. Покажу жеребенка и теленка, которые родились сегодня.

Владимир вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул. Мне было интересно все, что не походило на мою прошлую жизнь. В том числе то, где она топчет грязь этими огромными сапожищами.

Пока послушник перетаскал все коробки, Вита успела умять пару бутербродов с сыром. И когда за мной подъехал микроавтобус, одолженный ненадолго послушником, Вита вновь запрыгнула на лошадь.

– Догоняйте!

***

В нос ударил терпкий запах навоза и сена, резкий и непривычный. Если бы у меня работали руки, я бы обязательно закрыл нос ладонью. А так, приходилось терпеть. Остальных, казалось, ароматы не смущали.

Это был огромный деревянный ангар, в котором по обеим сторонам от центральной влажной дорожки располагались стойла. Их занимали огромные мычащие и жующие коровы шоколадного цвета с белыми лбами. Они были разных размеров, но все одинаково громко мычали.

Там, где мы остановились, в деревянном ящике пищало несколько щуплых цыплят на слабых лапках. Вита аккуратно взяла одного и положила на ладонь. Поглаживая пальцем желтую пушистую спинку, она рассказала, что скотница вывозила мусор на свалку и обнаружила там коробку со сломанными яйцами и дохлыми цыплятами, но несколько живых шныряли рядом.

– Видимо, ехала фура с птицефабрики. Водитель увидел, что некоторые цыплята подохли, он их и выкинул вместе с живыми, не разбираясь, – она снова погладила желтый комочек. Хилый и слабый, он попискивал от удовольствия в ее теплых руках. Как же ему было уютно! – Теперь выхаживаем их. Вырастут большими бройлерами!

– Дорого тебе обошлась такая ферма? – я рассматривал ее породистых коров.

– Да. Затраты колоссальные. Около шести миллионов для начала… Сама бы я никогда не накопила столько денег.

Я еле сдержал улыбку.

Колоссальные затраты!

Моя последняя морская прогулка на яхте обошлась в несколько раз дороже.

– …я получила грант, – продолжала она. – Государство поддержало мою задумку по животноводству. Хотя непросто было собрать все необходимые документы: составить бизнес-план, рассчитать на пять лет вперед рентабельность и затраты. Не с первого раза получилось. Но потом я все же справилась, чем очень довольна! Теперь мне нужно целых пять лет увеличивать поголовье. Еще радует то, что я могу предложить людям работать у меня.

– Я так горжусь тобой! – сказал послушник и обнял ее за плечи.

– Меня не надо трогать, – она тут же скинула его руку и прошла вперед к одному из стойл.

– Прости. Забылся.

Мы последовали за ней.

– Вот она, виновница моего сегодняшнего недосыпа. Афродиточка! Ну, разве не красавица?

Рядом с мычащей мамой толкался маленький теленок.

– Она такая… огромная, – я высказал свое экспертное мнение.

Вита улыбнулась и почесала корову за ухом, и рогатая охотно позволила себя приласкать. Потом Виталина подошла к другой и протянула к ней свободную от цыпленка руку, но та увернулась.

– Эх… Помнит, кто укол ночью поставил. Не обижайся, ну! Кому говорю!

Пока мы разговаривали, Владимир уже схватил вилы и начал перестилать сено в стойлах: убирал мокрое и поменял на сухое. Скотница вываливала в кормушки порезанную свеклу и морковку, кусочки овощей иногда падали на ее огромные сапожищи. Синий цвет костюма практически не было видно из-под слоя грязи и пыли.

– Ириша, на выпас-то когда?

– Через часок.

– Хорошо. Не забудь побрызгать их репеллентом, чтобы слепни не кусали.

Я наблюдал, как Виталина по-хозяйски осматривает помещение. Цыпленок в ее теплой руке продолжал попискивать, жалуясь и требуя внимания еще и еще. И она снова поглаживала его тремя пальцами.

– Здесь наверняка много тяжелой работы, – сказал я задумчиво.

– Справляемся, – бросила она. – Владимир помогает, когда требуется. Этот старый телятник бывшего колхоза мы, кстати, восстанавливали вместе с ним. Он сам сделал здесь кормушки и поилки, – Владимир на этих словах картинно закатил глаза, а Вита продолжила. – Всего за пару месяцев перестелили полы, заменили окна. Да и деревенские охотно помогали. Сейчас процесс налажен: доение проводим механизированной вакуумной установкой, если тебе это о чем-то говорит, но все равно остается еще много тяжелого ручного труда, – ее лоб наморщился и брови стали какими-то «жалобными». – Пока у меня нет молокопровода, доярочкам приходится самим носить молоко в охладители ведрами. Это тяжело…

– Найми больше мужчин, полегче будет, – предложил я.

– Это дополнительные затраты. Поэтому пока так.

Закончив чистить стойла, Владимир убрал вилы и вывез меня на улицу. Вита тоже вышла. Рядом с нами скрипнул затвор: это скотница открыла заграждение. На волю выскочили два черных коня и жеребенок. Они понеслись вскачь, пересекая поле и оставляя после себя столб пыли. Глядя на них, Вита рассмеялась от всей души, глаза ее искрились неподдельным счастьем, и я невольно засмотрелся на нее. Рядом с Владимиром и со своими подопечными она была такая веселая и свободная.

– Ириша, ты только посмотри, как Ураган рванул! – крикнула она женщине.

Та посмотрела вслед лошадям, повернулась к ней и улыбнулась.

– А что там с инвестициями, Вита? – мне захотелось перетянуть ее внимание на себя.

Получилось.

– Хм… – она переступила с одной ноги на другую. – Сейчас я сдаю молоко на сыроварню в один из ближайших городов, – примерно семь тонн в месяц. Но скоро его будет больше в два раза. Поэтому нужны еще какие-то варианты реализации. Моя мечта – открыть свою маленькую сыроварню. А для этого нужно, чтобы в хозяйстве был замкнутый цикл производства: чтобы сырое молоко перерабатывалось тут же на предприятии, понимаешь? Я уже начала копить деньги на полный комплект профессионального оборудования для выпуска сыров. Камеру созревания и все такое… Нужно снова писать бизнес-план. Он у меня пока на стадии задумки. С середины осени будет поменьше забот с хозяйством, вот и займусь им. С помощью инвестора я смогу выйти сначала на местный рынок, дальше – больше. А пока… делаю домашнее масло и варю сыр по бабушкиным рецептам дома. Уже научилась варить десять сортов!

– Ух ты! – усмехнулся я. – В общем, в твоих ближайших планах расширяться, чтобы срубить побольше бабок.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Balenciaga – дом моды, люксовый бренд. Его создатели пользуются репутацией новаторов, любящих эпатировать публику.

2

Givenchy – бренд одежды.

3

Капитан Флинт – кличка попугая, принадлежащего пирату Джону Сильверу (роман «Остров Сокровищ).

4

Евангелие от Матфея, глава 11, стих 28.

5

Лобарь – (регионально разговорное – Тюменская обл., рыбацкий жаргон) – мелкий осётр с тупым лбом.

6

Ждун – название скульптуры, созданной в мае 2016 года голландской художницей Маргрит ван Бреворт для Лейденского университета, ставшее интернет-мемом.

7

Слова из песни «Спокойная ночь» (группа «Кино»).